Помоги проекту - поделись книгой:
Победа снова осталась за римскими знаменами; но, когда победители возвратились домой, а диктатор внес в сенат свои проекты реформ, он встретил в сенате упорное сопротивление. Армия еще не была распущена и по обыкновению стояла у городских ворот; когда она узнала о случившемся, среди нее разразилась давно угрожавшая буря, а корпоративный дух армии и ее тесно сплоченная организация увлекли даже робких и равнодушных. Армия покинула полководца и лагерную стоянку и, удалившись в боевом порядке под предводительством легионных командиров, которые были если не все, то большею частью из плебейских военных трибунов, в окрестности Крустумерии, находившейся между Тибром и Анио, расположилась там на холме как будто с намерением основать новый плебейский город на этом самом плодородном участке римской городской территории.
Тогда и самые упорные из притеснителей поняли, что гражданская война поведет к их собственному разорению, и сенат уступил. Диктатор взял на себя роль посредника при определении условий примирения; граждане вернулись в город, и внешнее единство было восстановлено. Народ стал с тех пор называть Мания Валерия "величайшим" (maximus), а гору на той стороне Анио - "священной". Действительно, был нечто могучее и великое в этой революции, предпринятой самим народом без твердого руководителя, со случайными начальниками во главе и кончившейся без пролития крови; граждане потом охотно и с гордостью о ней вспоминали."[59]
Впрочем, народ Рима рано радовался. Ведь долговые амнистии коснулись лишь текущего момента. Сами же долговые законы никуда не делись. Точно так же, как никуда не делись земельные оккупации, передающие государственный земельный фонд исключительно в руки богатых и знатных. Так что, стояние легионов у Крустумерии всего лишь на некоторое время отсрочило кризис. И не более того.
5. Путь славный, имя гордое народного заступника…
Наиболее дальновидные и честные представители римской знати не могли этого не понимать. Им было очевидно, что ростовщическая политика, загонявшая римлян в долговую кабалу и в рабство, а также политика концентрации земель в руках патрициата, превращавшая становой хребет Рима,
Одним из них был Спурий Кассий[60], выходец из старого патрицианского рода, удачливый военный, популярный государственный деятель. Именно он в конце своего третьего консулата внес на рассмотрение Сената аграрный закон, который бы возобновил раздачи государственной земли в том виде, как это было во времена Сервия Туллия.
Почему именно этот человек решил вступить в борьбу с римским Сенатом, отстаивая интересы народа Рима? Трудно сказать. Известный немецкий античник Генрих Штолль считал - и я, пожалуй, присоединюсь к этому мнению - что главным мотивом римского военноначальника был вопрос чести. Вот, что он пишет: "Весьма вероятно, что при переговорах с удалившимися на Священную гору плебеями патриции сделали уступки относительно ager publicus.[61] Но именно в то время Спурий Кассий был вторично избран консулом, и он, без сомнения, содействовал заключению мира. Так как сделанные тогда обещания были отложены потом в сторону, то, будучи избран консулом в третий раз, он, может быть, счел себя обязанным снова поднять это дело, чтобы исполнить долг справедливости в отношении народа"[62]
Черт возьми, хорошо сказано!
Итак, Спурий Кассий предложил гражданской общине измерить общинные земли и частью сдать их в аренду в пользу государственной казны, частью разделить их между нуждающимися. Другими словами, он попытался вырвать из рук сената заведование государственными землями и, опираясь на народ, положить конец эгоистическому захвату земель. Случилось это в 486 г. до н.э., то есть через девять лет после первой сецессии[63] на "священную Гору".
В соответствии с новым законом, доли патрициев при получении общественных земель должны быть строго ограничены, оставшуюся после выделения доли патрициев землю следовало разделить среди плебеев. При этом с участков, принадлежащим патрициям, должна была взиматься десятина урожая - в качестве налога в казну, который до этого платили только плебеи.
