Помоги проекту - поделись книгой:
Том щёлкнул пальцами, подзывая официанта
— Виски. Два пальца.
Официант вопросительно уставился на меня
— Эвиан — сказал я — в неоткрытой бутылке. — И, переведя взгляд на Тома, добавил: — Как во времена Холодной войны, да?
— Речь не о Холодной войне. Вы сами виноваты в происходящем с вами. Вы — и никто другой. Если хочешь знать, ты сильно меня разочаровал.
— Хочу знать — спокойно сказал я — объясни. Почему я должен работать против своей страны только потому, что вы щёлкнули пальцами.
Томас нервно барабанил пальцем по столу
— Есть только один мир, в котором мы живём. Возможно, он несовершенен. Возможно, он даже очень несовершенен — но другого мы не придумали. Есть то, что есть — и мы в этом живём. В этом мире есть только один центр силы и один центр принятия решений — Запад. В конце концов — вы сами с этим согласились. Украина должна была существовать, и Крым должен был принадлежать Украине. Можно много рассуждать о справедливости, но у каждого она своя, и если разбираться с каждым случаем. Короче, должен был быть нулевой вариант и точка. Вы же — забрали Крым себе и атаковали Украину, запустив целую цепочку территориальных переделов, и кардинально повысив риски для всех нас. До две тысячи четырнадцатого — вас терпели. Хоть вы и мешали на каждом шагу, но никто не думал о том, что Россия должна перестать существовать. Но сейчас… извини, слишком велики риски. Мы не можем инвестировать в нефть в Гайане, потому что на эти территории претендует Венесуэла. Мы не можем инвестировать в редкоземельные металлы в Конго, потому что эту страну рвут на куски. Мы не можем понять, к кому нам обращаться, кому и что будет принадлежать завтра. Поэтому — нужно публичное наказание того, кто всё это затеял — вас. Об этом сейчас и идёт речь.
…
— В конце концов, несколько новых границ это не конец света, это новые возможности, как в девяносто первом. Вспомни — тогда ведь ничего страшного не произошло, верно?
Я молчал — и Пикард чувствовал себя всё более и более неуютно. В конце концов, он понимал, кем я был, откуда я вышел. В девяностые — слабые не выживали.
— Знаешь, о чем я жалею?
…
— О том, что я в девяностые не был таким же толерантным, как ты сейчас. Карвер сказал, что с финансированием проблем не будет.
— Так вы договорились? — изумился Пикард
— Да. Знаешь, у вас есть одна хорошая поговорка — ничего личного. Ничего личного, Том. Даже если кто-то в этой истории умрёт…
В самолёте — мне так и не удалось заснуть. Боинг 777 нёс меня в Москву, моя соседка уютно спала, закрыл глаза чёрной повязкой, как перед расстрелом — а я сидел, перебирал колоду карт, которую попросил у стюардессы — и думал…
Репутация.
То, что они могут мне её изгадить — это, несомненно. То, что они могут оборвать финансирование — тоже вне сомнений. Но они не могут не понимать одной вещи — они меня прижали только необходимостью рискового финансирования. Ключевое слово здесь — рисковое. После того, как Бажена даст первые плоды — а она даст, после того, как мы добудем первые баррели нефти с заданной себестоимостью и докажем, что это возможно всё. Тогда — если даже британцы перекроют мне кислород, если даже американцы перекроют мне кислород — финансирование я всё равно найду. Те же китайцы… им нужны ресурсы и плевать на ограничения. К тому же — Бажена будет окупать сама себя.
Тогда на что они рассчитывают?
И второе. Послать их — может каждый. Это просто. Но они — точно так же могут подкатиться к кому угодно.
И этот «кто угодно» — может быть совсем не таким как я.
Какой я? А вот такой вот! Я родился и вырос в городе, который был не лучшим в мире, и район тоже был не лучшим в мире. Но лучшими в мире были друзья. Вкус мороженого. И вкус крови после первой драки — один против пятерых, но я заставил себя уважать. Лучшие в мире озера прямо в городской черте и лучшие в мире горы.
И лучшее в мире небо.
Всё просто на самом деле. У нас у всех есть этот кусок земли. И он — наш. Потеряем его — никто с нами не поделится. Будут шпынять отовсюду, ловить как псов шелудивых и п…сить почём зря.
Значит, им нужны деньги внутри страны. Финансирование оппозиции. Все просто — я получаю деньги под сомнительный проект на наилучших условиях — но взамен должен выделить финансирование местной оппозиции.
Все просто. И никаких иностранных агентов.
А знаете, в чем они ошиблись? Если бы они просто через Пикарда попросили помочь хорошим людям — да не вопрос. Помогу по старой памяти, мало ли мне помогали. Но они вместо этого надавили.
И решили дело с самого начала…
Москва, Россия. 12 июня 2017 года
В Москве я задержался на несколько дней по делам.
В отличие от других крупных (тёшу себя надеждой) ресурсодобывающих фирм — у меня не было офиса в Москве. Совсем. Вместо этого — у меня была адвокатская контора, представляющая мои интересы в Москве, и принадлежала она Михаилу Гольцману, моему другу.
Еврею.
Как мы познакомились… Познакомились мы, когда кто-то нас подбил «набить морду жиду», в УРАЛМАШе такое бывает — но в итоге получили по морде мы сами. Дело в том, что Миша Гольцман занимался боксом, не в самом тяжёлом весе, но занимался — и даже выступал на соревнованиях. Обиды мы друг на друга не затаили и частенько спарринговались, а так же социализировались доступным способом — то есть тёлок цепляли.
В девяностые — Миша бросил диплом юриста и занялся торговлей, как и многие другие. Смётка у него, как у представителя богоизбранного народа была, и поднялся он первое время нехило — чем привлёк внимание блатных. Платить он отказался, в результате чего — в один прекрасный день его встретили двое, с ТТ, и приказали садиться в машину. Вывезли за город, приказали копать могилу. Миша начал копать, а когда один отошёл поссать — лопатой убил второго, забрал пистолет и замочил того первого. После чего снова начал копать — могила предназначалась для одного, но теперь в ней предстояло похоронить двоих, и потому её требовалось углубить. Вернувшись в город, Миша плюнул на бизнес, продал то, что у него на тот момент было мне совсем незадорого, смахнул пыль с диплома юриста и начал свою юридическую карьеру. А для меня, в свою очередь — этот самый купленный бизнес сыграл немалую роль в моем решении распрощаться с братанскими делами навсегда.
Это я вам говорю, чтобы вы понимали — Миша мог быть и на моем месте. А мог быть и на месте тех двоих, потому что нравы тех лет в Екатеринбурге — были далеко не вегетарианскими. И раз придя — приходили и второй и третий…
Проблема была ещё и в том, что Гольцман был… несогласным, мы сильно расходились с ним на этом. Он был активным участником событий, позже ставших известными как «белоленточная революция», провальных протестных событий одиннадцатого — двенадцатого годов, возглавляемых тогда ещё совсем молодым Михаилом Бельским. Сейчас об этих событиях все почти позабыли… все это было досадной мелочью на фоне украинского Евромайдана и последовавших за ним событий. Гольцман тогда искренне в это верил… помню, он встречал меня в аэропорту и на заднем стекле его джипа была наклейка «Бельский!»…
С Мишей Гольцманом мы встретились в театре… каком не скажу да и какая разница. Миша — был завзятым меломаном и театралом, во многом это и объясняло его мечту перебраться в Москву, которую он и осуществил — здесь было много театров. Я не стал отвлекать Мишу от спектакля и честно сам досмотрел его до конца — после чего, мы пошли по московской улице в сторону центра, разговаривая на ходу…
Миша выслушал меня, потом по своей обычной привычке, щёлкнул пальцами.
— Попал в колесо, пищи, но беги… — выдал он
— Я серьёзно, вообще то
— Я тоже
Миша отлично умел делать две вещи. Слушать. И выигрывать суды.
— Миш понимаешь, в чем дело? Они не отстанут.
— От тебя?
— Не. От страны. От моей, бля, страны.
Гольцман пожал плечами
— Какая бы она не была, это моя страна. И мне срать на то, что о ней думают другие. Я вот что подумал — если я пошлю их на три всем известные — то они сделают две вещи. Первая — исполнят свои угрозы относительно меня. Им это сделать — как два пальца об асфальт. Второе — найдут кого-то другого. И он согласится. Я намерен завести их в тупик. Обломать им всю игру. Причём сделать это хитро. Так чтобы они потом сами не знали, как выкрутиться…
— Ты уже для себя все решил. Зачем тебе я?
— А вот зачем. Разработай стратегию защиты активов. Подели их на несколько частей, так чтобы трудно было добраться до всех сразу.
— Сделаю.
Я развернул Гольцмана к себе
— Я не прав?
— Отпусти.
— Не прав…
Гольцман сплюнул, мы снова шли рядом по старой, московской улочке, заставленной машинами
— Все неправы — сказал он — мы, они, ты. Все. Знаешь… в девяносто первом — сложился не такой уж плохой мир, если рассудить. Никто не остался особо обиженным.
— А Россия?
— Россия сохранилась как первая по территории страна мира. Оставила за собой Сибирь, забрала все основные месторождения природных ресурсов. Прикинь — вот сейчас — как живёт Россия, и как живут выделившиеся из СССР страны. Процветают ли они?
— Как насчёт Казахстана? Прибалтики? Азербайджана?
— Это исключения. Казахстан — там не сказать, что сильно лучше, просто у них слишком мало населения на большую территорию и немалые природные богатства. Но живут они не богаче, беднее нас — я был там. Азербайджан… ну, тут да. Алиев вытащил. Прибалтика… они вступили в ЕС и уехали туда работать, вот и всё. Посмотри, как живут остальные. Та же Украина — ну оставили они своё сало при себе — и сильно счастливы?
— Что ты хочешь сказать?
— Знаешь… вот ты собрался бороться с пятой колонной… я и сам когда то был этой пятой колонной. Видать, такая уж судьба у нас, у евреев.
— А сейчас?
— А сейчас — вот представь — если бы я переехал в тот же Лондон, я бы стал пятой колонной там. Мой отец умер с верой в то, что Запад, наконец, сделает из России что-то приличное. А что я вижу сейчас? А сейчас я вижу, что Запад все больше и больше становится похожим на Советский союз в худших его проявлениях. Они так хотят сделать всем хорошо — что не замечают, какой ад они несут. В Лондоне — я не мог бы не бороться.
— Получил бы высылку в двадцать четыре часа. Если не похуже чего…
— Это вряд ли…
Посмеялись.
— Ну, что? Сделаешь? Сколько времени надо?
— На план дней десять. Есть?
— Да не вопрос.
— Вань…
Теперь уже Миша взял меня за руку
— Помни одно — переломать человека можно очень легко. У тебя это получится едва ли не лучше, чем у государства. Переубедить, показать, что он не прав — намного сложнее. Но когда ты будешь что-то делать — подумай, а не окажешься ли ты в конце в кладовке, полной сломанных кукол…
— Спасибо.
— За что?
— Да так…
Москва, Россия. 14 июня 2017 года
Народ к разврату готов!
Народ к разврату готов…
Народ — это чисто в моем лице, вы уж извините. Просто — эта хлёсткая фраза отражает самую суть того, чем сейчас занимался я.
Вы поймите правильно, я не монах, не резонёр там, я обычный мужик. С обычной тягой к женщинам. С этим у меня нет никаких проблем — при миллиарде скорее нужна разборчивость. Стандартный набор — включает в себя выгул в дорогой ресторан, билет на Мальдивы или Бали, шопинг. При расставании — какой-нибудь дорогой подарок. У меня в год было… две, три женщины, не больше. Длительные отношения надоедали, а более короткие… Гольцман говорил, что в иврите есть такое слово, трудно переводимое на русский — леитбазбез, истратился. Так вот, я просто не хотел истратиться. Ну и… я всё-таки работающий человек, мне некогда было каждые выходные шляться по клубам и кого-то снимать. В общем — у меня была обычная жизнь обычного русского холостого мультимиллионера. Скорее даже не совсем обычная — в нашем кругу в последнее время модно иметь жену и несколько детей. Ну и любовницу, но постоянную.
Но раз я теперь финансировал либеральную оппозицию — я просто был вынужден общаться в этой среде, погружаться в неё, заводить знакомства и делать, то же, что и они. Чтобы стать одним из них…
Ну, вот, меня и пригласили на заседание какого-то, то ли дискуссионного клуба, то ли партии, то ли протопартии — последнее, это когда политическая платформа есть, а регистрации в Минюсте ещё нет. Но будет, я обещал помочь деньгами и не без злого умысла: чем больше будет партеек и партий, тем вернее они перегрызутся между собой.
На мероприятие, оплаченное моими деньгами (перегнанными мне из британского посольства) — пригласили несколько содокладчиков. Меня в президиум не посадили, да я и сам бы отказался, но дали хорошее место в зале. Слушая выступающих — я в который раз поразился наивности наших выступающих и коварству приглашённых профессоров — в этот раз был Аарон Миллс, профессор Лондонской школы экономики. Все выступления сводились только к одному — надо открыть рынок, снять все ограничения на движение капитала, позволить крупным иностранным игрокам инвестировать в наш капитал — и все будет супер, все будет зашибись. Как в той песенке знаете?
Это Егор Летов, «Гражданская оборона». Мы играли эту песню на гитаре, сидя у обшарпанного уралмашевского подъезда. Мы ни во что не верили и ничего не ждали. Мы брали то, что могли взять. Силой…
А если так, по уму — все понимают, что такое «количественное смягчение»? Это когда деньги печатают. Да, да, и Горбачёв тоже печатал. Проблема была в том, что в СССР в принципе не было понятия «инвестирования», вложения в инвестиционный товар или бизнес. И все деньги, какие печатал Горбачёв — шли на потребительский рынок, моментально взвинчивая цены и создавая товарный дефицит. То есть Горбачёв начал обезьянничать с американцев, печатать деньги — но суть их системы во всей её полноте он не понимал. И потому — получилось то, что получилось.
А в США сейчас другая проблема. Ради оживления инвестиционного спроса, американский ФРС опустил ставку до нуля и провёл несколько раундов количественного смягчения. То есть — наводнил экономику деньгами, и опустил цену денег до нуля. Приходи, бери и пользуйся, потом вернёшь столько же, проценты совсем не надо платить.
Поделиться книгой: