Стальные псы
Владимир Василенко
Глава 1. Вызов принят
Язык мой — враг мой. Но, черт возьми, злить людей иногда так весело!
Полицейский подался вперед, и на секунду мне показалось, что он сейчас бросится через стол и вцепится мне в глотку. Второй — пожилой усатый капитан, видимо, тоже так решил. Шагнул ближе и успокаивающе похлопал напарника по плечу.
— Да ладно, Серег, остынь! Может, сходишь, перекуришь?
Тот раздраженно дернул плечом и откинулся на спинку стула. Руки на груди скрестил, желваки под кожей так и ходят. А взглядом-то как буравит! Будто надеется, что я воспламенюсь от его праведного гнева.
Я демонстративно принюхался.
— Кажется, чем-то паленым потянуло. Не под вами ли стул подгорает?
— У тебя у самого скоро будет подгорать, сопляк! — рявкнул полицейский. — Посмотрим, как ты в СИЗО запоешь, с уголовниками.
Я изобразил было испуг, но потом рассмеялся. Из-за этого у бедного Сереги едва пар из ушей не повалил. Капитан, видя, что напарник уже совсем на взводе, все-таки вытолкал его из комнатушки и сам занял стул напротив меня. Устало вздохнул, проскроллив какой-то документ на стареньком планшете с поцарапанным экраном.
Этот опер куда старше, опытнее, и на все мои подколки и ухом не ведет. А может, до него просто не доходит.
Да нет. Не стоит обольщаться. Рожа у него, конечно, простовата. Типичный мент, рано полысевший и растолстевший от постоянного недосыпа и пристрастия к фастфуду. Да и бухает, похоже, регулярно — куда ж без этого на такой работе. Усы — смешные, как щетка обувная. Сбрил бы лучше их к черту — кто их сейчас вообще носит. Но вот взгляд… Спокойный, цепкий, с легкой ноткой снисхождения. Неуютно под таким взглядом. Чувствуешь себя нашкодившим щенком.
К счастью, во всем известном спектакле про хорошего и плохого полицейского этот отвел себе первую роль.
— Ну, чего ты нарываешься-то, Князев? Только усложняешь все — и себе, и нам.
Я тоже вздохнул и потупил взгляд, изображая раскаянье.
— Взяли тебя с поличным, прямо возле здания. От того, что ты был внутри — не отвертишься. Ты же сам, балбес, выложил видео из приемной гендиректора. Еще и неприличное нарисовал на аквариуме. Лазерным нестираемым маркером. Не стыдно?
— Перед рыбками-то?
— Перед родителями своими, к примеру.
— Сирота я, господин полицейский, — я еще больше сгорбился на стуле. — И безработный. Денег ни на что не хватает, девушка вот тоже недавно бросила. Страсть к рисованию — то немногое, что скрашивает мою задрипанную жизнь. Но разве же кому-то до этого есть дело?
— Ой, не свисти! — поморщился опер. — Ты думаешь, мы тебя уже не пробили по всем базам? Никакой ты не сирота. Родители у тебя в Новосибирске. Беспокоятся о тебе, деньги каждый месяц перечисляют. В полной уверенности, что ты учишься на юрфаке МГУ. Но в универе ты кое-как продержался первый семестр, а после второй сессии вылетел.
— Ну вот. Вы же про меня все знаете. Чего ж допрашиваете-то?
Капитан задумчиво побарабанил пальцами по дешевой пластиковой столешнице.
— Знаешь, есть в таких историях два извечных вопроса — «как» и «на хрена»? Ты забрался ночью в офис компании «Обсидиан». В не самом кислом бизнес-центре Москвы. Как-то обошел всю охрану, все системы сигнализации. Как-то умудрился даже выбраться обратно. Кое-как тебя перехватили.
— Хрен бы вы меня перехватили, если б я ногу не подвернул.
— Это да. Ловок ты, чертяка. Но попался же все-таки. И отвечать придется.
— За что? — пожал я плечами. — Я ж ничего не украл.
— Но нарушил границы частной собственности, — парировал он.
— Но без умысла на совершение правонарушений, — тем же тоном ответил я с ехидной усмешкой. — Это же так, баловство. Административка. Чего уж вы меня камерой с уголовниками пугаете.
Он тоже ухмыльнулся, и эта его ухмылочка мне не понравилась.