Предложенный закон вызвал активное недовольство коллеги Спурия Кассия - второго консула Прокула Виргиния и других патрициев. Тем не менее, закон был принят, но в дальнейшем на практике так ни разу и не применялся. Почему?
Тит Ливий в своей "Истории Рима от основания Города" пишет кратко и емко. "Спурий Кассий, бывший консул, обвинен в стремлении к царской власти, осужден и казнен"[64]. Если же рассказывать чуть подробнее и в лицах, то дело было так. В 485 году до н. э., после окончания срока консулата, Спурий Кассий перед комицией курий был обвинён квесторами[65] Кезоном Фабием Вибуланом и Луцием Валерием Потитом в попытке узурпации власти.
На каком основании? Как ни странно, исторические документы не донесли до нас ни единого доказательства, которыми оперировали обвинители Спурия Кассия. Так что мы просто не знаем, на каком основании он был обвинен. И были ли такие основания вообще. И мы с вами имеем полное право толковать такое удивительное молчание исторических документов наиболее естественным образом. Не было никаких оснований, поэтому их и не донесли до нас хроники. А вот обвинение - точно было. И имело лишь одну-единственную меру наказания - смертную казнь.
Каковая и была без всякого промедления приведена в исполнение. Квесторы низвергнули государственного преступника с Тарпейской скалы. Его имущество было конфисковано и посвящено богине Церере, дом снесен, а место, на котором он стоял, перекопано, посыпано солью и оставлено пустым. Статуя, изображавшая бывшего консула, расплавлена.
Вот так вот умели олигархи Римской Республики расправляться со своими врагами.
"Так великий и заслуженный человек пал жертвой своекорыстия патрициев, которые ради служения своим личным интересам и своей мести не побоялись совершить убийство невинного",[66] - заканчивает Генрих Штолль рассказ о великом, но, увы, малоизвестном широкому читателю римском консуле. Нужно сказать, что обвинители Спурия Кассия не остались без награды. В первые же два года после его казни и Кезон Фабий, и Луций Валерий были избраны консулами. Что ж, римский Сенат умел быть благодарным!
И все же - притязал ли Спурий Кассий на царскую власть? С фактической стороны, похоже, это обвинение является полным вздором. Но вот в анализе этого сюжета, сделанном Теодором Моммзеном, мы находим совершенно гениальное утверждение: "… есть что-то похожее на правду в обвинении, что он хотел присвоить себе царскую власть, так как он действительно подобно царям попытался оградить свободных простолюдинов от своего собственного сословия".[67]
Блестящая, классическая в своей строгости и ясности формулировка! Царская власть - есть попытка оградить свободных простолюдинов от своего собственного сословия. Умри - лучше не скажешь! Запомним ее, ибо это - основа основ любой монархической идеологии. А также - хорошей, правильной, монархической правоприменительной практики.
6. Нет человека - нет проблемы? Ошибаетесь, граждане!
Вернемся, однако, в Римскую Республику. Положение дел после казни Спурия Кассия самым наглядным образом опровергло известное правило, согласно которому "нет человека - нет проблемы". Ибо человека уже не было, а проблема, как раз, осталась. С одной стороны - недовольство плебса, народные бунты в самом прямом смысле слова. С другой стороны - война за порогом, а воевать некому. Война с эквами, война с вольсками. С Вейями - это город такой - тоже война. Но кто же будет воевать за родимое отечество, если получает от него лишь пинки и земельные
Фактически, уже здесь мы наблюдаем вступление Римской республики в зону беспредела. Беспредела в уже принятом нами смысле слова. Ведь Сенат Рима, римские олигархи действуют самым естественным для себя образом - увеличивают свое собственное богатство и могущество за счет разорения низшего класса. Но именно разорение римских землевладельцев опять-таки естественным образом приводит к ослаблению коллективного могущества римской аристократии перед лицом внешних врагов - эквов, вольсков, вейентов и т.д. Иначе говоря, уже на этом этапе римский патрициат почти спилил тот самый сук, на котором сидел.
Дошло до того, что Кезон Фабий, да-да, тот самый, бывший когда-то обвинителем Спурия Кассия, став консулом в 479 г. до н.э., начал призывать Сенат к исполнению аграрного закона, предложенного его казненным предшественником. Вот как сильно припекло!
В таком вот режиме более или менее горячей гражданской войны проходит еще пара десятилетий, пока Сенат, наконец, не соглашается на создание гражданского уложения, где были бы урегулированы все спорные вопросы между народом и Сенатом Рима. В Грецию было отправлено посольство с поручением привезти оттуда Солонов и другие греческие законы. И вот, после его возвращения были выбраны децемвиры на 451 г. до н.э. - десять особо доверенных граждан от плебса и от патрициев, заменяющих в этом году всю высшую государственную власть и уполномоченных на составление гражданского уложения Республики.
Сказать по правде, насчет вхождения плебеев в состав децемвирата я погорячился. Ибо это была только теория. В действительности же, как писал Теодор Моммзен, "несмотря на то, что было дозволено выбирать и плебеев, оказались выбранными исключительно патриции - так сильна была в то время аристократия"[68]
Как же так получилось, что при явном количественном большинстве плебса в состав децемвирата были избраны исключительно патриции? Может быть, они пользовались всеобщим уважением, их любили? В общем-то, нет. Это были десятилетия бунтов и общей ненависти между плебейской и патрицианской партиями. Так в чем же секрет?
А дело было все в том, что в Римской Республике уже тогда были весьма развиты институты народовластия. И, соответственно, технологии манипулирования результатами выборов. Послушаем Теодора Моммзена!
"Как хитро велись интриги, всего лучше видно из того, что уже в 322 г. [432 г. до н.э.] было признано необходимым издать особый закон против злоупотреблений на выборах, который, как и следовало ожидать, не принес никакой пользы. Если не удавалось повлиять на избирателей подкупом или угрозой, то за дело брались распорядители выборов.
Так, например, они допускали так много плебейских кандидатов, что голоса оппозиции разделялись между этими кандидатами и пропадали без всякой пользы, или же они устраняли из списка тех кандидатов, которых намеревалось выбрать большинство. Если же, несмотря на все усилия, исход выборов оказывался неудовлетворительным, то спрашивали жрецов, не случилось ли при птицегадании или при совершении каких-нибудь других религиозных обрядов чего-нибудь такого, что доказывало бы недействительность выборов, а жрецы всегда находили то, что от них требовалось"[69]
Не правда ли, мило? Вот ввести еще птицегадание в российское Законодательство о выборах, и никаких отличий от древнеримской практики просто не останется. Но, однако, мы с вами отвлеклись от деятельности децимвирата, коим было поручено уже составить, наконец, Конституцию Римской Республики.
7. Конституция должна быть конституционной, или Законы Двенадцати Таблиц.
Итак, Конституция таки была составлена и высечена на двенадцати медных таблицах, отчего и получила название законов "Двенадцати таблиц". Что ж мы находим в единственном за всю историю Римской республики общеправовом уложении?
О, мы находим весьма подробно расписанные процедуры судопроизводства. И, конечно же, наказания: кого, чем, сколько раз и по каким местам бить за то или иное правонарушение. Еще более подробно расписано правовое регулирование имущественных отношений, вплоть до того, можно ли употреблять в пищу желуди, нападавшие с соседнего участка, или же это собственность соседа? К чести римского правосудия, Закон ?10, начертанный на 7-й Таблице, разрешал съедать желуди, упавшие с соседского дерева на твой участок. Равно, как и пользоваться урожаем с дерева, которое ветром было с соседского участка склонено на твой.
То есть, уголовные преступления и имущественные споры новым сводом законов решались на раз. Еще лучше обстояло дело с долговым законодательством. Третью Таблицу, посвященную долговым разборкам, нужно приводить всю. Чтобы стало понятно, какая судьба ожидала народ Рима, затаивший дыхание в ожидании Конституции.
