Помоги проекту - поделись книгой:
- Я люблю вас обоих, - сказал муж, а у меня вдруг слезы на глаза навернулись.
Мы говорили о всякой ерунде, гадали, мальчик у нас родится или девочка, прикидывали, что лучше взять с собой в больницу. Целовались – куда же без этого? – и, признаться, слегка увлеклись. В какой-то момент Воропаев вежливо, но настойчиво вывернулся и улизнул на кухню чихвостить домовых. Я не думала, что домовые так уж нуждались в чихвостинье, но спорить не стала.
Обедали в уютной тишине, пока не позвонила Марья Васильевна. Хотела узнать, куда подевался оплот терапии посреди рабочего дня. Артемий наврал ей с три короба, наскоро доел суп и умчался, наказав мне собирать сумку.
- Большую кастрюлю не вари, средней вам за глаза хватит, - инструктировала я Люсьену, шаря в комоде. Домовушка складывала белье в стопки, а Никанорыч отмечал найденное и уложенное в списке вещей. – По утрам никакой овсянки! Можно манку или гречку на молоке, но овсянку ни в коем случае. Если что-то закончится, не стесняйся, говори сразу. Будильнику не верь: Тёма его отключит и спит дальше. Буди сама и контролируй, чтобы встал. На «пять минут» не ведись, он коварный. Собаку кормить три раза в день, воду наливать, когда старую выпьет... Что еще? Ах да! Не разрешай собаке грызть подушки.
Я десять раз всё проверила, написала целую инструкцию для Люсьены. Погуляла с Арчи. Съела шоколадку, послушала музыку. Мысли о ребенке приходили, но какие-то путанные. Мне нужно время, чтобы принять их. Положа руку на сердце, я не готова стать матерью. Морально не готова. Одно дело доказывать мужу, что он не вправе решать за двоих, и совсем другое – доказать это, пускай таким экстравагантным способом.
Остаток дня пролетел незаметно. Вечером вернулся Артемий, и я поняла, что никуда не хочу ехать. Чокнусь в четырех стенах, погрязну в кроссвордах. Однако вариант остаться дома муж даже не рассматривал.
- Десять дней, Вер, это ничто. Я буду приходить каждое утро, в обед и после работы – не успеешь соскучиться, - ласково уговаривал он меня. – Наоборот, надоем.
- Не надоешь, - возразила я, сидя у него на коленях. – Ты не можешь надоесть.
***
Сумка получилась маленькая, почти походная, но муж, невзирая на возражения, сам отнес ее в палату. Он проверил, чтобы всё было чисто и прилично, переговорил со знакомой медсестрой и ушел, предварительно обняв меня на прощание. Соседки по палате как-то сразу зауважали и принялись угощать расплывшимися от жары пирожными.
«Если что, сразу звони» - мысленно велел Артемий, строго зыркая на соседок. Пирожные убрали с глаз долой.
Сопалатницы, не тратя времени зря, полезли знакомиться и дружиться. Смекнули, что пока я здесь лежу, палате обеспечены все условия. Чтобы я оставалась здесь, мне должно быть хорошо, а чтобы мне было хорошо, меня нужно всячески задабривать. В меру упитанную, немногословную шатенку с родимым пятном над верхней губой звали Виолеттой, а черноволосую восточную красавицу, говорливую, как попугайчик – Юлиёй. Именно так, с ударением на последний слог.
Попугайчик болтала за троих. Она не слишком-то нуждалась в собеседнике. Оказывается, раньше Юлия звалась просто Юлькой, происходила из семьи азербайджанских эмигрантов, жила в российской глубинке, пока не вышла замуж и не уехала на историческую родину. Беременность у нее девятая, но ребенок шестой. Меня неприятно удивило, что она говорит о собственных детях как о бесполезных вещах, но говорит с милой улыбочкой на лице. Этот малыш – еще одна обуза, новый рот, который придется кормить. Хоть бы пацан родился, отцу в помощь, а то от девчонок одни расходы, проку нет. Повыскакивают замуж, только их и видели. Надоело бедной Юле дома сидеть, детям носы вытирать, со свекровью и кучей золовок собачиться, вот и рассказала про угрозу. Муж Юли жену боготворит, в наследниках души не чает. Испугался и привез сюда, к родным. В эту палату её перевели вчера из седьмой.
Виолетта говорила мало, но было заметно, что беременность ей в радость. Ребенок третий, уже есть два мальчика, так что все надеются на девочку. Муж гражданский, и что с того? Кого сейчас волнует штамп в паспорте? Лишь бы детей любил, получку приносил да пореже ходил налево.
Когда пришла моя очередь, рассказала в самых общих чертах. Что замужем всего ничего, ребенок первый, и что неважно, кто родится: девочка или мальчик, мы будем рады любому.
- Так это муж с тобой был, да? – защебетала Юлия. – Красивый! Ну почему, почему меня такой не украл?! – причитала соседка.
Виолетта выразилась кратко, но емко:
- Колоритный мужчина.
- Скорее, импозантный, - не согласилась Юлия.
Они продолжили обсуждение достоинств моего супруга, а я отвернулась к стене. Жесткие пружины, скрипя при каждом движении, так и норовили впиться в тело. Матрас будто качало. Мир стал казаться чужим и враждебным, палата – тесной и жаркой, а соседки – бездушными болванками, которым на меня плевать. Хочу домой, к мужу под бок! Не помню, когда в последний раз засыпала в одиночестве. Только бы ночью не закричать...
Пиликнул телефон. Услышав в динамике родной голос, я позорно разревелась. Забери меня отсюда, пожалуйста! Мне тут плохо.
- Я приду завтра, Вер, потерпи немного. Совсем чуть-чуть. Не плачь, не надо нервничать. И не накручивай себя, хорошо?
- Х-хорошо, - я хлюпнула носом. – Н-не буду.
- Умница моя. Я приду завтра, слышишь? Утром, в обед и вечером, каждый день, пока Галантина не скажет, что всё в порядке. Когда у вас тихий час?
- В-вроде с двух до четырех.
- Вот и замечательно. Как там у тебя, всё в порядке?
- Конечно, - я вновь шмыгнула носом, – устраиваюсь. Люська вас покормила?
- В процессе, - рассмеялся муж. – Варит макароны, греет голубцы – всё, как ты приказала. Гаджет, скотина, не жрет корм со сметаной, а от колбаски, прости за подробности, его пучит. Лежит сейчас, косит лиловым глазом. В полдевятого гулять пойдем.
- Как на работе дела?
- Да как обычно. Машка мне, правда, вставила по первое число за побег из курятника, но это мелочи жизни. Наши всё интересовались, куда ты средь бела дня пропала.
- А ты что?
- А я мягко намекнул, что не их это собачье дело. Сама потом расскажешь.
- Поговори со мной еще, - жалобно попросила я. Следы рыданий в уголках глаз неприятно стягивали кожу. Завтра проснусь вампиром.
- Видел сегодня твою Аньку. Приходила с какой-то подругой кровь сдавать, за компанию, чтобы той не так страшно было. Заняли очередь и сидели в моем кабинете, чаи гоняли. Женька только что звонил, привет передавал. Я ему не сказал, - сработал на опережение Артемий, – и никому не скажу. Рано еще.
- Ага, - согласилась я. – Как он?
- Женька? Женька скучает, пишет мемуары. Мал мала, говорит, целый день по мозгам ездит, покоя не дает. Устроился-то он недавно, график рваный пока – беги, когда позовут. Рейчел к Печорину притирается, жалко ей почетный статус терять. Мать-одиночка – это звучит гордо. У каждого свои приколы.
- А Алёна?
- Алёна живет где-то неподалеку, а вот кем работает, я, хоть убей, не понял. Вроде бы не жалуется. Москва – большой муравейник, выживает там не самый сильный, но самый наглый. У нашей семейки Адамс с этим всё в порядке.
Артемий рассказывал дальше, а я слушала его голос, как чудесную музыку. Лед внутри постепенно таял. Заелись вы, Вера Сергеевна, привыкли к холе и неге. Что муж всегда рядом, только руку протяни. А тут нате вам, «извечный враг российских грез» - разлука. Казалось бы, чего скучать? Четверть часа быстрым шагом, и я дома. Но, когда домой нельзя, эти пятнадцать минут хуже километров... Ладно, смири страсти, Воропаева, которая совсем недавно была Соболева, не в санаторий приехала. Перебьешься.
- Я люблю тебя, Вера. Держись, ты ведь сильная. Повторяй за мной: всё будет хорошо.
- Всё будет хорошо, - послушно повторила я. – Я тоже тебя люблю, Тёмка. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи. Жди меня, - и короткие гудки.
Устроившись поудобнее, обняла себя руками. Если закрыть глаза, можно представить, что это он обнимает меня. Доброй ночи, любимый... и тебе доброй ночи, малыш. Ты всё-таки здесь. Напугал нас – не то слово, но знай, что мама любит тебя. Папа любит тебя. Вместе мы обязательно справимся.
***
Дождавшись, пока соседки засопят в обе дырочки, Юлия бесшумно поднялась с кровати, накинула халат и прокралась в коридор, осторожно притворив за собой дверь. Сунула заранее приготовленную купюру дежурной медсестре и еще одну – несущей вахту у входа. Нужно поторапливаться, иначе плакали её денежки.
