Принц Зазеркалья

– Нет, – отвечаю я, схватив кондуктора за тоненькую конечность.

Ее нетрудно переломить. В моей голове возникает мимолетное темное искушение, оно подбивает меня на жестокий поступок, но я отстраняюсь и торжественно кладу руку на грудь.

– Клянусь жизненной магией, я никогда не скажу ей про тебя.

– Лучше сядь и подожди отца, – отвечает кондуктор.

Покопавшись под ковриком, который прикрывает его грудь, он достает пакетик арахиса и протягивает мне.

– Ты, наверно, проголодалась после путешествия. На, перекуси.

– Я не двинусь с места, пока не увижу ее воспоминания, ты, ковровая моль.

Я бросаю пакетик на пол и прижимаюсь спиной к двери, заслонив табличку с именем.

Жук издает сердитое бульканье.

– Подумаешь! Даже если мое тело сделано из коврика, голова у меня работает не хуже твоей.

– Сомневаюсь. Ты забыл, что сказал тебе Морфей. Я – королева.

– Да, но Морфея здесь нет, не так ли?

Я пытаюсь придумать хлесткий ответ, но от воспоминания о том, почему Морфея здесь нет, мне становится холодно. Язык превращается в кусок мороженого мяса.

– Ты просто коронованная проблема, – язвительно говорит кондуктор. – Забыла, что мы под железным мостом? Здесь магия подземцев ограничена. Вот почему мы храним потерянные воспоминания именно тут – чтобы они были в безопасности. И ты не заставишь меня что-либо сделать. И Червонная Королева не оторвет мне голову из-за какой-то мелкой, бессильной, ничтожной полукровки.

Мое уязвленное самолюбие вспыхивает, и язык оживает.

– Ты лучше бойся не того, что лишишься головы, а того, что попадешь в ловушку.

Я обращаюсь к люстре, представляя ее огромной металлической медузой. Цепи гремят, болты выскакивают из потолка, проволока рвется, освобождая пленных светлячков. Радуясь свободе, они носятся по вагону и напоминают сошедший с ума звездопад в планетарии. Остальные пассажиры вопят и лезут под сиденья.

Кондуктор, взвизгнув, пятится, когда люстра плывет к нему по воздуху. Ее металлические щупальца движутся изящно и в то же время угрожающе. Я пригибаюсь; цепи обвивают кондуктора и прижимают к стене, сбив фуражку. Болты втыкаются в стену, и вся конструкция превращается в гигантскую железную сеть. Жук взят в плен, его ножки болтаются над полом.

Светлячки летают вокруг, испуская слабое сияние.

Стиснув зубы, я достаю из-под упавшей кондукторской фуражки ключ и пакетик арахиса.

– У вас новая королева, – говорю я, гневно глядя на жука. – Из-за того, что в моих жилах течет человеческая кровь, я могу творить магию и не бояться железа. Так что Червонная Королева ничего мне не сделает.

Я шагаю к двери.

– Подождите! – умоляюще зовет кондуктор. – Простите мою дерзость, ваше величество. Вы совершенно правы. Но я кондуктор. Я должен защищать потерянные воспоминания от безбилетников. Освободите меня, прошу вас!

Я поворачиваюсь на пятке, чтобы взглянуть на остальных. Они выглядывают из-под сидений – взъерошенные, с вытаращенными глазами и поджатыми хвостами, – чихая и дрожа от страха.

Пленник скулит, когда в него летит пакетик орешков. Он застревает среди цепей, в пределах досягаемости левых лапок жука.

– У кондуктора обеденный перерыв, – говорю я пассажирам. – И если кто-нибудь покинет свое место – не важно, по какой причине, – то будет иметь дело со мной. Ясно?

Пассажиры отвечают дружным кивком и осторожно вылезают из-под кресел. Я чувствую легкое удовлетворение.

А потом, улыбнувшись, поворачиваю ключ и открываю дверь, ведущую в прошлое моего врага.

2

Спуск

Как только я закрываю за собой дверь, моя уверенность тает.

Купе маленькое и без окон. Над кремовой кушеткой висит шпалера цвета слоновой кости, рядом стоит высокая напольная лампа, освещающая клетчатый пол.

Лунное печенье, как положено, лежит на тарелке и издает запах миндаля. Хоть я и голодна, но не могу съесть ни кусочка. Здесь всё чересчур знакомо.

Здесь я обнимала Джеба и маму и чувствовала их любовь в ответных объятиях. Теперь мои руки ноют от тоски.

На противоположной стене – красные бархатные занавески, которые готовы раздвинуться и показать обрывки чужого прошлого. В этом поезде я видела историю любви моих родителей и воспоминания Джеба. Я вошла в их головы и ощущала чужие эмоции, как свои.

Я почувствовала, как изменилась мама, когда отказалась от рубинового венца, чтобы дать папе шанс на жизнь… я даже видела, как Морфей помогал ей – он пронес папу через портал в человеческий мир, хотя ради этого ему пришлось подвергнуть риску свои тщательно разработанные планы. Я узнала о благородстве и смелости Джеба, который отказался от собственного будущего, чтобы спасти меня.

Столько жертв было принесено. Я бы отдала что угодно, чтобы повернуть время вспять и всё исправить. Но оно безжалостно.

«Время… В Стране Чудес оно не властно. Пусть это служит для тебя надеждой. А теперь соберись. Надо приготовиться к встрече с Червонной Королевой». Так сказал Морфей в тот вечер, незадолго до выпускного бала, за несколько часов до того, как всё рассыпалось. Его голос звучит так отчетливо, как будто Морфей на прямой связи с моим сознанием. Но это невозможно: нас разделяет железный купол. И все-таки неудивительно, что его послание эхом звучит в моей душе, когда я балансирую на грани. Ведь он хранитель мудрости Страны Чудес, страж всего безумного и смелого.

Джеб – мой якорь; он напоминает мне о сострадании и не дает забыть о том, что наполовину я человек. А Морфей – ветер, он тащит меня, вопящую и отбивающуюся, на вершину скалы, спихивает вниз и наблюдает, как я парю на развернувшихся крыльях. Когда Джеб рядом со мной, мир напоминает холст, нетронутый и приветливый. Когда я с Морфеем, мир – безумная игровая площадка, которая тянет сильнее любого магнита.

Джеб и Морфей занимают разные половины моего сердца, а вместе служат мостиком между человеческим миром и Страной Чудес. И я не знаю, что с этим делать. Если мой папа не обретет утраченные воспоминания, у меня, может быть, никогда не будет шанса найти ответ.

Впервые за несколько недель на глаза наворачиваются слезы. Я так хорошо наловчилась скрывать отчаяние. В психиатрической клинике это было частью спектакля – изображать тупое равнодушие. Но чувствовала я себя совершенно иначе.

Борясь со слезами, я вскидываю голову. Морфей сказал бы, что я королева, а королевы не плачут. А Джеб – «Держись, спортсменка».

И они оба правы.

Я поворачиваю колесико на стене, чтобы приглушить свет. Занавески раздвигаются, и я вижу киноэкран. «Представь ее лицо, глядя на пустой экран, – велел кондуктор, когда я была здесь месяц назад, – и ты переживешь чужое прошлое так, как будто это происходит сегодня».

Удивительно, как легко я вспоминаю лицо Червонной Королевы – в виде одного из рисунков, сделанных мамой на полях «Алисы в Стране Чудес». Такой она была, прежде чем маленькая Алиса прыгнула в кроличью нору, прежде чем неверный муж нанес Королеве незаживающую рану… прежде чем предал ее. Такой она была, пока еще не носила венец.

Экран освещается, я разлетаюсь на тысячу кусочков и собираюсь воедино на экране, в теле Червонной Королевы. Теперь я смотрю ее глазами.

Она еще маленькая – лет десяти, по человеческому счету. Хотя дети в подземном королевстве не такие, как на земле, – они умнее и циничнее, им недостает невинности и воображения. Девочка прерывисто дышит, бегом следуя за шайкой пикси. Они волокут мертвое тело, завернутое в алый бархат. Пикси не останавливаются, пока не добираются до кладбища. На защищенной земле им ничто не грозит.

– Подождите! Верните ее! – кричит Червонная Принцесса.

Она чуть не падает, споткнувшись о платье, а потом хлопает крыльями и отрывается от земли. Она приземляется у ворот в ту самую секунду, когда они закрываются. Стоя там в одиночестве, девочка заглядывает сквозь решетку. Из лабиринта кустов появляется Первая Сестра. Из-под подола мелькают восемь тонких паучьих ног. Человеческое туловище ужасной садовницы наклоняется над мертвой женщиной и извлекает из нее душу. Та извивается, поднимаясь из тела покойницы, как светящаяся лоза.

Первая Сестра наматывает душу на запястье и отсылает пикси, вместе с безжизненным телом, прочь.

– Нет, ты не можешь ее забрать! – кричит Червонная Принцесса.

В груди у нее такая тяжесть, что больно дышать. Запах плесени и гнилых листьев обжигает ноздри. Она никогда еще не подходила так близко к саду мертвых, потому что с младенчества слышала ужасные истории о его хранительницах и о том, что происходит за оградой. Но рассказы о руках-ножницах и о кровавых ошметках, которые остаются от нарушителей, не пугают Принцессу сегодня – в тот день, когда ее навсегда разлучают с матерью.

Первая Сестра, хмурясь, смотрит на нее из-за ворот.

– Это священная земля, девочка-королева. Что бы ты ни думала, не надо делать глупостей. У тебя здесь нет такой власти, как в твоем королевстве.

Принцесса сердито глядит на Сестру. Всё ее тело делается пунцовым, когда она сосредотачивается на волосах женщины-паука. Пряди, блестящие и тонкие, как карандашные стружки, трепещут от ветерка вокруг лица Первой Сестры, но магия Червонной Принцессы не производит никакого эффекта.

Она меряет взглядом высокий забор и колючие ветви, которые тянутся над кладбищенским садом, образуя крышу. Никак нельзя пробиться.

Первая Сестра высокомерно усмехается.

– Было бы ошибкой искать дорогу сюда, юная принцесса. Разве что ты хочешь лично познакомиться с моей сестрой. Она с особой ловкостью умеет делать конфетти из маленьких нежных пострелят вроде тебя.

До кончиков крыльев Принцессу охватывает дрожь.

Напоследок гневно взглянув на нее, Первая Сестра оборачивает жалобно хнычущую душу вокруг пальцев. Взметнув юбкой, она разворачивается и исчезает в лабиринте листвы.

Появляется король – отец Принцессы, раскрасневшийся от бега.

– Что толку в бессмертии, если мы не можем быть вечно вместе? – спрашивает Червонная Принцесса, прижавшись замерзшим носом к железу ворот.

– Бессмертие просто позволяет тебе с определенного момента не стареть… и твоя душа не умирает, – отвечает отец, пытаясь отдышаться.

Он берет дочь за плечо.

– Но тело уязвимо – и его можно покинуть, как скорлупу.

Руки и ноги девочки немеют. Ей кажется, что ее собственное тело стало скорлупой, пустой и хрупкой, которую унесет первым же порывом ветра.

Она хватается за прутья решетки, чтобы устоять.

– Но почему мы не можем похоронить маму среди бегоний и маргариток в дворцовом саду? Как делают люди. Она бы жила среди цветов, и мы бы навещали ее каждый день.

Отец хмурится и как будто размышляет.

– Ты же знаешь – наши души должны видеть сны, чтобы насыщаться ими и не беспокоиться… чтобы не пытаться овладеть телами живых. А сны умеют добывать только Сестры.

– Сны, – повторяет Принцесса и шмыгает носом. – Однажды я принесу нашему народу сны, отец. Они будут в изобилии повсюду, не только на кладбище. Однажды я освобожу души, чтобы они спали в наших садах, касались оконных стекол по ночам, стучались днем из-под земли. Я принесу воображение в наш мир, чтобы каждый мог всегда быть с теми, кого любит.

Король похлопывает дочь по руке, и от этого ласкового жеста зияющая пустота в груди Принцессы почти заполняется.

– Тогда ты станешь самой любимой королевой в истории, мой алый бутончик. Но до тех пор мы обязаны следовать правилам, как все остальные. Мы не вправе злоупотреблять нашей силой и положением или ставить под угрозу благополучие подданных. Как бы сильно мы ее ни любили…

Он промокает глаза платком.

– Понимаешь?

Червонная Принцесса кивает.

Картинка расплывается. Покинув чужое воспоминание, я снова оказываюсь на кушетке, окутанная темнотой. В голове что-то стучит, как будто изнутри по стенкам черепа бьет кулак. Я сжимаю виски и жду, когда стук прекратится.

Может быть, внутри моей головы пытается угнездиться отвергнутое воспоминание. Потому что в прошлый раз я не испытывала ничего подобного.

Экран вновь загорается. По комнате расплывается яркая радуга, и меня опять втягивает в «фильм». Мои кости становятся костями Червонной Королевы, моя кожа покрывает ее тело.

Теперь она старше лет на шесть. После смерти матери ее отец женился на вдове, и у Червонного Двора появилась королева. Она будет править, пока Принцесса не достигнет совершеннолетия. Но торжественная церемония состоится всего через несколько месяцев, и магия короны наконец проникнет в ее кровь…

Принцесса прячется за кустами в дворцовом саду. Циннии, покрытые фиолетовыми полосками, вянут от гнева, который она источает, наблюдая за королем и своей младшей сводной сестрой. Гренадина – дочь новой королевы от ее предыдущего брака. Давно уже понятно, что от этой девчонки одни проблемы.

Мало того что у нее волосы отливают рубиновым оттенком, а серебряные глаза так и танцуют под густыми лавандовыми ресницами. Гренадина необыкновенно забывчива – просто чистая доска, ожидающая, когда на ней что-нибудь напишут. Ее слабость и постоянная потребность в помощи позволяют королю отвлечься от скорби. Червонная Принцесса, сильная и независимая, не в силах даровать ему это утешение.

Король наклоняется, чтобы в сотый раз показать Гренадине, как надо играть в крокет. Он уже тысячу раз напомнил ей, что он ее новый отец. Он указывает на металлические дугообразные воротца, которые образуют площадку в виде ромба. В каждом конце воткнуты серо-розовые колышки, а в коробке, на атласной подкладке, лежат два комплекта шаров.

– Нужно провести мяч через все воротца, – терпеливо произносит отец. – Мои красные мячи гонятся за твоими серебряными. Твоя задача – прогнать мячи через воротца по порядку и первой ударить по колышку.

Гренадина качает головой, и ее рубиновые кудряшки подпрыгивают на плечах.

– А что такое колышек?

– Вон та штучка в конце площадки.

– А воротца – это вот?

Гренадина приподнимает волшебное существо с длинной, как у фламинго, шеей; повинуясь чарам, оно застыло и превратилось в подобие хоккейной клюшки. Яркие перья ерошатся при словах девочки, словно существо чувствует себя оскорбленным.

– Это молоток, дорогая. Воротца – те обручи, через которые мы прокатываем шары.

На щеках у Гренадины появляются ямочки – как всегда, когда она в недоумении.

– Ох, папа, я просто не могу запомнить.

Он улыбается, очарованный ее изящным простодушием.

– Кажется, я нашел способ. Сэр Билль!

Он жестом подзывает кого-то.

Ящерка Билль – подземец, умеющий писать без чернил – торопливо подходит и кланяется. Его красный фрак и брюки сменяются зеленой листвой, совершенно как на кусте, рядом с которым он стоит. Выходит так убедительно, что от Билля словно остаются лишь отрубленная голова и когтистые руки, парящие в воздухе.

Гренадина приседает.

– Приятно познакомиться, сэр.

Ящерка улыбается, тронутый ее любезностью, как и все вокруг.

– Сэр Билль – стенограф Червонного Двора. Он ест шепот, – объясняет король. – А потом записывает его на любой поверхности, и запись остается там навсегда как тихое бормотание, которое можно услышать, но нельзя увидеть. Шепни что-нибудь, что ты желаешь запомнить.

Гренадина припоминает правила крокета, которые услышала минуту назад.