Приводим:
Ну, как-то так. Месяц на то, чтобы расплатиться. Потом два месяца в колодках и либо на продажу, в рабы, за Тибр, либо на месте разрубить, что не мучился. Я думаю, российские конкретные пацаны бы одобрили. Впрочем, судя по публикациям в СМИ, примерно так у них дела и поставлены. Все в лучших демократических традициях. Обкатанных двумя с половиной тысячелетиями демократического развития.
А о чем же не было сказано ни слова? Нет, уважаемый читатель, с вами не интересно! Вы опять сразу обо всем догадались. Конечно же, ни слова не было сказано о правовом регулировании пользования государственными землями. О
Между тем, как попытки реформ подавлялись в самом зародыше, - подводит предварительные итоги Теодор Моммзен, - "неурядица становилась все более и более невыносимой, так как, с одной стороны, государственная земельная собственность все более и более увеличивалась благодаря удачным войнам, а с другой стороны, крестьянство все более и более обременялось долгами и беднело"[71]
8. Казнить нельзя помиловать. Лициниевы законы и Золотое Столетие Римской республики.
Новая попытка предотвратить гибель римского крестьянства, а вместе с ней и Римской республики, принадлежит народным трибунам Гаю Лицинию и Люцию Секстию. Как это уже стало в Риме доброй традицией, они выходят с инициативой, конечно же, очередного аграрного закона. Который, по сути своей, не отличается ни от аграрного законодательства Сервия Туллия, ни от закона Спурия Кассия.
Вот ведь, люди! В течение уже двух столетий долбятся лбами в одну и ту же дверь, а толку - только лбы расшибают! Нет, не таков римский политический класс, чтобы вот так вот просто, взять и слить свои экономические интересы! Пусть погибнет народ, но восторжествует… Что, думаете
И, тем не менее, несмотря ни на что, народные трибуны вновь выдвигают закон. В собственно аграрной своей части он предписывал:
То есть, все то же самое! Ограничить аппетиты земельной аристократии, спасти римское крестьянство - фундамент римского государства.
Но закон мало выдвинуть, его же нужно еще и принять. А Сенат его отклонил! А народ Рима возьми, да и снова выдвинь Лициния и Секстия на следующий год трибунами. А те, понятно дело, снова со своим законом. А Сенат снова отклонил. А народ Рима опять выдвигает… И так десять лет!
Лишь в 367 г. до н.э. законы Гая Лициния и Люция Секстия вступают в силу. И следует даже сказать, что в первое время после издания этих законов должностные лица строго следили за их исполнением. В том числе и касательно максимума
И надо же, ситуация на какое-то время стабилизировалась!
Нет, нельзя сказать, что все сразу стало хорошо. Прежде всего, тяжелым грузом нависали накопленные крестьянским сословием долги. Об этом свидетельствуют и назначение банковской комиссии для регулирования долговых отношений и для выдачи ссуд из государственной казны в 352 г. до н.э. И установление очередных "законных сроков уплаты" в 347 г. до н.э. Но, тем не менее, позиции крестьянского сословия хоть как-то стабилизировались. Количество крестьянских хозяйств впервые перестало уменьшаться и начало расти!
Еще одним шагом в "народосбережении" римского народа можно по праву считать закон, внесенный в 326 г. до н.э. консулом Гаем Петелием. Согласно этому закону должник мог отвечать по своей задолженности лишь имуществом, но не свободой. Долговая кабала, наконец-то, была упразднена. Спустя два с половиной столетия после Солона, Гай Петелий сделал то же самое для римских общинников. Отныне римлянин не мог быть обращен в рабство за долги!
Фактически, столетие, последовавшее за принятием лициниевых законов, можно считать Золотым Веком Римской Республики. Ибо римское крестьянство - становой хребет Республики, добилось некоторой стабилизации своего положения. И ответило на это мечом - яростно расширяя пределы державы.
"В блестящих внешних успехах, - пишет Теодор Моммзен, - которые были достигнуты римскою общиною в течение ста лет, отделявших последнюю войну с вейентами от войны с Пирром, постоянно чувствуется, что юнкерство уступило свое место крестьянству"[74]. Да, в борьбе с
Имя этого врага -
9. А теперь - римские капиталисты в естественной среде обитания…
Первоначально финансовый капитал вырастает в Риме из капитала ростовщического. Исходным пунктом римского денежного хозяйства, - пишет по этому поводу Моммзен, - естественно, было ссудное дело, "и никакой другой отраслью коммерции римляне не занимались более усердно, чем промыслом ростовщиков (fenerator) и торговцев деньгами, или банкиров (argentarius). Верный признак усовершенствованного денежного хозяйства - переход крупных денежных дел от капиталистов к игравшим роль посредников банкирам, которые получали и производили уплаты вместо своих доверителей, помещали и занимали вместо них деньги и вели их денежные дела как внутри государства, так и за границей, - достиг своего полного развития уже во времена Катона".[75]
С развитием системы государственных финансов к ростовщикам-банкирам добавляется еще один класс денежных капиталистов. Это - откупщики. Фактически, это был тот самый аутсорсинг государственных функций, о котором на каждом углу взахлеб рассказывают наши системные либералы - как о чем-то чрезвычайно новом, жутко современном и невероятно эффективном.
Разумеется, ничего нового в системе откупов фискальных функций государства нет. Римские капиталисты осуществляли это весьма бойко, паровым катком прокатываясь по тем сферам государственных полномочий, операции в которых им удавалось выкупить у государства. "Система ведения дел через посредников, - пишет Моммзен, - проникла во все римские деловые сношения. Государство прежде всех вступило на этот путь, так как стало отдавать капиталистам или обществам капиталистов на откуп за твердо установленную, подлежавшую получению или уплате сумму все свои самые сложные доходные статьи, все поставки, повинности и сооружения".[76]
Наконец, Римское государство начало получать гигантские доходы за счет эмиссии "мировой валюты". Римский динарий не отстает ни на шаг от римских легионов. Везде, куда бы ни вступала нога римского солдата, прежде всего, закрываются монетные дворы. В местном ведении остается лишь эмиссия и оборот медных денег. Вся остальная денежная масса эмитируется только в Риме и запускается в оборот - с невиданными прибылями для римского государства.
Все это в совокупности создало в Римской Республике гигантское денежное хозяйство, денежные капиталы и денежных капиталистов. Рим становится финансовой столицей мира. "…денежное преобладание Рима над остальным цивилизованным миром было так же бесспорно, как и его преобладание политическое и военное. Рим занимал в этой области такое же положение по отношению к другим странам, какое занимает в настоящее время Англия по отношению в европейскому континенту"[77]. Ну, или - добавим мы со своей стороны - какое занимают США по отношению ко всему миру.
До сих пор помню, как целую жизнь назад, будучи молодым докторантом, забрался я в сборник речей Цицерона - уж и не помню за какой надобностью. Вообразите случившийся со мной культурный шок! Ведь что я знал о Цицероне? Ну, оратор… поборник республиканский свобод, белая тога, неистовые речи на Форуме, бичующие врагов республики… Типа, "доколе будешь ты, Катилина…", - и далее по тексту. Короче, горячее сердце, чистые руки и все такое. И что же я нахожу?
Вот образчик, речь в защиту закона об открытии военных действий в Азии против очередного противника Рима. О чем же вещает великий оратор? Какие доводы находит он, чтобы обнажить римский меч?
"Кроме того, - гремит на Форуме голос великого оратора, - постоянные доходы с провинции: римские курсы, римские денежные операции, проводимые здесь, на форуме, состоят в тесной, органической связи с денежными оборотами в Азии; крушение этих последних не может не втянуть в ту же пучину и первых. А если так, то можете ли вы сомневаться в необходимости приложить все свое усердие к ведению такой войны, которая ограждает славу нашего имен, благосостояние союзников, богатейшие источники доходов и, наконец, имущество многих наших сограждан, сохранность которого необходима в интересах государства"[78]
Добро пожаловать в мир римского финансового капитализма! Самого развитого капитализма древнего мира. Очень немногое из того, что умеют делать с деньгами сегодняшние дельцы Уолл-Стрита, не умели финансисты, заседавшие в римском Форуме. Умение делать деньги из воздуха, из полученных денег - большие деньги, а из больших денег - сумасшедшие, это еще оттуда…
И вот здесь возникает проблема, свойственная любому развитому денежному хозяйству. А именно - потребность в крупных материальных активах, способных функционировать в качестве средств сбережения при этой гигантской денежной массе. Крупная недвижимость - вот лучшее средство сбережения для финансового капитала. А в эту эпоху единственным объектом крупной недвижимости выступает земля. Лишь вложение финансовых средств в земельную недвижимость выступает гарантией сохранения капитала от деловых и политических рисков.
И начинается охота за землей.
10. Люди гибнут за металл, или конец римского крестьянства.
Технически все было достаточно просто. Вот как описывает технологию захвата земли Моммзен. "Капиталисты продолжали скупать мелкие участки, а у несговорчивых собственников попросту захватывали землю без всякой купчей. Конечно, не всегда дело обходилось мирно. Излюбленным методом было следующее: когда крестьянин находился на военной службе, капиталист выгонял его жену и детей из дома и, таким образом, ставил его перед совершившимся фактом и принуждал к покорности. … В Этрурии старая местная аристократия в союзе с римскими капиталистами уже к 620 г. [134 г. до н.э.] довела дело до того, что там не было ни одного свободного крестьянина. На форуме в Риме говорили во всеуслышание: у диких зверей есть логовища, а у римских граждан остались только воздух да солнце, и те, кого называют властителями мира, не имеют больше ни клочка собственной земли"[79]
В конечном итоге, земледелие в Риме все в меньше степени становилось занятием крестьян и все в большей - финансовых капиталистов, концентрирующих у себя землю. "Но в каком же положении находилось само земледелие? - задает вопрос Теодор Моммзен. - С III до V в. от основания Рима [ок. 550-250 гг. до н.э.] капитал вел войну против труда, отнимая у трудящихся крестьян земельную ренту в форме процентов за долги и передавая ее в руки спокойно живших на доходы рантье. Эта борьба смягчилась главным образом благодаря расширению римского хозяйства и переброске находившихся в Лациуме капиталов на спекуляции во всей области Средиземного моря.
Но теперь и эта широкая сфера деятельности стала оказываться недостаточной для возраставшей массы капиталов, а безрассудное законодательство в то же время старалось, с одной стороны, принуждать искусственным путем сенаторов к помещению их капиталов в италийской земельной собственности и, с другой стороны, систематически обесценивать италийские пахотные земли снижением хлебных цен. Таким образом началась вторичная кампания капитала против свободного труда, или, что в древности было одно и то же, против крестьянского хозяйства, и как ни была первая борьба жестока, она по сравнению со второй кажется мягкою и человеколюбивою.
Капиталисты перестали ссужать крестьян деньгами под проценты - это было само по себе трудно, потому что мелкие землевладельцы уже не получали сколько-нибудь значительных чистых доходов, и сверх того недостаточно просто и радикально; они стали скупать крестьянские участки и в лучшем случае заводить там хутора с рабским хозяйством. Это также называли земледелием, а в действительности это было применением чисто денежного хозяйства к производству земледельческих продуктов. … на пространстве, которое при существовании старинного мелкого землевладения прокармливало от ста до ста пятидесяти крестьянских семейств, теперь жило только одно семейство свободных людей и около пятидесяти большей частью неженатых рабов"[80].
Фактически, на месте крестьянского сельского хозяйства очень быстро вырастает капиталистическое сельское хозяйство. То есть, хозяйство, ведущееся на больших площадях купленной земли руками купленных сельскохозяйственных рабов. Труд которых обходился собственнику земли намного дешевле, чем труд свободных арендаторов.
"Вместо прежнего, несоответствующего теперь требованиям времени способа, при котором свободный человек продавался за долги в рабство, капитал использовал теперь с самого начала труд рабов, законно приобретенных за деньги. Прежний столичный ростовщик выступал теперь в соответствующей времени роли предпринимателя-плантатора. Но конечный результат был в обоих случаях один и тот же: обесценение италийского крестьянского землевладения; вытеснение мелкого крестьянского хозяйства хозяйством крупных землевладельцев сначала в некоторых провинциях, а затем и в Италии; переход крупного хозяйства в Италии преимущественно на скотоводство, разведение маслин и виноделие, и, наконец, замена как в провинциях, так и в Италии свободных работников рабами"[81].
Итак, новой системе хозяйствования италийский
11. Если власти не нравится свой народ, она всегда может выбрать себе новый.
Эпическое полотно
Это приняло такие размеры, что около 650 г. [104 г. до н.э.] царь Вифинии заявил: он не в состоянии доставить требуемые от него войска, так как все трудоспособное население в его владениях уведено в рабство откупщиками податей. В источниках сообщается, что на крупный невольничий рынок в Делосе, где малоазийские работорговцы сбывали свой товар италийским спекулянтам, однажды поутру было доставлено до 10 000 рабов, которые уже к вечеру были все распроданы. …"[82]
Тогда тоже высказывалось мнение, что местная раса отличается особой выносливостью и поэтому особенно пригодна для рабства. Так, Плавт[83] хвалит "породу сирийцев, которая лучше всех других переносит лишения". К концу рассматриваемого периода число свободного населения в Италии никак не превышало семи миллионов человек, а количество рабов достигало тринадцати миллионов.
Что-то это мне напоминает? О, кажется, понял. Все это поразительно похоже на массовый завоз гастарбайтеров из Средней Азии на работу в Россию. Действительно, их труд оказался намного выгодней, нежели труд "дорогих россиян". Любой вменяемый экономист легко докажет это с цифрами в руках. Н-да… И чем это закончилось в Риме?
А там завоз гастарбайтеров принял совершенно эпический размах. Руками рабов выращивался дешевый сицилийский хлеб. Руками рабов разрабатывались рудники. Рабы гнали деготь и выполняли разные другие работы. Вошло в обыкновение отправлять целые стада невольников на испанские рудники, где управляющие охотно брали их и платили за них высокие цены. Многие сельскохозяйственные работы сдавались теперь на "аутсорсинг" специальным конторам, держащим для этого сельскохозяйственных рабов. Так, уборка винограда и маслин обычно производилась в Италии крупными землевладельцами не с помощью собственных работников, а сдавалась по договору рабовладельцу. Уход за скотом везде поручался рабам. Моммзен упоминает даже "о вооруженных рабах, которые верхом на лошадях пасли стада на обширных пастбищах в Италии. Такой же метод скотоводческого хозяйства скоро сделался излюбленным средством римских спекулянтов и в провинциях".[84]
Фактически, коренной этнотип римского крестьянина, составляющего грозные легионы ранней Республики, был вытеснен "дешевыми рабочими руками" из Передней Азии. Ну, и где теперь эти русоволосые, коренастые, широкоплечие, "с бочкообразной грудью" римские легионеры? Они исчезли, растворились. Посмотрите на современного итальянца и попробуйте найти десять отличий от сирийца, порода которых, если верить Плавту, "лучше других переносит лишения".
Этнически, современное население Италии - потомки "гастарбайтеров" из Малой и Передней Азии, завезенных на полуостров в рабских ошейниках. Так что, ничего нового. Наш олигархат, массово завозящий таджиков и узбеков, просто тупо копирует социальные рецепты, детально отработанные две с лишним тысячи лет назад правильными римскими пацанами.
Ну, а в Риме тем временем, начинаются процессы уменьшения НАРОДА. Лучше всего они видны на цифрах снижения призывного контингента республиканской армии. Мы ведь с вами помним, что количество военнообязанных и количество крестьян, пашущих свою землю - это в Римской республике одно и то же. Снижение призывного контингента - и есть снижение количества римского народа.
Вот какие цифры приводит Моммзен. "С конца войны с Ганнибалом до 595 г. [159 г. до н.э.] число граждан постоянно возрастает; причину этого следует искать главным образом в постоянных и значительных раздачах государственных земель … В 595 г. [159 г. до н.э.] насчитывалось 328 000 граждан, способных носить оружие. Но с этого года начинается систематическое падение: в списках 600 г. [154 г. до н.э.] числится 324 000, в 607 г. [147 г. до н.э.] - 322 000, в 623 г. [131 г. до н.э.] - уже только 319 000 граждан, способных носить оружие, - грозный показатель для эпохи глубокого внутреннего и внешнего мира. Если бы дело пошло так и дальше, то в конце концов все граждане распались бы на две части - плантаторов и рабов, и государству пришлось бы, подобно парфянским царям, покупать себе солдат да невольничьем рынке"[85]
Впрочем, Моммзен совершенно напрасно употребляет здесь сослагательное наклонение. Ибо пройдет еще несколько десятилетий римской истории, и призывной принцип формирования римской армии действительно сменится наймом. Армия станет наемной. Солдат действительно станут
А принадлежащий римским олигархам хлеб будут производить принадлежащие римским олигархам рабы на принадлежащей римским олигархам земле. Альфа-самцы римского стада, наконец, скроят мир по своему вкусу!
Но об этом - чуть позже. Ведь у нас впереди последний акт драмы. На сцене, наконец, появляются братья Гракхи - Тиберий и Гай. Последние воины Республики, попытавшиеся защитить ее крестьянские корни от топора обезумевшего в своей алчности республиканского олигархата.
12. Появление главного героя. Тиберий Гракх.
Столь длинная предыстория к появлению главных героев нашего повествования сделана мной не случайно. Ведь очень важно было понять, какая главная пружина раскручивала маховик политической истории Римской Республики от ее основания - до трагического конца. Весь имеющийся у нас материал показывает: такой главной пружиной была борьба вокруг аграрного законодательства, регулирующего раздачи государственной земли.
Идут раздачи земли в стабильном режиме - Республика растет и развивается. Римская знать перехватывает каналы землепользования, замыкает их на себя - и Республика тут же начинает корчиться в судороге гражданского конфликта. Иначе говоря, нормальное функционирование аграрного законодательства - это был не только вопрос жизни и смерти римского крестьянства. Это был еще и вопрос жизни и смерти самой Республики. И, соответственно, вопрос жизни и смерти римской аристократии. Что прекрасно понимали наиболее дальновидные представители господствующего в Республике класса. И что наотрез отказывался понимать сам господствующий класс. С упорством, достойным лучшего применения роющий себе могилу. Куда через сто с небольшим лет от описываемых нами событий рухнет вслед за ним и сама Республика.
Однако сейчас еще ничто не решено. Еще остаются шансы на предотвращение неумолимо надвигающегося краха. И этими шансами пытается воспользоваться Тиберий Гракх - наверное, самый неподходящий для этой ноши человек в Риме.
"Тиберий, добрый и благонравный юноша, с мягким взглядом и спокойным характером, - характеризует его Теодор Моммзен, - казалось, меньше всего годился для роли народного агитатора"[86]. Восемнадцатилетним юношей участвовал он в осаде Карфагена и за храбрость удостоился похвалы Сципиона и военных отличий. Вернувшись же с победоносным войском домой, он со всей горячностью и ригоризмом молодости включился в интеллектуальные дискуссии наиболее образованных людей того времени о причинах упадка государства и о необходимости улучшить положение италийского крестьянства.
Поделиться книгой: