Созвездие Девы (СИ)

Я догадывалась, о чем он мог думать: в родном доме его ждет очередная канитель с применением подручных средств убеждения.

После обещанного разговора Галина разнесла стекла в гостиной заодно со всеми хрупкими предметами. Потом, правда, опомнилась и кинулась восстанавливать разрушенное, но согласия на развод так и не дала.

«Охота по судам таскаться – ничего не имею против; все соки выпьют, прежде чем дело сдвинется. А если вдруг сдвинется, такие алименты потребую, что жизнь станет не мила. Квартира-то до сих пор на тебя оформлена: не догадалась я, дура, вовремя подсуетиться! Кто ж знал, что припечет?»

В порыве злости она наговорила много лишнего: и с сыном видеться не позволит, и заявление напишет (трудно ли ведьме в наше время сфабриковать доказательства вины?). Все «ласковые» эпитеты в адрес любимого супруга не пропустила бы никакая цензура. Когда Артемий, потеряв терпение, прервал поток оскорблений заклятьем немоты, Галина стала объясняться жестами. В сердцах плюнув (разбилось чудом уцелевшее стекло), она заперлась в спальне и завыла, как раненый зверь. Пашка с бабушкой, которая выписалась совсем некстати, сидели в детской и ждали, пока минует угроза. Ребенок привык к бурным ссорам, поэтому просто заткнул уши и спрятался под одеяло. Марина Константиновна беззвучно плакала.

Артемий не хотел рассказывать мне, пришлось настоять. Нечестно будет, если ему придется в одиночку тянуть эту лямку. В конце концов, меня это тоже касается, напрямую и непосредственно.

- Не переживай, – шепнул Воропаев, возвращая к реальности, – не мы первые, не мы последние. Рано или поздно всё это закончится. Расходятся ведь люди, и мы с Галкой как-нибудь разойдемся.

- Опять на лбу написано, да?

- Не совсем. Ты как атомный реактор, излучаешь эмоции в пространство. Раньше – тоже, но не так сильно.

Он чувствует меня, как никто другой. Почему я так не могу?

- Выпить чаю, понятное дело, не пригласишь…

- Чаепитие в десятом часу вечера могут понять превратно, – грустно хмыкнула я, – а жаль.

- Тогда увидимся завтра. Заехать за тобой?

- Не надо, лучше поспи подольше. Маршрутки ходят по расписанию, не опоздаю.

- Думаешь, меня заботит только это? – притворно нахмурился он. Делает вид, что смертельно обижен, а в глазах – милые сердцу чертики.

Прощались мы долго, очень долго. Сначала искали по всей машине шапку с шарфиком, снятую по случаю включенной печки, всё остальное время я тренировалась в умении целоваться. Тренер мне, надо сказать, попался образованный, одно удовольствие учиться. Ни зажатости, ни былой неуверенности не испытывала. Не узнаю себя.

«Домашняя» коса безнадежно растрепалась, пришлось спешно переплетать. Пальцы дрожали, и получилось еще хуже, чем было.

- Иди, коварный искуситель, – Артемий еще раз поцеловал меня. – Подожду, пока поднимешься. Не забудь смс-ку сбросить.

- Пренепременно. Спокойной ночи! – не удержавшись, я крепко его обняла.

Эх, родная работа, как же тебя недоставало! Считайте меня конченной «трудоголкой», но бессмысленное времяпровождение ведет к деградации.

Бледная от недосыпа Карина уже тащила куда-то поставленные друг на друга коробки с бахилами. Вечно их не хватает, Авдотья Игоревна ругается.

- Карина, привет!

- Привет, Вер, – она стрельнула глазами в мою сторону и поспешила ретироваться, верхняя коробка едва не свалилась.

Странная она сегодня (Карина, а не коробка), грустная. Посмотрела так, будто в чем-то провинилась. Надо будет узнать.

- Возвращение блудного попугая, – резюмировал Толик, стоило войти в ординаторскую. – Ну и как на Таити?

- Я тоже соскучилась, Анатолий Геннадьевич. А Славка где?

- Да зуб у него разболелся. Стонет, хныкает… короче, ты сама знаешь, аж пристрелить хочется. Пошел к Бенедиктовичу записываться, – поведал Малышев с простодушной ухмылкой.

- Бедный, – я села за стол, ожидая привычного визита «злобного повелителя».

Толян, чьи больные проходили процедуры, составил компанию.

- Меньше жрать надо, – озвучил он свою точку зрения. – Аукнулись благодарные шоколадки, не делится ведь ни с кем, сволочь!

- Утро доброе, мигрени мои, – поприветствовал нас Воропаев. – Так, считать до трех я пока не разучился. Где юное дарование, столь озабоченное карьерным ростом?

- Зубы делает, Артемий Петрович, – доложил Малышев. – Полянская в курсе.

- Рад за них обоих. Что, доктор Толик, разнежила Наталья Николаевна ваши наглые организмы? Будем исправлять. Халява, увы и ах, закончилась. К кому вы сейчас?

- К Исаевой А.Т., слизистый отек, и Дудкину К.К., воспаление хитрости. Симулирует Дудкин, – пояснил Толян в ответ на вопросительный взгляд, – чисто у него всё, здоровый как бык, а жалуется. Неохота мужику пахать, вот и добывает больничный.

- Дудкин, Дудкин… А, вспомнил! Это же наш любимый симулянт, профессиональный, так сказать, больной. Не повезло, Малышев: он у себя раз в полминуты кожные покровы проверяет и реакцию зрачков на свет, миндалины измеряет. С ним надо жестче, пускай в очередях помается, анализы посдает. Выгнать его всё равно не имеем права.

- А вдруг человек действительно болен? – спросила я.

- Вот на шее таких как вы, доктор Вера, и любят сидеть такие, как Дудкин, – саркастически усмехнулся Артемий. – Свесят ножки и сидят себе. Крови из него выкачали – на донорский пункт хватит, я уж про другие анализы молчу. Нечего там исследовать, впору присваивать лейкоцитам инвентарные номера. Так что вперед и с песней, Анатолий Геннадьевич. Передайте Дудкину, что навещу его ближе к вечеру, потолкую со старым знакомым… Хотя постойте, возьмите-ка с собой Соболеву. Новых больных я ей сегодня не дам, а врага надо знать в лицо. Вспомню старые добрые времена и поставлю вас в дуэт. Отчет, так и быть, можете сдать общий.

Из ординаторской вышли втроем. Воропаев направлялся в свой кабинет, а я с Толяном – в палату лже-больного. Хм, либо у меня внесезонное обострение паранойи, либо на нас и вправду косились. Не все, но многие встречные начинали шептаться или усиленно отворачивались.

- Толик, – тихо спросила я, – ты, случайно, не в курсе, почему они так смотрят?

- Смотрят? Да не, тебе показалось, – отмахнулся Малышев. – Мож, сплетню свежую пустили, кто их разберет? Не обращай внимания, бывает.

Вот уж нет уж! Бывшая практикантка Вероника, хроническая стерва с претензиями, стояла совсем близко. Она даже не потрудилась понизить голос и протянула, глядя мне прямо в глаза:

- А я говорю, Светка, что правда. Думаешь, чего их столько времени не было? Тариф поменялся: путь к славе теперь постель. Я, наивная, в свое время из кожи вон лезла, а джентльмены, оказывается, предпочитают куцехвостых блондинок! Приступ у нее, видите ли! Просто повод нашли, чтоб покувыркаться…

- Не дрейфь, Верк, щас разберемся, – оценил угрозу Толян.

- Не лезь, пожалуйста. Вероника Антоновна, вас мама не учила, что нести пургу нехорошо? – вкрадчиво спросила я, подходя вплотную.

Не знаю, чем именно вызвано столь пристальное внимание, но тех, кого Ника уважает или боится, можно по пальцам пересчитать. Остальных она презирает.

- Ой, гляньте на нее, прям оскорбленная невинность! – прошипела Вероника. – Мы такие нежные, мы такого не знаем! Да ты вообще в курсе, что полбольницы ставки делает: трахнулись вы уже или нет?

- С кем? – поразительный по своей несвоевременности и наивности вопрос Малышева.

- Что ты несешь? – вывод напрашивался сам собой, но я с трудом сдерживала клокочущую внутри ярость.

- Раз не спрашиваешь, с кем, значит, уже, – подвела итог эта ненормальная. – Ну и как он? Мне лично узнать не довелось, хоть ты расскажи. Вмещаешь широту души?

Интересно, в этом мире существует хотя бы один человек, которому нет до нас никакого дела?! Все лезут, всем надо! В голове тарахтело: «Как? От кого? Неужели Жанна проболталась?»

- Карка Тайчук вас видела, – как по заказу сообщила Вероника, – и поведала нам эту душещипательную историю. Какой был резонанс, офигеть просто! Никто сначала не поверил, что Воропаев на тебя польстился…

Я чувствовала, что способна на убийство. Разорвать, уничтожить, стереть с лица Земли! В кислоте утопить! Клизму ей в… глотку! А Ника заливалась соловьем, расписывая в подробностях: что, где, сколько и каким образом.

- Чтоб отсох твой гнусный язык! – я хотела рявкнуть это на весь коридор, но вышел едва слышный шепот. По телу будто пробежала горячая волна.

- Что ты там пробулькала?.. – бывшая практикантка вдруг поперхнулась, схватилась за горло.

Попыталась что-то сказать – не вышло. Она смотрела на меня оловянными глазами и беззвучно открывала рот, как гуппи в аквариуме Печорина.

- Будешь знать, как распускать сплетни, – бросила я и зашагала прочь.

Ничего не понимающий Толян плелся следом и вопросов не задавал. Скорее всего, он решил, что у склочной девицы внезапно проснулась совесть.

Телефонный звонок застал меня в палате у Исаевой.

- Прошу прощения. Алло!

- Вера, – голос Артемия был спокоен и холоден, точно скальпель в руках опытного хирурга, – будь добра, выйди на минутку.

- Что-то срочное?

- Очень срочное.

Извинившись перед Анной Тимофеевной, вышла в коридор. Зав. терапией уже ждал меня.

- Что случилось? На тебе лица нет…

- Скажи мне, только честно: что ты сделала с Ермаковой Вероникой Антоновной?

При упоминании этой гадюки кулаки непроизвольно сжались.

- Я только пожелала, чтобы отсох ее язык. Она говорила о нас с тобой, всякие гадости и пошлости. Стоило молча пройти мимо?

- Нет, дело вовсе не в этом, – он прислонился к стене, взгляд пытливый и одновременно недоверчивый. – Ермакова сейчас сидит в кабинете Крамоловой и не может ни слова сказать, только мычит и плачет.

- ?!

- Моя реакция была примерно такой. Ты сумела наложить на Веронику абсолютную немоту, снять которую не в силах ни я, ни Крамолова, – мое лицо вытянулось, рука сама собой потянулась к горлу. – Она требует к себе, немедленно.

Когда мы вошли в кабинет главврача – Артемий меня не бросил, побоявшись оставить наедине с главной ведьмой, – Мария Васильевна рубанула ладонью в воздухе. Съежившаяся на стуле Вероника обмякла.

- Твоих рук дело? – заклокотала колдунья. – Ее язык больше похож на сушеную воблу, чем на орган! Ты… ты хоть понимаешь?!

- Не ори, – Воропаев не выпускал мою взмокшую руку из своей руки. – Кроме Веры никто ничего не понял, свидетели… что они смогут сказать? Мы найдем способ расколдовать Ермакову. Интуитивная магия не…

- Нет-нет-нет, с меня хватит, хватит! – главврач хрипло хохотнула, взъерошила волосы и нашла на столе чистый лист. – Если бы я раньше знала, что ты ведьма… Троих ущербных для этого заведения и так больше, чем достаточно. Только стихийных прорывов нам не хватало! Сама я не уйду, Воропаева терять тоже не сподручно, Печорина не отпустит народ, поэтому... – она сделала мстительную паузу, – ты уволена.

Глава 3

Ни рыба ни мясо

- Да что ж за жизнь такая?! Мечты сбываются, а переварить ты их не можешь…

«Смешарики»

- Давай не будем торопиться и спокойно всё обсудим, – вкрадчиво предложил Артемий.

- Нечего тут обсуждать! Соболева мне и так поперек горла. Избавимся от обу… Что ты делаешь?! Прекрати! Не смей принуждать меня! – Мария Васильевна отпрянула, закрывая глаза рукой. Она пыталась одновременно прикрыть уши, вот только третья передняя конечность в анатомии млекопитающих не предусмотрена.

- Я и не собираюсь принуждать вас, Марья Батьковна, просто предлагаю поговорить спокойно.

Кольцо с гравировкой на пальце Крамоловой изменило цвет, задымилось. Ведьма ойкнула, отняла ладонь от лица, чтобы снять украшение, и… попала.

- Чего ты хочешь от меня? – главврач облизнула пересохшие губы. Каждое слово давалось ей с трудом, словно бы воля Крамоловой вступила в борьбу с чужой волей и проиграла.

- Произошло недоразумение: с Ермаковой всё в порядке, она уже уходит. Вера не ведьма, тебе это просто показалось, и увольнять ее не за что. Никто ни в чем не виноват, – раздельно сказал Воропаев. Всё это время он удерживал зрительный контакт, не позволяя Марии отвести глаза и освободиться.

Я вспомнила «Теорию магии»: данная манипуляция больше известна как принуждение, используется она, в связи со сложностью процесса и большими затратами энергии, крайне редко. Если человек попадает под влияние принудителя – отдельной категории магов-интуитивщиков, – он поверит во что угодно и сделает всё, что ему прикажут. Принудить человеческое существо, не имея особого дара, крайне сложно, а если принуждаемый объект сам владеет зачатками магии, то практически невозможно. Но, похоже, что «невозможно» – понятие относительное.

- Ты… ты… хорошо, – сдалась Мария Васильевна, – уходите. Произошло недоразумение… да, недоразумение.

- Через полчаса у тебя совещание, следует заранее отдать распоряжения. Оставь ключ здесь, мы закончим с делами и закроем кабинет. Иди.

- Иду, я уже иду, – как зомби сказала главврач, дернулась было (контакт на долю секунды ослаб), однако достала связку ключей и сунула мне, – закроете.

Она вышла с гордо поднятой головой, прикрикнула на Сонечку, хлопнула дверью. Воропаев коротко выдохнул и провел рукой по лбу.

- Гадость какая! Чужое сознание как черная дыра: пока вычищаешь лишнюю информацию, оно всеми силами утаскивает вглубь, – поделился он. – Память я чистил, и не раз, а вот чтобы зомбировать – впервые.

Я неприязненно разглядывала «отключенную» Нику. Голова красотки опущена на грудь, длинные черные космы полностью закрывают лицо. Выходит, надо править воспоминания и ей, и Карине, и половине местных сплетниц? Да мы с ума сойдем!

- И что с ней делать? – я ткнула пальцем в плечо бывшей практикантки.

- Для начала поможешь снять немоту, потом подлатаю память. Поможешь ведь?

- Разумеется, только скажи, что мне надо делать.

Никто из нас так и не произнес слова «ведьма». Будем решать проблемы по мере их поступления. Это ошибка, наверняка ошибка…

- Слушай внимательно: наговор накладывала ты, поэтому снимать его предстоит тоже тебе. Я помогу, направлю в нужное русло. Ч-черт, нет времени обучать с азов, придется тупо следовать инструкции. Готова?

- Да.

- Тогда чуть приподними голову Ермаковой, коснись ее висков, большие пальцы не участвуют. Вот так, умница. Теперь закрой глаза и постарайся ни о чем не думать.

Легко сказать! Внутри меня вертится карусель эмоций, мелькают цветные пятна. В голову, как назло, лезут непрошеные мысли. Запаниковала. Не смогу, я же не колдунья…