Мир без рака. История витамина В17

Дж. Эдвард Гриффин

Мир без рака. История витамина В17

World Without Cancer: The Story of Vitamin B17

G. Edward Griffin

Перевод на русский язык Марии Стрельцовой

Редактура Максима Гутченко

Художественное оформление Егора Черепина

© Издательство American Media (CA)

© Стрельцова Мария, перевод, 2015.

© Издание на русском языке – Издательство «БИО-ФАРМ ПАБЛИШИНГ»

Предупреждение

Цель этой книги состоит в том, чтобы доказать тот факт, что рак является следствием пищевого авитаминоза. Рак вызывается не присутствием бактерий, вирусов или таинственных токсинов, но отсутствием необходимых веществ, которых современный человек удалил из своей диеты. Если этот вывод правилен, тогда лечение и предотвращение рака являются простыми. Все, что нужно сделать – это восстановить наш ежедневный пищевой фактор, что недорого и легкодоступно. Это захватывающая теория. Она дает обещание сделать мир свободным от рака не в некотором отдаленном будущем, а прямо сейчас. Это означает, что миллиарды долларов, ежегодно выделяемые на исследование и лечение рака, могли быть использованы в других целях. Конечно, это также означало бы, что миллионы так называемых «профессионалов», в настоящий момент занятых в области исследования рака, в раковой терапии, а также во всей благотворительной индустрии, быстро лишились бы своей работы. Здесь наш сюжет уже становится интересным, поскольку это – те самые люди, к которым мы апеллируем в качестве экспертов и ждем их ответа по поводу ценности и юридической законности амигдалина и всей пищевой терапии.

Вовсе не удивительно, что эти эксперты отклонили концепцию рака как витаминного дефицита. Она им не дает ничего. Мир без рака не только бьет по их кошельку, но и ударяет по их профессиональному престижу. Вообразите себе: лекарство от рака найдено в семенах простых фруктов, а не в научно-исследовательских лабораториях, и обнаружено людьми, не субсидированными государственными грантами и без престижных дипломов, висящих на стенах.

Само собой, государственно-организованная медицина заговорила. Амигдалин (прим. – «Витамин Б17») – это шарлатанство, сказала она, и высмеяла это лечение рака как «бездоказательное». Однако, позволим себе вникнуть в это слово. Для большинства людей, бездоказательное означает то, что не существует никакого доказательства. Но что есть доказательство? Это не абсолютное понятие.

В строгом смысле, нет такой вещи как доказательство; есть только очевидность. Если очевидное убеждает наблюдателя, значит оно и является доказательством, и тезис, который оно поддерживает, может рассматриваться как «доказанный». Если другой наблюдатель находит то же самое очевидное свидетельство неубедительным, то это не доказательство, и тезис является «недоказанным» для того наблюдателя.

На страницах, которые вы прочитаете далее, есть множество очевидных свидетельств, поддерживающих концепцию рака как пищевого дефицита, которых более чем достаточно, чтобы убедить большинство людей, что тезис этот доказан. Но слово «доказанное», когда оно используется Администрацией по контролю за пищевыми продуктами и лекарствами США (далее – FDA) имеет прямо противоположный смысл. Это чисто техническое определение. Когда FDA утверждает, что терапия доказана, это означает только то, что ее покровители завершили протоколы испытания, демонстрирующие безопасность и эффективность того или иного лечения. Важно знать, однако, что успешное завершение тех тестов не означает, как подразумевает терминология, что терапия безопасна и эффективна. Это просто означает, что тесты были проведены, результаты были оценены, и FDA дал свое одобрение для маркетинга этой терапии, зачастую несмотря на всем очевидные мрачные результаты.

Если бы больные раком, подвергающиеся FDA-доказанным терапиям, прочитали бы фактические лабораторные сообщения, они отпрянули бы в ужасе. В этих «одобренных» терапиях нет ни безопасности, ни эффективности, и, фактически, они и не предназначены для этого. Их цель состоит в том, чтобы установить смертельную дозу – достичь пункта, в котором терапия убивает всего лишь 50 % пациентов – и также установить отношение между теми, кому это принесет пользу и кому – нет. Это отношение зачастую находится в диапазоне восьми или девяти человек на сто. Кроме того, «принесенная польза» может означать любое незначительное улучшение, вроде временного сокращения размера опухоли. Она почти никогда не означает полное излечение. Если что-то и этими исследованиями, так это то, что большинство одобренных FDA терапий рака являются и опасными, и неэффективными.

Есть еще вопрос денег. Протоколы испытания, установленные FDA, являются крайне дорогостоящими. Адепты новой терапии должны назначить большой штат персонала и собрать тысячи и тысячи страниц статистики. Полные сообщения часто весят сотни фунтов и достигают более чем шести футов в высоту. Процесс может занять годы и съесть более чем двести миллионов долларов на одни исследования.

Только большие фармацевтические компании могут играть в эту игру. Хотя они публично жалуются на свои расходы, конфиденциально они одобряют именно такие расходы, поскольку это гарантирует то, что небольшие компании не смогут с ними конкурировать. Потенциальная перспектива получения нового продукта и распространения его на мировом рынке стоит вложенных инвестиций. Но кто стал бы тратить такие деньги на получение нового продукта, который не может быть запатентован? Вещества, найденные в природе не могут быть запатентованы; только те, которые изобретены человеком. Если компания должна истратить двести миллионов долларов, чтобы получить одобрение FDA на использование природного вещества, а его конкуренты тогда тоже смогут продавать этот продукт, и значит, разработчик никогда не возвратит свои инвестиции.

Посвящение

Эта книга посвящена памяти доктора Эрнста Т. Кребса мл., и Джона А. Ричардсона, доктора медиц ины. Когда они столкнулись с силой, властью и преступными намерениями одной застарелой научной ошибки, они не дрогнули. В то время как другие бежали в поисках убежища, они выдвинулись на передний фронт сражения. Пусть рассказ об их делах поможет пробудить нашу смущенную публику и послужит примером того как в одиночку возможно вырваться из хватки врагов наших жизней и нашего здоровья.

Нота благодарности

Материал, содержащийся в этой книге, не мог быть собран без помощи и руководства многих других людей. Я многим обязан покойному доктору Джону Ричардсону за его напоминания о значении витаминной терапии, пока его постоянный стук не начал проникать в мою толстую черепную коробку; моей жене, Патрисии, которая, за несколько месяцев до начала моей работы, пробудила мое любопытство на этот предмет.

Я всегда буду обязан покойному доктору Эрнсту Т. Кребсу мл., за его терпение и скрупулезность в многократном объяснении многих научных вопросов.

Я благодарен Брюсу Бачбиндеру, Ральфу Боуману, Мальвине Кассезе, Франку Кортезу, Джорджу Хаму, Грас Хамайлтон, Джиму Фолею, Макинтошу и Сену Иделл, Поки Корсгаарду, Санфорду Краемеру, доктору Дж. Милтон Хоффману, Морису Лековеру, Бобу Ли, Морали Бетти Ли, Беверлай Нюкирк, Джону Перселай, Джали Ричардсон, Бобу Риддэль, Лоррэйн Розентал, Алисе Такер, Ллойду Уоллису, M.P. Уэхлинг, Кимо Уэлш, Мелинде Уиман, Энн Ялиан, и другим, слишком многим, чтобы быть упомянутыми, за их ободрение, бесконечное терпение и материальную поддержку.

Предисловие

Великая драма разыгралась в области раковой терапии. И хотя много первоначальных персонажей сошло со сцены, сюжет остается все тот же. Вот контуры этой драмы.

Каждый год тысячи американцев ездят в Мехико, чтобы пройти курс амигдалиновой терапии. Они делают это, потому что этот вид терапии был подавлен в США. Большинству этих пациентов было сказано, что их рак неизлечим и им осталось жить несколько месяцев. И все же, огромный процент людей среди них выздоровел и вернулся к нормальной жизни. Однако, FDA, Американская медицинская ассоциация и Американское раковое общество, как и другие центры по исследованию рака, продолжают объявлять амигдалин шарлатанством. У выздоровевших пациентов, говорят они, возникла «спонтанная ремиссия» или же вообще у них никогда не было рака.

Если же кто-то из этих пациентов умирал, обращаясь к амигдалиновой терапии, спикеры ортодоксальной медицины немедленно подхватывали этот факт и объявляли во всеуслышание: «Видите сами? Амигдалин не лечит!». Между тем, сотни тысяч пациентов каждый год умирают, обращаясь к хирургическому вмешательству, радиации или химиотерапии, но все же, эти методы лечения продолжают считаться «безопасными и эффективными».

Обычный раковый пациент, обращающийся к амигдалиновой терапии, тратит от $5000 до $25 000 на свое лечение. Это большие деньги, но это ничто в сравнении с астрономическими счетами государственной медицины. В то же время они не устают жаловаться, что амигдалиновые доктора – жадные лгуны и шарлатаны, наживающиеся на бедных запуганных страдальцах.

Это классический ход: оппонент поворачивает против тебя твои же обвинения. Сегодня уже стало обычным фактом, когда пожилая чета отдает все свои сбережения медицинскому центру и батальону ответственных врачей и служащих, в тщетной надежде спасти мужа или жену от рака. Чтобы оплатить счета, может быть продан даже их дом. И страшная правда состоит в том, что в большинстве случаев доктора знают, что ничем не могут помочь своим пациентам. Но об этом им не говорится.