Фигура красавицы растворилась во мраке тягучей июльской ночи. Юлия отлично знала дорогу, но пугалась каждого шороха, каждого стрекота, даже пощелкивания мелкой щебенки под ногами. Наконец, она на месте. Переведя дух, Юля Мамедова, не отрываясь, смотрела, как от узловатого ствола старого клена отделяется смутная тень.
- Это ты? – спросила «тень».
- Я, - от спешки и волнения голос звучал хрипло. – Она здесь.
- Правильно, - слабый вздох «тени» слился с шелестом листвы. – Вот, возьми, тут ровно половина. Выполнишь уговор – получишь вторую.
- Что от меня требуется? – глаза Юлии зажглись алчным блеском, когда пальцы оценили приятную полноту конверта.
- Подсыпать это, - тень передала ей небольшой пакетик, в каких обычно продают бисер или пряности. – Можно в еду, но лучше всего в воду. Проследи, чтобы выпила.
- Завтра?
- Ни в коем случае! Через неделю, не раньше.
- Будет выкидыш? – уточнила Юлия, кутаясь в халат. Уточнила спокойно, заранее принимая любой ответ. Так «новый русский» интересуется в рыбном отделе, с чего вдруг подорожала селедка.
- Вполне вероятно. Теперь уходи, я сама тебя найду.
- До скорой встречи.
Юлия исчезла в ночи, а казавшаяся тенью женщина прислонилась спиной к стволу, погладила грубую на ощупь кору. Очередной подлый поступок, она устала их считать. Риска для матери никакого, порошок Ирины создавался как раз для подобных целей, но вот с ребенком придется повременить. Прости меня, Вера, по-другому никак. Ради одной-единственной жизни нельзя рисковать десятками. Моргарта уже нет, настал мой черед платить по счетам, а так хотя бы можно получить отсрочку. Бестужева пока ни о чем знает, но совсем скоро будет знать.
Ульяна чувствовала близкое дыхание смерти, как человек ощущает боль за секунду до того, как игла шприца входит в тело. Фокус с порошком – её последняя палка в колеса Ирины. А может быть, и не последняя.
Глава вторая
Тетродотоксин
- Воропаева, к тебе пришли!
Весь мой мир сузился до этого небрежного окрика медсестры Тони. Голосище Тони соперничал с противопожарной сиреной, поэтому почти весь корпус в курсе, если к Воропаевой пришли. В обед и вечером – утром муж обычно звонил сам. Среди пестрой братии женского отделения его уже начали узнавать, и руководящими чинами дело не ограничилось. Татьяна Федоровна, посмеиваясь, решала рабочие вопросы одновременно с вопросами личными, передавала бумаги («вам всё равно по пути»), поручения – в общем, эксплуатировала, как могла. Артемий не жаловался.
Мы гуляли по примыкавшей к больнице территории, стараясь не слишком светиться под знакомыми окнами. Бродить было особо негде: парк маленький, да и просматривается со всех сторон, поэтому, сделав круг-два, садились на лавочку под липами, делились новостями или просто молчали. Иногда к нам присоединялась слонявшаяся без особой цели Юлия да кричала приветствие плывущая по своим делам Любовь Матвеевна Карташова, зам Марьи Васильевны по хозяйственной части. Артемий Карташову недолюбливал.
- Ты не смотри, что она такая добрая и всех знакомых женского пола «дочами» зовет. Когда надо, так на своих маляров-электриков орет, что вся больница трясется, - рассказывал он.
Выписанные Татьяной Федоровной препараты и регулярные капельницы делали свою работу: кровотечение прекратилось, с лестниц я больше не падала. Токсикоз как таковой не беспокоил, воротило меня только от чеснока и больничных тефтелей, зато безумно хотелось мятных пряников. Немного огорчил результат на резус-фактор: у меня он отрицательный, а у мужа – нетипичный для мага положительный, так что к списку анализов добавлялись еще и антитела. Похоже, к концу беременности мне суждено оставить позади «любимого симулянта» Дудкина.
Но всё это глубоко вторично по сравнению с тем, что у нас будет ребенок. Каждый новый день приближает нашу с ним встречу. Я прислушивалась к себе, стараясь уловить малейшие изменения, и могла часами сидеть так, погрузившись. Соседки подшучивали, хотя Виолетта призналась, что сама проходила через нечто подобное. Это как попасть в новый мир, на неизведанную планету. Ты неожиданно понимаешь, что отныне не принадлежишь себе до конца, а дорогих твоему сердцу людей стало на одного больше. Небывалый душевный подъем и громадная ответственность. Найти свое продолжение в детях – ради этого стоит бороться.
Родители пока были ни сном ни духом. Мы собирались устроить маленький семейный ужин, где и поделимся радостной вестью, но уже когда всё образуется. Зная мою матушку, не берусь утверждать, что она не примчится брать корпус штурмом, если вдруг окажется, что меня тут неправильно кормят.
- Какая-то маниакальная гиперопека, - говорил по этому поводу Артемий. – Непонятно, как при таком подходе ты умудрилась вырасти свободным человеком. Про Анну Сергеевну вообще молчу.
- Наш секрет – демократично настроенный папа. Сложи гиперопеку с демократией, найди среднее арифметическое и умножь на число бабушек в радиусе двухсот километров. То, что получится, и есть мы с Анькой. Но, знаешь, - добавила я, подумав, - я люблю свою маму такой, какая она есть. Другой я её просто не представляю.
Насчет имени для наследника решили последовать доброй традиции: папа называет мальчика, мама – девочку, и никому не обидно. Хотя можно и наоборот... Нет, пусть лучше каждый предложит по два имени, а потом определимся... Или всё-таки по четыре, чтобы наверняка? Нет-нет, не будем изобретать велосипед и... А если родятся две девочки?! Или два мальчика? Ведь у меня в роду, с маминой стороны, были двойни...
Примерно так выглядел мой монолог во время одного из мужниных визитов. Артемий терпеливо дослушал до конца и предложил тянуть жребий. Как насчет классики жанра – «плюсиков» на бумажке? Помнится, раньше это работало.
- Вот назову их Ферапонтом и Дульсинеей, тогда и посмеемся, - пригрозила я. – Свидетельство о рождении-то тебе получать.
- Андрей, - сдался Воропаев, - а девочка – Екатерина. Предлагай свои варианты.
Андрея оспаривать не стала, но Екатерины встречаются сплошь и рядом. Только по больнице у меня пять знакомых Кать, не считая всех остальных, с которыми приходилось сталкиваться.
- А имя Ксения тебе не нравится? – закинула я давно приглянувшуюся удочку.
- Мне нравится всё, что нравится тебе, - последовал лаконичный ответ.
- Серьезно?
- Нет, шучу, - муж усадил меня рядом с собой, хотя до тихого часа оставалось от силы минут десять. – Ничего не имею против Ксении.
Он согласился бы на что угодно, даже вздумай я назвать дочь Ванессой, Декабриной или Клаустрофобией. Согласился... но потом переписал бы втихаря.
Чистый фонтан радости отравляло только внесезонное обострение паранойи. Мне чудилось по врагу за каждым углом, в ушах шуршал чей-то зловещий шепот, а ласковый взгляд таксидермиста, готового свежевать лоснящуюся крысиную тушку, сопровождал денно и нощно. Жанна убеждала меня, что беспричинные страхи беременных – вполне закономерное явление, но, согласитесь, не каждой будущей матери мерещится, что её хотят убить!
- О, что читаешь? – медсестра ткнула пальцем в ветхую книгу без обложки. Первая и последняя страницы были аккуратно оклеены скотчем для сохранности.
- А, это не моя. Вчера накрылась электронная, и Юля одолжила почитать. Довольно нудная книжка, сказать по правде, но на безрыбье и рак…
- Веруш, я не спрашиваю историю этой книги, - с ангельским терпением сказала Жанна. – Я спрашиваю, что ты читаешь?
- Айра Левин, «Ребенок Розмари».
Жанна закашлялась и долго хрипела, как поперхнувшаяся кошка, отмахиваясь от поданной минералки.
- Ну т-ты г-гурман, однако, - просипела медсестра, растирая горло. – Супер-книженция, для позитивного настроя – во! Не, я понимаю, что о вкусах не спорят и тараканов кормят по расписанию, но… - заметив мои округлившиеся глаза, она смягчилась: - Ты хоть аннотацию читала, прежде чем браться за эту Сайру?
- Нет, - призналась я, - Юля сказала, это убьет всю интригу. А что?
- По шее надо дать твоей Юле, вот что! В Интернете глянь, если интересно.
Не понимая, из-за чего весь сыр-бор, я послушно вбила запрос в поисковике и, прочтя аннотацию, едва не выронила телефон. Пальцы сами собой сложились в отводящий зло знак.
- Как понимаешь, в самой книжке ничего скверного нет, просто сказка для любителя сдувать пудру с мозгов, но настроение на денек-другой обеспечит. Хочешь ты, не хочешь, а послевкусие остается. Бр-р-р! Не для нашей аудитории.
- Уверена, Юля не думала ни о чем таком, - я отодвинулась от книги, словно та могла броситься и ужалить. – Да, она немного странная, но неплохая…
- Да кто ж спорит-то? Плохих людей вообще не существует, бывают только больные и несчастные. Но давай я тебе лучше журналов из сестринской свистну? Всё равно валяются…
И пускай я ни разу не поверила в дурные намерения соседки – страшилка и страшилка; может у человека чувство юмора такое? – мутный осадок остался.
К счастью, больничная пытка должна была вот-вот кончиться.
Поделиться книгой: