Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях - Монахиня Евфимия на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Монахиня Евфимия

Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях

© Монахиня Евфимия (Пащенко), 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Светлой памяти тех, о ком эта книга

Приступая к рассказу о православных северных женских монастырях, мне не обойтись без объяснения того, как, когда и по каким причинам я обратилась к этой теме. Возможно, интерес к теме женского монашества возник у меня еще в детстве, когда я прочла случайно попавший мне в руки роман Д. Дидро «Монахиня». И, как ни странно, именно эта книга возбудила во мне симпатию к монашеству и желание узнать его поближе. Удивляться этому не следует – в советское время многие люди приходили к православию именно так, через атеистические книги, где содержалась хоть какая-то, хотя бы и искаженная, информация о нем.

Впоследствии я не раз перечитывала роман «Монахиня». И извлекла из него много неожиданных уроков. Прежде всего – что он, как говорится, «бьет мимо цели». Ведь его героиня, Сюзанна Симонен, живя в монастырях, встречается не только с жестокостью и развратом. Первая игуменья, с которой ей довелось встретиться, была настоящей христианкой, строгой монахиней, мудрой и добросердечной женщиной. Собственно, так и в жизни: рядом с грехом соседствует святость – люди есть люди.

Да, героиня романа Дидро ненавидит монашескую жизнь. Но почему? Ведь она стала монахиней против своей воли, повинуясь матери, вознамерившейся скрыть от людей живое свидетельство греха своей юности – незаконнорожденную дочь. А «невольник – не богомольник»… Однако советские авторы-атеисты, расхваливая книгу Дидро, умалчивали о том, что она кончается крушением надежд Сюзанны Симонен на то, что она найдет счастье в миру. Там не нашлось места для беглой монахини, и она оказалась на самом дне общества. Не случайно в одной из зарубежных экранизаций романа «Монахиня» режиссер довел историю сестры Сюзанны до логического конца – она попадает в притон и кончает самоубийством.

Как известно, роман «Монахиня» написан как бы от лица Сюзанны Симонен. На самом деле Дидро выдумал ее историю, чтобы выманить из деревни своего приятеля, в надежде, что тот ринется спасать беглую монашку. Короче, перед нами – вымышленная история.

Впрочем, о монастырях сложено немало всевозможных историй и легенд. К их созданию приложили руку и писатели, и поэты, и журналисты, желавшие узнать, что же творится там, за монастырскими стенами? Кто-то из них видел монастырь «тюрьмой» (вспомним лермонтовского Мцыри). Кто-то – прибежищем обиженных жизнью людей, замаливающих свои и чужие грехи (тургеневская Лиза Калитина). Кто-то – местом, где светлые ангелоподобные девочки-послушницы называют игуменью мамой и живут, словно Божии птички, не зная ни заботы, ни труда (именно так изображен монастырь в неоднократно издававшемся слащавом романе неизвестного автора «Ольховский монастырь»). «В монастыре ничего не делают, а только Богу молятся»; «монастырь – это духовно-душевный колхоз» – это тоже легенды о монастырях. А кто-то из современных российских журналистов даже ухитрился изобразить женский монастырь ни много ни мало как «обитель строгого режима». После всего этого хотелось понять, что же все-таки на самом деле представляет собой женский монастырь? А поскольку у меня не было возможности узнать это на опыте, пожив в монастыре год-другой, приходилось искать иные способы получить ответ на этот вопрос.

Выход нашелся неожиданно. В период моего воцерковления мне посчастливилось встретиться и в течение лет десяти общаться с одной архангельской монахиней в миру, матерью Елевферией (Неверовой). Судьба ее была весьма интересна и по-своему ярка. Вероятно, в молодости мать Елевферия принадлежала к Катакомбной Церкви, а впоследствии длительное время общалась с бывшими насельницами Сурского монастыря, которые передали ей несколько оставшихся у них фотографий и реликвий. Мать Елевферия охотно делилась своими воспоминаниями об архангельских подвижниках, с которыми общалась в свои молодые годы. Она была весьма яркой и интересной рассказчицей, и я жалею, что не смогла запомнить все то, что она рассказывала мне о людях того страшного времени гонений на Церковь, которое для нее было светлым и «сладким временем», когда она воочию видела прозорливых старцев, верных пастырей Церкви, монахинь-исповедниц и общалась с ними.

В те вечера, когда мать Елевферия, сидя на табуреточке под иконами, рассказывала о них, эти люди словно оживали, восставая из тьмы забвения. Итогом моих бесед с матерью Елевферией стала серия статей о монахинях, похороненных возле архангельских храмов. Позднее, в поисках сведений о них, я обратилась к документам Архангельского областного архива. И сколько же интересного там обнаружилось! Причем оказалось, что документальные сведения о монастырях опровергают легенды о них. На основании этих архивных материалов мною была написана эта книга.

Надо сказать, что тема русского православного женского монашества недостаточно хорошо изучена. По утверждению историка русского монашества И. К. Смолича, «более или менее изучены лишь немногие тропинки на путях… подвижничества русских женщин; хотелось бы надеяться, что пути эти не окончательно потеряны для исторической науки и когда-нибудь удастся составить общую картину аскетического подвига русских женщин» [33]. Интерес церковных историков к этой теме начал пробуждаться лишь в предреволюционные времена. В послереволюционные годы «воинствующего атеизма» о появлении работ, посвященных женскому монашеству, просто-напросто не могло быть и речи.

Впрочем, даже сейчас темой истории женского монашества занимаются немногие. По словам современного историка русского монашества конца XIX – начала ХХ вв. П. Н. Зырянова, хотя в наши дни время от времени издаются научно-популярные книги-альбомы с искусствоведческим или краеведческим уклоном, но обобщающих научных исследований по истории монастырей и монашества у нас пока не появлялось. А современная исследовательница русского женского монашества Е. Б. Емченко констатирует: «История женских православных монастырей в России как в Средние века, так и в Новое время почти не разрабатывалась российскими учеными» [16].

Надо сказать, что историки выявили ряд особенностей русского монашества – как мужского, так и женского, – характерных именно для периода XIX – ХХ веков. Например – так называемое «окрестьянивание» монастырей. Этот термин, введенный П. Зыряновым, означает вот что. Если в старину монастырские общины пополнялись в основном за счет выходцев из духовного сословия, то со второй половины XIX в. основную часть насельников монастырей составили лица крестьянского происхождения. Кроме этого, в те времена в монастыри уходило особенно много женщин и девушек, причем даже больше, чем мужчин. В результате возникло множество новых женских монастырей и общин.

Нередко в женские монастыри преобразовывались даже пришедшие в упадок и обезлюдевшие мужские обители. Современные ученые назвали это явление «феминизацией» монашества и пытались объяснить его различными причинами. Например, тем, что в те времена женщины стремились стать самостоятельными, получить образование, устроить свою жизнь не так, как решали за них старшие, а так, как хотелось им самим; тем, что их живо интересовали вопросы цели и смысла жизни; или тем, что религиозные дворянки и интеллигентки того времени уходили в монастыри под влиянием благих движений души и стремясь «вернуть долг народу» – в то время как их сверстницы с иным мировоззрением шли в революционные кружки. Или же тем, что в ту пору в России в результате изменения демографических процессов появилась новая категория женщин – незамужние женщины, которым не находилось места ни в деревне, ни в городе.

Резюмируя все это, историки утверждают, что причинами стремительного роста числа монашествующих женщин были: экономические и социально-политические условия в стране, политика правительства в отношении монастырей, аскетические настроения, стремление женщин к образованию и самостоятельности и т. д. Наряду с ростом числа женских монастырей отмечалась активизация их социальной, просветительской, благотворительной деятельности. При монастырях открывались больницы, приюты, церковноприходские школы. Но расцвет женского монашества в России того времени был омрачен тем, что нередко в монастырях возникали конфликтные ситуации, вносившие смуту в жизнь обителей.

Все вышеперечисленные ученые занимались изучением российского монашества в целом. Но читатель-северянин вправе спросить: а изучал ли кто-нибудь из ученых именно северные (архангельские и вологодские) монастыри? Да. Например, в 1992 году вологодский ученый А. В. Камкин в монографии, посвященной истории Православной Церкви на Севере, отметил, что для северных монастырей были характерны и феномен «феминизации», и ослабление дисциплины, следствием чего были внутренние конфликты. В то же время в хозяйственной и духовной жизни монастырей отмечался некоторый подъем. Однако темой книги А. В. Камкина была не история северного монашества, а история Церкви в Архангельской и Вологодской епархиях в целом. Поэтому тема монастырей в ней затронута кратко и только в общих чертах.

Несколько подробнее рассмотрел историю северных монастырей – на примере Архангельской епархии, – архангельский историк А. А. Куратов. В его учебном пособии «Православные святыни и святые в истории Архангельского Севера» имеются главы, посвященные женским монастырям Архангельской епархии. Тем не менее эти главы представляют собой краткие очерки научно-популярного характера, посвященные исключительно истории данных монастырей. Информации об особенностях социального состава и социальной деятельности монастырей в этих очерках не содержится. Это связано с тем, что данная работа представляет собой учебное пособие по истории Православной Церкви на Севере.

Аналогичный характер носит и хрестоматия «Православие на Архангельской земле: XVII – ХХ вв.», где собраны, систематизированы и прокомментированы документы Архангельского областного архива, имеющие отношение к истории Православной Церкви на Севере, а также содержащие сведения о женских монастырях. Однако и эта замечательная книга все-таки не является специальным исследованием, которое было бы посвящено именно северным монастырям.

Среди научных работ, темой которых становилась история отдельных женских монастырей, следует особо отметить монографию А. В. Новикова «Лешуконье» – в ней есть глава, посвященная Ущельскому женскому монастырю. В ней автор повествует об истории Ущельского монастыря со времени его основания, приводит сведения о социальном положении сестер, их возрасте, характере послушаний, которые они несли, а также о судьбе монастыря и его насельниц в послереволюционные годы. Тем не менее это исследование посвящено в значительной мере именно истории Ущельского монастыря, в связи с чем сведений о социальной деятельности этого монастыря в нем не содержится.

Статья О. В. Кордумовой «Пример трудолюбия и благочестия» посвящена социальной деятельности Сурского Иоанно-Богословского монастыря. Это – первая научная публикация такого рода. В ней мы находим сведения о монастырской школе для крестьянских девочек, а также о других видах благотворительной деятельности монастыря. При этом автор справедливо отмечает, что Сурский монастырь стал для жителей Пинежья не только символом благотворительности и просвещения, но и примером трудолюбия и благочестия. Тем не менее работа эта затрагивает исключительно общественную деятельность Сурского монастыря, а не его историю в целом.

Столь же немногочисленны и научные работы по истории вологодских женских монастырей. Среди них статьи О. Б. Зенковой «Мы наш, мы новый мир построим» и «Монастырская коммуна» – о судьбах женских монастырей Великого Устюга (Знамено-Филипповского, Троице-Гледенского и Иоанно-Предтеченского) в послереволюционные годы. В статьях приведены сведения о социальном составе общин устюжских монастырей, а также о том, чем завершился начавшийся в 1910 году конфликт между игуменьей Троице-Гледенского монастыря Рипсимией и монахиней Серафимой (Бистерфельд).

Статья А. Р. Павлушкова «Пенитенциарная практика монастырей Вологды в дореволюционный период» посвящена так называемой «исправительной» деятельности монастырей – или, проще говоря, монастырской ссылке. При этом значительное внимание в его работе уделено «исправительной» деятельности женского Горнего Успенского монастыря: дан исторический очерк ссылки в этот монастырь, а также анализ того, представительниц каких сословий сюда ссылали и за какие провинности. Однако автор ставил целью изучение именно монастырской ссылки, а не каких-то других сторон жизни вологодских монастырей.

Отдельно стоят исследования, посвященные истории Яренского Крестовоздвиженского (Кылтовского) монастыря: статьи Е. С. Суворова «История Кылтовского женского монастыря и его влияние на духовную жизнь Европейского Севера»; А. В. Рожиной «Основание первого женского монастыря в Коми крае» и посвященная этому монастырю глава в книге Л. П. Рощевской «Очерки истории культуры Яренского уезда XIX – начала ХХ вв.». Ведь это – крупнейший женский монастырь Сыктывкарской и Воркутинской епархии и первая по времени основания женская обитель на земле коми.

Мы можем с уверенностью заключить: работы обобщающего характера, посвященной различным сторонам жизни и деятельности женских монастырей Архангельской и Вологодской епархий, до сих пор не существует. Попыткой восполнить этот пробел является моя книга.

На основе каких источников она написана? Прежде всего – на архивных материалах, большая часть из которых публикуется впервые. В числе архивных данных – документация из Российского государственного исторического архива (РГИА), хранящаяся в фонде 796 – канцелярии Синода. Это резолюции Синода по поводу открытия монастырей, подворий, общин – всевозможные официальные бумаги, не всегда интересные, но необходимые.

Впрочем, в архивах хранятся не только скучные канцелярские дела. Например, в Центральном государственном историческом архиве (ЦГИА), в фонде № 2219 (фонде о. Иоанна Кронштадтского), а именно в деле № 2 – «Переписка о Сурском монастыре» – есть удивительные, интереснейшие документы, позволяющие увидеть жизнь северного женского монастыря глазами его обитателей. Речь идет о письмах, посланных праведному Иоанну Кронштадтскому с 1899 года по 9 сентября 1908 года игуменьей Леушинского монастыря Таисией (Солоповой), а также сестрами, священнослужителями и фельдшером из Суры П. П. Аверкиевым. В этих письмах, деловых записках, жалобах, а иногда и доносах описываются различные события из жизни Сурского монастыря. Практически нигде больше мне не удалось найти подобных свидетельств о том, как жили в монастыре сами монахини и послушницы. А без таких свидетельств рассказ о северных женских обителях был бы неполон.

Но поистине бездонным кладезем всевозможных сведений о женских монастырях стал Государственный архив Архангельской области (ГААО). В нем имеются специальные фонды Сурского, Ямецкого, Холмогорского, Шенкурского и Ущельского монастырей, а в этих фондах – послужные списки насельниц, ежегодные отчеты монастырей, хозяйственные документы (условия о приеме на работу, приходно-расходные книги), сведения о лицах, заключенных в монастыри; иными словами, документы, проливающие свет на различные стороны жизни этих женских обителей. Ряд дополнительных сведений о них – например, история о сестрах милосердия из Холмогорского монастыря, – находится и в фонде Архангельской духовной консистории.

В Государственном архиве Вологодской области (ГАВО) я изучила фонды Горнего Успенского и Арсениево-Комельского монастырей, а также Вологодской духовной консистории. Вологжане вправе спросить меня, почему их женским монастырям уделено меньше внимания. Дело в том, что, поскольку меня больше интересовали женские монастыри моей родины – Архангельской земли, – я использовала только документы Вологодского архива (а не его Великоустюжского филиала). Поэтому вологжане вполне могут «взять реванш», написав подробную книгу по истории женских обителей своего края.

Помимо архивных источников, я использовала материалы как дореволюционной, так и современной церковной и светской печати – в дополнение к почерпнутым из архивов сведениям, – а иногда и воспоминания, опубликованные в различных книгах.

Я стремилась показать жизнь северных женских монастырей с различных сторон и рассказать не только об их истории или хозяйственной деятельности, но и о том, какими были насельницы северных монастырей, как они трудились, молились, помогали местному населению. Возможно, некоторым читателям придется не по нраву то, что в главе «Скорби и искушения» я затрагиваю и негативные стороны жизни монастырей. Но даже апостолы в своих посланиях упоминали о христианах, «потерпевших кораблекрушение в вере» (1 Тим. 1, 19), не скрывая, что такие люди были, есть и будут, а особенно умножатся в последние времена. И вместо того чтобы скрывать информацию о монастырских искушениях, не лучше ли объяснить их причины и назвать их настоящего виновника? Это необходимо еще и для того, чтобы современный православный человек, читая в газете очередной «ужастик» о современных монастырях, не смущался. Ведь пресловутый рогатый «дядя Баламут» во все времена вредил, вредит и будет вредить монастырям и монахам. Но, как известно, все его проделки вредят Церкви не больше, чем слону из басни – тявканье моськи…

Наличие большого количества источников, использованных для работы над книгой – прежде всего архивных, – дает читателю право спросить меня: почему книга написана светским языком? То есть – почему она не научная? Дело вот в чем. Изначально я действительно планировала написать научную работу. Но потом поняла – история северных женских монастырей должна стать достоянием не только узкого круга историков, но и всех, кому она интересна как часть истории Севера и в целом – России.

Часть I. У монастырских стен

История создания женских монастырей в Архангельской и Вологодской епархиях в XIX-ХХ веках

Если бы перед глазами читателя оказалась карта Архангельской и Вологодской епархий, – где были бы обозначены все женские монастыри, действующие к началу ХХ века на их территории, то он бы увидел, что таких обителей немного: по шесть и в той, и в другой епархии. В Архангельской епархии это были: Успенский монастырь в селе Холмогоры, Свято-Троицкий в уездном городе Шенкурске, Ущельский монастырь преподобного Иова в селе Ущелье Мезенского уезда, Иоанно-Богословский монастырь в селе Сура Пинежского уезда, а также Ямецкий Благовещенский монастырь (или Ямецкая Благовещенская пустынь) в Онежском уезде. Данные, указанные в справочнике П. П. Сойкина «Православные русские обители» – о том, что женских монастырей в Архангельской епархии было пять: Холмогорский, Шенкурский, Сурский, а также Ущельский, имевший статус общины, – являются неточными, поскольку спустя год после издания этой книги, в 1911 году, в епархии был открыт еще один монастырь – Ямецкий Благовещенский. По тем же причинам в этом справочнике приведены не совсем точные данные в отношении вологодских женских обителей. Если ко времени его издания в Вологодской епархии было четыре женских монастыря – Успенский Горний в губернском городе Вологде, Арсениево-Комельский в Грязовецком уезде, Иоанно-Предтеченский в уездном городе Великом Устюге, а также Яренский Крестовоздвиженский (Кылтовский) монастырь в Яренском уезде, – то позднее к ним прибавились еще две обители, преобразованные из пришедших в упадок мужских монастырей. Так, в 1908 году женским стал Знамено-Филипповский монастырь, а в 1912 году – Троице-Гледенский. Обе обители находились на территории Великоустюжского уезда, при этом Знамено-Филипповский монастырь стоял в двух верстах от уездного города Великого Устюга. Таким образом, количество женских монастырей в Архангельской и Вологодской епархиях было одинаковым – по шесть обителей в каждой. Итого – двенадцать.

Разумеется, каждый из этих двенадцати монастырей имел особую историю, иногда уходившую, как говорится, «во тьму веков». Наиболее древними из них были три. В Вологодской епархии – Успенский Горний монастырь, основанный в 1560 году (по другим данным, он был создан в 1590 году при царе Феодоре Иоанновиче); в Архангельской епархии – Холмогорский Успенский и Шенкурский Свято-Троицкий монастыри, точное время основания которых неизвестно, поскольку они сформировались из женских общин, существовавших задолго до придания им статуса женских обителей.

Официальной датой основания Холмогорского Свято-Успенского монастыря считается 1687 год, когда на месте странноприимницы, основанной первым архиепископом Холмогорским и Важским Афанасием (Любимовым), был образован женский монастырь, первой настоятельницей которого стала мать владыки, инокиня Марфа. Однако имелись сведения о том, что женская монашеская община в Холмогорах существовала с XVII века, то есть еще до учреждения Холмогорской и Важской епархии – хотя о том периоде ее деятельности не сохранилось ни письменных, ни устных известий. Автор «Исторического описания Холмогорского монастыря», диакон А. Фирсов, упоминает, что община была основана по благословению некоего новгородского митрополита, предположительно – митрополита Никона (впоследствии патриарха), который «в 1652 году, проездом в Соловецкий монастырь, был несколько дней в Холмогорах» [52]. В связи с этим предположительным временем основания женской монашеской общины в Холмогорах мог стать 1652 год. Впрочем, с учетом того, что ко времени, когда архиепископ Афанасий основал в Холмогорах монастырь, эта община распалась, правильнее считать датой открытия Холмогорской женской обители все-таки именно 1687 год.

Датой основания Шенкурского монастыря считается 1664 год, когда инокиня Марфа получила от царя Алексея Михайловича разрешение на его открытие, а митрополит Питирим назначил ее первой игуменьей обители. Однако женская монашеская община в Шенкурске появилась намного раньше, в 1637 году. Так что некоторые из женских обителей Архангельской и Вологодской епархий существуют уже на протяжении многих столетий, а истоки их восходят к XVI – XVII векам.

Судьбы северных женских монастырей складывались непросто. Роковую роль в истории некоторых из них сыграла секуляризационная реформа 1764 года, проведенная императрицей Екатериной II, в результате которой из всех русских обителей уцелела лишь пятая часть. Так, мужской Устюжский Иоанно-Предтеченский монастырь, по преданию, основанный в XIII веке крещеным татарским баскаком по имени Буга – впоследствии он прославился как праведный Иоанн Устюжский, – в 1764 году был преобразован в женский. Сюда перевели сестер из закрытого Спасо-Преображенского Великоустюжского монастыря. В те же времена и по тем же причинам в Вологодской епархии имел место случай, когда в одном женском монастыре оказались сразу две монашеские общины, причем каждая – со своей игуменьей. Так, в 1768 году в Устюжский Иоанно-Предтеченский монастырь перешли шестнадцать монахинь из закрытого Тотемского Богородицкого монастыря, во главе с игуменьей Марией. В результате в стенах одного монастыря до 1771 года, когда умерла «заштатная» игуменья Мария, существовало две монашеские общины – «штатная» и «заштатная».

Не менее драматичные страницы в истории женского монашества были связаны с секуляризационной реформой и в Архангельской епархии. Там был закрыт пришедший в упадок Свято-Троицкий Шенкурский монастырь. Четыре последние его насельницы – игуменья Таисия и три монахини – были переведены в Холмогорский монастырь. В результате нехитрых арифметических расчетов читатель увидит сам: после секуляризационной реформы в Архангельской епархии уцелел только один женский монастырь – Холмогорский. Он да еще Горний Успенский монастырь в Вологде оказались последними цитаделями женского монашества в своих епархиях – единственными, которым удалось пережить злосчастную реформу. А Шенкурский монастырь снова стал женским лишь в 1865 году.


Устюжский Иоанно-Предтеченский монастырь был основан в XIII веке крещеным татарским баскаком по имени Буга – впоследствии он прославился как праведный Иоанн Устюжский

До этого, с 1779 по 1865 годы, он был мужской обителью, пока окончательно не пришел в упадок – в том числе после опустошительного пожара, уничтожившего его святыни, – и не был впоследствии возрожден трудами игумении Феофании (Сидоровой). Последствия секуляризационной реформы продолжали сказываться на протяжении многих десятилетий – лишь во второй половине XIX века, с открытием Шенкурского монастыря, началось постепенное возрождение женского монашества на Севере.

Конец XIX, а особенно начало ХХ века можно назвать периодом расцвета северного женского монашества. Так, именно в это время в Архангельской епархии возникло сразу три женских монастыря. Это Сурский Иоанно-Богословский монастырь, открытый в 1901 году, Ущельский преподобного Иова монастырь, открытый в 1908 году, а также Ямецкий Благовещенский монастырь, открытый в 1911 году. Аналогичный расцвет переживало женское монашество и в Вологодской епархии, где также появились четыре новых женских монастыря – Арсениево-Комельский и Яренский Крестовоздвиженский (первый и в ту пору единственный женский монастырь на территории Коми края), открытые в 1904 году, Знамено-Филипповский, а также Троице-Гледенский. Таким образом, в начале ХХ века число женских монастырей в Архангельской и Вологодской епархиях по сравнению с предыдущими столетиями увеличилось почти вдвое. Как уже упоминалось ранее, такой расцвет женского монашества в те времена отмечался не только на Севере, но и по всей России.

Что было с женскими монастырями потом – читатель уже знает. Дальше был 1917 год, в одночасье изменивший всю жизнь России. А затем – гонения на Церковь, и закрытие всех монастырей, и крестный путь для большинства их насельниц. Но если бы этого не случилось – что бы могло произойти с женскими монастырями дальше? Ответ прост: в дальнейшем их могло бы стать еще больше, потому что мужские монастыри беднели и приходили в упадок, в то время как женские обители пополнялись сестрами и налаживали монастырскую жизнь.

Так, в 1914 году епископ Великоустюжский Алексий, викарий Вологодской епархии, пытался преобразовать обедневший и опустевший Николаево-Прилуцкий мужской монастырь, располагавшийся на территории его викариатства, в женский. Однако Вологодская духовная консистория, куда епископ Алексий обращался за разрешением, отклонила его ходатайство, поскольку не было средств для открытия при монастыре священнической вакансии, а также потому, что предполагалось сохранить этот монастырь как мужской, назначив туда нового, более деятельного настоятеля.

В 1917 году планировалось преобразовать в женскую обитель обезлюдевший Сольвычегодский Введенский мужской монастырь.

В Архангельской епархии в том же году планировали сделать женским монастырем Кожеозерский Свято-Богоявленский монастырь, пришедший в упадок. В связи с этим 11 сентября 1917 года игуменье Сурского монастыря Серафиме (Ефимовой) был послан указ из Архангельской духовной консистории с предписанием «спросить сестер вверенного ей монастыря, не пожелает ли кто из них перейти в Кожеозерский монастырь в случае преобразования его в женский, и список сестер представить в Консисторию…». Все эти факты свидетельствуют о том, что процесс открытия новых северных женских монастырей прервала только Октябрьская революция.


В Архангельской епархии планировали сделать женской обителью пришедший в упадок Кожеозерский Свято-Богоявленский монастырь

Надо сказать, что почти все женские монастыри, открытые в конце XIX – начале ХХ веков в Архангельской и Вологодской епархиях, были основаны на местах, где ранее уже находились монастыри, чаще всего мужские. Например, мужской Устюжский Иоанно-Предтеченский монастырь сразу же после выхода указа о секуляризации был преобразован в женский. А Арсениево-Комельский, Троице-Гледенский и Знамено-Филипповский монастыри были преобразованы в женские в начале ХХ века. Шенкурский, Ямецкий и Ущельский монастыри были открыты там, где находились соответственно женский и два мужских монастыря, закрытые вследствие секуляризационной реформы. Разумеется, женские обители получали «в наследство» от закрывавшихся мужских монастырей их святыни, здания, земли, но не духовные традиции. Лишь две женские обители – Иоанно-Богословский Сурский монастырь в Архангельской епархии и Яренский Крестовоздвиженский монастырь в Вологодской епархии, – возникли там, где никогда прежде не было монастырей.

Если обратиться к истории открытия северных монастырей в конце XIX – начале ХХ веков, то можно выявить интересную особенность: все они создавались по инициативе конкретных лиц – священнослужителей, монахинь, а то и мирян. Эту особенность, применительно к российскому монашеству в целом, выявил И. К. Смолич, сделавший вывод о том, что в расцвете женских монастырей главную роль сыграл личный почин подвижниц. Так, половина женских монастырей, открытых в начале ХХ века в Вологодской епархии, находилась на территории Великоустюжского викариатства, и обители эти открывались по инициативе тамошнего епископа Алексия (Бельковского). Этому предприимчивому архиерею, стремившемуся таким образом сохранить все обители в своем викариатстве, принадлежала и неудачная попытка в 1914 году преобразовать в женский Николаево-Прилуцкий мужской монастырь. По словам самого епископа Алексия, он был заинтересован в преобразовании обедневших мужских монастырей в женские, поскольку в тех достаточно быстро отмечался рост численности сестер и материального благосостояния. Также по инициативе епископа Вологодского и Тотемского был преобразован в женский Арсениево-Комельский мужской монастырь.

Судя по этим данным, в Вологодской епархии инициатива создания новых женских монастырей принадлежала деятельным архиереям. В то же время в Архангельской епархии новые женские обители основывали совсем иные люди. Так, женский монастырь в селе Сура Пинежского уезда был основан святым праведным Иоанном Кронштадтским, уроженцем этих мест, который тем самым желал помочь землякам «как в религиозном, так и в благотворительном и в просветительном значении…» [2]. При этом о. Иоанн взял на себя финансирование Сурского монастыря. Ущельский и Ямецкий монастыри возникли благодаря усилиям монахини Магдалины (Вяткиной), впоследствии ставшей игуменьей Ущельского монастыря. Возможно, причины того, почему в ХХ веке в Вологодской епархии происходило преобразование обедневших мужских монастырей в женские – в то время как в Архангельской епархии женские монастыри основывались на новых местах, – следует искать именно в том, кто стоял у истоков создания той или иной женской обители. Архиереи стремились сохранить уже существовавшие в их епархиях монастыри, преобразуя их из мужских в женские; рядовые священнослужители и монахини создавали новые обители.

Возможно, у читателя сложилось впечатление, будто рост числа женских монастырей на Севере был связан с тем, что в те времена основать новую обитель было легко и просто – и чтобы открыть монастырь, достаточно было появиться каким-нибудь инициативным монахине или священнику, имевшим желание и средства, а стоило им лишь сообщить о своем желании архиерею, как тот охотно, «обеими руками», благословлял их на это дело. На самом деле не только открыть монастырь, но даже основать женскую общину с монашеским или полумонашеским укладом жизни было весьма сложно. Примером этому может служить неудач ная попытка создания женской общины в Усть-Сысольском уезде Вологодской епархии, в местности под названием Керес-бок, или Керес-тыла-бок, основное население которой составляли коми (в терминологии того времени – зыряне).


Женский монастырь в селе Сура Пинежского уезда был основан святым праведным Иоанном Кронштадтским, уроженцем этих мест

В 1907 году шесть одиноких женщин (пять крестьянок и дочь псаломщика) из села Усть-Кулом просили благословения у епископа Вологодского и Тотемского Никона (Рождественского) на основание женской общины в местности Керес-бок, находившейся в трех верстах от села Усть-Кулом. Целесообразность ее открытия они обосновывали тем, что поблизости не было женских монастырей, а также тем, что большинство жительниц данной местности являлись «от природы “зырянами”, то есть совершенно не понимающими русский язык», а потому, по словам просительниц, «в русских монастырях таковым уживаться является весьма несносным и почти неудобным». Между прочим, они сообщали, что «некоторые из послушниц женских монастырей, происходящих из зырян, отзывались так, что если откроется в зырянском краю женская община, то пожелают… перейти в таковую, …поэтому смогут руководить по монастырскому уставу сестер общины». Более того, просительницы сообщали епископу, что в местности Керес-бок есть чудотворный источник, от воды которого произошло около двадцати двух исцелений, в связи с чем местные жители устраивают массовые моления возле установленного там креста и столика с иконами. Также они указывали на некоторые «замечательные сновидения, заключающиеся в милосердии Божием, и как будто Промыслу Божию угодно эту местность населить жителями иночествующих».

На первый взгляд, аргументы просительниц были более чем убедительны и вдобавок подкреплены упоминаниями о чудесных исцелениях и сновидениях. Тем не менее Вологодская духовная консистория обязала Великоустюжское духовное правление расследовать ситуацию в Усть-Куломе. В результате выяснилось, что две наиболее активные просительницы – Перпетуя и Фелицата Тюрнины, – имеют среди земляков скандальную известность. Так, «Перпетуя имела внебрачного ребенка и… замечена в сожительстве с бывшим Усть-Куломским диаконом Поповым», а ее подруги «религиозностью не отличаются».

Также было установлено, что источник, который они выдавали за чудотворный, на самом деле брал начало из лужи, куда, в свою очередь, стекала грязная вода с дорог. Таким образом, его «целебные свойства» были явной фикцией. Более того, при опросе местных жителей выяснилось, что «многих ставил в недоумение, граничащее с соблазном, самый вопрос об истинных побуждениях ходатайства об открытии женской общины, потому что о благонадежности и чистоте намерений лиц, желающих устроить общину, …нельзя дать благоприятного отзыва». В результате ходатайство об открытии в местности Керес-бок женской общины было отклонено; крест, стоявший возле источника, был перенесен на паперть приходского храма; а просительницам, несмотря на их жалобы в Синод и угрозы, было запрещено «совершение молебствий в местности “Керес-бок”, у оглашаемого за чудотворный источника, чтобы не способствовать укреплению в простом народе суеверия и обмана». Таким образом, основание не только монастыря, но даже женской общины разрешалось лишь после тщательной и беспристрастной проверки всех фактов, касающихся ее возникновения.

Если женский монастырь открывался на новом месте, он проходил более или менее длительный период предварительного существования в виде женской монашеской общины. Так, монашеская община в селе Сура была учреждена указом Синода в 1899 году – за два года до того, как ей был придан статус женского монастыря. Женская монашеская община в селе Ущелье Мезенского уезда была открыта в 1901 году и лишь в 1908 году преобразована в монастырь. Ямецкий Благовещенский монастырь, открытый в 1911 году, также был создан на основе женской общины, основанной в 1908 году. Это согласуется с утверждением И. К. Смолича о том, что две трети новых женских монастырей выросли из общин.

Судя по вышеприведенным данным, период между основанием женской общины и преобразованием ее в монастырь мог быть различным – от семи лет, как в Ущелье, до двух лет, как в Суре.

С чем же было связано то, что Сурская община стала монастырем спустя всего лишь два года после своего основания? Прежде всего с тем, что она была сформирована и подготовлена задолго до переселения ее сестер в Суру. Будущие сестры для Суры отбирались и подготавливались в женском Иоанно-Предтеченском Леушинском монастыре Новгородской епархии, который в то время возглавляла известная подвижница благочестия, замечательная духовная писательница и сподвижница праведного Иоанна Кронштадтского игуменья Таисия (Солопова). При этом они поступали в Леушино по благословению о. Иоанна Кронштадтского, в ряде случаев подтвержденному его письменной рекомендацией. В письмах к о. Иоанну игуменья Таисия периодически сообщала ему о том, как идет подготовка послушниц, а также о том, кого из них она находит непригодными для монастырской жизни.

Кроме того, быстрое преобразование Сурской женской общины в монастырь было связано с тем, что в ней достаточно быстро была налажена как монашеская, так и хозяйственная жизнь. Спустя год после ее основания, летом 1900 года, праведный Иоанн Кронштадтский, побывав в Суре, был «приятно поражен ее быстрым преуспеянием как по отношению построек, так и тем более по благоустройству внутреннему, …нахождением среди малочисленного состава сестер опытных и достаточно обученных для каждого нужного в обители дела…». В связи с этим он обратился к епископу Архангельскому и Холмогорскому Иоанникию с прошением ходатайствовать перед Святейшим Синодом о придании общине статуса общежительного монастыря.


Леушинский монастырь возглавляла известная подвижница благочестия, замечательная духовная писательница и сподвижница праведного Иоанна Кронштадтского игуменья Таисия (С оло пова)

В ходатайстве епископа об открытии монастыря в Суре, посланном им 13 июля 1900 года в канцелярию Синода, указывалось, что о. Иоанн Кронштадтский обязался обеспечивать Сурский монастырь и что в Санкт-Петербурге строится каменное подворье будущей обители, «несомненно, имеющее доставлять монастырю достаточное обеспечение». Таким образом, епархиальный архиерей ходатайствовал перед Синодом об открытии монастыря в Суре только после того, как получил от уважаемого о. Иоанна доказательства того, что Сурская община достаточно хорошо сформирована и материально обеспечена. После рассмотрения ходатайства в Синоде последовало определение от 25 октября 1900 г. за № 4570, которое гласило: «Общину в селе Сура обратить в женский того же наименования общежительный монастырь, с таким количеством инокинь, какое обитель в состоянии будет содержать на свои средства, и открыть в монастыре вакансии священника и псаломщика». Так Сурская женская община стала Иоанно-Богословским Сурским монастырем.

В случаях, когда в женский монастырь преобразовывалась пришедшая в упадок мужская обитель, община для него набиралась в других женских обителях, в большинстве случаев принадлежавших к этой же епархии. Так, при преобразовании в 1904 году Арсениево-Комельского монастыря Вологодской епархии в женский монастырь сюда перевели около десяти сестер – пять из которых были монахинями, – из Горнего Успенского монастыря во главе с 64-летней монахиней Варварой (Калининой), спустя год возведенной в сан игуменьи. При этом уже спустя два года, в 1906 году, над шестью послушницами, перешедшими из Успенского монастыря в Арсениево-Комельский, был совершен монашеский постриг. Аналогичным образом при возрождении женского монастыря в Шенкурске туда были переведены 28 сестер во главе с монахиней (впоследствии игуменьей) Феофанией (Сидоровой) из Холмогорского Успенского монастыря. Хотя эти монастыри не проходили первоначальную стадию женской общины, монашеская жизнь в них налаживалась быстро, поскольку переходившие или переводившиеся туда насельницы из других обителей уже имели многолетний опыт жизни в монастыре.


Михей (Алексеев), епископ Архангельский и Холмогорский, и протоиерей Иоанн Кронштадтский

В большинстве случаев перевод монахинь и послушниц во вновь открывающиеся женские обители совершался как по их желанию, так и по благословению их настоятельниц. Однако иногда уход монахинь и послушниц в новые монастыри совершался отнюдь не мирно. Так, при открытии Троице-Гледенского монастыря в него перешло восемь послушниц из Рдейской пустыни Новгородской губернии во главе с игуменьей Рипсимией. После их ухода настоятельница Рдейской пустыни мать Филарета жаловалась в Вологодскую духовную консисторию, что «вышеуказанные послушницы год тому назад произвели смуту в Рдейской пустыни, убедив сестер бросить послушания, и… переселиться в Гледенский монастырь». Но даже после их ухода конфликты в Рдейской пустыни, которую сама ее настоятельница нелестно характеризовала как «известную беспримерной распущенностью и совершенным упадком иноческой дисциплины», не прекратились, поскольку при попытках игуменьи Филареты наладить дисциплину среди послушниц «начинались сборы в Гледенский монастырь». К счастью, такой пример в истории северных женских монастырей был единственным.

Как уже упоминалось выше, все северные женские монастыри, открытые в середине XIX – начале ХХ веков, были обязаны своим возникновением выдающимся личностям из числа как священнослужителей, так и мирян. В их числе в Архангельской епархии были: праведный Иоанн Кронштадтский и игуменья Таисия (Солопова); возобновительница Шенкурского Свято-Троицкого монастыря игуменья Феофания (Сидорова), имя которой наравне с именами других выдающихся подвижниц благочестия упомянул в своем исследовании о русском монашестве И. К. Смолич; игуменья Ущельского монастыря Магдалина (Вяткина). В Вологодской епархии – викарный епископ Великоустюжский Алексий, а также архангельский купец второй гильдии Афанасий Булычев, владелец солеварен и пароходов, положивший начало пароходству на Севере, ставший основателем Яренского Крестовоздвиженского монастыря, а впоследствии – иноком Соловецкой обители. В 1892 году он пожертвовал для строительства обители земли на речке Кылтовке и Малой Ели, а также 35 тысяч рублей на содержание монастырского духовенства.

Бывало и так, что богатые крестьяне и купцы не основывали монастыри сами, однако оказывали им значительную материальную помощь. Так, в декабре 1899 года потомственный почетный гражданин Санкт-Петербурга купец С. Г. Раменский пожертвовал женской общине в Суре участок земли, находившийся на углу реки Карповки и Силина переулка, для устройства подворья Сурской женской общины. По его словам, он хотел, чтобы при Сурском монастыре существовали училища, приюты и другие полезные учреждения. 28 апреля 1900 года было получено Высочайшее соизволение на укрепление за Сурской женской общиной пожертвованного участка земли «для устройства подворья назначенной общины с домовою при том подворье церковью и часовней». Факт начала строительства в Санкт-Петербурге – на участке, пожертвованном С. Раменским, – Сурского подворья стал одним из важных аргументов в пользу того, чтобы женской общине в Суре был придан статус монастыря. Впоследствии по ходатайству о. Иоанна Кронштадтского 11 декабря 1902 года Синод постановил преобразовать санкт-петербургское Сурское подворье в Иоанновский женский монастырь. Таким образом, купец-жертвователь С. Раменский помог созданию сразу двух женских монастырей: Сурского и санкт-петербургского Иоанновского.


По ходатайству Иоанна Кронштадтского в 1902 году санкт-петербургское Сурское подворье было преобразовано в Иоанновский женский монастырь

Еще одним благотворителем Сурского монастыря был богатый крестьянин деревни Шотова Гора Пинежского уезда С. К. Кыркалов. В 1902 году он пожертвовал монастырю участок земли в Архангельске «на углу Оперной… улицы, между набережной реки Северной Двины и Троицким проспектом, с находящимся на сем участке деревянным домом», который стал подворьем Сурского монастыря. В первом десятилетии ХХ века богатый крестьянин из Мезенского уезда Ф. Ф. Ляпушкин, почитавший местночтимого инока – подвижника Иуду, – на свои средства выстроил над его могилой храм и деревянный двухэтажный дом. Там, по его замыслу, должны были для попечения и наблюдения за храмом жить несколько сестер из Ущельского монастыря, и там же собирался на старости лет поселиться и он сам. При этом, обращаясь к епископу Архангельскому и Холмогорскому Михею (Алексееву) с прошением разрешить ему построить храм, Ф. Ляпушкин писал, что им руководит «…искреннее желание посеять зачатки света и добра в нашем глухом, суровом северном крае», и он «был бы рад, если б там основался скит из сестер Ущельской обители». Впоследствии построенная Ф. Ляпушкиным Иудина пустынь стала «филиалом Ущельского монастыря» [27].

В Вологодской епархии, где не возникало необходимости строить новые женские монастыри – исключение составлял лишь Яренский Крестовоздвиженский монастырь, построенный на средства купца А. Булычева, – миряне помогали им несколько иначе. Например, в 1874 году вдова штабс-капитана Н. Ратаева на собственные средства и на выбранном ею месте построила в Успенском Горнем монастыре больницу, ставшую «вечной и неотъемлемой собственностью монастыря».

Для какой цели основывались северные женские монастыри? Ответ напрашивается сам собой – для того чтобы там могли жить женщины и девушки, посвятившие свою жизнь служению Богу, и чтобы туда могли уходить желающие вести такую жизнь. Но хотя о монахах или монахинях традиционно говорят, что они «отреклись от мира», это вовсе не значит, что людские беды и проблемы стали для них совершенно чуждыми. Напротив, в ХХ веке женские монастыри активно занимались благотворительной деятельностью. В этом отношении северные женские обители не являлись исключением. Наиболее широко осуществлял просветительскую и благотворительную деятельность Сурский монастырь, однако и другие монастыри по мере возможности помогали местным жителям, прежде всего крестьянам.

Согласно классификации монастырей, сделанной П. Н. Зыряновым, все женские обители Архангельской и Вологодской епархий являлись епархиальными монастырями, состоявшими под управлением местных архиереев. Из них «штатными» – то есть получавшими пособие от казны, размер которого определялся «классом» монастыря, – были: в Архангельской епархии – третьеклассный Холмогорский Успенский монастырь, а в Вологодской епархии – третьеклассные Горний Успенский, Арсениево-Комельский и Иоанно-Предтеченский монастыри. Прочие монастыри были «заштатными», то есть существовали на пожертвования, доходы от имущества и от продажи монастырских рукоделий. И в то время как в Вологодской епархии заштатными была лишь половина женских монастырей, в Архангельской епархии такими были почти все женские обители. Возможно, наличие в Архангельской епархии столь большого количества именно заштатных монастырей было связано с тем, что те основывались по инициативе не епархиальных архиереев, а священнослужителей или монахинь. Это предположение подтверждают слова И. К. Смолича о том, что почти все женские обители, создававшиеся по личному почину своих первоначальниц, вначале считались заштатными.


Ради чего основывались женские монастыри? Ответ напрашивается сам собой: чтобы там могли жить женщины, посвятившие жизнь служению Богу…

Все женские монастыри в Архангельской и Вологодской епархиях были общежительными. При этом в монастырях Архангельской епархии общежительный устав вводился сразу же после основания монашеской общины, а иногда даже особо оговаривался в монастырском уставе – как было, например, в Сурском монастыре, основатель которого, праведный Иоанн Кронштадтский, своей рукой сделал примечания к некоторым пунктам монастырского устава. В Вологодской епархии, где во вновь открытые женские монастыри переводились сестры из других обителей, те приносили с собой и общежительный устав своих прежних монастырей.

Вот так к началу ХХ века в Архангельской и Вологодской епархиях появилось много новых женских обителей. А о том, как и чем они жили, чем занимались их сестры, речь пойдет в следующих главах.

Часть II. За монастырскими стенами

Глава 1. Хозяйственная деятельность женских монастырей, или О чем рассказывают приходно-расходные книги

Когда-то я читала притчу о том, как один человек переправлялся на лодке через реку и вдруг с удивлением заметил, что у лодочника на одном весле написано «молись», а на другом – «трудись». Пассажир был атеистом и укорил лодочника за надпись «молись». Перевозчик отложил это весло. Лодку начало сносить течением, перепуганный атеист взмолился: «Греби обоими веслами!» Так вроде бы обыденная житейская ситуация преподнесла ему яркий и наглядный урок – в жизни православного человека молитва и труд неразделимы. В том числе – и в монашеской жизни. Однако среди людей до сих пор бытует мнение, что в монастырях «ничего не делают, а только молятся». Развеять этот миф нам помогут приходно-расходные книги монастырей.



Поделиться книгой:

На главную
Назад