Помоги проекту - поделись книгой:
Глава 1
Вормсли Хит состоит из площадок для игры в гольф, двух отелей, нескольких очень дорогих вилл современной архитектуры с окнами на площадки для гольфа, длинного ряда магазинов, которые до войны были просто роскошными, и железнодорожной станции.
Сразу влево от вокзала тянется главная дорога, по которой с грохотом мчится транспорт на Лондон, а вправо — вьется через поля тропинка с дорожным указателем «Пешеходная дорога на Вормсли Вейл».
Поселок Вормсли Вейл, затерявшийся среди местных холмов, совершенно не похож на Вормсли Хит. Это, в сущности, очень маленький старинный рыночный городок, выродившийся в деревушку. Здесь только и есть, что главная улица с домами в георгианском стиле[19], несколько кабачков и небольших, допотопных магазинов, словом, кажется, будто Вормсли Вейл находится не в двадцати восьми, а в ста пятидесяти милях от Лондона. Все жители деревушки единодушно презирают Вормсли Хит, разросшийся как гриб после дождя. На окраине есть несколько прелестных домов с очаровательными старыми садами. В один из них, известный под названием «Белая вилла», и вернулась в начале весны 1946 года Лин Марчмонт, демобилизовавшаяся из Женского вспомогательного корпуса содействия флоту.
На третий день по возвращении она посмотрела из окна своей спальни на лужайку с некошеной травой, на вязы на лугу и радостно вдохнула воздух родных краев. Было тихое серое пасмурное утро с запахом мягкой влажной земли. Именно этого запаха ей не хватало последние два с половиной года.
Чудесно быть снова дома, чудесно быть в своей собственной спаленке, о которой она вспоминала так часто и с такой тоской, когда была за морем. Чудесно снять военную форму, надеть твидовую юбку и джемпер, даже если за годы войны их порядком побила моль.
Как хорошо было покинуть армию и снова ощущать себя свободной женщиной, хотя служба за морем ей очень нравилась. Работа оказалась довольно интересной, часто устраивались вечеринки, было много развлечений, но была также надоевшая рутина повседневных обязанностей и ощущение принадлежности к толпе, что иногда заставляло ее страстно мечтать о демобилизации.
И вот там, во время долгого палящего лета на Востоке, она мечтала о Вормсли Вейл, о стареньком прохладном уютном доме и о мамочке.
Лин любила мать, и в то же время та ее раздражала. Вдали от дома любовь оставалась, а раздражение куда-то уходило. Дорогая мамочка, она может довести до белого каления… Чего бы не дала тогда Лин, чтобы только услышать хотя бы одну из тех банальностей, которые мать произносила своим нежным, жалобным голоском! О, быть снова дома и знать, что никогда, никогда больше не придется его покинуть!
И вот она свободна — в своей «Белой вилле»… Вернулась три дня назад. И уже подкрадывалось к ней странное ощущение неудовлетворенности и беспокойства. Все было таким же, как прежде, слишком таким же: и дом, и мамочка, и Роули, и ферма, и семья. Единственно, кто изменился и кому лучше было бы не меняться, — это она сама…
— Дорогая, — донесся с лестницы тоненький голосок миссис Марчмонт. — Не принести ли моей девочке завтрак в постель?
Лин резко крикнула в ответ:
— Ни в коем случае. Я сейчас же спускаюсь.
«Зачем, — подумала она, — мама называет меня девочкой? Это глупо!»
Она сбежала вниз и вошла в столовую. Завтрак был не слишком хорош. Лин уже успела заметить, как много времени и усилий уходило на поиски продуктов питания.
Если не считать довольно ненадежной женщины, которая приходила четыре раза в неделю по утрам, миссис Марчмонт приходилось все делать самой — готовить и убирать. Ей было около сорока лет, когда родилась Лин, и уже тогда она не отличалась здоровьем. Лин также заметила с некоторым испугом, насколько изменилось их материальное положение. Небольшая, но поступавшая регулярно сумма, обеспечивавшая им вполне комфортабельную жизнь до войны, теперь почти наполовину уходила на уплату налогов. А цены возросли.
«Вот он каков, этот хваленый новый мир!» — мрачно размышляла Лин. Ее глаза скользили по колонкам свежей газеты: «Бывшая военнослужащая ищет место, где будут ценить инициативу и энергию», «Бывшая служащая Женского вспомогательного корпуса содействия флоту ищет место, где нужны организаторские способности»…
Предприимчивость, инициатива, умение командовать — вот что предлагалось. А что требовалось? Умение стряпать, стирать и убирать или хорошо владеть стенографией. Нужны были люди, знающие ремесло, привыкшие к повседневному труду. Ее все это не касалось. Ее путь ясен. Брак с кузеном Роули Клоудом. Они были помолвлены семь лет назад, как раз перед началом войны. Всегда, сколько она себя помнила, Роули был ее женихом. Она быстро примирилась с тем, что он выбрал занятие сельским хозяйством. Хорошая жизнь — быть может, не очень интересная и в постоянной тяжелой работе, но они оба любят труд на открытом воздухе и домашних животных.
Конечно, теперь перспективы не те, что раньше… Дядюшка Гордон всегда обещал…
Голос миссис Марчмонт прервал ее размышления. Мать будто услышала ее мысли.
— Это был ужасный удар для всех нас, дорогая. Я тебе писала. Гордон пробыл в Англии только два дня. Мы даже не видели его. Если бы он не останавливался в Лондоне! Если бы прямо приехал сюда!
Да, если бы…
Тогда Лин была поражена и опечалена известием о смерти дяди, но только сейчас она начала полностью сознавать, что значит для них эта потеря. Ведь с тех пор, как она себя помнила, ее жизнь, жизнь каждого из них зависела от Гордона Клоуда. Богатый и бездетный, он принял под крыло всех своих родственников.
Даже Роули… Роули и его друг Джонни Вэвасаур начинали на ферме вместе. Денег у них было мало, но зато много надежд и энергии. И Гордон Клоуд одобрил их начинание.
Ей же он сказал: «В сельском хозяйстве без капитала мало чего добьешься. Но прежде чем дать им денег, я хочу выяснить, действительно ли у этих мальчиков достаточно способностей и силы воли, чтобы раскрутить дело. Если я помогу им сейчас, я этого могу не узнать очень долго. Так что лучше я пока к ним пригляжусь, и если увижу, что у них хорошая закваска, что они способны добиться успеха, тогда, Лин, тебе не о чем беспокоиться. Я дам им столько денег, сколько понадобится. Так что не бойся за свое будущее, девочка. Роули нужна именно такая жена, как ты. Только никому не рассказывай о нашем разговоре».
Она держала все это в секрете, но Роули и сам ощущал благожелательный интерес дядюшки. Он должен был доказать дяде Гордону, что в предприятие Роули и Джонни стоит поместить деньги.
Да, все они зависели от Гордона Клоуда. Хотя никого из них нельзя было назвать приживальщиком или бездельником — Джереми Клоуд был старшим компаньоном в конторе стряпчих, Лайонел Клоуд — врачом.
Но вся повседневная жизнь проходила под сенью утешительной уверенности, что у них есть деньги. Никогда не возникало необходимости отказывать себе в чем-нибудь или откладывать на черный день. Будущее было обеспечено. Гордон Клоуд, бездетный вдовец, конечно, принял бы для этого все необходимые меры. Так он им говорил, и притом неоднократно.
Его овдовевшая сестра, Эдела Марчмонт, продолжала жить в «Белой вилле», хотя могла, вероятно, переехать в меньший дом, который было бы легче содержать в порядке. Лин училась в лучших учебных заведениях. Если бы не война, она смогла бы получить образование в самом дорогом из университетов. Чеки от дяди Гордона поступали с приятной регулярностью и иногда давали возможность даже предаваться роскоши.
Все было так налажено, так надежно. И вдруг — совершенно неожиданная женитьба Гордона Клоуда.
— Конечно, родная, — продолжала Эдела, — мы были буквально потрясены. Ведь не было и тени сомнения в том, что Гордон никогда не женится. У него и без того предостаточно родственников.
Да, думала Лин, множество родственников. Быть может, даже слишком много?
— Он был всегда так добр, — продолжала миссис Марчмонт. — Хотя временами чуточку деспотичен. Терпеть не мог обычай ставить приборы за обедом прямо на полированный стол без скатерти. Всегда настаивал, чтобы я стелила скатерть, как в старину. Он даже прислал мне однажды (когда был в Италии) несколько очень красивых скатертей венецианского кружева.
— Безусловно, уже этим одним он заслужил, чтобы считались с его желаниями, — сухо сказала Лин. И с некоторым любопытством спросила: — Где он встретил эту… вторую жену? Ты никогда не писала мне об этом.
— О дорогая, то ли на пароходе, то ли на самолете… Кажется, по пути из Южной Америки в Нью-Йорк. После стольких лет! И после всех этих секретарш, машинисток, экономок и прочих дам!..
Лин улыбнулась. С тех пор как она себя помнила, секретарши, экономки и служащие Гордона Клоуда всегда были объектами пристального внимания и неустанных подозрений. Она спросила:
— Наверное, она хорошенькая?
— Знаешь, дорогая, — ответила Эдела, — я лично считаю, что у нее глупое лицо.
— Ну, ты не мужчина, мамочка.
— Разумеется, — продолжала миссис Марчмонт, — бедная девочка попала под бомбежку, получила шок при взрыве, долго и тяжело болела. Но если хочешь знать мое мнение, до конца она так и не оправилась. Она — комок нервов. Ты понимаешь, о чем я говорю. Иногда она выглядит совсем полоумной. Не думаю, чтобы она могла быть подходящей собеседницей для Гордона Клоуда.
Лин улыбнулась. Она не была уверена, что Гордон Клоуд выбрал в жены женщину много моложе себя для того, чтобы вести с ней интеллектуальные беседы.
— А кроме того, дорогая, — миссис Марчмонт понизила голос, — мне неприятно говорить об этом, но она безусловно не леди!
— Что за выражение, мамочка! Какое это имеет значение в наше время?
— В деревне это еще имеет значение, дорогая, — невозмутимо ответила Эдела. — Я только хочу сказать, что она не нашего круга.
— Бедняжка!
— Лин, я не понимаю, что ты имеешь в виду. Мы все очень старались проявить к ней внимание и приняли ее как родную ради Гордона.
— Так, значит, она в Фэрроубэнке? — снова с любопытством спросила Лин.
— Да, разумеется. Куда же ей еще было ехать после больницы? Доктора сказали, что ей надо оставить Лондон. Она в Фэрроубэнке вместе со своим братом.
— А он что собой представляет?
— Ужасный молодой человек! — Миссис Марчмонт сделала паузу и затем с силой договорила: — Грубиян!
Лин почувствовала вспышку симпатии. Она подумала: «На его месте я наверняка тоже была бы грубиянкой!»
— Как его зовут?
— Хантер. Дэвид Хантер. Кажется, он ирландец. Они не принадлежат к тем, о ком слышишь в нашем круге. Она была вдовой какого-то Андерхея. Как ни пытаешься быть снисходительной, все же невольно задаешь себе вопрос: какая это вдова будет во время войны путешествовать, уехав из Южной Америки? Невольно напрашивается мысль, что она просто высматривала богатого мужа.
— В таком случае она не даром потратила время, — заметила Лин.
Миссис Марчмонт вздохнула.
— Это кажется просто невероятным. Гордон всегда был таким проницательным. Ведь и прежде находились женщины, которые пытались… Скажем, эта его предпоследняя секретарша. Крикливая такая и вульгарная. Как секретарша она его очень устраивала, насколько я знаю, но ему пришлось избавиться от нее.
Лин сказала неопределенно:
— Наверное, у каждого бывает свое Ватерлоо[20].
— Шестьдесят два, — сказала миссис Марчмонт. — Очень опасный возраст. И война тоже, вероятно, действует на психику. Не могу тебе передать, как мы были потрясены, когда получили это письмо из Нью-Йорка.
— Что говорилось в письме?
— Он написал Фрэнсис. Даже не понимаю, почему ей… Быть может, он полагал, что благодаря своему воспитанию она отнесется к этому с большим сочувствием. Он писал, что, наверное, мы будем очень удивлены, когда узнаем, что он женился. Это произошло несколько неожиданно, но он уверен, что все мы скоро полюбим Розалин. Театральное имя, не правда ли, дорогая? Какое-то ненастоящее. У нее была очень трудная жизнь, писал он, ей много пришлось испытать, несмотря на молодость.
— Совершенно типичная ситуация, — пробормотала Лин.
— Да, согласна с тобой. Столько раз мы слышали о таких случаях. Но уж от Гордона можно было ожидать, что он, с его опытом… Но вот так получилось. У нее необыкновенные глаза, совершенно синие и, как говорится, с поволокой.
— Привлекательна?
— О да, она безусловно очень хорошенькая. Хотя, конечно, я лично предпочитаю иной тип красоты.
— Это ты обо всех говоришь, — усмехнулась Лин.
— Нет, дорогая. Конечно, мужчины… но что говорить о мужчинах! Даже самые уравновешенные из них совершают невероятно глупые поступки! Дальше в письме Гордона говорилось, что мы вовсе не должны думать, будто бы брак приведет к какому-либо ослаблению родственных уз. Он по-прежнему чувствует себя обязанным всем нам помогать.
— Но он не составил завещания после женитьбы?
Миссис Марчмонт покачала головой.
— Свое последнее завещание он составил в тысяча девятьсот сороковом году. Я не знаю подробностей, но он дал мне тогда понять, что позаботился обо всех на случай, если с ним что-нибудь произойдет. Это завещание, конечно, потеряло силу после его женитьбы. Думаю, что он собирался составить новое, когда приедет домой, но не успел. Он погиб буквально на следующий день после возвращения в Англию.
— И таким образом она, Розалин, получила все?
— Да. Старое завещание потеряло силу после женитьбы.
Лин ничего не сказала. Она была не более меркантильна, чем большинство людей, но, как и любой на ее месте, не могла остаться равнодушной к новому положению вещей. Она была уверена, что и сам Гордон Клоуд решил бы этот вопрос совсем иначе. Может быть, он оставил бы молодой жене основную часть своего состояния, но безусловно как-то обеспечил бы и родственников, которых сам приучил к своей поддержке. Сколько раз он убеждал их не откладывать деньги, не заботиться о будущем. Она слышала, как он говорил дяде Джереми: «Ты будешь богатым человеком после моей смерти». А ее матери он часто повторял: «Не беспокойся, Эдела. Я позабочусь о Лин, ты это знаешь. И я не допущу, чтобы ты переехала из „Белой виллы“ — это твой дом. Посылай мне все счета за ремонт и содержание». А Роули он посоветовал заняться сельским хозяйством. Он настоял, чтобы сын Джереми, Энтони, пошел в гвардию, и всегда посылал ему солидную сумму. Лайонела Клоуда он убедил избрать для занятий определенную отрасль медицинских исследований, которая пока не приносила дохода, и сократить врачебную практику…
Размышления Лин были прерваны драматическим жестом матери. С дрожащими губами миссис Марчмонт протягивала ей пару неоплаченных счетов.
— Посмотри, Лин, — причитала она. — Что мне делать? Что же мне делать, Лин? Сегодня утром управляющий банком написал мне, что я превысила свой кредит. Не понимаю, как это могло случиться. Я была так осторожна. Видимо, мои бумаги не приносят такого дохода, как обычно. Он говорит — увеличились налоги. И все эти желтые бумажки, страховка от военных разрушений — за них, хочешь не хочешь, приходится платить.
Лин взяла счета и стала их просматривать. Тут не было никаких излишеств. Черепица на починку крыши; ремонт изгороди; замена прохудившегося котла отопления в кухне. Сумма получалась солидная.
Миссис Марчмонт жалобно сказала:
— Думаю, нам придется переехать. Но куда? Маленьких домиков нет — здесь их просто не существует. Я не хочу расстраивать тебя всем этим, Лин, сразу после твоего возвращения. Но я не знаю, что делать. Просто не знаю…
Лин посмотрела на мать. Ей было за шестьдесят. Она никогда не отличалась здоровьем. Во время войны у нее жили эвакуированные из Лондона, она готовила для них и убирала, работала в Женской организации помощи фронту, варила варенье, помогала организовать горячие завтраки в школе. Она трудилась по четырнадцать часов в день, и это после той легкой жизни, которую она вела до войны. Лин видела, что мать держится из последних сил. Она измотана и полна страха перед будущим.
В душе Лин закипал гнев. Она неуверенно проговорила:
— А не могла бы эта… Розалин… помочь?
Миссис Марчмонт покачала головой.
— Мы не имеем права, никакого права.
Лин возразила:
— Я думаю, ты имеешь моральное право. Дядя Гордон всегда помогал нам.
Миссис Марчмонт покачала головой.
— Не очень красиво, дорогая, просить милости у того, кого не слишком жалуешь. Да к тому же этот ее братец никогда не разрешит ей дать ни пенни[21]. — Затем героизм уступил место чисто женской язвительности, и она добавила: — Если только он вообще ей брат!
Глава 2
Фрэнсис Клоуд в задумчивости смотрела на мужа, сидящего напротив нее за обеденным столом.
Фрэнсис было сорок восемь лет. Она принадлежала к числу тех худых, подвижных женщин, которым идет одежда из твида. Ее лицо, не знавшее косметики, кроме легкой полоски помады на губах, носило следы былой высокомерной красоты.
Джереми Клоуд был худощавый, седой шестидесятитрехлетний мужчина с замкнутым и бесстрастным лицом. В этот вечер его лицо казалось даже более бесстрастным, чем обычно.
Жене было достаточно одного взгляда, чтобы заметить это.
Пятнадцатилетняя девочка сновала вокруг стола, подавая блюда. Она не отрывала пытливых глаз от Фрэнсис. Если та хмурилась, у горничной все чуть ли не из рук валилось, а при одобрительном взгляде она расплывалась в улыбке.
В Вормсли Вейл давно с завистью отметили, что уж если у кого хорошие слуги, так это у Фрэнсис Клоуд. Она не подкупала их чрезмерной платой и была очень требовательна, но охотно одобряла всякую удачу и так заражала примером собственной энергии и трудолюбия, что обыкновенная работа по дому воспринималась ими как увлекательное и творческое занятие. Фрэнсис сызмальства привыкла, что ее обслуживают, и воспринимала это как должное; она так же ценила хорошую кухарку или хорошую горничную, как ценила бы хорошего пианиста.
Фрэнсис Клоуд была единственной дочерью лорда Эдварда Трентона, который разводил племенных лошадей по соседству с Вормсли Хит. Те, кто знал обстоятельства дела, расценили полное банкротство лорда Эдварда как наилучший способ избежать худших последствий Ходили слухи о странных происшествиях с его лошадьми, о каком-то расследовании Правления клуба жокеев. Но лорд Эдвард уладил все дела, лишь слегка подпортив свою репутацию, и достиг соглашения с кредиторами, которое давало ему возможность вести чрезвычайно комфортабельную жизнь где-то на юге Франции. Всеми этими благодеяниями он был обязан хитроумию и недюжинной энергии своего поверенного, Джереми Клоуда. Клоуд сделал гораздо больше того, что обычно делает поверенный для своего клиента, даже предложил собственные гарантии. Он ясно дал понять, что испытывает глубокое чувство к Фрэнсис Трентон, и по истечении некоторого времени, когда дела ее отца были благополучно устроены, Фрэнсис стала миссис Джереми Клоуд.
Каковы были ее собственные чувства, никто не знал. Можно было только с уверенностью сказать, что она честно выполняла свою часть договора. Она была хорошей и верной женой для Джереми, заботливой матерью их сына, всячески соблюдала интересы Джереми и никогда ни словом, ни делом не давала основания думать, что этот брак был вызван чем-либо иным, кроме ее собственной доброй воли.
За это семья Клоудов чрезвычайно уважала и почитала Фрэнсис. Клоуды гордились ею, считались с ее мнением, но никогда не испытывали к ней нежных чувств.
Что думал о своей женитьбе сам Джереми Клоуд — никто не знал, ибо никто вообще не знал, что думал или чувствовал Джереми Клоуд. «Сухарь» — таким его считали. Мнение о нем как о юристе и порядочном человеке было очень высоко. Контора «Клоуд и Брунскил» никогда не бралась за сомнительные дела. Она слыла не то чтобы блестящей, но вполне надежной. Фирма процветала, и Джереми Клоуд жил в красивом доме георгианского стиля, рядом с базарной площадью. За домом тянулся большой старинный сад, окруженный стеной, и по весне, когда цвели груши, в этом саду бушевало море белых цветов…
Покончив с обедом, муж и жена перешли в комнату, окна которой выходили в этот сад. Служанка Эдна принесла кофе. Она взволнованно дышала открытым ртом: у нее были полипы. Фрэнсис налила немного кофе в чашечку, попробовала — кофе оказался крепким и горячим. Она коротко одобрила:
— Отлично, Эдна.
Поделиться книгой: