Флетчер Нибел
ИСЧЕЗНУВШИЙ
Фантастика, детектив и время[1]
(Предисловие)Современный американский писатель Флетчер Нибел до сих пор был известен советскому читателю по романам, написанным им совместно с Чарлзом Бейли. Их романы «Семь дней в мае» и «Ночь в Кемп-Дэвиде» читались и читаются с неослабевающим интересом. Это остропублицистические произведения, в которых авторы предупреждают читателя о всегда существующей в империалистической Америке угрозе подавления реакционными лидерами всякой демократии.
Предупреждение «Семи дней в мае» развернулось ужасной трагедией «семи дней в сентябре» 1973 года, правда, не в Соединенных Штатах, а в Чили.
Ф. Нибел и Ч. Бейли работали в Вашингтоне корреспондентами издательского концерна Коулса и писали, основываясь на непосредственных наблюдениях политической жизни Вашингтона. Их произведения поражают остротой и правдивостью картин закулисной жизни американской столицы и дают возможность читателю проследить, как из человеческих слабостей, алчности и расчета сплетаются нити «высокой» государственной политики.
Свою журналистскую деятельность Флетчер Нибел закончил видным политическим обозревателем популярных издательств страны. Сейчас он занимается исключительно литературой, живет и работает в городе Принстоне, штат Нью-Джерси. «Исчезнувший» — его первый крупный роман, написанный без соавтора.
Первое издание романа датировано 1968 годом. Герой романа — третий или четвертый по счету президент после Джона Кеннеди. Время действия — предвыборные месяцы август — октябрь предположительно 1976 года. Поэтому политическая ситуация и цели героев романа для сегодняшнего читателя фантастичны лишь по форме, а по существу близки к современным.
Сдвиг вперед по времени позволил автору не касаться весьма многих событий недавних лет. Не касаться, чтобы помечтать и поверить в возможность идеала, поверить в успех, победу мудрости и человеколюбия в стране, где никогда не прекращается война политиков и политиканов, прогрессивных сил и противостоящей им реакции. Поэтому роман Ф. Нибела — это не только детектив, который захватывает читателя нарастающим каскадом загадочных событий, но и фантастическая утопия об идеальном, с точки зрения рядового американца, президенте. И все же это не идиллическая утопия, убаюкивающая читателя, поскольку с ее помощью автор разоблачает силы американской реакции, и сейчас стоящие на пути оздоровления международной обстановки, мешающие осуществлять программу борьбы за мир и разоружение.
Роман Ф. Нибела убеждает читателя в необходимости преодоления этих преград.
Роман «Исчезнувший» — это политический детектив. Действующие лица противоборствующих сторон — президент США, лидеры правящей и оппозиционной партий, главы разведывательных служб, видные представители деловых кругов и прессы. Основные нити интриг сплетаются в узлы, центрами которых являются Белый дом, резиденция Центрального разведывательного управления и предвыборные штаб-квартиры ведущих политических партий.
Не раскрывая сюжета романа, следует, однако, сказать несколько слов о канве событий.
Накануне президентских выборов загадочно исчезает ближайший друг и советник президента адвокат Стивен Грир. Найти его и разгадать причину исчезновения важно для обеих конкурирующих в предвыборной кампании сторон: для того чтобы скомпрометировать или отстоять популярность президента, для того чтобы предрешить исход выборов. Поиск поручен ФБР, но в него вопреки запрету президента негласно включается и ЦРУ. Глава ЦРУ, этого «государства в государстве», Ингрем хочет иметь все козыри на руках, чтобы обеспечить себе пост и прежнее влияние вне зависимости от того, кто станет президентом, какая партия победит. Ради газетных сенсаций в поиск включаются и частные лица. Вслед за пропавшим Гриром обнаруживается исчезновение двух видных ученых — Любина и Киссича.
Поиск «исчезнувшего» и составляет сюжет романа.
Сюжет романа многоплановый и динамичный. События развертываются быстро и одновременно во многим местах, как в киносценарии. События и картины воспринимаются и запоминаются как бы в наплыве трансфокатора аппарата. Вырастают шрифты заголовков газет: «СЕНСАЦИЯ! ИСЧЕЗНОВЕНИЕ! БЕГСТВО!» Чередуются размеры и план кадров: стремительный бег машин; фигура крупным планом, стоп-кадр — фотопортрет. Читатель ощущает смену света и тени.
В романе нет выстрелов и убийств, так как на подобном уровне противников уничтожают намеком, словом, сфабрикованной информацией, статьей и телевизионным обозрением, хитроумным запросом в конгрессе или искусственно вызванным падением акций на бирже. Информация и умение пользоваться ею — основное орудие достижения политических успехов и получения сверхприбылей. Информацию добывают любыми средствами: слежкой, подслушиванием, шантажом и подкупом; информацией торгуют, ее хранят в сейфах под надежными запорами ЦРУ и ФБР.
Читатель становится свидетелем кухни предвыборных интриг американских лидеров. Видит он и стиль «работы» ЦРУ: как в «интересах обеспечения безопасности страны» организуется вербовка молодых ученых-физиков, которые должны следить за успехами иностранных ученых, как внедряются осведомители в лагерь политических конкурентов вплоть до слежки за самим президентом.
Читатель получает представление о беспринципности и алчности политиканов, финансовых воротил и бизнесменов, что особенно рельефно вырисовывается в предвыборный период.
Нибел-художник не только показывает события, но и с большой убедительностью раскрывает психологию действующих лиц. Он достигает этого без риторических отступлений в тексте, путем скупого отбора характерных мелочей в облике, словах и манерах персонажей. Это дает возможность следить за настроением и ходом мыслей героев романа. Это определяет глубину художественного воздействия, благодаря которому у читателя создается как бы эффект присутствия, будь то в кабинете президента, на заседании руководителей разведок или в ночном кабаре.
Как и в прежних романах, в «Исчезнувшем» Ф. Нибел основную ставку в борьбе за победу добра над злом ставит на сильного, умного, справедливого президента. Его Роудбуш — гипотетический идеал президента и с точки зрения его внешнего облика, и как человек, и как государственный деятель. Ему поручает писатель высказать свое политическое и моральное кредо.
С большой теплотой обрисованы друзья и единомышленники президента: настырный великан журналист Дэйв Полик, обаятельный трудяга, детектив негр Ларри Сторм, прелестная Джилл — секретарь президента, робкая, нежная миссис Дебора Киссич.
Представителей противоположного лагеря автор описывает более скупо. Осторожный холодный Ингрем, директор ЦРУ, умеющий прятать свою холодность под маской добродушия. Он выступает олицетворением подозрительности и расчета. Его безукоризненная внешность, лаконичность речи сковывают собеседника и ставят между ними определенный барьер. Совсем схематично обрисованы губернатор Уолкотт — грузное тело в кожаном глубоком кресле, дым сигары и высокий бокал джина со льдом, и его распорядитель по выборам циничный политикан Мэтью Силкуорт — толстяк с жесткими волосами и синеватыми тенями на щеках.
На протяжении всего романа поиск «исчезнувшего» ведется враждующими сторонами скрытно, с нагнетанием все новых, кажется, исключающих взаимную связь, загадочных событий. И так вплоть до заключительной главы романа, в которой представители прессы, реакционеры всех мастей, близкие люди «исчезнувшего» и сам Каллиган — пресс-секретарь Белого дома, от лица которого ведется бо́льшая часть повествования, — оказываются в положении умиленного доктора Ватсона с широко раскрытым от изумления ртом, а президент — в роли Шерлока Холмса, который в этом романе занимается не раскрытием преступления, а решает важнейшую проблему современности.
Эта последняя, все объясняющая глава написана в мелодраматическом ключе, в стиле традиционного в английской литературе времен Диккенса «хеппи-энда». Здесь, на наш взгляд, художественный вкус изменил Ф. Нибелу.
Неожиданность развязки, которую автор хотел сохранить до конца, в какой-то степени удалась, и, хотя читатель догадывался об исходе и раньше, точка над «и», ставится автором лишь в самом конце романа. В счастливом конце — как восклицательный знак. Но стоит задуматься… и счастливый восклицательный знак превращается в целый ряд больших и малых вопросительных знаков.
У американского читателя 1968 года должен был возникнуть, например, простой, но весьма тревожный вопрос: «А что было бы, не найдись такого политически дальновидного президента, как Роудбуш, и таких верных ему друзей? Как в этом случае представить будущее?»
Роман оставлял немного оснований для оптимистического ответа. И это не удивительно, поскольку нельзя найти выход, опираясь на анализ только внутренней жизни капиталистического государства. Готовность отдельных дальновидных политиков трезво оценить положение в мире — условие хоть и необходимое, но недостаточное.
А убедительно ли, что президенту Роудбушу и десятку преданных ему друзей удалось обмануть прессу, разведку и представителей своей и оппозиционной партий? Не только неубедительно — фантастично, несмотря на все старания автора, на необычайно сложные действия его героев, их метания по всему свету, их необыкновенное упорство и смелость.
Четкие, убедительные ответы на вопросы, поднятые в романе, дает в наше время сама жизнь.
В 1968 году, когда впервые появился роман «Исчезнувший», книга несомненно имела научно-фантастическую окраску, так как время действия было отнесено на несколько лет вперед, а методологическая основа книги заключалась в прогнозировании международных отношений, то есть в ответе на вопрос: «Что будет, если случатся следующие вероятные события?..», или в ответе на вопрос целевого прогноза: «Что следовало бы сделать, чтобы добиться таких-то результатов в изменении международных отношений?»
Так какие же вероятные или ожидаемые события видел в то время Ф. Нибел? Решению каких новых политических проблем посвятил свой опыт, труд и талант прогрессивный американский писатель? Оказывается, основной проблемой для него было, говоря словами гипотетического президента Роудбуша, ни много ни мало «переосмысливание всей деятельности правительства США» и «неизбежность все более широкого распространения здравого смысла в подходе к проблеме атомной войны».
Переосмысливание всей деятельности правительства США, по Нибелу, должно было привести к заключению международной конвенции о запрещении и уничтожении ядерного оружия.
Главной научно-фантастической проблемой для реализации такой конвенции автор наметил разработку новых технических средств контроля за наличием ядерного оружия.
Характерно, что для достижения главной цели Ф. Нибел считает необходимым преодолеть ряд специфически американских внутриполитических и социальных барьеров. Это значит прежде всего прекратить неконституционные действия разведывательных служб, подрывающих международный престиж Соединенных Штатов (в конце книги Центральное разведывательное управление расформировывается вообще). Предлагает Нибел покончить с дискриминацией негров в государственных учреждениях, расширить гласность планов и работ военно-промышленных компаний и установить равноправие в межгосударственных отношениях.
Автор показывает, что без решения этих проблем даже его идеальный президент, облеченный, казалось бы, всей полнотой власти, бессилен. Роудбуш с горечью восклицает: «Знаете, просто невероятно, насколько политики отстают от простых людей… Мы, профессиональные государственные деятели, погрязли в рутине. Мы торгуемся, разглагольствуем и спорим о бомбе, словно это какое-то языческое божество, которое надо умиротворить. Еще ни один лидер, и я в том числе, не набрался мужества сказать: «С бомбой пора кончать!»
Роудбуш, рассуждая таким образом в окружении друзей, не набрался мужества заявить об этом вслух, так как опасался реакции противников. Он действует тайно, рассчитывая в случае успеха неожиданно и наверняка выдернуть ковер из-под ног своих политических соперников.
Свои планы он осуществляет с помощью друзей-ученых. Предполагается, что эти ученые, имеющие обширные личные связи с учеными других стран и представляющие всю пагубность ядерной войны, сумеют договориться и разработать по секрету от всех проект соглашения о запрещении ядерной войны. Такая фантастическая уловка предпринята Нибелом, очевидно, потому, что он не знал в окружающем обществе другой силы, на которую мог бы опереться его прогрессивный президент.
Ученые в романе представлены условно, вне поля зрения читателей. В романе нет их живых портретов и их настроений, о них лишь говорят и рассказывают другие.
Ларри Сторм говорит, например, о Киссиче: «Он из тех борцов за мир, которые думают, что Советский Союз искренне желает мира, а мы нет. Он глубоко и страстно убежден, что Советский Союз готов вести политику, которая покончит с войнами надолго, политику постоянной разрядки напряженности — как ее называют дипломаты. Но он также убежден в том, что Соединенные Штаты не пойдут на это, что мы погрязли в трясине «холодной войны».
Если мысли ученых Ф. Нибела и прогрессивны и оказывают влияние на Роудбуша и Грира, то их действия в романе, можно сказать без преувеличения, наивны и являются атрибутом фантастики и детектива: тайное взаимообучение, само исчезновение, невероятные пути следования на мирную конференцию… Все это по прочтении вызывает у читателя удивление и недоверие, особенно в настоящее время, когда в результате открытой и напряженной работы ученых и специалистов, наделенных широкими полномочиями своих правительств, успешно подготовлены и приняты научно-технические и правовые советско-американские договоры и соглашения.
Прогнозируемые автором события за почти десятилетний период технического прогресса и глубоких общественных изменений частично уже произошли. Теперь читатель вправе оценить фантазию, или, вернее, прогнозы, Нибела. Достаточно напомнить основополагающие документы, подписанные СССР и США в последние годы: о нераспространении ядерного оружия, о запрещении его размещения в океане, соглашения в области противоракетных стратегических вооружений. Сформулированы и утверждены основы взаимоотношений между СССР и США и определены основные принципы переговоров о дальнейшем ограничении наступательных стратегических вооружений.
Заключен целый ряд соглашений в различных областях экономики, торговли, науки и культуры и в завершение — историческое бессрочное соглашение о предотвращении ядерной войны. Советско-американское соглашение еще не означает запрещения ядерного оружия, но это важный шаг к предотвращению ядерной войны.
Так действительность за какие-нибудь пять-шесть лет обогнала мечты американского писателя-фантаста.
Иначе обстоит дело с преодолением упомянутых внутренних американских барьеров, которые Ф. Нибел так рельефно обрисовал в своем романе. Нет никаких сдвигов в решении расовой проблемы, а установление контроля со стороны правительства за деятельностью ЦРУ и запрещение подслушивания носят чисто декларативный характер. Нашумевший «уотергейтский процесс» ясно показал, как глубоко проникла в жизнь американцев система негласного сыска и подслушивания. И это тоже подтверждение прозорливости Флетчера Нибела.
Трудно упрекать Ф. Нибела, буржуазного писателя, в прошлом видного вашингтонского журналиста, за то, что приоритет противоатомной кампании он отдал в руки американского президента. Автор избегает полемики по этому поводу, а его герои не пытаются дать какой-либо оценки политике или действиям других великих держав. Исключение составляет упоминание о затруднениях прогрессивного премьера Китая, который оказывается под угрозой военного переворота, организуемого маоистами. В романе все великие державы единодушно признают необходимость запрещения ядерной войны, а препятствия, которые возникают на этом пути, чисто американские. Их создает в основном «домашняя» реакция, подлинно существовавшая тогда и существующая в США поныне.
Появление в американской литературе образов дальновидных политических лидеров не случайно и символично. Достаточно представить себе фон, на котором они появляются. Лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Джеймс Олдридж дал краткую характеристику этого западного фона — так называемого массового «искусства»: «Насилие, жестокость, всяческие извращения изображаются с большим умением и ловкостью в наших фильмах, литературе и порнографическом «искусстве»… Художник, служащий правому делу, должен противопоставить плохому искусству хорошее искусство, искусству зла — гуманистическое искусство веры в человека».
Антивоенная, гуманистическая направленность романа «Исчезнувший» не вызывает сомнений. Ф. Нибел вносит свою лепту в исторически необходимое дело. Еще в наказах делегации в Геную в 1922 году В. И. Ленин писал: «Необходимо сделать все возможное и кое-что невозможное, для того чтобы… глубже расколоть пацифистски лагерь международной буржуазии с лагерем грубо буржуазным, агрессивно буржуазным, реакционно-буржуазным»[2].
Ф. Нибел одним из первых в американской литературе ставит вопрос о необходимости коренного пересмотра привычного курса своего правительства «с позиций силы» и перехода к принципу мирного сосуществования государств с различным строем.
Советскому читателю очевидно, что этот новый, более реалистический подход к вопросам разоружения и внешней политики вызван не внезапным политическим пробуждением отдельных личностей, а является следствием тех коренных изменений в мире, которые произошли в ходе и после второй мировой войны. Для Советского Союза путь к договорам явился продолжением последовательной политики мирного сосуществования, сформулированной еще в 1923 году В. И. Лениным. Для Соединенных Штатов Америки это был путь осознания глубоких изменений в соотношении классовых сил на мировой арене и болезненного переосмысливания, употребляя выражение Роудбуша, «ортодоксальной политики силы».
Рост влияния политики мира, как результат успехов коммунистического строительства, принципиальности и гибкости ленинской внешней политики мирного сосуществования, все больше испытывают на себе, хотят того они или нет, и правящие круги капиталистических стран.
Вот почему обязаны появляться так называемые «добрые» президенты (хуже или лучше президента Роудбуша), и не только в мечтах фантастов, журналистов или художников, В подтверждение этого уместно припомнить мысль Фридриха Энгельса о том, что общество ставит перед собой не всякие, а лишь выполнимые задачи, которые выдвигает жизнь.
Ведь происходящий в жизни после XXIV съезда КПСС поворот от «холодной войны» к разрядке напряженности стал возможен потому, как указывается в решениях апрельского (1973 г.) Пленума ЦК КПСС, что «Советский Союз и братские страны социализма прорвали фронт «холодной войны», положили начало разрядке в отношениях между государствами…».
В эпилоге романа ООН принимает Тристанский проект, расформировывается ЦРУ. Однако, несмотря на несомненный внешнеполитический успех Роудбуша, многие избиратели отходят от него под влиянием агитации его политических противников, которые называют его «мягкотелым идеалистом» и «коммунистическим агентом». Роудбуш избирается на пост президента всего лишь 53 процентами голосов. Он вынужден и после выборов вести упорную пропаганду в пользу мира. Таким образом, Ф. Нибел не строит иллюзий на счет прекращения внутриполитической борьбы в США после выборов.
Но эта борьба на протяжении всего романа происходит вне острых социальных вопросов внутренней жизни страны. Не касается автор и более глубоких вопросов идеологической борьбы.
Мирное сосуществование, как определенная форма классовой борьбы, не означает ослабления идеологической борьбы за умы и сердца людей. Это одно из основных марксистско-ленинских положений, требующее подвергать обстоятельной критике враждебные нам реакционные взгляды.
Мечта Нибела об идеальном президенте, сам его образ, как и образы других героев, взятых вне их идеологических и социальных сомнений и концепций, может показаться недостаточно убедительным. Что руководило «благородством» поступков президент — просто любовь к людям или стремление вычерти выборы? В эпилоге друзья президента рассуждают о том, чем он, президент, лучше своего антипода Ингрема с его моральным девизом: «Цель оправдывает средства».
«— Вместо того чтобы обратиться к народу с призывом запретить атомную бомбу, он придумал секретную операцию. Он поощрял Киссича на шантаж — это его собственное слово!.. Почему он избрал этот путь?
— Не могу сказать, — говорит Каллиган. — Я знаю Пола, и в то же время я не знаю его. Он честный рыцарь без страха и упрека, и он же ловкий политик…
— Выходит, Роудбуш — второй Ингрем?»
С таким горьким сарказмом автор ставит в заключение вопрос перед читателем о возможности найти в «американской демократии» идеального президента.
Флетчер Нибел уже после выхода романа в свет так отвечает на этот вопрос на страницах журнала «Лук» накануне президентских выборов 1968 года: «Если человек, которого в ноябре изберут президентом, будет поощрять воинствующие организации ультраправых «патриотов», если он будет разделять предрассудки белых расистов… тогда лучше переехать на жительство в другую страну…» Хорошо, что этого не случилось и Ф. Нибел пока дома. «И еще одно мне совершенно ясно, — добавляет Ф. Нибел, — ветры народных волнений нельзя рассеять выстрелами».
Развенчивание политических иллюзий, предупреждение о возможности трагических ошибок в политике, обнажение волчьих нравов промышленных и финансовых воротил верхушки американского общества — в этом основная заслуга Ф. Нибела, буржуазного писателя и гуманиста, автора романа «Исчезнувший».
После исторического визита в США Л. И. Брежнева, которого с энтузиазмом приветствовала вся трудовая и прогрессивная Америка, мы вправе дружелюбно улыбнуться по поводу тех сложных, скрытных и трудных путей, которые по воле Ф. Нибела нужно было проделать его посланцам мира из-за страха перед ортодоксами «холодной войны».
Теперь, когда США включены в сферу политики мирного сосуществования и решается коренной вопрос советской внешней политики — сделать положительные тенденции необратимыми, хочется вспомнить слова Л. И. Брежнева, произнесенные им во время визита в США: «Она (наша планета) достаточно велика, чтобы мы могли жить на ней в мире, но слишком мала, чтобы подвергать ее угрозе ядерной войны».
Ю. Кривцов 1
Он был беспокоен и как-то странно рассеян. Даже здороваясь, успел взглянуть на часы. То и дело поглаживал пальцами виски, на которых уже начинали редеть рыжеватые волосы. Он походил на человека, опоздавшего на самолет. Был, как всегда, изысканно вежлив, но суетлив, и от этого его тревога для меня становилась лишь очевиднее, потому что, обычно волнуясь, Стив вел себя особенно неторопливо, все наши вашингтонские друзья завидовали этой его черте.
В полдень мы втроем завтракали в длинной прохладной комнате: Стивен Грир, Мигель Лумис и я. Грир указал мне на дубовое кресло слева от себя. Таким образом, Мигель оказался справа, отделенный от нас тяжелым дубовым столом, — небольшой тактический ход, которого юный Мигель так и не заметил.
Я знал Стивена Грира достаточно хорошо вот уже много лет, однако в тот день он впервые пригласил меня на ленч к себе в юридическую фирму в Ринг Бильдинге. Кондиционированный воздух здесь казался благословением после удушающей жары последних дней августа, которая навалилась на Вашингтон и семью этажами ниже раскаляла тротуары и плавила асфальт на Коннектикутском авеню.
Столовая фирмы «Грир, Хилстреттер, Томлин и Де Лука» была обставлена в чисто мужском вкусе: вощеная мебель из массивного дуба, обои оливкового цвета и на стенах старые гравюры, на которых преобладали сцены из жизни животных. На одной гравюре вспугнутые утки стремительно взлетали среди брызг из поросшей камышом бухточки, на другой — величественный лось гордо стоял меж двух высоких сосен, на третьей билась на песке огромная рыбина. Клиенты должны были осознать, что владельцы фирмы — солидные, умудренные опытом люди, которые ощущают связь человека с природой и понимают, что за обманчивым спокойствием лесов, озер, лугов и морей кроется ожесточенная борьба.
Посуда, расставленная на зеленых салфетках, была старинного английского серебра и датского фарфора. Когда мы принялись за охлажденное консоме, официант в белой куртке скрылся в прилегающей к столовой буфетной.
— Нет, для меня это слишком пресно, — сердито заметил Грир, посыпая горку красного желе перцем и солью.
— А для меня в самый раз, — отозвался я.
Мигель ничего не говорил, должно быть, из уважения к старшим. Это был худощавый юноша, с прямыми черными волосами и смуглой кожей красноватого оттенка, какой бывает у старой, потемневшей бронзы. Его мать, мексиканка из Оаксаки, вышла замуж за Барни Чумиса еще в те дни, когда тот был всего лишь неотесанным и ничего собой не представлявшим торговцем. Теперь Лумис возглавлял огромный комплекс «Учебных микрофильмов». Мигеля ожидало приличное наследство.
— Ну что ж, Майк, займемся делом, — обратился к нему Грир, отодвигая чашку. — У меня сегодня один из самых трудных дней, да и Джин тоже занят, я знаю.
Взгляд, брошенный на часы, заменил Гриру восклицательный знак в конце фразы. Он рассчитывал свое время по минутам. Он вопросительно уставился на Мигеля своими серыми глазами.
— Мне не хотелось вас беспокоить, — проговорил Мигель, — но, по-моему, дело очень важное.
— Всегда рад помочь, — сказал Грир, явно стараясь избежать дальнейших реверансов. — Все, что мы хотим знать, это что, как и почему.
На последний вопрос я бы мог уже частично ответить. Только серьезные политические соображения могли заставить двух влиятельных людей: пресс-секретаря Белого дома и крупнейшего юриста, близкого друга президента — собраться здесь за этим столом, чтобы выслушать молодого физика, которому лишь недавно исполнилось двадцать пять лет. Ради этой встречи мы с Гриром отменили все другие свидания. Это было поразительным проявлением нашей системы, правда, вполне понятным для тех, кто знает все ее аспекты, но совершенно непостижимым для тех, кто не знает их. Уже давно я попал в сети сложных маневров людей, стремящихся к власти, — короче, политиков, — но в отличие от бьющейся на крючке рыбины я знал, что запутался в этих сетях навсегда.
Все мы собрались сегодня из-за отца Мигеля, Бернарда Лумиса. Этот человек обладал феноменальной способностью изыскивать средства для нашей партии, а потому мог рассчитывать на помощь и понимание со стороны вашингтонской администрации. Кроме того, тот факт, кто комплекс Лумиса в Лос-Анджелесе поставлял для государственных школ львиную долю новых недорогих микрофильмов, обеспечивал Стивену Гриру официальный пост в Вашингтоне.
Мигель, защитив диплом магистра физики, должен был провести год в Вашингтоне, стажируясь при Комиссии по атомной энергии, что одновременно являлось подготовкой к докторской диссертации. Он жил здесь с начала июня.
Барни Лумис позвонил мне и Гриру и попросил нас обоих ввести Мигеля в вашингтонское общество, помочь ему на первых порах. То, что он обратился к Гриру, было вполне понятно. Обо мне же Барни подумал потому, что, прежде чем присоединиться к штабу Пола Роудбуша, когда он боролся за пост президента, я Оказал «Учебным микрофильмам» и самому Барни немало услуг через свою рекламную фирму «Юджин Р. Каллиган и компани». Мне нравился Барни. По сути дела, он относился к той породе собак, которые лают, но не кусаются. Кроме того, он хорошо мне платил в тот довашингтонский период.
Итак, Мигель время от времени бывал на обедах в доме Грира в Кенвуде или завтракал с ним в Метрополитен-клубе. Я, в свою очередь, познакомил Мигеля с вашингтонскими ресторанами, представил его моим друзьям и знакомым девушкам. После моего развода два года назад я вел — как я надеялся, временно — холостяцкую жизнь. Я не раз назначал по вечерам свидания с девушками, и мы с Мигелем провели немало бурных ночей в таких местах, как Жокей-клуб, «Байо» или «Диалог» в Джорджтауне. Благодаря нам с Гриром к концу августа Мигель знал Вашингтон куда лучше большинства юнцов, которые устремляются на летнюю практику в столицу — колыбель американского бюрократизма. Нам обоим нравился Майк Лумис, сообразительный и остроумный, совсем неиспорченный и даже слишком сдержанный для своего возраста. Он был вспыльчив, но не позволял огню вырываться из-под тлеющих угольев. И у него еще сохранились идеалы, заставлявшие его задавать такие вопросы, от которых трескалась броня цинизма, свойственного многим вашингтонским деятелям.
— Прежде всего это строго между нами, — сказал Мигель.
Он кивнул на официанта, который как раз в это время вошел с фирменными бифштексами на подносе.
— Спасибо, можете идти, — сказал Грир официант ту. — Оставьте десерт на столе, мы возьмем его сами.
— Пожалуйста, мистер Грир. — Официант, видимо, давно привык, что его бесцеремонно изгоняют. — Я вернусь в три и все приберу.
Он принес яблочный крюшон с лимоном и льдом, повесил в буфетной свою белую куртку, и через минуту задняя дверь закрылась за ним.
— Итак, Майк? — Грир выжидательно смотрел на Мигеля, держа в руке вилку с чуть подрумяненным бифштексом.
— Вот какое дело, — начал Мигель. — Как вы знаете, я защитил диплом в Калтехе[3] и приехал сюда в июле. В КАЭ[4] меня прикрепили к административной секции на четыре с чем-то месяца. Работа неинтересная, обычная конторская рутина, не имеющая почти ничего общего с физикой. В нашей секции еще пять практикантов, все готовят диссертации, как и я. Цель руководства — познакомить нас с принципами работы Комиссии по атомной энергии. После этого осенью мы должны перейти к теоретическим основам атомной физики. Тогда нас пошлют в такие центры, как Брукхейвен и Лос-Аламос. Представляете, как я был удивлен, когда узнал, что двое практикантов из нашей группы получают стипендии не только от КАЭ, но и от другой организации, которая называется…
— Стоп! — Грир поднял руку. — Задний ход! Кто кому платит?
— Простите, — пробормотал Мигель со смущенной улыбкой на бронзовом лице. — Значит, так. Шесть практикантов находятся на содержании КАЭ и получают стипендии непосредственно от комиссии. Но двое из них, кроме того, получают дополнительно деньги, и немалые, — по 7500 долларов в год! — от Поощрительного фонда.
— Какого фонда? — спросил Грир.
— Поощрительного, — ответил Мигель.
— Никогда о таком не слыхал, — сказал я.