— Грамотный больно, как я погляжу. Ну да, ну да, ты ж юрист… недоделанный. Вот только учиться надо было на своем юрфаке, а не фигней страдать. А еще не надо было поганить стекло на аквариуме, который стоит больше, чем моя квартира. Потому как это — уже вполне себе умысел и конкретная статья. Вандализм называется. Это первое.
На моем лице вряд ли что-то отразилось — блефую я неплохо. Но капитан прекрасно понимал, что бьет прямо по болевым точкам.
— Из этого вытекает второе. Раз уж мы тебя повязали в ходе правонарушения, то продержать можем не три часа, а все 48. Так что зря ты так хорохоришься. За двое суток много чего может случиться.
— Угрожаете мне, что ли?
Усатый укоризненно покачал головой.
— Дурак ты. Встрял — так хоть не рыпайся. И постарайся облегчить себе положение. Сдать сообщников своих, например.
— Каких еще сообщников?
— Следов взлома электронной пропускной системы нет. Значит, у тебя либо в нейрокомпьютерном интерфейсе какая-нибудь хитрая незаконная софтина стоит…
— Проверяйте! — пренебрежительно фыркнул я.
— … либо — что более вероятно — у тебя сговор с кем-то из местных айтишников, отвечающих за системы безопасности. А сговор — это уже отягчающие обстоятельства.
— Да не было никаких сообщников, зря пыжитесь! Ну, допустим, незаконное проникновение. Ну, допустим, вандализм. Больше вы мне все равно ничего не пришьете.
— Посмотрим. Когда выясним, как именно ты туда забрался.
Он замолчал, внимательно меня разглядывая.
Настроение мое портилось с ужасающей скоростью — будто газ из воздушного шарика спускали. Да и соответствующий звук, кстати, весьма подходил к ситуации. Может, это, конечно, отходняки после адреналинового куража, или из-за боли в подвернутой ноге. А может, до меня просто потихоньку дошло, что в этот раз я действительно встрял. Хрен с ним, со штрафом. Но ведь эти гады меня и правда здесь могут двое суток промурыжить. И, как пить дать, сообщат обо всем родителям. А вот этого очень бы не хотелось.
Да, да, смейтесь. Великий и ужасный Мангуст не хочет расстраивать маму.
— Да просто все, — сдался я. — Окно было открыто на этаже. В сортире. Там, похоже, система вентиляции барахлит, и эти олухи частенько форточку даже на ночь не закрывают. И никакой сигнализации на окнах. Экономят, наверное.
— Так ясен пень. Этаж-то девятый. И не свисти — никаких тросов с крыши там не болталось. Или у тебя все-таки был сообщник, который все успел убрать?
Я страдальчески закатил глаза.
— Да не было никаких тросов. И никакого сообщника. Снизу я залез, а не с крыши. Слепое пятно есть по периметру, там и проскочил. А дальше вообще легкотня. Датчики только на двух нижних и на двух верхних этажах. И на крыше. А по остальному фасаду — лазай, сколько угодно.
— Где лазать-то? Ты чего несешь? — «добрый полицейский» тоже уже потихоньку начал терять терпение. — Там сплошь либо остекление, либо просто кирпич облицовочный. И никакого снаряжения с тобой не нашли…
Я молча улыбнулся.
— Издеваешься опять? — мрачно спросил опер.
— Ну, я же не говорю, что меня розовые крылатые пони туда занесли.
— Было бы более правдоподобно.
Я развел руками. И спокойно встретил его внимательный взгляд.
Опер поиграл желваками, снова побарабанил пальцами по столешнице. Исчерпав весь свой нехитрый запас драматических жестов, переспросил:
— То есть ты это серьезно?
— Угу.
— Без снаряжения? По голым стенам?
— Да не такие уж они и голые. Карнизы там. Кронштейны для подсветки. Обрешетка остекления. Но главное — фасад-то не ровный. Там всякие… архитектурные излишества. Например, ниши удобные есть, вертикальные. Отталкиваешься от одного простенка, и в аккурат допрыгиваешь до противоположного…
— И что?
— И опять отталкиваешься.
Я нарисовал в воздухе восходящую зигзагообразную линию.
— И что, вот так, без страховки? На девятый этаж? — недоверчиво скривился опер. — И все ради того, чтобы письку нарисовать на аквариуме?
— Чего не сделаешь ради искусства, — пожал я плечами.
Он открыл было рот, чтобы что-то сказать — и явно нелестное, но вдруг осекся — в кармане у него завибрировало. Он вытащил допотопный смартфон — натурально, кусок пластика с экранчиком, в который нужно пальцами тыкать. На НКИ — нейрокомпьютерный интерфейс, вживляемый прямо в височные доли мозга — у него, видно, денег не хватает, с его-то зарплатой. А может, он из тех ретроградов, что предпочитает не совать себе квантовые процессоры в мозг. Таких тоже немало, особенно среди старперов.
— Да… Да… В смысле?! Да они там что, совсем… Ладно, понял… Да понял я, понял!
Он зло взглянул на меня и, ни слова не говоря, поднялся и пошел к выходу. Но, уже приоткрыв дверь, вдруг снова захлопнул ее и, вернувшись, навис надо мной, упираясь руками в стол.
— Повезло тебе в этот раз, Князев. Но ты учти — если такие фокусы не прекратишь, то все равно плохо кончишь. Это я тебе от души говорю. Завязывай!
— Конечно, мамочка, — согласился я. — А что случилось-то?
Капитан скрипнул зубами, но сдержался.
— Какой-то хлыщ из «Обсидиана» приперся. Сообщил, что никаких обвинений против тебя компания не выдвигает.
Вот так поворот! Сморщившийся было шарик моего настроения снова воспрял, раздуваясь от радости.
— Ты особо-то не лыбься, — слегка охладил меня капитан. — Он с тобой сам переговорить хочет. Сейчас будет здесь. Но ты мне вот что ответь. Не для протокола. Просто любопытно…
Он наклонился еще ближе, шибанув запахом табака и дешевого одеколона, и заговорщически прошептал:
— Так всё-таки — на хрена?
Я только улыбался.
— Все просто, капитан. Это челлендж, — раздался за его спиной мужской голос.
Полицейский недовольно поморщился и обернулся.
— Чего?
Вошедший в комнату для допросов мужик мог бы запросто играть Джеймса Бонда. Безупречный дорогой костюм сидел на нем, как влитой, подчеркивая осанку и атлетическое сложение. Во всем — во взгляде, в интонациях, в походке — чувствовалась уверенность и сила. Но не грубая, как у каких-нибудь тупых качков-охранников, а этакая спокойная, дремлющая.
Хозяин жизни, мать его. Меня такие почему-то жутко раздражают. Но я внутренне одернул себя. Хватит, Стас. Терпи. И так сегодня по краю ходишь.
— Модно это сейчас у молодежи, — пояснил гость, подходя к столу. Не сделал ни жеста, но капитан послушно отстранился, пропуская его. — В закрытых группах в соцсетях организаторы объявляют некое задание. Собирают под него призовой фонд. Ставки растут, и кто первый выполнит челлендж — тот и срывает банк. Но задания сложные. И часто опасные. Или неприличные.
— Или незаконные? — продолжил капитан.
«Джеймс Бонд» кивнул.
— А иногда и все сразу.
— Слышал, слышал что-то такое. С жиру бесятся какие-то гады. Зрелищ им подавай. Реалити-шоу — на что ты готов ради денег. А молодежь на это клюет.
— Что поделать — такие сейчас у них развлечения.
— Далеко не безобидные. Месяца полтора назад мы одного такого дурика с рельсов метро соскребали — тоже, похоже, какой-то челендж пытался выполнить.
— Вы правы. Очень тревожная тенденция. Кстати, и забираться на частную охраняемую территорию — тоже затея плохая. Наша служба охраны, между прочим, вооружена.
— Что ж вы заявление-то не подаете на этого? — капитан мотнул головой в мою сторону.
Хлыщ из «Обсидиана» пожал плечами.
— Распоряжение руководства. Но мы примем меры. Так я могу переговорить с задержанным? Это ненадолго.
— Да, конечно, — проворчал полицейский и вышел, напоследок хлопнув дверью.
После его ухода повисла долгая пауза. Франт в костюме придвинул к себе стул, но садиться не стал — лишь опирался на его спинку кончиками пальцев. И разглядывал меня со снисходительным интересом.
Да сговорились они все, что ли? Вылупятся и молчат многозначительно, все такие из себя крутые, как поросячьи хвостики. А я домой уже хочу. И нога болит.
— Ну, а вам-то чего понадобилось? — не выдержал я. — Вы же и так все знаете — и как, и зачем. Так какие у вас ко мне вопросы?
— Вопросов — никаких. Но есть предложение.
Франт выдержал очередную драматическую паузу и продолжил:
— Ты уже слышал — компания «Обсидиан» не будет предъявлять никаких обвинений. Ты свободен.