Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы

— А медсестра не может помочь?

— Вряд ли. Та, что была при Паркинсонах, уже умерла, а новая работает здесь совсем недавно. Да она и нездешняя.

— Иногда мне хочется, — с досадой произнес Томми, — забыть обо всех этих Паркинсонах и зажить в полное свое удовольствие!

— Устал от проблем?

— Опять «проблемы»!

— Это все Беатрис, — пожаловалась Таппенс.

— Что Беатрис?

— Ну, занесла к нам это словечко. Точнее даже, Элизабет — уборщица, которая была до нее. Она то и дело подходила ко мне и говорила: «Мэм, можно вас на минуточку? У меня тут возникла проблема…». А потом вместо нее по четвергам стала приходить Беатрис, и у нее тоже начали поминутно возникать «проблемы». Наверное, Томми, у нас с тобой просто «проблемная» семья.

— Тогда, конечно, ничего не поделаешь, — вздохнул Томми. — Попробую привыкнуть.

Он встал и удалился, бормоча себе под нос: «У тебя проблема, у меня проблема, у него проблема, у нее тоже проблема…»

Таппенс покачала головой и стала медленно спускаться по лестнице. Ганнибал с надеждой направился к ней, заискивающе помахивая хвостом.

— Нет, Ганнибал, — сурово сказала Таппенс. — Ты уже погулял утром.

Ганнибал удивленно округлил глаза.

— И не притворяйся, что уже забыл, — улыбнулась Таппенс. — Утром. С Томми.

Ганнибал всеми доступными ему способами показал, что не откажется от еще одной прогулки, но получил решительный и бесповоротный отказ. Тогда он сбежал вниз и принялся вымещать злобу на управлявшейся с пылесосом «хувер» взъерошенной девице. Этот «хувер» ему никогда не нравился, да и девица, честно говоря, тоже. Уж больно подолгу она болтала с Таппенс.

— Ой, он меня укусит! — испугалась Беатрис.

— Да нет, — успокоила ее Таппенс. — Он просто играет.

— Ну да, играет… А потом возьмет и укусит. Кстати, мэм, можно вас на минутку?

— Как? — удивилась Таппенс. — Опять?

— Видите ли мэм, у меня проблема.

— Так я и думала, — вздохнула Таппенс. — У меня тоже. Ты, случайно, не знаешь здесь никого по фамилии Джордан? Или, может, знала?

— Джордан? Так сразу даже и не соображу. Я вот Джонсонов знаю. Был здесь такой констебль Джонсон… И еще почтальон Джордж Джонсон. Мой бывший дружок, — она хихикнула.

— А ты никогда не слышала о Мэри Джордан? Она, правда, уже умерла.

Беатрис покачала головой и плавно сменила тему.

— Так что же с моей проблемой, мэм?

— Ах, да, твоя проблема…

— Это ведь ничего, мэм, что я к вам обращаюсь, правда? Понимаете, я оказалась в очень неловком положении, и мне не хотелось бы…

— Переходи сразу к сути, — остановила ее Таппенс. — А то я спешу. Меня ждут в гости.

— Ах, да. Миссис Барбер, верно?

— Верно, — подтвердила Таппенс. — Так что за проблема?

— Понимаете, как дело-то было… Захожу я тут на днях к Симмондсу — это такой магазин подержанной одежды, — и вижу: висит в уголке симпатичненькое такое пальто и прям будто на меня сшито! Ну, было там одно пятнышко на подоле, знаете, у самой кромки, так это ведь пустяки. Ну, вот я и…

— Да, — сказала Таппенс. — Что «и»?

— Ну, я и решила, что раз пятнышко, значит пальто дешевое, а пришла домой — смотрю, на ярлычке вместо трех фунтов семидесяти пенсов, которые я заплатила, написано целых шесть фунтов. А я ни в жизнь столько бы за пальто не отдала и просто не знаю теперь, что и делать. Я его уж и обратно в магазин носила — хотела отдать — а продавщица, которая меня обслуживала… хорошая такая девушка, Глэдис зовут, а вот фамилии я не помню… в общем, она чуть не в слезы. Я уж говорю: «Да не убивайтесь вы так, давайте, я доплачу», а она говорит: «Нельзя. Покупка уже оприходована». Во как! Понимаете?

— Кажется, да.

— Вот она и говорит: «Не надо, а то мне попадет».

— За что же ей попадет?

— Да я и сама толком не поняла. Ну, купила я пальто чуть дешевле, так она-то здесь при чем? А она говорит, что должна была тщательно рассмотреть этикетку, и если теперь узнают, что она этого не сделала, ее тут же уволят.

— Ну уж! Прямо сразу и уволят, — пожала плечами Таппенс. — Только я не понимаю, ты-то чего разволновалась? По-моему, ты все сделала правильно.

— Да как же правильно, если пришлось унести пальто обратно? Она его ни в какую брать не хотела. Получается, я обманула магазин. Получается, я сжульничала. Ох, мэм, что же мне теперь делать?

— Послушай, — начала Таппенс, — наверное, я отстала от жизни. Во всяком случае, я просто не представляю, как теперь поступают в подобных случаях. Да я, честно говоря, и по магазинам-то особенно не хожу… На твоем месте я просто доплатила бы этой Глэдис до шести фунтов. А она доложит разницу в кассу.

— Ага! Или возьмет себе. Не больно-то я ей, между нами говоря, доверяю. Вот и получится, что деньги-то я отдам, а для магазина все будет выглядеть так, точно я их украла. Что же мне делать, мэм?

— Уфф, — вздохнула Таппенс, у которой от тарахтенья Беатрис разболелась вдруг голова. — До чего ж сложная штука — жизнь! Знаешь, Беатрис, мне очень жаль, но, кажется, я ничем не могу тебе помочь. Если ты не доверяешь своей подруге…

— Да какая она мне подруга? Я только покупаю там вещи. А с ней… ну скажем, приятно поболтать… А только никакая она мне не подруга. Говорят, ее и с предыдущего-то места потому уволили, что она деньги за проданный товар присваивала.

— Раз так, — в отчаянии проговорила Таппенс, — то пусть выкручивается как знает. А ты просто оставь это несчастное пальто себе.

Ганнибал поддержал хозяйку, злобно рявкнув на Беатрис и на всякий случай укусив «хувер», которому никогда особенно не доверял.

— Успокойся, Ганнибал, прекрати лаять и не смей никого и ничего кусать, — строго сказала Таппенс. — Я буду поздно.

И поспешно вышла.

— Проблемы, — бормотала Таппенс, спускаясь с холма на Орчард-Роуд[26] и размышляя, остался ли здесь от былых времен хоть один фруктовый сад. Лично она никаких садов не видела…

Миссис Барбер встретила ее восторженными восклицаниями и эклерами.

— Какая прелесть! — восхитилась Таппенс. — Вы их брали у Беттерби?

Беттерби был местным кондитером.

— О нет, их сделала моя тетушка. Она, знаете ли, потрясающе готовит.

— У меня с эклерами плохо, — призналась Таппенс. — У меня они еще никогда не получились как надо.

— Тетушка говорит, весь секрет в муке.

Дамы принялись за кофе, попутно обсуждая тонкости приготовления некоторых блюд и обсуждая вспомнившихся родственников и знакомых.

— Мисс Болленд на днях вспоминала вас, миссис Бирсфорд.

— Да? — заинтересовалась Таппенс. — Как вы сказали: Болленд?

— Соседка викария. Она у нас старожил. На днях рассказывала, как приезжала сюда ребенком. Говорит, всегда ждала этих поездок, потому что в садах росли удивительно вкусные крыжовник и слива-венгерка. Сейчас их уже ни у кого не остаюсь. Есть, правда, так называемые итальянские венгерки, но их и упоминать-то не стоит.

Разговор плавно перешел на то, какой вкус фрукты имели во времена молодости собеседниц.

— У моего двоюродного дедушки были венгерки, — гордо сообщила Таппенс.

— Это который был каноником[27] в Энчестере? Там жила моя подруга, миссис Джексон. С ней, знаете, случилась пренеприятная история! Однажды она ела печенье с тмином, и одно семечко попало ей не в то горло. В общем, прокашляться она так и не смогла. Прямо тут же и померла, бедняжка. Печально, правда? — вздохнула миссис Барбер. — Просто нет слов! Одна из моих кузин, кстати, вот также умерла, — продолжала она. — Поперхнулась, представьте, кусочком баранины. В наши дни умереть проще простого. Так-то вот. Некоторые, знаете, умудряются помереть от обыкновенной икоты. Просто не могут остановиться. А всего-то и надо, что прочесть старинное заклинание: «Икота, икота, перейди на Федота. С Федота на Якова, а с Якова на всякого». Главное, задержать дыхание, пока все это произносишь.

Глава 7 Еще проблемы

— Можно вас на минутку, мэм?

«О Господи, — подумала Таппенс. — Теперь-то что?»

Осторожно спускаясь по лестнице с переоборудованного под «книжную» чердака, она бережно стряхивала с себя пыль. Сегодня на ней были лучшие ее жакет и юбка, которым предстояло вскоре дополниться восхитительной шляпкой с пером. Сегодня Таппенс собиралась на чай к миссис Гриффин, с которой познакомилась на благотворительном базаре, и не ощущала ни малейшего желания вникать в очередные проблемы Беатрис.

— Я просто подумала, вам будет интересно…

— Да? — неопределенно протянула Таппенс, опасаясь, что это лишь повод для изложения новой проблемы. — Видишь ли, меня ждут к чаю и я страшно тороплюсь…

— Вы, помнится, спрашивали меня о Мэри Джордан… Или о Мэри Джонсон? Потому что одно время у нас на почте работал некий Джонсон…

— Знаю, — кивнула Таппенс. — И в полиции тоже.

— Ага. Ну так вот, моя подруга… Гвенда… Вы ведь знаете лавку, где с одной стороны почтовая контора, а с другой продают конверты, всякие неприличные открытки и фарфоровые безделушки к Рождеству?

— Знаю, — сказала Таппенс. — Кажется, там еще на вывеске написано «миссис Гэррисон».

— Да, но сейчас лавка принадлежит вовсе не ей. Я бы даже сказала, совсем другим людям. Так вот, эта моя подруга, Гвенда, она, вроде, слыхала про какую-то Мэри Джордан. Действительно, говорит, жила здесь такая, только очень уже давно, много-много лет назад. Прямо здесь жила, я хочу сказать, тут вот.

— В «Лаврах»?

— Ну да. Только тогда дом, вроде, по-другому назывался. И еще Гвенда говорит, что с этой Мэри что-то там приключилось, несчастный случай, что ли… В общем, померла она.

— Ты хочешь сказать, она умерла, когда жила в этом доме? Она жила здесь с родителями?

— Нет. Жили-то здесь совсем другие люди. Паркеры, что ли. Их тогда много здесь было, Паркеров этих. Или Паркерстонов, сейчас уже и не вспомню. А эта Мэри просто приезжала к ним в гости. Миссис Гриффин наверняка должна помнить. Вы с ней знакомы?

— На распродаже познакомились, — ответила Таппенс. — И как раз сегодня приглашена к ней на чай.

— Она уже совсем старенькая! Гораздо старше даже, чем выглядит. Но память у нее хорошая. Так что она конечно вспомнит этих Паркеров. Тем более, что один из мальчишек, как я поняла, был крестником ее близкой подруги.

— Мальчик? А как его звали?

— Не то Алек, не то Алекс. Что-то такое.

— Не иначе, как Алекс Паркинсон. Не знаешь случайно, что с ним случилось дальше? Ну, кем он стал, когда вырос?

— А он не вырос, мэм. Умер еще в детстве. Здесь где-то и похоронен. Какая-то хитрая болезнь его подкосила. С человеческим именем.

— Кто с человеческим именем? Болезнь?

— Ну да, женское какое-то имя. Что-то при этом с кровью плохое делается. Сейчас-то врачи, я слышала, просто выкачивают плохую кровь и заменяют хорошей. Правда, говорят, все равно не особенно помогает. А тогда и этого не умели. У миссис Биллингс — это которая пирожками торгует — от этого дочка померла. А ей всего семь годков-то и было. Детская, в общем, болезнь.

— Лейкемия? — предположила Таппенс.

— Надо же, и все-то вы знаете! Точно, лейкемия. Я слышала, скоро ее уже научатся лечить. Будут просто делать прививку, вроде как от тифа или как его там…

— Грустно, — сказала Таппенс. — Бедный малыш!

— Да не такой уж и малыш. В школу уже ходил, если я ничего не путаю. В общем, лет тринадцать-четырнадцать ему уже было.

— Печально, — повторила Таппенс и, помолчав, добавила: — Извини, Беатрис, я побегу, может, не слишком опоздаю.

— Будьте покойны, миссис Гриффин вам много чего понарасскажет. Она ведь, можно сказать, здесь выросла, так что все обо всех знает. Иной раз такое расскажет — прямо волосы дыбом. Обожает разные там истории. Ну, вы меня понимаете. Кто, да с кем, да как… Дела, конечно, давние, — эдвардианские[28] или викторианские времена, уж и не знаю точно какие — а все равно интересно. Наверное, все же викторианские, потому что старая королева тогда была еще жива. Эдвардианские, значит, это какие-то другие. А еще я слыхала, говорят: «дом Мальборо»[29]. Это что-то вроде высшего общества, да?

— Да, — согласилась Таппенс, — почти.

— Ох, были же времена! — с упоением воскликнула Беатрис.

— Были, — сухо подтвердила Таппенс.

— Девушки, говорят, своего не упускали, — продолжала Беатрис, явно рассчитывая на пикантные подробности.

— Ничего подобного, — разочаровала ее Таппенс. — Как раз даже напротив. Девушки вели строгую, чистую и целомудренную жизнь, и очень рано выходили замуж. Обычно за аристократов.

— Надо же! — протянула Беатрис. — Хотя, тоже, наверное, весело. Всякие там шикарные наряды, скачки, балы.

— Да, — подтвердила Таппенс, — балов хватало.

— У меня была знакомая, у которой бабушка работала горничной в одном из таких домов. Туда даже принц Уэльский[30] — это ведь он только потом Эдуардом Седьмым[31] стал, а сначала был просто принцем Уэльским — приезжал, и, говорят, был очень и очень мил. Даже с прислугой! Так она, когда увольнялась, потихоньку забрала мыло, которым он руки мыл, и сохранила. Иногда даже его нам показывала… это когда мы совсем маленькими были.

— Очень интересно, — сказала Таппенс. — В «Лавры» он, случайно, не приезжал?

— Похоже, что нет. А то я бы наверняка знала. Нет, здесь жили только эти… как вы их назвали? Вот-вот, Паркинсоны. Ни тебе ни маркизов, ни графинь, ни лордов. Одни Паркинсоны. Они, кажется, торговлей занимались. Занятие, конечно, прибыльное, что и говорить, но уж больно, согласитесь, скучное.