Смерть не берет выходных

— Добрый день. Как вы себя чувствуете? — по возможности мягко спросил Павел.

Застывшие глаза Наташи даже не повернулись в его сторону, только худенькие, тонкие руки подтянули одеяло выше к подбородку.

— Вам плохо? Шов болит? — Павел осторожно накрыл ее тонкие пальчики своей широкой сильной ладонью.

— Я вас знаю, — произнесла слабым голосом Наташа. — Вы Павел.

— Да, я Павел. Мы живем напротив. Я вас привез в больницу, — зачем-то уточнил он.

— Я хочу умереть. Я не могу больше жить, — едва слышно прошептала Наташа.

— Успокойтесь, все пройдет, от аппендицита не умирают. Операция прошла успешно, ваша жизнь вне опасности. Через недельку вас выпишут, и я вас отвезу домой.

— Не стоит беспокоиться, — прошептала Наташа и отвернулась к стене.

— Хорошо, я не буду вас беспокоить. Вот здесь фрукты, сок, я поставлю вам все это на тумбочку. До свидания! — Павел, не зная, что еще можно сделать, встал и покинул палату.

Поведение Наташи было весьма странным. Перенесенная операция не могла вызвать такого шока. Павел нашел врача и, переговорив с ним, поехал домой. В городской квартире его ожидал неоконченный роман и молодой сильный рыцарь по имени Траку.

Просидев за компьютером почти два часа, Павел так и не написал ни строчки. Работа откровенно не шла. Он оделся и отправился гулять по городу. Дождь прекратился, но пасмурное небо нависало над самыми крышами. Настроение было препаршивейшее. От нечего делать он зашел в небольшой бар. Заказал коньяк и кофе, долго сидел, развлекая себя рассматриванием стайки молоденьких девушек, которые устроились за соседним столиком. Унылое настроение не оставляло его. Когда все, наконец, осточертело до невозможности, Павел отправился домой. Поднявшись на третий этаж, позвонил было в дверь соседу, но того не оказалось дома. Пообщался через дверь с его собакой, вошел в свою квартиру. Привычно включил комп и, пока тот проверялся и загружался, плеснул еще коньяка и с бокалом в руке уселся перед монитором.

Веста ждала своего принца, пусть даже не принца, титул не главное. Вчерашний воин сегодня вполне мог стать ярлом, а то и конунгом. Кто-то становился и королем. Много таких историй ей рассказывала мама. Да зачем далеко ходить за примером? Ее собственный отец, хоть и был сыном ярла, начинал простым воином, только благодаря своему мужеству и уму сумел стать конунгом. Теперь его земли простираются на пять-шесть конных переходов в любую сторону от могучего замка. Щедра земля, в реках тесно от рыбы, а по дремучим лесам бродят несметные стада кабанов. Славно живет конунг Рагнар. Давно, совсем молодым воином, со своими побратимами, под предводительством ярла Сигурда, он пришел сюда. На высоком мысу заложили они малый замок, простой деревянный, но окруженный глубоким рвом. Сигурд ушел дальше, на полдень. А Рагнар с побратимами остался, здесь проходил великий шлях, с полночи на полдень, к богатым волшебным странам, что не знали зимы. Рагнар где мечом, где хитростью, где разумным словом привлек на свою сторону местных вождей. Собрал людей отовсюду, и через несколько зим вокруг малого замка уже стоял большой град. Породнившись с вождем самого могучего племени Сейбором, взял в жены его красавицу дочь, Леду. Она-то и родила ему Весту, самую прекрасную деву во всех окрестных землях. Хоть и страстно желал сына-первенца Рагнар, но не мог он нарадоваться на дочь. Умна не по годам, в свои двенадцать весен она уже поражала всех своей красой. Хотел конунг Рагнар хорошего мужа для Весты. Еще пройдут две-три весны, и придет пора созывать гостей на свадебный пир. Найти славного мужа для Весты — задача не из легких, слишком многим требованиям должен отвечать жених. Одному только человеку можно доверить выбор, да, как на беду, сгинул Траку, уже две зимы как пропал он в походе, так и не объявился. Верный побратим, он никогда не служил Рагнару. С той самой поры, когда пришли они в этот край, был и оставался равным. Даже этот смертельно опасный квест на остров Буян Траку затеял по собственной воле, чтобы добыть для него, Рагнара, святую реликвию. А ведь именно она и позволила Рагнару провозгласить себя конунгом. И хоть его уже давно величали этим титулом, подтверждением могла стать только эта реликвия. Траку сам принес ее Рагнару. Много еще добра он сотворил, а две зимы назад ушел, как обычно, не сказав никому прощальных слов.

Рагнар накинул на плечи корзно и вышел на высокое крыльцо. Во дворе учились рубиться на топорах молодые воины. Весело рубились, задорно, пусть удары и тяжелы, но воин должен уметь быть стойким. Рагнару захотелось самому схватить тяжелый топор, ведь, по сути, он еще так молод, всего-то тридцать две весны за плечами. Да нельзя! Он должен силу пробовать только на равных, на воеводах да десятниках. Эти ему пока не соперники.

В распахнутые ворота замка влетел всадник. Едва спешившись, бросил поводья хлопцу и поспешил к Рагнару.

— Княже! Гонец из Киева! От самого Аскольда.

— Где он? — спросил Рагнар, а про себя подумал: стражник из местных, титулует так, как ему ближе.

— У полуденных ворот. Воли твоей дожидается.

— Веди его сюда.

Рагнар поднялся в тронный зал. Позапрошлой весной варяги Аскольд и Дир со своими воинами проходили здесь. Собирались идти в Визант. Да только не дошли. Воспользовались распрями среди полян, да и захватили стол в Киеве. Теперь сидят вдвоем. Что только заставило их посылать гонца к Рагнару? Не столь уж он силен, чтоб войной идти на Киев. На своих землях дать отпор — одно дело, а в чужие соваться пока рано. Хотя сумели же они с малой дружиной захватить стол! Да и сесть на нем, похоже, крепко. Дорога-то до Киева отсюда прямая, волоками до Борисфена, а там на драккары и вперед. Пока ведут гонца, нужно все предусмотреть. На все вопросы найти ответы. Негоже конунгу попадать впросак.

Леда сидела в светелке и, напевая долгую песнь, вышивала. Веста, заслушавшись, опустила на колени рукоделье и тихонько, стараясь не мешать, подпевала матери. Красивая была песнь. Пелось в ней о том, как могучий воин поставил крепость на острове для своей нареченной. Как отправился в долгий-долгий квест. Как шли годы, а он все шел и шел к своей нареченной, как потерял коня, как дикие звери едва не растерзали его, как замерзал он в утлом челне, средь бурного моря. Как пробирался без воды и пищи через жаркие пески. Многого не поняла в песне Веста, да только нельзя мать прерывать, лучше после спросить. Веста слушала и мечтала о могучем воине, что однажды прискачет за ней и увезет в свой чудесный замок. Вот только грустно будет расставаться навсегда с мамой, отцом, братьями и сестрами. Незаметно Веста заплакала, слезы текли по ее нежным щекам, капали на рукоделье и расплывались на нем влажными пятнышками. Леда пела песнь любви и даже не замечала светлых дочерних слез. Она пела и думала о Рагнаре, что привез ее в свой замок, что любил ее больше жизни.

Плеснув в бокал еще немного коньяка, Павел закурил очередную сигарету. Побежал глазами текст, поморщился. Нет, слишком слезливо, хотя переработать можно. Интересно, за каким чертом к Рагнару мог прискакать гонец от Аскольда? Что им делить, или на подмогу решили позвать? Да нет. Олег их неожиданно из Киева вышиб. Убрать, что ли, его вовсе?

От сигарет уже першило в горле, коньяк стал невкусен. Все, пора заканчивать. Уже лежа в постели, Павел снова вспомнил о Наташе. Удивительная метаморфоза произошла с девушкой. На фотографии в паспорте она восхитительно мила, а в жизни… Хотя стоп, он ведь видел ее раньше. Ну да, когда приходил к Марии Казимировне, они втроем сидели на скамейке под яблоней и разговаривали. Вернее, Мария Казимировна рассказывала древнюю легенду о старой усадьбе, а он слушал. Наташа сидела напротив и о чем-то думала. Ему тогда понравились ее глаза, именно эти глаза он подарил героине романа, который писал тогда. Все правильно, глаза Ядвиги — это и есть глаза Наташи. Что же произошло с ней за эти полгода? Для него это уже мгновение, раньше, когда был молод, полгода казались вечностью, зато сейчас годы пролетают так, что и не заметишь. Вроде бы только вчера он спасал раненых бойцов, пока не хлопнула та проклятая мина. Чудо спасло его, из всех, кто был в тот момент в операционной, выжил только он. Его тогдашняя подруга, верная помощница Лидочка была сражена насмерть маленьким осколочком, пронзившим сердце. Была ли у них любовь? Трудно сказать, они просто, наверное, были созданы друг для друга. Почти шесть лет жили вместе, все у них было замечательно, Лидочка понимала его с полуслова. Она очень тонко чувствовала его настроение, всегда была готова прийти на помощь. Он до сих пор вспоминал ее роскошное тело. Ее страстные губы. Вот только глаза почему-то стерлись из памяти. Павел ясно помнил, что они были темно-карие, почти черные, ярко очерченные длинными ресницами, но выражения их, как ни старался, вспомнить не мог. Помнил только последнее, застывшее в них удивление, когда развороченной осколком рукой, не чувствуя боли, пытался зажать маленькую дырочку под ее крупной, налитой белоснежной грудью. Больше у него не случалось ничего, даже отдаленно напоминающего те чувства. Конечно, женщины у него были, не без этого, но кого-то сразу интересовали деньги, кто-то пытался его на себе женить. Павел в подобных ситуациях сразу же рвал отношения, предпочитал оставаться один. Он очень быстро понял, что чистые носки дешевле купить, чем убеждать женщину распространить заботу столь далеко. Всех своих временных подружек Павел невольно сопоставлял с Лидой, ни одна из них не шла ни в какое сравнение с ней. У всех были свои, вполне определенные планы и интересы. О том, что нужно ему, женщины, как правило, не задумывались. Именно поэтому все их игры очень быстро наскучили Павлу. Постирать и прибраться он умел не хуже их, а в еде был крайне неприхотлив. В итоге Павел стал предпочитать одноразовые связи, о которых забывал уже через час.

Утром, написав еще пяток страниц, Павел, повинуясь непонятному движению души, отправился навестить Наташу. Как и вчера, она лежала, уставившись в потолок, не реагируя на окружающих. К еде, как установил Павел, не прикоснулась. Он попытался поговорить с нею, но Наташа отворачивалась к стене и не отвечала на расспросы. Пригласив врача, Павел предпринял решительные действия, вдвоем они чуть ли не силой накормили Наташу, а затем, уже в ординаторской, Павел вложил в карман врача солидную пачку денег, взял с него слово, что за этой больной будут следить особо.

Выруливая с больничного двора, Павел подумал было свернуть на автомойку, но махнул рукой, решил, что по такой погоде и так сойдет, отправился домой. Подъезжая, заметил, что дождь как-то разом закончился, проглянуло солнце, руки сами собой вывернули руль, и через двадцать минут деревья старого парка окружили его со всех сторон. Павел шагнул на пропитанную водой землю. Ноги сразу увязли, но он не обращал внимания на подобные пустяки. Широким решительным шагом вышел к реке. Вздувшаяся, бурная, она, как и тысячу лет назад, несла свои воды к далекому студеному морю. Когда-то по ней шел великий путь из варяг в греки. Здесь перемешивались народы и племена, словно в великанском котле сплавлялись в новое, неведомое. Столетия спустя именно на этих землях возникло одно из величайших государств средневековой Европы. В этом городе начинали свой славный путь все великие князья. Неспроста именно этот город называли ключом от Речи Посполитой.

Как и тысячу лет назад, катилась полноводная река к студеному морю. Как тысячу лет назад, стоял на высоком берегу могучий человек и думал о своем: о жизни, о любви, о красоте.

Уже вторые сутки после операции Наташа не могла уснуть. Стоило только ей закрыть глаза, как начинался ее собственный кошмар. Уже не чужие жестокие руки срывали с нее лифчик и трусики, а Илья. Вокруг было много людей. Они смотрели на нее, голую. Хватали своими отвратительными липкими руками, били. И ее муж, Илья, был с ними заодно. Он вместе со всеми глумился над ней. А еще он смотрел, как ее насилуют. Смотрел внимательно, заинтересованно. Отпускал какие-то замечания, подсказывал, как ее еще можно унизить.

Холодным потом покрывалось тело. Наташу трясло. Как могло такое случиться, что он предал ее, едва ли не собственными руками отдал на поругание? Ведь она его так сильно любила! Она старалась быть для него всем: и женой, и матерью, и сестрой. А он отрекся от нее. Бросил, как ненужную вещь. Нет, так не поступают даже с ненужной вещью. Он растоптал ее. Невозможно, невыносимо жить. От кошмаров, от голода, от непрерывного озноба нестерпимо болело все тело. Наташа не могла смотреть на еду. Когда она ела последний раз — уже и не вспомнить. Вчера, да, наверное, это было вчера. Или сегодня? Все перепуталось в голове. К ней приходил сосед. Павел. Как же его отчество? Оно ведь у него очень простое. Нет, не вспомнить. Кормил ее почти насильно. Неужели и он не понимает, что нельзя насиловать человека! Он ведь писатель. Как можно писать книги и ничего не понимать! Не чувствовать главного — насилие в любой форме убивает!

Врачи говорят, что ей повезло, спасли жизнь. А зачем? Для чего ей теперь жизнь, если она не хочет жить? Почему ей не дают умереть? Она предана, она уже почти мертва. Раньше, когда у нее был муж, жить хотелось ужасно. Наташа мечтала, что они будут счастливы. У них будут дети, мальчик и девочка. Они, их дети, будут расти, пойдут в школу. По вечерам они все вместе будут возиться посреди большой уютной комнаты, прямо на толстом пушистом ковре. В выходные всей семьей станут ходить на прогулки. Все, взявшись за руки, она, ее муж и дети. А еще было бы здорово, если бы у них была собака. Большая, пушистая, с длинной шерстью, в которую приятно зарыть озябшие руки. Собака гуляла бы с детьми, защищала их. Она была бы умная и очень, очень добрая. Дети забирались бы на нее верхом, а зимой собака катала бы их на санках. Как замечательно все могло бы быть. Да только не будет этого никогда. Потому что ее самой не будет. По сути, ее, Наташи, уже нет. Она уже умерла, много раз умерла. Ее убил ее собственный муж. Человек, которого она любила.

Острая боль вновь скрутила Наташу. Пусть скорее придет смерть. Как освобождение, как конец этой нескончаемой пытки. Почему? Почему ей не дали умереть? Как они все не могут понять, что Наташа больше не может жить!

Что от нее всем нужно? Зачем приехал этот Павел? Чего он хочет от Наташи? Неужели не понятно, что ее уже никто и никогда не назовет Наташенькой, Наткой, как звала мама! Бедная, несчастная мама. Ей трудно будет пережить смерть любимой дочери, но ничего нельзя поделать. Она не может оставаться среди живых. Люди, другие люди, живут, смеются, любят друг друга. Но только ей это уже не суждено. Тех, других, не предают, от них не отказываются люди, которых они любят. Пусть живут живые, а она уже умерла.

Траку остановился на верхней площадке башни-вежи, холодный ветер трепал его плащ. От огромной горы дикого камня, собранного еще летом, по льду озера тянулась вереница санных повозок. Гора камней на острове росла с каждым днем. До одлиги нужно перетащить весь камень на остров, чтобы с приходом тепла начать возводить стены и башни. Именно сюда Траку решил привезти жену. Отсюда начнется его собственный род. Давно уже пришла пора взять жену. Но Траку хотел создать свое государство. Много лет назад, возвращаясь с Буяна, он наткнулся на это место. Просторный остров посреди широкого озера подсказал решение. Жмуть, жившая в этих местах, не отличалась особо дружелюбным нравом, но и Траку был не промах. Его побратим Рагнар создал свое конунгство тоже почти на пустом месте. Прошло меньше двух десятков лет, а слава о нем уже гремит по всей округе. Траку не претендовал тогда на стол. Молод еще был, но теперь взматерел, решился на такой шаг. Рагнар в ту пору, когда начал строить еще даже не конунгство, просто град, разменял всего девятнадцатую весну, а Траку пятнадцатую. Сейчас ему уже двадцать восемь. Слава Одину, он выжил во многих сражениях, ему нет равных во владении мечом и секирой. Да и полюбовно Траку тоже умел договориться. С местными племенами он сумел заключить своеобразную коммендацию. Два года назад Траку привел с собой два десятка охотников. Наголову разбили дружину местного вождя, захватили его бург и, поселившись в нем, установили твердые, но справедливые отношения с соседями. Люд на работы по большей части пригласили, посулив высокую для здешних мест плату, но не гнушались и силой пригонять всех, кого ловили в лесу. Всего за один год Траку поставил два поверха будущей вежи. За второй еще два, да натаскали камней люди едва ли не на половину замка. Этот дикий не нужный никому камень, теперь насмерть сцепленный цемянкой, стал оплотом его, Траку, будущего. Уже сейчас вежа была неприступна, а когда вокруг поднимется замок, ни один враг ему будет не страшен. Тогда-то коммендации принесут ему даже самые дальние соседи. Земли его будут расти и умножаться. Отсюда начнется его собственный род. Подрастает у Рагнара красавица дочь, Траку заприметил ее давно, да только согласится старый побратим отдать ее исключительно в сильные, надежные руки. Времени у Траку мало, кроме вежи, нужно поднять еще и стены замка, чтоб было где разместить дружину, необходимо поставить еще башни. А там и кузню и пекарню. Летом на остров враг не нагрянет, озеро не пустит, а зимой замок должен защищать себя сам. Да и бург уже тесен, надо ставить поблизости новый, люд туда поселить и дружину. Только когда он серьезно станет на этих землях, можно будет ехать к Рагнару, просить руки Весты. О Локи, как же неумолимо быстро летит время! Еще одна-две зимы, и за руку Весты может начаться настоящая война. Может, все же зря Траку не поговорил с Рагнаром? Но что он мог тогда сказать? Что хочет стать конунгом? Что идет на это ради его, Рагнара, дочери? Глупо, крайне глупо! Нужно сначала стать, а уж потом разговаривать.

Вот, значит, как, Траку решил стать конунгом! Не простая задача, особенно когда с тобой всего лишь два десятка воинов. А если восстанут подданные или, того хуже, некто более сильный позарится на почти готовый замок? Во все времена чужой кусок был слаще.

Павел отпил еще глоток обжигающего кофе. Сегодняшний визит к Наташе ничего нового не принес. Да, конечно, ее заставляют есть, но разговаривать она упорно не хочет. Что же с ней такое приключилось? Из разговора с Марией Казимировной Павел понял только одно: у Наташи есть муж в городе, она уезжала к нему каждый выходной. На Новый год она, как обычно, отправилась к нему, но вернулась через две недели сама не своя. Резко замкнулась и за месяц с небольшим превратилась едва ли не в старуху. Явно секрет таился в отношениях с мужем, хотя Павел точно помнил, что по паспорту Наташа не состояла в браке. Сегодня он попробовал осторожно расспросить ее о муже, но это вызвало у нее только слезы.

— Лучше бы он умер, — только и смог разобрать среди всхлипывания Павел.

Естественно, не зная даже имени, разыскать таинственного мужа не смог. Теперь, глядя на монитор, размышлял о сложностях взаимоотношений. У него никогда не было семьи в привычном понимании, хотя с Лидой он прожил шесть счастливых лет. Один раз она как-то намекнула ему о том, что неплохо было бы оформить их брак, завести детей, но судьба военного врача забросила в очередную командировку. Дело так и затихло. Наверное, они бы составили хорошую пару, если бы не ее гибель. Кофе остыл, сигарета тлела в пепельнице. Вечер понемногу вползал в окно. Телефон припадочно затрясся на столе и разразился сигналом «SOS».

— Да, я слушаю, — резко ответил Павел.

— Алло, Павел, это из больницы вас беспокоят.

— Вижу, что из больницы. Что случилось?

— С Шевчук беда, она отравилась!

— Как это отравилась?

— Воспользовалась открытой дверью. Ее сейчас промывают. Вы не могли бы приехать? Может, вам удастся ее успокоить?

— Сейчас еду.

Павел примчался в больницу, на бегу надевая халат, поднялся в отделение. Наташу только что привезли в палату. Бледное, ничего не выражающее лицо выглядело как посмертная маска. Павел присел подле нее, взял ее тонкие пальчики в свои большие горячие руки, непонятно зачем начал рассказывать о своей любви к Лиде. О том, как они были счастливы, как работали вместе, как отдыхали. Как строили планы на дальнейшую жизнь. О том, как она погибла. Павел говорил и говорил, а Наташа, как ни странно, начала прислушиваться и под конец, когда Павел вдруг замолчал, осторожно провела холодной ладошкой по его щеке.

— Вы молоды, сильны, поверьте, вы еще встретите женщину, которую полюбите. Не отчаивайтесь, Павел.

Павел оторопел, не думал он услыхать слова утешения от едва живой, только сегодня пытавшейся отравиться женщины. Он посмотрел в глаза Наташи, сухие, воспаленные, и увидел в них нежность и заботу. Глаза Лиды были такими же, ласковыми и нежными. Больше Наташа за весь вечер так ничего и не сказала Павлу.

Утром, чувствуя необходимость с кем-то поделиться, Павел позвонил Андрею.

— Ты уже зверюгу свою гулял?

— Нет еще, собираюсь.

— Тогда вместе пойдем.

— А ты что ж не уехал?

— Ладно, пошли.

— Ну хорошо, сейчас.

Опять моросил мелкий надоедливый дождь. Воздух был насыщен влагой до такой степени, что казалось, еще чуть-чуть, и у всех людей вырастут жабры. Дашка была не в восторге от перспективы гулять под дождем, но делать было нечего. Все трое шли насупленные, чуть озлобленные.

— Так чего ты в городе? — спросил Андрей.

— Да с девчонкой плохо.

— Прости, не понял.

— Ну, с той, которую я привез в воскресенье, с аппендицитом.

— А что там за сложности?

— Она в больнице таблеток наглоталась. Жить ей, видите ли, надоело.

— Подожди, так у нее же с животом проблема, а не с головой.

— Понимаешь, я сам еще до конца не понял, мне ее лечащий позвонил. Я сразу подъехал, а она ни говорить, ни видеть никого не хочет.

— Ясно. Похоже, ребенок в Шекспира решил поиграть.

— Наверное. Хотя она, на мой взгляд, уже совсем не ребенок.

— Я тебе могу чем-нибудь помочь?

— Нет, пожалуй. Да и какая тут может быть помощь. Там ее врачи теперь пасут. Это я тебе просто из вредности рассказал. Чтоб ты со мной вместе пострадал.

— Понятно. Да, кстати, сегодня день недели какой?

— Суббота.

— Понятно.

Унылый дождь не прекращался. Основательно вымокнув, они вернулись в подъезд, и уже на площадке Павел спросил Андрея:

— Послушай, а что, по-твоему, может толкнуть человека на суицид?

— Ты о чем, дорогой, неужели все так плохо? Ты вроде вполне успешный писатель, здоровьем не обижен, что с тобой приключилось?

— Да я не о себе. Меня девочка та беспокоит. Что могло ее так сломать, что ей жизнь не мила?

— Паша, это ты у нас инженер человеческих душ. Тебе и карты в руки.

— Шляхтич, я живу в мире, который сам придумал, а здесь жестокая реальность. Потому-то я и спрашиваю тебя, ты-то в женской психологии разбираешься получше меня.

— Паша, ты пользуешься недостоверной информацией. На мой взгляд, их сам черт не разберет.

— Ну ладно, извини. Пока.

— Пока, Павел.

Наташа не хотела возвращаться в реальность. Та боль, которую она пережила, все еще не хотела отпускать ее. Не имея возможности с кем-нибудь поделиться своими переживаниями, Наташа осталась одна в целом мире. Мама была далеко, да и расстраивать ее было нельзя. Подруг у нее тоже не оказалось. Всю себя последние шесть лет она посвящала Илье, а он оказался ничтожеством. Теперь жизнь потеряла всякий смысл.

Вчера, проходя мимо одной из комнат, она заметила, что там никого нет. Решение пришло мгновенно. Наташа, войдя, увидела множество таблеток в стеклянном шкафу. Не разбираясь, начала глотать все подряд, давясь, захлебываясь слезами. Наташа сидела на холодном полу возле распахнутого шкафчика и непрерывно ела таблетки. От нестерпимой горечи ее уже начало тошнить, но Наташа продолжала жевать таблетки. Когда в комнату зашла медсестра, Наташа уже плохо соображала, что происходит. Потом последовали крайне неприятные процедуры, Наташа пыталась сопротивляться, но безуспешно.

Первое, что Наташа начала воспринимать, это был Павел. Он сидел подле нее на кровати и говорил. Он рассказывал о любви, о смерти своей любимой. Острое чувство жалости к этому огромному, сильному человеку вдруг сладкой болью пронзило ее сердце. Подчиняясь особому, глубинно-женскому импульсу, Наташа осторожно погладила его по щеке. Щека оказалась приятно шершавой и на удивление твердой. Под упругой кожей явственно чувствовались тугие мышцы. Он так удивленно посмотрел на нее, словно впервые ощутил прикосновение женщины. Теперь Наташа снова и снова вспоминала этот незначительный, в сущности, эпизод, и непонятная истома охватывала ее. Она хотела и боялась прихода Павла. Этот немолодой уже мужчина неожиданно стал для нее всем в этом жестоком мире. Наташа вдруг безумно захотела, чтобы он был рядом с ней. Она совершенно не помнила отца, но с такой добротой и участием к ней мог отнестись только очень близкий и родной человек. Вчера она неожиданно увидела, насколько он красив. Той самой настоящей мужественной красотой, которая проявляется лишь в зрелых мужчинах. Именно таким, по ее мнению, и должен быть настоящий человек. Наташе очень захотелось понравиться ему. После завтрака она приняла душ и долго рассматривала свое отражение в маленьком тусклом зеркале с потрескавшейся амальгамой. Увиденное не обрадовало ее. Худющая, с синевато-бледной кожей, она выглядела намного старше своих двадцати шести. На когда-то милом лице остались лишь огромные, воспаленные, темно-серые глаза. Даже блестящие раньше волосы потускнели и торчали, словно солома. Такой она себя еще не видела, впрочем, неудивительно. Последнее время она вообще не смотрела в зеркало. После того, что произошло с ней на Новый год, Наташа медленно умирала.

Павла все не было, Наташа уже начала беспокоиться, вдруг он не придет. Но может, это даже к лучшему. Он не увидит ее такой страшной. Пусть он больше не приходит! Он, подаривший ей зыбкую надежду на то, что люди могут быть добры друг к другу. Он никогда не придет, а она тихо умрет здесь, одна, в больнице.

Павел вошел в палату, как всегда, неожиданно. Наташа сидела на койке и, обхватив колени руками, тихо плакала. Поставив пакет с фруктами, Павел присел радом с ней и, взяв ее за руку, начал тихо говорить. Он рассказывал Наташе о новой книге, которую пишет, о судьбе главного героя. Наташа слушала, восхищенно глядя на него, слезы сами собой высохли. Она сопереживала перипетиям романа и готова была слушать Павла целую вечность. Его негромкий голос успокаивал Наташу, она сама словно оказалась рядом с Траку. Видела его узкое, словно лезвие боевого топора, лицо. Ярко-синие, будто весеннее небо, глаза. Длинные темно-каштановые волосы шевелил ветер. Светлая кольчуга плотно облегала стан. Это она стояла рядом с ним на верхней площадке вежи и смотрела на ставших станом на далеком берегу широкого озера врагов. Там готовили плоты, точили мечи и топоры. Сегодня будет битва, та, что решит, быть Траку конунгом или не жить вовсе. Она верит в своего героя, верит в победу, но кому ее даруют валькирии в этот раз, знает лишь Один. Вот уже готовы плоты и воины начинают входить на них. Рог протрубил, лучники замерли на стенах. Не слишком еще высоки они, еще год-другой, и Тракай стал бы неприступной твердыней. Но враг пришел именно сейчас. Боги не зря посылают испытания людям. Только самые сильные и умелые должны оставаться жить. Именно храбрецы должны оставить потомство. Веста хорошо это знает. Если не устоит Траку, рухнет, погибнет их любовь. Ее саму бросят на потеху разъяренным победителям. Если повезет, убьют быстро, а нет, будут тащить за обозом и насиловать на каждом привале, пока не превратится ее тело в грязную тряпку, тогда, выколов глаза, бросят еще живую на поживу дикому зверью. Потому-то она и стоит рядом с мужем на башне. Дорогая кольчуга слегка давит на плечи, на широком поясе покачивается острый корд. Она не дастся так просто врагам. Наравне с любимым будет отстаивать этот замок и саму жизнь, пока не падет пронзенная острой, холодной, безжалостной сталью.

— Наташа, ты, пожалуйста, ешь, тебе необходимы силы, чтобы выздороветь. Скажи, что тебе принести?

— Что? — словно очнувшись, переспросила она. Голос ведь был тот, а вот слова прозвучали иные, и оказалось, что вовсе она не Веста, а Наташа и не рядом с любимым, а на больничной койке. — А? Да, конечно. Спасибо.

— Наташа, ты где? Я спросил, что принести тебе из еды. Ты нормально не ела уже сколько? Как я понял, больше месяца. Я тебе как врач говорю. Обязательно — мясо, орехи, витамины. Я все самое необходимое тебе принес, но ты уж, пожалуйста, съешь. Договорились?

— Да, обязательно. Спасибо.

— Вот и замечательно. Тогда я пошел, завтра постараюсь прийти пораньше. Хочешь, я тебе принесу что-нибудь почитать? Ты какие книги больше любишь?

— Простите, Павел, не знаю, как вас по отчеству, а можно ту, что вы мне сейчас рассказывали?

— Вообще Павел Николаевич, но лучше просто Павел, мне так привычнее. Ее еще нет, но, если хочешь, я принесу тебе другую.

— Спасибо вам большое.

Павел ушел, но буквально через десять минут вернулся с книгой в руке.