— Нет. Этому вряд ли кто сможет помешать. Но ведь икону потом надо будет доставить на Афон. Вот этим и предстоит заняться твоему отряду.
Дмитрий погладил бороду и проговорил:
— Погоди, князь. Давай по порядку. Икона и клад сейчас в Твери у тысяцкого, князя Дмитрия Ивановича Микулинского, так?
— Да.
— Первый вопрос таков. Кто повезет ее на Москву?
— Дружина воеводы Ивана Кузнеца.
Савельев кивнул.
— Понятно. Вопрос второй. Дружина Кузнеца уже ушла в Тверь?
— Сегодня на рассвете.
— Ратники должны загрузить клад в обоз и вернуться с ним на Москву, так?
— Да.
— Это сто семьдесят верст в одну сторону. Надо учитывать, что отряд идет с обозом. Значит, в день он будет проходить до тридцати верст и прибудет в Тверь двадцатого числа. Далее отдых, загрузка и обратный путь. Ожидать Ивана Кузнеца на Москве можно двадцать восьмого июля или на день позже. Когда моей дружине надо быть готовой к длительному походу?
— Вы отправитесь на Афон четвертого августа. Однако государь наказал, чтобы ты держал своих людей в полной готовности к выходу уже с завтрашнего дня.
— Почему?
— Так решил Иван Васильевич.
— Добро. Завтра отряд будет готов к походу. Все сказанное тобой надо, естественно, держать в тайне?
— Само собой.
— А соблюдают ли ее люди воеводы Кузнеца и ближайшее окружение князя Микулинского?
— Вот это, Дмитрий Владимирович, извиняй, уже не твоя забота.
Савельев кивнул.
— Ну и ладно. Не моя так не моя.
— Тогда все, князь. Не смею задерживать.
— Слишком многим людям уже сегодня известна эта тайна, — проговорил Савельев.
— Почему многим, Дмитрий Владимирович? Князю Дмитрию Ивановичу Микулинскому, его ближним людям, весьма немногим, воеводе Кузнецу, тебе и мне. Ну и конечно, государю.
— Юрий Петрович, что знают двое, то знают все.
— Но не в нашем случае.
— Дай бог, чтобы так оно и было. До свидания.
— Счастливо.
Князь Савельев поехал к усадьбам своих ратников. Первым на его пути стояло подворье Гордея Бессонова.
Тот встретил князя радушно, обнял и сказал:
— Великого здравия тебе, князь Дмитрий Владимирович.
— И тебе того же, Гордей. Как вы тут обживаетесь?
— Понемногу. Отошли мои родные от полона татарского, побелели душой, а все благодаря тебе, князь.
— Полно, Гордей. Весь наш отряд спасал твою семью.
— Но ведь именно ты решил идти за Волгу и охотиться на мурзу.
— Ладно, хорошо то, что хорошо кончается.
— Пройдем в дом. Анфиса стол накроет, перекусим, чем бог послал.
— Нет, Гордей, спасибо. Тут дело такое… — Дмитрий передал своему ближнему помощнику суть разговора с князем Крыловым.
Бессонов погладил окладистую бороду и сказал:
— Да, дорожка нам предстоит шибко длинная, коли икону придется на Афон везти.
— До того надо еще заполучить ее. Государь не напрасно повелел держать дружину в полной готовности. Значит, есть какая-то опасность. Только князь почему-то не стал говорить мне о ней.
Гордей чуть помолчал и произнес:
— Мыслю, оттого не поведал, что сам сомневается, есть ли опасность или нет, а коли есть, справится ли с ней отряд Ивана Кузнеца. Я знаю многих ратников из того отряда. Воины достойные, с татарами бились не раз. Однако князь, как видно, все же сомневается.
— А коли сомневается, почему отправил в Тверь Кузнеца, а не нас? Уж мы-то точно привезли бы сокровища.
Бессонов развел руками и проговорил:
— Решение принимал не князь Крылов, а наверняка сам царь Иван Васильевич. Ему виднее, кого куда посылать. Возможно, он решил, что для нас это слишком простая работа.
— Поглядим. Значит, дома все в порядке?
— В порядке, князь. А у тебя?
— И у меня, слава богу.
— Как Ульяна? Дитя носит?
— Нормально все, Гордей.
— Я хотел кое о чем попросить тебя, Дмитрий Владимирович.
Князь посмотрел на воина.
— О чем, Гордей?
— Власу, сыну моему, уже семнадцать годов скоро. После полона окреп телом, душой и верой. Басурман ненавидит лютой ненавистью. Саблей владеет неплохо. Конечно, до наших воинов ему еще далеко, но сверстников своих побеждает.
— Ты к чему клонишь, Гордей?
— А нельзя ли его в нашу дружину пристроить, Дмитрий Владимирович? Поначалу на побегушках, испытание пройти. А потом вместе со всеми. Я с ним займусь, всему обучу, что могу сам. Хороший воин из него выйдет.
— Что ж, Гордей, я не против. В следующий раз, как встречусь с князем Крыловым, похлопочу за Власа. Парень он действительно стоящий, в тебя пошел.
— Благодарю, князь.
— Не за что пока. Поеду, посмотрю остальных, поговорю, с кем увижусь, а приказ о готовности ты уж сам передай, добро?
— Добро, князь.
— Радости дому твоему, Гордей.
— И твоему, Дмитрий Владимирович.
Князь Савельев поехал по соседним подворьям. Он спешил. Ему не терпелось увидеть Ульяну, узнать, как прошла прогулка. Дмитрий волновался за свою жену, а еще больше — за будущее дитя.
В это же время на подворье боярина Никиты Демьяновича Толгарова, стоящем на Варварке, было необычайно пустынно. Только два работника постоянно торчали у ворот, через калитку посматривали на всадников, проезжавших мимо. Это были доверенные холопы боярина Ефим и Тарас.
Неподалеку от них от нечего делать играл в тычку служка, десятилетний сирота, которого по малолетству все называли просто Николкой. Фамилию его никто не помнил. Много чести.
На крыльцо вышел боярин и спросил у холопа:
— Ну что, Ефим?
— Пока никого, боярин.
— Должен уже подъехать. Не заплутал ли на Москве?
— Так язык-то при нем. Спросит, ему каждый прохожий подскажет, где подворье боярина Толгарова.
— Ну да, — буркнул вельможа и ушел в дом.
Наконец у ворот остановился всадник, явно измученный, весь в пыли.
— Доброго вам здравия, люди. Это подворье боярина Толгарова?
— Да, — ответил Ефим и спросил: — А ты кто будешь?
— А я гонец от тверского боярина Всеволода Михайловича Воронова.
— Чем докажешь?
— Это я сделаю пред боярином. Доложите, что прибыл.
Ефим позвал служку:
— Николка!
— Я! — ответил малец.
— Бегом к боярину! Скажи, что из Твери человек прибыл, от боярина Воронова.
— Угу.
— Быстро!
Николка побежал к крыльцу, поднялся по ступенькам.
Через минуту из дома вышел Толгаров и повелел:
— Пропустите всадника!
Холопы открыли ворота.
Гонец въехал во двор, кое-как сполз с коня и сказал мальчишке:
— Коня оботри, напои, накорми, да лишку не давай.
— Знаю, как с конями обращаться.
Гонец подошел к хозяину подворья и спросил:
— Боярин Толгаров?
— Я-то боярин Толгаров, а ты кто?
— Лавр Кубарь, холоп боярина Воронова. Вот его грамота. — Он достал из-за пазухи свиток.
Толгаров взял бумагу, развернул, прочитал, вернул и заявил:
— Добро, проходи в дом.
— Устал я, боярин, нет мочи. Но и дело срочное.
— Передашь мне сообщение твоего боярина, потом мои люди тебя накормят, напоят и спать уложат. Если хочешь, они и баньку истопят.
— Банька — дело доброе. Не откажусь.