В следующий раз, когда вы услышите как представитель ортодоксальной медицины осуждает жадность и стяжательство амигадлиновых докторов, понаблюдайте как он идет к месту стоянки своего автомобиля. Даю слово, он отъедет на новом Ягуаре.

Единственное реальное отличие между противоречиями сегодня и противоречиями 1970-х, когда они начались, состоит только в том, что СМИ потеряли к ним интерес. Обрывочная картина масс-медиа создала ложное впечатление, что амигдалин впал в немилость, но ничто не может быть дальше от правды. Число пациентов, использующих амигдалин сегодня, продолжает расти, и это тысячи и тысячи.

Предположительно, средства массовой информации решили игнорировать амигдалин, потому что, когда он действительно получил национальную огласку, он стал популярным. Люди решили попробовать это лечение несмотря на отрицательную прессу. Если им уже сказали, что скоро они умрут, так почему бы и нет? И клиники в Мексике процветали. Другой причиной может быть то, что, хотя противоречие остается в силе, у них нет никакого вещества, которое является действительно новым. Все их новые лекарства – просто развитие прежних идей и ложных аргументов.

Например, в 1977, родители Чада Грина похитили своего собственного сына и отправили его в Мексику, чтобы сбежать от чиновников штата Массачусетс, которые требовали, чтобы он прошел химиотерапию для лечения его лейкемии. Вместо этого они предпочли пищевую терапию. Вот чем мы платим за то, что позволили нашему правительству решать за нас то, что является полезным для нас и наших семей.

История Чада Грина наделала больших заголовков, но, к сожалению, те же самые истории, случившиеся с другими детьми, с тех пор достаточно многочисленные, почти никак не отразились в прессе. Например, в 1999 году, Джеймсу и Донне Наварро было сказано, что их четырехлетний сын, Томас, имеет злокачественную опухоль головного мозга. После операции у ребенка отнялась речь, он ослеп и стал неспособен передвигаться. Когда доктора сказали супругам Наварро, что Томас также должен будет подвергнуться радиации и химиотерапии, они исследовали медицинскую литературу и узнали, что эти лечения, вероятно, еще больше повредят функциям мозга мальчика, и, так или иначе, крайне маловероятно, что он будет жить.

Таким образом, они решили попробовать альтернативную терапию, названную «Антинеопластон», и предлагаемую в научно-исследовательском институте Станислава Барзинского в Хьюстоне. На этом этапе вмешалась FDA и запретила доктору Барзинскому принимать мальчика в качестве пациента, если он сначала не подвергнется химиотерапии и радиации.

Г. Наварро объясняет: «Что они не понимают – так это того, что не будет никаких шансов его спасти, если мы заставим его пройти сначала эту ужасную терапию.». Когда он не согласился с требованиями докторов, ему начали постоянно звонить из больницы. Один онколог грозил предъявить ему обвинения. Когда Г. Наварро продолжал упорствовать в своем отказе, доктор обратился за услугами в агентство по защите прав детей и подал против родителей обвинения по поводу жестокого обращения с детьми.

В 1980 киноактер Стив Маккуин произвел сенсацию в медиа, поехав в Мексику за амигдалином и другими неортодоксальными терапиями. Когда он умер после операции четыре месяца спустя, пресса получила еще один шанс с ликованием рассказать американцам о вреде витамина В17. О чем они не сообщили, так это о том, что рак Маккуина был, действительно, вылечен амигдалином, и только незлокачественная опухоль оставалась у него в животе (большинство опухолей – это смесь злокачественных и незлокачественных тканей). Маккуин чувствовал себя хорошо и решил удалить опухоль в косметических целях. Смерть была вызвана осложнением этой операции, а отнюдь не раком. Но вы не найдете в прессе ни слова о его выздоровлении, сказанные им самим. Следовательно, миллионы американцев, прочитавшие эту историю, с осуждением отвернулись от амигдалина, убедив себя, что все это – обман. Что есть просто следствие общей пропаганды СМИ. Это продолжается и сегодня.

Самым известным примером продолжающейся травли амигдалина были так называемые научные тесты, проводимые наиболее влиятельными национальными исследовательскими центрами рака. В этих тестах заметную роль играли клиника Мейо и Мемориальный центр рака «Слоун-Кеттеринг». Свидетельства нечестной игры, ворошащей мусор старых данных, уже снесенных на свалку истории, настолько шокирующие и отвратительны, что я посвятил этому инциденту целую новую главу этой редакции книги. Если Вы не прочтете эту книгу целиком, обязательно прочтите эту главу. Это изменит ваш взгляд на принципы медицинского исследования в Америке, по меньшей мере. Но даже все это стало простым продолжением общей псевдо-науки, задолго до начала 70-х завербованной на службу экономических интересов большого капитала.

Много событий случилось после первого издания этой книги, но основная история все еще остается без изменения. К сожалению, за все эти годы книга практически не потребовала пересмотра в расчете на современность. В области свободы выбора в области раковой терапии новости все еще плохие.

Я вспоминаю, что слово «амигдалин» я впервые услышал в начале лета 1971. Покойный доктор Джон Ричардсон и я проводили короткие каникулы в штате Орегон, пытаясь наслаждаться природными красотами этого штата. Я говорю пытаясь, потому что добрый доктор, который был чрезвычайно интенсивным человеком, привез с собой свой портфель. К сожалению, он был полон не рыболовных снастей. Фактически, в нем содержалась почти бесконечная корреспонденция, много исследовательских бумаг и книг касательно маловероятного предмета L-манделонитрил (лат. – L-mandelonitrile-betaglucuroniside) в лечении человеческого рака.

Поначалу я интересовался этой темой не больше, чем формулами внутренних напряжений в строительстве мостов. Несомненно, все это крайне занимательно для врача или инженера, профессии которых связаны с загадочными мелочами теорий и формул. Для меня пышный зеленый лес и журчащий поток ручья были объектами, бесконечно более достойными моего внимания, и я уверен, что мое нетерпение во время слушания начало выдавать себя. Но мой решительный компаньон продолжал свой рассказ, вцепившись в меня хваткой бульдога. И он настаивал, чтобы я прочитал первый проект рукописи, которую он подготовил для публикации в журнале.

В ходе чтения этой рукописи я впервые узнал, что, при подавляющих свидетельствах эффективности витаминной терапии рака, очевидно, находились сверхмощные силы, чья работа заключалась в том, чтобы препятствовать продвижению этого факта. Реагируя так же, как любой нормальный человек, который услышал это утверждение, я не забывал скептически его переспрашивать, «Кто это такие, Джон? Кто на земле хочет остановить лечение рака?».

Когда я задал этот вопрос, мой интерес внезапно пробудился и, хотя во многое я в то время даже не мог поверить, я был уже поставлен на ту дорогу, которая должна была привести меня к раскрытию одной из самых удивительных историй двадцатого столетия. Честолюбивая цель этой книги состоит в том, чтобы представить, по крайней мере, основные моменты этой истории и ответить на вопрос «Кто они, Джон?».

Дж. Эдвард Гриффин

Глава 1

Синдром Уотергейта

Краткое содержание:

1. Примеры нечестности и коррупции в области исследования лекарств.

2. Пристальный взгляд на первое большое исследование, объявившее амигдалин «не имеющим ценности».

3. Доказательства подтасовки в исследовании.

4. Крестовый поход FDA против амигдалина, поскольку он «не проверен».

5. Их отказ предоставить возможность проверить его всем (исключая оппонентов).

В этом (2002-м) году 550 000 американцев умрут от рака. Один из трех из нас заболевает раком в течении жизни. Это – восемьдесят восемь миллионов человек в одних Соединенных Штатах. Цель этого исследования состоит в том, чтобы показать, что эта большая человеческая трагедия может быть остановлена целиком и полностью на основе существующего научного знания.

Мы будем исследовать теорию, что рак, как цинга или пеллагра, является авитаминозом, ухудшенным нехваткой существенных пищевых компонентов в диете современного человека, и что его окончательное решение должно быть найдено просто в восстановлении этого вещества в нашем ежедневном рационе.

То, что вы прочтете, не одобрено государственной медициной. Администрация по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA), Американское общество рака, и Американская медицинская ассоциация обозвали это мошенничеством и шарлатанством. Фактически, FDA и другие агентства правительства использовали каждое средство в своем распоряжении, чтобы препятствовать этой истории быть рассказанной. Они арестовывали граждан за то, что они встречались в общественных местах, чтобы рассказать друг другу правду на эту тему. Они конфисковали фильмы и книги. Они даже преследовали по суду докторов, которые применяли эти теории, чтобы спасти жизни своих пациентов.

Вот отношение большого брата, прямо выраженное 1971 году Грантом Ликом, руководителем отдела пищи и лекарств штата Калифорния: «Мы собираемся защитить их, даже если некоторые из них не хотят быть защищенными».

В начале 1974, Калифорнийское медицинское управление выдвинуло обвинения против Стюарта М. Джонса, доктора медицины, в том, что он использует амигдалин в лечении раковых больных. Позднее выяснилось, однако, что доктор Джалиус Левин, один из членов того управления, непосредственно использовал амигдалин в лечении своего собственного рака. Когда случай Джонса представился на рассмотрение, политическое давление на Левина было таким большим, что заставило доктора уйти со своего поста, а не выступить открыто в поддержку доктора Джонса и его пациентов.

Такое случается в стране, которая хвастается своей свободой, той стране, чей символ – статуя Свободы. Впервые в нашей истории люди вынуждены бежать из Америки в поисках свободы выбора в лечении своего собственного тела и становиться медицинскими эмигрантами. Амигдалин доступен в Австралии, Бразилии, Бельгии, Коста-Рике, Англии, Германии, Греции, Индии, Израиле, Италии, Японии, Ливане, Мексике, Перу, на Филиппинах, в Испании, Швейцарии, Венесуэле и Вьетнаме – но только не здесь, на «земле свободы».

Но несмотря на все это, многие доктора бросили вызов бюрократии и доказали в собственных клиниках, что авитаминозная концепция рака работает.

Учитывая миллиарды долларов, каждый год выбрасываемые на исследования, и другие миллиарды, выручаемые на продаже раковых препаратов, и учитывая политиков, собирающих свои голоса на обещаниях повысить бюджет государственных раковых программ, мы обнаруживаем, что сегодня больше людей зарабатывают себе на жизнь на раке, чем умирает от него. Если эта загадка будет решена простым витамином, вся эта гигантская коммерческая и политическая промышленность может рухнуть в одночасье. И результат таков, что наука раковой терапии куда более проста, чем политика, замешанная в терапии рака.

Если и было что-то хорошее, что досталось нам в наследство от скандала Уотергейт в 70-х, так это то, что публика внезапно прозрела и увидела, что правительственные чиновники иногда не говорят правду. И уличенные во лжи, они всегда утверждают одно: они лгали только затем, чтобы защитить национальную безопасность, здравоохранение, или преследуя другую одинаково благородную цель.

Синдром Уотергейта не является чем-то новым. Несколько лет назад агент FDA, стоя на суде перед иском бизнесмена из Канзас-сити, признал под перекрестным допросом, что лгал под присягой двадцать восемь раз. Когда его спросили, сожалеет ли он об этом, он ответил: «Нет. Я не приношу никаких извинений. Я не смущался говорить ложь, если это помогало американскому потребителю».

FDA не брезгует ничем в свой тактике, чтобы «помочь американскому потребителю». Когда бизнесмен попадает в немилость у бюрократии, для нее нет ничего запретного, и закон она теперь использует не как причину для нападения, но как оружие нападения. Другими словами, FDA принимает меры вовсе не потому, что того требует буква закона. Оно это делает потому, что ей так хочется, и затем приводит букву закона для самооправдания. В знаменитом случае «США против Dextra Fortified Sugar», например, FDA постановило, что это является «нарушением бренда» – укреплять сахар витаминами и полезными минералами и все еще называть его сахаром. Но суд вынес другое решение, указав:

«Основной недостаток обвинений правительства состоит в том, что под маской обвинения в „нарушении бренда“ оно хочет запретить продажу пищи на рынке просто потому, что это не согласуется с его симпатиями.»

В большинстве этих случаев замешано нечто другое, чем просто фанатизм со стороны некоторых упертых бюрократов. Притворяться в том, что ты защищаешь народ – их любимое прикрытие для их тайных мотивов. Законодательство, призванное защищать потребителя, обычно пишется представителями самых разных отраслей промышленности, от которых, возможно, и должен быть защищен потребитель. Политические деятели, которые благодарны за финансовую поддержку от этих отраслей промышленности, стремятся помещать их имена в законодательство и проводить его осуществление. Как только это входит в закон, закон начинает служить тому, чтобы защитить от конкуренции развиваемые отрасли промышленности. Потребитель – жертва, отнюдь не тот, кому это выгодно.

Это так же верно в области медицины, как и в любой другой области. В медицине, однако, существует еще одна острая необходимость – притворяться, что все это делается с научной точки зрения. Поэтому, кроме политических деятелей, завербованы должны быть также и ученые, а это может быть легко достигнуто распределением соответствующих фондов для исследований.

Эта реальность была раскрыта в свое время бывшим спецуполномоченным FDA Джеймсом Л. Годдардом в его речи 1966 года перед Ассоциацией фармацевтических производителей. Выражая свое беспокойство по поводу нечестности в тестировании новых препаратов, он сказал:

«Я был потрясен поступившими ко мне материалами. В дополнение к проблеме качества, существует проблема непорядочности в исследовании использования новых препаратов. Я признаю, что есть белые пятна в области IND (Исследование нового препарата), но сознательное сокрытие неблагоприятных клинических данных в опытах над животными – не белое пятно. Преднамеренный выбор клинических исследователей, известных своей заинтересованностью и дружбой с промышленностью и вряд ли заинтересованных в предоставлении непредвзятых научных данных – отнюдь не белое пятно.»

Преемником Годдарда в FDA стал доктор Герберт Лей. В 1969 году он свидетельствовал перед комитетом Сената и описал несколько случаев вопиющей непорядочности в проверке препаратов. Один случай включал в себя одного доцента медицины, который проверил 24 препарата для 9 различных компаний. Доктор Лей сказал:

«О пациентах, которые умерли во время клинических испытаний, спонсору не было сообщено. Уже умершие люди были записаны как субъекты испытаний. Люди, о которых было сообщено как о субъектах тестов, не находились в больнице во время тестов. Формы на разрешение от пациентов содержат даты, указывающие на то, что они были подписаны после того, как субъекты умерли.»

Другой случай имеет в виду коммерческую фирму проверяющую новые препараты, которая испытывала 82 препарата для 28 компаний. Доктор Лей продолжает:

«Пациенты, которые умерли, оставили больницу, или выпали из исследования, были для прохождения тестов заменены другими пациентами без уведомления в отчетах. Сорок один пациент, о которых сообщают исследования, умерли или не находились в больнице во время исследований. Ведение протоколов, общее наблюдение и наблюдение над пациентами вообще было чрезвычайно неадекватным.»

Между 1977 и 1970 годами было обнаружено, что 62 доктора представили клинические данные FDA, которые были подтасованы или полностью фальсифицированы. В одном исследовании, проводимом самой FDA непосредственно, было обнаружено, что один из каждых пяти докторов, проводивших исследования эффективности новых препаратов, просто изобрели свои данные, прикарманив гонорары.

Это весьма обычные и не единичные случаи. Джон Брэйтвэйт, криминолог из института криминологии Австралии (а также бывший специальный уполномоченный торговых практик Австралии) заявляет: «проблема состоит в том, что большая часть мошенничества в клинических испытаниях вряд ли будет даже обнаружена. Большинство случаев, которые действительно привлекают общественное внимание, привлекают его по самым экстраординарным причинам, только когда задействован настоящий врач-преступник».

Согласно доктору Джудит Джонс, бывшему директору отдела опытов над препаратами в FDA, если исследования по препарату не демонстрируют его безопасность или эффективность, для компании является обычной практикой просто похоронить отчеты и продолжить проверять препарат в другом месте, пока не найдется средство, которое даст им нужные результаты. Неблагоприятные отчеты редко публикуются, и на клиницистов оказывают давление в том, чтобы по поводу них они хранили молчание.

Стимул для клинических исследователей, чтобы фабриковать данные, огромен. Американские фармацевтические компании платят целых $1000 только пациентам, а некоторые доктора собирают более чем 1 миллион долларов США ежегодно от исследования препарата – и это тем легче, если ценность препарата воображаемая. Даже если тесты и не сфабрикованы полностью, всегда существует эффект подсознательного уклонения от поиска правды. Эти доктора знают, что, если их результаты не устроят компании заказчиков, для них самих ставится под сомнение вероятность их работы в будущем.

Не трудно себе представить как работает вся эта коммерческая структура. Часто предполагается, что университетские лаборатории все же отличаются своей честностью, что они являются свободными от прибылей, которые текут от преступной науки. Правда, однако, заключается в том, что деньги так же громко заявляют о себе в университетских кампусах, как и в любом другом месте. Касательно обзорных исследований, проводимых FDA, рассказывает доктор Брэйтвэйт:

«Как можно предположить из предшествующих обсуждений, контрактные лаборатории на службе у спонсоров снимают с себя ответственность за качественные исследования, и имеют худший показатель GLP (надлежащая лабораторная практика), чем даже спонсорские лаборатории. Худший показатель из них, однако, демонстрируют университетские лаборатории. Нужно быть чрезвычайно осторожным в этом обнаружении, поскольку лишь пять университетских лабораторий задействовано в этих исследованиях. Тем не менее, мы должны отклонить любое автоматическое предположение, что те университетские исследователи, предположительно, не имеющие корыстных мотивов, могут тем или иным образом повлиять на исследовательские стандарты.»

Исследование, проведенное «USA Today», вскрывает тот факт, что половина экспертов, нанятых для того, чтобы убедить государство в безопасности и эффективности медикаментов, имели финансовые связи с фармацевтическими компаниями, что прямо влияло на их заключения. В сообщение утверждалось:

«Эти эксперты нанимаются для того, чтобы посоветовать „Администрации пищевых и лекарственных продуктов“ какие медикаменты должны быть опробованы для дальнейшей продажи, что должны предоставить заинтересованные фирмы и какие исследования препаратов должны быть произведены. Предполагается, что эти эксперты должны быть независимыми, однако „USA Today“ обнаружила, что в 54 % случаев эти эксперты имели прямой финансовый интерес в одобрении того или иного препарата или в рассмотрении того или иного вопроса. Эти конфликтные случаи включают в себя помощь фармацевтическим компаниям в разработке препарата, а вовсе не помощь комитетам FDA, призванным произвести свой суд над препаратом. Как правило, конфликтные случаи связаны с получением грантов, гонораров за консультации, а также интересы собственности.»

Давайте теперь сфокусируем все это на проблеме рака. Наука может быть использована не только для того, чтобы продвигать на рынок сомнительные препараты, но и для того, чтобы останавливать продвижение лекарств, которые приносят пользу – поскольку эти лекарства могут составить потенциальную конкуренцию фармацевтической индустрии, контролирующей процесс одобрения тех или иных лекарств. Противоречия, окружавшие антираковый препарат доктора Эндрю Айви под названием «Кребиозен», – хороший пример для исследования этого феномена.

Прежде чем скрестить шпаги с FDA в начале 60-х, доктор Айви был широко признанным по всей стране специалистом в области медицины. Находясь на посту главы отдела клинической науки университета штата Иллинойс, он подготовил 350 кандидатов для прохождения ступеней доктора философии и кандидата наук. Он был американским представителем на Нюрнбергском процессе в Германии после Второй мировой войны. Американская ассоциация медиков наградила его бронзовой, серебряной и золотой медалями в знак признания его заслуг в области медицины. Он написал около тысячи статей, опубликованных в медицинских и научных журналах. Фактически, само FDA вызывало его на суды в качестве эксперта для медицинских заключений. Но стоило ему начать развивать неортодоксальный подход в области раковой терапии, в одночасье он был объявлен «шарлатаном».

Во время слушания судебного дела доктора Айви, перед судом было зачитано письмо, написанное доктором из Индианаполиса. В этом письме доктор утверждал, что он лечил пациента с различными опухолями, и биохимический анализ тканей показал, что опухоли были злокачественные. Доктор заявил, что он получил Кребиозен из лабораторий доктора Айви и прописал его, но он не дал ничего хорошего. Будучи вызван для дачи свидетельских показаний, однако, доктор отвечал вяло и неопределенно. Под перекрестным допросом он в конце концов сломался и подтвердил, что никогда не лечил такого пациента, не проводил никакого биохимического анализа и не прописывал Кребиозен. Вся история была фальшивкой. Почему же он давал ложные показания? Он ответил, что один из агентов FDA написал это письмо и попросил его поставить подпись. Он сделал это, поскольку хотел помочь агентству положить конец мошенничеству.

В сентябре 1963 года FDA выпустило отчет, где утверждалось, что у Кребиозена те же свойства, что и у креатина, простого вещества, содержащегося в каждом гамбургере. Чтобы доказать это, они сделали фотографическое наложение спектограмм Кребиозена и креатина, практически полностью перекрывающих друг друга. Все это было напечатано в журнале «Life» и других массовых изданиях в качестве «несомненного доказательства», что Кребиозин бесполезен.

Когда сенатор Пол Дуглас посмотрел на эти спектограммы, он что-то заподозрил. Поэтому он попросил доктора Скотта Андерсона, одного из главных авторитетов страны по спектограммам, проделать свое собственное исследование. Используя стандартные техники анализа, доктор Андерсон нашел 29 различий между двумя веществами. Там было 16 химических и цветовых отличий. Версия, которую FDA предложила прессе, намеренно сдвинула при наложении две спектограммы для большего эффекта похожести, но когда они были поставлены в правильное положение, обе они расходились как день и ночь.

Тактика, используемая против амигдалина, впечатляет своей непорядочностью еще больше, чем в случае с Кребиозеном. Наибольший разрушительный эффект нанес псевдонаучный отчет, выпущенный в 1953 году Комиссией по раку калифорнийской медицинской ассоциации. Опубликованный в апрельском номере журнала «California Medicine», отчет представлял из себя впечатляющее собрание таблиц и диаграмм со всевозможными техническими показателями, свидетельствовавший о том, какой изнурительный труд был проделан, чтобы рассмотреть каждый аспект амигдалина. Была проанализирована его молекулярная формула, изучена его химическая реакция, его эффект на крысах, имеющих опухоли, и сделан вывод о его эффективности применительно к человеческому раку. Строгое заключение всего этого предположительно объективного исследования гласило: «Нет никакого удовлетворительного свидетельства, что амигдалин производит цитотоксический эффект на раковую клетку.»

Это заключение Калифорнийской комиссии стало достаточным для большинства врачей и исследователей. Из десяти тысяч вряд ли хоть один когда-либо видел, что такое амигдалин, не говоря уже об его использовании. Они уже узнали, что амигдалин не работает, потому что так сказал Калифорнийский отдел комиссии рака, и они не имели никакой причины подвергать сомнению порядочность тех, кто проделал эту работу.

Репортер Том Валентайн брал интервью у многих ведущих специалистов в области рака, чтобы узнать то, что они думают об амигдалине. Здесь он описывает типичную реакцию:

«Доктор Эдвин Миранд из больницы Розуэлла в Буффало, штат Нью-Йорк, сказал так: „Мы изучили его и нашли, что он не имеет никакой ценности“. Когда его спросили, проверяла ли это вещество какая-нибудь известная небольшая больница, которая имеет дело только с раком, доктор Миранд ответил, „нет, мы не думаем, что это было бы необходимо после того, как другие исследователи с хорошей репутацией проверили его и нашли, что он не обладает никакой эффективностью в лечении рака.“ Он аппелировал, как власть предержащий, к Калифорнийскому сообщению.»

Другие столкнулись с той же самой каменной стеной. Профессиональный исследователь, Дэвид Мартин, сообщал об этих опытах:

«Раковый эксперт, достаточно сомнительный, как я и предполагал, сказал мне, что амигдалин был „сахарными пилюлями“. Если бы он сказал мне, что использовал амигдалин экспериментально на многих пациентах и нашел его полностью неэффективным, я, возможно, был бы впечатлен. Но когда я спросил его, использовал ли он когда-либо сам его непосредственно, он сказал, что нет. Когда я спросил его, путешествовал ли он когда-либо за границу, чтобы изучить опыт амигдалиновой терапии в Германии, Италии, Мексике, на Филиппинах, или в других странах, он ответил, что нет. И когда я спросил его, проводил ли он сам когда-либо непосредственное исследование за или против препарата, он снова признал, что не делал. Он просто повторял то, что ему сказали другие, которые, в свою очередь, вероятно, повторяли то, что сказали им, полностью доверяя устарелому отчету 1953 года Калифорнийской раковой комиссии.»

Поэтому так важно знать кое-что о природе Калифорнийского сообщения и научной порядочности тех, кто его выдвинул. Хотя сообщение, как оно было издано в «California Medicine», было без подписи, оно было написано доктором Яном Макдоналдом, председателем комиссии, и доктором Генри Гарландом, секретарем. Доктор Макдоналд был видным раковым хирургом, и доктор Гарланд был всемирно известным радиологом. Оба они упомянуты в «Кто есть кто».

В Комиссии было еще семь других видных врачей – включая четырех хирургов, еще одного радиолога и патологоанатома – но они не играли важной роли в подготовке сообщения. Ни один из этих людей – ни Макдоналд, ни Гарланд – никогда не использовал амигдалин непосредственно в собственных экспериментах. Все, что они сделали – это подытожили и резюмировали письменные отчеты других.

Перед исследованием тех оценок и резюме, позвольте нам сначала напомнить, что Макдоналд и Гарланд были двумя врачами, которые вышли на первые полосы газет, утверждая, что нет никакой связи между раком легких и курением сигарет. В своей речи перед отделом здравоохранения клуба содружества Сан-Франциско 9 июля 1964 доктор Гарланд заявил:

«Ныне широко распространяется гипотеза, что курение сигарет связано с обширным числом различных болезней, в пределах от рака до коронарного артериосклероза. После изучения вопроса в течение нескольких лет, особенно в отношении к первичному бронхиальному раку, я пришел к продуманному мнению, что эта гипотеза не доказана. Сигареты стали расцениваться многими как один из лучших транквилизаторов. Вероятно, что тучность представляет большую опасность применительно к здоровью американца, чем сигареты.»

Доктор Макдоналд был еще более решителен. В своей статье в «U.S. News and World Report», он был сфотографирован с сигаретой в его руке. Там цитировалось его сообщение, что курение – «безопасное времяпрепровождение, если курить до двадцати четырех сигарет в день». И затем он добавлял: «нам можно даже изменить старый наш лозунг и заявить: пачка в день – и рака легких как ни бывало».

Любопытный факт, что как раз в это самое время сигаретные производители начали испытывать резкий спад в продажах из-за общественного беспокойства по поводу рака легких. Фактически, табачная промышленность уже предоставила Американской медицинской ассоциации первые десять миллионов долларов из общей суммы в 18 миллионов для «исследований» по вопросам курения и здоровья. Эффект этих денежных поступлений из источника прямо заинтересованного в результатах исследований был невероятным и не говорил хорошо за Американскую медицинскую ассоциацию. Результатом стало преобразование относительно простого проекта в чудовищную бессмыслицу, не говоря уже о смущении общественного мнения.