Помоги проекту - поделись книгой:
— Придумала. До меня здесь половина животных не имела имен.
— До вас? — мужчине захотелось узнать побольше.
— Почему любопытство приписывают женщинам?
— Спрашивать не полагается, это верно, — улыбнулся мужчина. — Я даже не знаю, как вас зовут.
— Самое милое дело — выворачивать душу наизнанку перед совершенно посторонним, — заметила женщина.
— Пожалуй, — кивнул мужчина.
— Весной я ездила в Виртсу запасти салаки на лето, — слегка помедлив, снова начала женщина. — В поезде моей спутницей оказалась странная женщина. Удивительно, что такие вообще еще встречаются. Так вот, поезд трясло, клонило ко сну, дело было к ночи. В дверях стоял безрукий легионер и тихо напевал какую-то грустную песенку о родном острове и о девушке. Люди дремали. Может быть, потому, что стемнело и не хватало воздуха, все были похожи на уставших и неухоженных животных, у каждого свой запах. Вдруг чувствую, что соседка толкает меня. Легионер, кажется уже в пятый раз, затянул свою песню сначала, кто-то громко храпел. Незнакомая женщина начала всхлипывать у меня на плече и шептать на ухо, что ее терзает ужасная тайна. Мне стало не по себе, поди знай, вдруг убила человека. Да нет, просто иной так раздует чепуховое дело, что и себе истреплет нервы и других накрутит.
Оказалось, женщина дала взятку врачу, чтобы тот вырезал слепую кишку ее здоровому сыну. Ну, положили молодого паренька на операционный стол и оттяпали ему отросточек. Таким образом, женщина спасла свое дитя от мобилизации. Я спросила у нее, чего же она еще плачет. Рана загноилась, что ли? Болеет сын или жаль отростка? Она даже рассердилась, отодвинулась от меня и говорит: а вдруг кого-то, кто действительно болен, из-за этого не прооперировали? Тому, кто в самом деле нуждался в помощи, пришлось ждать или еще хуже… «Если все будут дрожать за свою шкуру, — сказала женщина, — то что станется с этим миром?»
Мужчина промолчал.
— Стой! — крикнула женщина корове, ударившей копытом по подойнику.
«У молодой хозяйки легко меняется настроение», — подумал мужчина.
Женщина встала и пошла процеживать молоко.
Тем временем усталое осеннее солнце опустилось чуть пониже, и с крыши дома на колодец легла тень.
Женщина, высоко держа подойник, прошла к собачьей будке. Ногой отпихнув пса в сторонку, она вылила ему в миску остатки молока.
Мужчина не мог оторвать взгляда от хлопочущей женщины. В хлеву за это время заметно стемнело, и мужчина не видел глаз женщины, когда она проходила мимо, хотя внимательно вглядывался в ее лицо.
— Я отведу лошадь на выгон, — вспомнил мужчина.
Вокруг дома и на дворе по-прежнему стояла призрачная тишина. Всякая спешка показалась ему вдруг бессмысленной. Он повел лошадь к торфяному навесу и, таким образом, телега осталась далеко от дороги. У мужчины после того, как он распряг мерина, возникло ощущение, будто телега является принадлежностью этого хутора, словно она всегда стояла здесь рядом с конными граблями. Оказавшись на выгоне, мерин сразу же принялся щипать траву невдалеке от берез. Мужчина огляделся по сторонам и остался доволен аккуратной оградой из колючей проволоки, окружавшей выгон. Он разглядывал его скорее по привычке, а не потому, что боялся потратить утром лишнее время на поиски лошади.
— Справились? — насмешливо спросила женщина, когда мужчина вернулся в хлев. — Вы же совсем не похожи на крестьянина, — добавила она.
— Как вы не похожи на крестьянку, — ответил мужчина и смутился от посторонних ноток, прозвучавших в его голосе.
— Не знаю, может быть, моя помощь все-таки потребуется утром, когда станете запрягать, — рассмеялась женщина.
— Я не откажусь, — пробормотал мужчина.
— Вот так она и идет, эта жизнь, — проронила женщина. Еще год-два, и я заговорю, как лаурисооская Линда, дескать, у нашенских родился теленок.
Последняя корова была подоена, и мужчина вышел из хлева вслед за женщиной.
— Побродите пока, — через плечо бросила она и заторопилась к дому. Она словно боялась, что мужчина начнет разглядывать ее на свету.
Мужчина вытащил из кармана замусоленную пачку и, прихрамывая, вышел со двора. Подойдя к телеге, он влез на нее и долго колебался, прежде чем зажечь сигарету. Он глядел во двор, большую часть которого заслонял жилой дом. Вероятно, время от времени по двору проходила молодая хозяйка, потому что до его слуха доносилось хлопанье двери и приказы, отдаваемые собаке, которая громыхала цепью перед амбаром. Затем из трубы дома в безветренное вечернее небо стал подниматься дым.
Мужчина вздрогнул от резкого голоса, прозвучавшего где-то совсем рядом.
Он повернул голову и увидел жалкую старушонку в залатанном мужском пиджаке, на котором не хватало половины пуговиц. Из-под болтающейся юбки высовывались галоши, подвязанные к ноге крест-накрест пеньковой веревкой, чтобы при ходьбе они не соскользнули с ног. Голову старухи покрывала полосатая шаль, на одной руке была надета пестрая варежка.
— Чего гримасничаешь! — рассердилась старуха. — Будто не знаешь Випси.
— Не знаю, — смутился мужчина, словно чувствуя себя виноватым, что никогда не встречал никого с подобным именем.
— Э-эх ты! — хихикнула старуха. — Брось дурака валять.
Мужчина осторожно слез с телеги и подошел к старухе поближе. Он заметил, что ее желтоватая, наголо обритая голова напоминает брюкву.
— Нет, не знаю, — твердо повторил мужчина, надеясь, что странная старуха уйдет.
— Позапрошлым летом я тебе показывала, как Пауль и Паулине ходят на прогулку, — не переставая противно хихикать, сказала старуха. — Сам же еще обещал взять меня в арти-истки, только сперва надо было то ли пройтись по морозу, то ли принять ванну, то ли… Гляди-ка, запамятовала.
Старухе стало жаль себя, и она пустила слезу.
— Я так и не стала арти-исткой, — робко сказала она и высморкалась в кружевной платок, который вытащила из внутреннего кармана засаленного пиджака.
— Там без конца дают сладкий суп, — вздохнула старуха. — Хотят избавиться от нас. Глядишь, снова кто-нибудь околеет и сразу — в яму. В этом году не достать было досок на кресты, — покачала головой старуха и оглядела носки своих галош.
Мужчина поглубже надвинул на глаза кепку — так лучше было наблюдать за незнакомой старухой.
— Так ты, правда, не помнишь, как Пауль и Паулине ходят на прогулку? — удивилась старуха. — Не я одна, значит, все забываю! То ли идти в ванну, то ли на мороз, а может, надо было притащить в комнату цветы черемухи? Черемуховый снег, — хихикнула старуха. — Оркестр заиграл, ну прямо-таки загрохотал, и я захлопнула рот, точно переплет библии! — С этими словами старуха начала пятиться и пятилась до тех пор, пока ее пятки не соскользнули с межи, в картофельное поле.
Мужчина решил, что полоумной старухе наскучило болтать и она сейчас уйдет.
— Смотри внимательно и запоминай! — крикнула старуха мужчине и подняла к небу указательный палец.
— Я смотрю, — пробормотал мужчина, чтобы успокоить старуху.
— Вот так, вот так, — пришла в возбуждение старуха, словно охваченная сценической лихорадкой. — Пауль идет ме-едленно и припадает на правую ногу. Как опустит ногу, так скажет: сожалею. Как поднимет — скажет: о сделке. О сделке сожалею. Понял?
Старуха с головой, похожей на брюкву, копируя кого-то, заковыляла по направлению к мужчине. Она брела, подражая какому-то Паулю, который, ступая на больную ногу, почему-то говорил, что сожалеет о сделке.
Продемонстрировав, как ходит Пауль, Випси передохнула и снова отошла к краю картофельного поля.
— А теперь гляди, как ходит Паулине! — взвизгнула старуха. — Гляди, у Паулине левое колено выскакивает из чашечки. Но она очень проворная женщина и знай себе шпарит дальше. Как только нога подвернется, она звонко-звонко протараторит: что сделано — то сделано, что сделано — то сделано!
Изображая Паулине, старуха подошла к мужчине, беззвучно хлопнула в ладоши — пестрая варежка заглушила звук — и расхохоталась.
Мужчина, на которого полоумная действовала угнетающе, сказал:
— Ну, мне пора.
— Куда? — опешила старуха.
— На выгон, за лошадью.
— Нет, нет, — испуганно вскрикнула старуха, и голос ее на этот раз прозвучал отчаянно и глухо.
Мужчина остался на месте.
Теперь давай играть! — требовательно воскликнула старуха и снова хлопнула в ладоши. Ты будешь Паулем. Но кто-то ведь должен изображать Паулине! Я бы не хотела. Ну, да ладно, любишь кататься — люби и саночки возить.
Старуха схватила мужчину под руку и потащила его.
Он не сопротивлялся и шел прихрамывая, недовольно повторяя, как было велено, что сожалеет о сделке.
— Что сделано — то сделано! — тараторила старуха, припадая на ногу и тычась головой в плечо мужчине.
Затем она внезапно остановилась, высвободила свою руку из-под руки мужчины, пристально поглядела на дым, поднимающийся из трубы дома, и укоризненно, произнесла:
— С тобой неинтересно, ты не умеешь правильно хромать.
— Я не умею правильно хромать! — развеселившись, пробормотал мужчина и заковылял к телеге, собираясь отдохнуть там.
А полоумная старуха тем временем уже открывала ворота. Она потеряла всякий интерес к сидевшему в телеге незнакомцу. Зато, приближаясь к дому, она что есть мочи закричала:
— Бенита! Бенита! Бени-тааа!
Мужчина приподнялся и посмотрел на двор.
Как он и предполагал, молодая хозяйка выбежала навстречу старухе, распахнула калитку и радостно поздоровалась.
— Бенита, — тихо повторил мужчина и ощупал карманы. Он вдруг почувствовал, что больше не может здесь оставаться. Отказавшись от мысли закурить, он слез с телеги и направился к женщинам, которые низко кланялись друг другу и хохотали.
«Бенита», — повторил про себя мужчина и ускорил шаг.
Приветливое лицо Бениты помрачнело, когда она увидела мужчину. С оттенком досады, отчасти же чтобы объяснить происходящее, она сказала:
— Старые друзья и старые воспоминания скрашивают будни.
Мужчина разглядывал Бениту и думал, в чем же притягательная сила этой женщины. В то же время такого рода любопытство казалось ему никчемным. Боясь, как бы выражение лица не выдало его, мужчина сдержанно засмеялся. Он сильнее припал на хромую ногу, почувствовал боль, и это вернуло ему внутреннее равновесие. Не давая себе пощады, он попытался вспомнить, когда в последний раз на него находило такое наваждение.
Бенита улыбалась с отсутствующим видом и смотрела в сторону, словно она боялась снова вызвать в мужчине смятение.
Тем не менее мужчина понимал, что завтра, чуть свет, он должен уехать. Хорошо бы запрячь лошадь и выехать на проселочную дорогу до того, как проснутся хозяева.
Старуха смотрела то на Бениту, то на мужчину, и в ее глазах на какое-то мгновение мелькнуло осмысленное выражение. Осмысленное и, быть может, даже тревожное.
В дверях дома показалась старая женщина в темном платке — ее-то мужчина и видел недавно на выгоне у белых стволов берез — и топнула пяткой о каменную ступеньку крыльца.
— Опять ты здесь, Випси, — стала она гнать полоумную.
Голос у старой женщины был довольно-таки грубый.
— Здесь, — не испугалась Випси и тоже топнула ногой о землю, едва не потеряв галошу.
Бенита захихикала, как школьница, и решила, что лучше ей улизнуть в дом.
— А вы кто? — обратилась к незнакомому мужчине женщина в темном платке.
— Эрвин Молларт, ветеринарный врач из-под Тарту, — представился он и, прихрамывая, подошел к старухе.
Его ответ услышала и молодая хозяйка, которая вышла на крыльцо с буханкой хлеба в руках.
— Куда путь держите? — осведомилась женщина в темном платке.
— К морю, — ответил мужчина и неопределенно показал на запад.
— За морем шумят леса, за морем высокие хлеба, за морем железные кресты, — забормотала полоумная. — И кошки в курином оперении стоят на голове, — хихикнула она.
— Помолчи, Випси, — рассердилась женщина в темном платке. — Помолчи, когда люди разговаривают.
Бенита, стоявшая рядом с ней, разглядывала Эрвина Молларта.
— Что ж, познакомимся. — Бенита подошла и деловито протянула руку. Ее лицо, только что лукавое, стало совсем серьезным, когда она сообщила — Вы находитесь на хуторе Рихва, перед вами на крыльце старая хозяйка Минна. А меня зовут Бенита.
Лицо старой хозяйки почему-то помрачнело, она собралась было уйти в дом, но, увидев в руках у Бениты хлеб, спросила:
— Хочешь отдать ей всю буханку?
Бенита не посчитала нужным ответить, протянула хлеб Випси и сказала:
— На, Випси, возьми.
Випси стянула с руки варежку, взвесила буханку на ладони и выпалила скороговоркой:
— Гляди-ка, подаяние нисколько не жжет руку.
— Ешь на здоровье, — смущенно пробормотала Бенита.
Випси вдруг так заторопилась, что забыла попрощаться.
Сунув хлеб под мышку, она заковыляла к воротам.
— Она живет в богадельне, — пояснила Бенита мужчине, когда голова Випси, покрытая полосатой шалью, замелькала меж кустов черной смородины. — В трех километрах отсюда. Говорят, она когда-то работала в театре суфлершей. Одно время я думала — не взять ли ее к себе в помощницы, но она может натворить такое, что беды не оберешься. Как-то летом мыла у нас полы, хорошо, чисто мыла. А кончила и вылила грязную воду в кухне на пол. Никуда не уйти, когда такая хозяйничает в доме. Минна, моя свекровь, сидит в комнате с ребенком, разве ж она доглядит за всем.
— Одна с хутором управляетесь? — поинтересовался мужчина.
— Нет, помогает отец, Каарел, — ответила Бенита. — Надо как-то выкручиваться, — растягивая слова, произнесла женщина.
Почему-то Молларт не решался спросить Бениту о муже, кто знает, где они, эти мужчины военного времени.
Поделиться книгой: