Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Мутное дело (сборник) - Надежда Нелидова на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Надежда Нелидова

МУТНОЕ ДЕЛО

(сборник)

Сон в руку

Свадьба: не разухабистая, в ресторане — а скромная, домашняя. Собрались самые близкие. Она сама так захотела.

В соседней комнате накрыты столы. Ждут только её. А она, Верочка, всё не покидает спальню: всё готовится, мучительно ищет и не может найти что-то очень, очень для неё важное. Досадует на себя, рассеянно выдвигает и задвигает ящички шкафов… Прижимает тонкие пальчики к вискам: не то, ах не то.

Понятливые гости сидят тихо, терпеливо. Столовыми приборами не брякают, переговариваются шёпотом. Подтягиваются опоздавшие — не звонят, а деликатно стучат в дверь.

Верочка вдевает в уши любимые длинные серьги с жемчугом. Но как же так: ведь нельзя невестам надевать серьги!

Всё в невесте должно быть нетронуто, девственно — даже уши чтобы не проткнуты. А если до того были проколоты — целомудренно закрыть дырочки клипсами. Не то не избежать пересудов и шёпотков между гостей. Тем более жемчуг: светлый, как девичья слеза.

Вынимает из коробки ни разу не надёванные, твёрдые как дерево, ужасно неудобные лакированные туфли — жмут пальцы. Странно, что ж она в магазине не примерила? Поправляет венок из слегка увядших белых лилий на голове. Одёргивает невестино, белое как снег, кисейное платье — почему-то мятое. Куда мама-то смотрела? Опускает невесомую, как облачко, фату.

Наконец, выходит и садится, как положено, стыдливо потупив голову, во главе стола. Долго сидит, а стул-то рядом пустой! Жениха-то нет! Гости кушают: кисель, блины, лапша, водка. Пьют не чокаясь, и все женщины в чёрном. Мама опухшая от слёз — все мамы на дочкиных свадьбах плачут…

И тут Верочка понимает: Смерть — её жених! За Смерть её замуж выдают! И просыпается.

— Мама, я умру?!

— Что ты, дочушка, даже мыслей таких не допускай! Всё будет хорошо. Сейчас позову доктора. И сестру: поменяет капельницу.

Верочка у нас занемогла с неделю назад. Апатия, сонливость, слабость — хоть плачь. Возили к знакомому доктору — сказал, обычные девичьи заморочки. Прописал общеукрепляющие, витамины.

Муж тут же сгонял в аптеку. Вообще-то он мне второй муж, Верочке не родной отец. Но привязался, любит всей душой: своих-то у него нет.

А три дня назад Верочке стало хуже. Приключились рвота, диарея, заболело горло как при ангине. Ломало косточки, раскалывалась голова.

Похоже на пищевое отравление. Ничего удивительного: нынче большая редкость найти не то, что качественные — просто безопасные продукты. Про общепит вообще умолчим: ужас, ужас!

Носила бы в судочке домашнее — я всегда приготовлю. Так нет, моду взяли всем девичьим офисом бегать в кафешку напротив. Кофе, пирожки, бутерброды, кулинарные усипусечки.

— Но отравилась только ваша дочь? — безжалостно уточнила следователь. — Другие не пострадали?

Объясню, почему подключилось следствие: врачи заподозрили у Верочки отравление сильнодействующим токсическим веществом.

Вот тоже со следователем «повезло». Не следователь, а недоразумение. Деревенская белобрысая деваха: чурбачок на двух чурках, 90х90х90. Всё-таки работа в мужском коллективе накладывает отпечаток, огрубляет, омужичивает.

Синяя полицейская юбка укорочена по самое простигосподи, до трусиков. Губы вздутые, накачанные гелем — такие сейчас уж и не носят. Ресницы толсто начернёны, как щётки. Да не зубные щётки, а те, которые для башмаков.

Всё с ней понятно. Приехала девка в город, огляделась. Сначала страшно изумилась, потом спохватилась и бросилась нагонять и соответствовать.

Так вот, вместо того чтобы с утра вскинуться и немедля заняться нашим делом, по горячим следам проводить следственные действия — эта красава перед зеркалом тщательно чернила и наращивала растительность на веках. Так и вижу её: от старательности вытягивая губы трубочки, посапывая. Теряла драгоценные минуты.

Хотя нет у меня веры к этим так называемым следственным действиям. Это только в сериалах детективы усердно ползают с прозрачными пакетиками и пинцетами, в поисках ногтя и волосинки. У нас за самими сыщиками глаза да глаз. Как говорится, потом, на всякий случай, проверь серебряные ложки. После ничего не докажешь.

Но то, что сказала белобрысая, быстро отвлекло меня от внутренних издёвочек и переключило на другие мысли, растерянно и лихорадочно, роем завертевшиеся в голове.

— Что? У Верочки в квартире?! Ртуть?!

С этой минуты я мгновенно смирилась с тем, как выглядит следователь. Вернее, мне стало глубоко плевать, как она выглядит.

Я даже почувствовала к следовательнице подобие уважения и симпатии: ведь это она не поленилась отогнуть ковёр, наклониться и обнаружить блеснувшее жидкое серебро между половиц. Она, залезши под софу в своей задравшейся юбке, обычной шариковой ручкой подцепила и выкатила из пыли и паутины несколько неподатливых мягких шариков. И укоризненно посмотрела на напарника, посвистывавшего и игриво покручивавшего на пальце найденный прозрачный Верочкин лифчик.

Когда дочь вселялась в новую квартиру, я прибиралась, но на скорую руку. Махнула тряпкой, бросила на пол большой пушистый ковёр — до генеральной уборки, а там и до большого ремонта. Но точно помню: ничего между половиц не блестело, я бы заметила.

Да, мы торопились с покупкой квартиры и схватили эту старую хрущёвскую двушку: с сильно рассохшимися половицами и отошедшими на полтора сантиметра плинтусами.

Зато дёшево. В центре города тихий зелёный район, можно сказать, кусочек парка. Птицы на рассвете распевают как в лесу, соседки — божьи одуванчики. Для Верочки это важно: она нервная натура, утончённая девочка, вся как натянутая струнка.

Мы с мужем пришли и сели в кабинетике у следователя: таком крошечном, что для дизайна только фаянсового горшка и бачка с рычажком не хватает.

Позвонил токсиколог из лаборатории. Анализ крови показал: действительно, Верочку отравили ртутью!

— Отравили или сама отравилась? — следователь тяжело наморщила лоб под белобрысыми кудельками «мокрой» химии. — Сами же говорите: нервная особа. Знаете, сейчас мода у молодых: захиреть эдак томно и красиво. Или не до конца, чтобы только попугать. Даже группы в соцсетях есть.

Ничего себе красиво: блюя и понося…

— Были ли до этого случая, — спрашивает следователь (её, кстати, Нюся зовут), — у вашей дочки суицидальные мысли? Переживала ли она стрессы и душевные потрясения?

Господи, да вся современная жизнь для человека — сплошной стресс и душевное потрясение. Но я подумала и твёрдо говорю:

— Нет, спросите хоть у офисных подружек. Они всем отделом в Тунис собирались, а инициатором была Верочка. Суетилась больше всех, бегала, хлопотала. Тормошила всех, на уши ставила, обзванивала турагентства.

— Всякое бывает. Бывает, человек, задумавший уход, испытывает болезненный восторг, экстаз, нездоровое возбуждение.

— Вот вы женщина, — говорю (а сама её критическим взглядом меряю и думаю: «Что сомнительно»). — Станет женщина перед самоубийством бегать по магазинам, примерять купальники, и шить сарафаны и платья из лёгкой ситца? Полагая, что всё это будет носиться?

Следователь Нюся пожала толстыми плечами под тугим синим кителем. На прощание протянула визитку с номерами телефонов. Подумала и добавила:

— Запишите и мой «домашний» сотовый. Вообще, он для внутреннего пользования. Я никому не даю, но если что — звоните.

Я благодарно закивала, начала вбивать номер. А муж, после того как я утопила свой телефон в унитазе, не доверяет мобильным. На всякий случай продублировал в бумажном варианте: у него в борсетке вечно заваливаются всякие листочки. Он у меня цеховой изобретатель-рационализатор. Идеи приходят в самый неожиданный момент, всегда под рукой должна быть бумага.

И всё-таки, втайне от меня (я потом узнала), Нюся назначила психиатрическую экспертизу. Которая и показала: Верочка, хоть и нервная особа, но страстно хочет жить. И даже сейчас, с мятым лицом цвета солёного огурца, в полубреду сокрушается, что подружки без неё уехали в Тунис.

— Что же вы, гражданка, не сказали, что дочка ваша на днях всё же перенесла душевное потрясение? — упрямо гнёт своё следователь Нюся на следующей встрече. — Что накануне она рассталась с молодым человеком, с которым планировали свадьбу?

Ой, держите меня за руки — за ноги, тошнёхонько мне! Это, может, для молодого человека было потрясение. А мы с Верочкой разве что ногами не перекрестились, избавившись от такого сокровища.

Ни кола ни двора, из глухой деревни, а амбиций — на хромой козе не объедешь. Это с ним Верочка сначала собиралась вТ унис, потому что в Хорватию и Грецию она его уже свозила — за свой счёт. А он вместо спасибо только ныл и портил всем настроение.

Трусы для бассейна не той конфигурации и расцветки, в овсянке попадаются не очищенные хлопья, кефир не от сегодняшнего числа, на фрукты аллергия, протеиновые коктейли не того производителя…

В номере встанет перед зеркалом и часами вглядывается в своё отражение. Маникюрными ножничками чикает под носом, подрезает-выщипывает невидимые волоски. Или разденется до трусов и любуется своими мышцами. Надувает их, выпячивает, играет, дёргает, перекатывает ими под кожей: смотреть противно.

Втирает автозагар, масла и кремы. Он их навёз полный чемодан и забил ими ванну в гостиничном номере — Верочке негде шампунь приткнуть. Нарцисс, качок хренов.

Если хотите знать, культуризм у мужчин — то же самое, что анорексия у женщин. Только наоборот, вывернуто наизнанку. В смысле, та же психическая болезнь, лечится тяжело и долго.

Там — вялые бледные покровы и торчащие кости, а здесь — натянутая блестящая кожа и подвижные кубики. А суть одна.

— Так, так, — заподозрила Нюся. У неё работа такая — подозревать, ей за это деньги платят. — Значит, расставание для молодого человека было — удар и потрясение? И как он? Буйно реагировал, ревновал, угрожал?

— Точно! — осенило меня. — Вот сволочь, от него всего можно ожидать. Хотя… Все эти качки такие бабы, плаксы и трусы. Чуть что — в слёзы, в визг, в истерику. Капризничают, ножками топают, кулачками разбрасывают. У нашего женишка даже для подлости решимости не хватило бы.

Упрямая Нюся всё-таки отработала озвученную версию. Со стороны несостоявшегося жениха оказалось — железное, стопроцентное алиби. Он уезжал из города на месяц — тому куча свидетелей и железнодорожный плацкартный квиток. А ещё автобусный билет до родной деревни Выпуково. Вот тебе, получай вместо Антальи, Бриони и Санторини.

Пока мы с припозднившейся Нюсей сидели, в кабинете потемнело. Сползлись грозовые тучи, погромыхивало.

Когда вместе вышли из следственного отдела и охранник захлопнул за нами дверь — хлынул ливень, да какой. Толстые ледяные струи воды просто вколачивало в асфальт.

Я кинула взгляд на Нюсины потрескавшиеся босоножки сорок третьего размера: не добежит девка до троллейбуса — раскиснут, развалятся. Пригласила в свой стоявший на парковке «хендай». Везти пришлось к чёрту на кулички, на окраину города: Нюся жила в частном секторе.

Разбрызгивая лужи, она неслась к своей избушке, прижимая к груди папку с делами: не успела, взяла домой поработать. А я семенила рядом и угодливо держала над ней зонтик, как секьюрити над Путиным: чтобы дела не подмочило. Кому они нужны, подмоченные-то дела?

Вбежали под навес, переглянулись, расхохотались. Отряхнулись как кошки, потрясли лапками. Нюся предложила зайти, попить горячего чаю — а мне стало любопытно, как живут нынешние следовательницы.

Ничего, я вам скажу, хорошо живут, зажиточно. Это снаружи халупа — а в прихожей, смотрю, урчит громадный красный морозильник. На журнальном столике ноутбук последней модели. Домашний кинотеатр, софа кожаная натуральная, кресло роскошное, под старину. Хрустальная пятирожковая люстра.

Но не чувствуется хлопотливой женской руки: неуютно, как на вокзале или в цыганском таборе. Громоздятся какие-то не распакованные коробки, по углам кучи тряпок, на одной спит кошка. И на всём лежит толстый слой пыли. Только на заваленном папками журнальном столике, где находится ноутбук, пространство вытерто локтями до блеска.

— Некогда, ни до чего руки не доходят. Накупила барахла, — Нюся небрежно пнула коробку, — а куда мне оно? Семьи нет. Живу одна с кошкой Сонькой. Маму в прошлом году похоронила. Это она мне всё в уши жужжала: «Не жалей, Нюська, на вещи. Деньгам не верь — деньги пшик, дым, бумажки». Привыкла жить при дефиците, две реформы пережила.

Говоря это, Нюся шлёпала большими и крепкими босыми ступнями по пыльному полу, всюду в пыли оставляя «пальчики». За шкафом, постанывая, скинула тесный китель, с наслаждением переоблачилась в старенький халат.

— Это мама меня приучила форму носить. И чтобы ромбик непременно привинчен, — сообщила из-за шкафа, — Ужасно она гордая была, что я на юриста выучилась. «А иначе, говорит, Нюська, как люди будут знать, что ты у меня следовательша? И экономия, говорит: зачем свою одежду трепать? А так, сносишь казённую — новую выдадут».

Действительно, в линялом халате Нюся никак не походила на следователя. В крайнем случае, тянула на банщицу или посудомойку.

С кухонного стола локтём сдвинула сковородку с чем-то скисшим утрешним, а может, вчерашним. Накрыла холостяцкий ужин: хлеб, колбасу, сыр. Щедро порезала всё крупными ломтями.

Поставила на электроплитку кастрюлю с водой, лаврушкой, перцем. Вынула из пустой морозилки пачку магазинных пельменей. Оттуда же на свет появилась запотевшая бутылка беленькой. Нюся с вызовом пристукнула ею по столешнице:

— Вы как хотите, а я пригублю. Не думайте, я не увлекаюсь. Просто устала за эту неделю как пёс. Начальство с утра на планёрке вздрючило: мол, с каждым делом копаюсь как неживая. План запарываю, весь отдел назад тяну.

Я бы тоже не отказалась, но — за рулём. А, лихо встряхнула мокрыми волосами: была не была, тоже расслаблюсь. Сама с Верочкой извелась за эту неделю. Врачи острожный прогноз дают: на поправку идёт наша девочка. Можно и отметить, выпить за её здоровье.

Мужу позвоню — приедет, встретит — золотой человек. И хорошая, очищенная водочка мягко, за милую душу пошла, и колбаса такая оказалась сочная, душистая.

— Это хорошо, когда с супругом уважение и полное взаимопонимание, — важно кивнула Нюся. — Я вот всю жизнь ждала Любовь: чтобы с большой буквы. Чтобы сердце заходилось, страсть бурлила, кипела и захлёстывала. И что? Прождала тридцать лет, живём с кошкой Сонькой старыми девами. Но она хоть стерилизованная.

— Любовь? — я рассмеялась, подцепляя разваренный пельмешек. — Заруби на носу, Нюсенька, Любовь с большой буквы семейной жизни только мешает. А уж если неземные шекспировские страсти — пиши пропало.

Любовь — это не счастье, Нюсенька, — а драма и трагедия в одном флаконе. Наваждение это, сумасшествие, от Дьявола. И в Писании сказано: горе тому, чрез кого любовь в этот мир приходит. Там про грех говорится, ну да один чёрт.

От такой любви нужно открещиваться и бежать, сверкая пятками.

— Вас послушать, так вообще с мужчиной не сходиться?

— Почему. Самый устойчивый, прочный брак (я и Верочке постоянно говорю) — это мирное сосуществование. Симбиоз. Как у крапивы с малиной.

У меня, Нюсенька, с первым мужем гудела-пылала любовь: у-у! А прогорела, что осталось? Холодная горстка золы, чёрное пепелище и выжженная душа. И головёшки сердце насквозь прожгли. Двадцать лет как по краешку обрыва ходила. Спасибо, смертоубийства не случилось. Верочка-то у нас оттого и такая нервная. Не детство у неё выдалось, а сплошной ад!

Я засмотрелась в чёрное, плачущее от дождя окно. В нём как в кривом зеркале отражались искристая люстра, стол, парящая тарелка с пельменями, мы за столом.

— Неет, Нюсенька, семью нужно заводить с холодным умом и спящим сердцем. Мужа выбирать не торопясь, обстоятельно, обдуманно, с расчётом: как бытовую технику. Вот ты утюг или стиральную машину с наскоку, с нахрапу схватишь? Ты же перед этим всю подноготную узнаешь: марку, производителя, гарантийный срок, дизайн. Сколько электричества потребляет. В интернете отзывы соберёшь.

— Что же вы, — уважительно интересуется Нюся, — второго мужа как холодильник или утюг выбирали?

— А вот слушай. Полубатонов — это фамилия такая у мужа — до пятидесяти лет, как красна девушка на выданье, в светёлке просидел. Представь себе, Нюсенька, сохранились ещё такие реликтовые экземпляры. Случайно о нём узнала, он с нашего предприятия.

Я в отделе кадров в личное дело глянула — холостой, анкета чистая. Женат не был, детей и прочих вредных привычек нет. Зарплата хорошая, инженерская. С приданым: машина, две квартиры. Задумалась: не порядок, пропадает ведь мужик. Стала перебирать в уме подходящие кандидатуры для знакомства.

Свести с одинокой родственницей? Так она по натуре одинокий волк, ни себе ни людям. Собака на сене. Другая родственница живёт далеко, свой дом, хозяйство. Привязана накрепко, некогда ей ездить, сватовством-баловством заниматься. Третья — москвичка, у неё полно тараканов в голове. Да и какая дура променяет Москву на провинцию?

Сидела, раскидывала мозгами так и эдак: кто ещё на примете есть? Никого на примете нет, кроме себя любимой. Тяжело вздохнула: мне и отдуваться, деваться некуда.

Хотя да, пришлось через себя переступить. В первый раз увидела: вылитый Квазимодо. Урод, спина перекошена, сутулый до горбатости! Квазимодо хоть харизматичный был, про него роман написали. А этот… Тюфяк с пузеней на восемь месяцев.

И тогда я честно спросила:

— «Неужели мне с ним жить, превозмогая себя, сжав зубы, с отвращением»?

— «А в нашем с тобой возрасте и положении, дорогуша, фыркать не стоит. Это ведь он почему в нетронутости, в первозданности сохранился? Думаешь, сидел: тебя, принцессу, ждал? Как бы не так. Просто окопался как крот, не дышал, затаился, ничем себя не проявлял. С испугом голову в плечи втянул и носа не высовывал.

Только потому его алчные охотницы не обнаружили, не вытащили, не прибрали к рукам и не окольцевали. Даже такого Квазимодо, да.

А русские народные поговорки и пословицы помнишь? С лица воды не пить. Не по хорошу мил — а по милу хорош. Не избывай постылого — избудешь милого».

— Это у вас, стало быть, такой диалог с подружкой происходит? Вы, значит, подружку спрашиваете, а она вам советует? — конкретизирует Нюся.

— Какая подружка!! Это я сама себя спрашиваю и сама себе отвечаю. Правило № 2, Нюсенька: никаких подруг. Ликвидируй их безжалостно, как Людмила Прокофьевна из «Служебного романа». Потому, заруби на носу: какая бы лучшая подружка ни была, но что бы ты ей ни сказала — капут. Знают двое — знает свинья.

Каждое твоё слово будет подхвачено, вывернуто наизнанку, поставлено с ног на голову, выполоскано, извращено и умножено на десять. По себе знаю — такая у нашей сестры проклятая, поперечная Евина, женская суть. Особо если дело касается конкуренции в мужском вопросе.



Поделиться книгой:

На главную
Назад