Смерть осторожного человека

— Давай я схожу, — предлагаешь ты.

— Ничего, лежи.

Она уже уходит по песчаному пляжу. В ленивой полудрёме, сквозь пелену раскалённого марева ты смотришь, как она убегает. Тебе кажется немного странным, что она прихватила с собой сумку и флакон с жидкостью. Женщины. И всё равно ты не можешь не отметить про себя, как она красива, когда бежит. Она поднимается по дощатым ступеням, оборачивается, машет тебе рукой и улыбается. Ты улыбаешься ей в ответ и машешь рукой в каком-то незавершённом, ленивом приветствии.

— Жарко? — кричит она.

— Вспотел насквозь, — слабо кричишь ты в ответ.

Пот заливает тело. Зной уже внутри тебя, и ты плаваешь в нём, как в ванне. Где-то вдалеке едва ощутимые струи пота стекают по твоей спине, словно бегающие муравьи. «Пропотей, — думаешь ты. — Пропотей как следует». Ручейки пота стекают по рёбрам, щекочут живот. Ты смеёшься. Надо же так потеть. В жизни никогда так не потел. В тёплом воздухе стоит сладкий запах масла, которым тебя смазывала Энн. И усыпляет, усыпляет.

Ты вздрагиваешь. Резко вскидываешь голову.

На вершине обрыва заурчал мотор, машина завелась, и ты видишь, как Энн, махнув тебе рукой, разворачивает сверкающий на солнце автомобиль и уносится в сторону шоссе.

Вот так-то.

— Ах ты ведьма! — в гневе кричишь ты. Хочешь подняться.

И не можешь. Совсем ослабел от солнца. Голова кружится. Чёрт. Ты потел.

Потел.

В раскалённом воздухе появился новый запах. Такой же знакомый и вечный, как солёный запах моря. Тёплый, сладковатый, тошнотворный душок. Самый ужасный на свете запах для тебя и тебе подобных. Крик вырывается из твоей груди, и ты встаёшь, шатаясь.

Ты словно завёрнут в пурпурный плащ. Он льнёт к твоим бёдрам, ты смотришь, как он обволакивает поясницу, стекая и струясь по ногам и лодыжкам, красный. Самый красный цвет из всей цветовой палитры. Чистейший, прекраснейший и ужаснейший цвет, который тебе когда-либо доводилось видеть, разливается, растекается и покрывает всё тело.

Ты хватаешься за спину. Бормочешь бессмысленные слова. Руки нащупывают три длинные открытые раны, взрезающие плоть пониже лопаток!

Пот! Ты думал, что потеешь. А это была кровь! Ты лежал, думая, что это пот выходит из тебя, посмеивался, наслаждался!

Ты ничего не чувствуешь. Негнущимися, слабыми пальцами скребёшь по спине. Спина ничего не чувствует. Никаких ощущений.

«Погоди, дай помажу тебе спину, — раздаётся голос Энн откуда-то из кошмарной пелены твоей памяти. — Ты же обгоришь».

Волна разбивается о берег. В памяти всплывает длинная струйка жёлтой жидкости, льющаяся на твою спину из флакона, который Энн держит своими красивыми пальчиками. Ты чувствуешь, как она втирает её тебе в спину.

Наркотический раствор. Жёлтый раствор новокаина, кокаина или чего-то ещё впитался в твою спину и сделал нечувствительным каждый нерв. Ведь Энн знает всё о наркотиках.

Милая, милая, прекрасная Энн.

«Ты боишься щекотки?» — снова звучит у тебя в голове её вопрос.

Тебя рвёт. В окровавленном мозгу эхом раздаётся твой ответ: «Нет. Давай щекочи. Давай щекочи. Давай щекочи... Давай щекочи, красотка Энн Дж. Энтони. Давай щекочи».

Прекрасной, острой ракушкой.

Нырял вдали от берега за морскими ушками и поцарапал спину о скалы: острые, как бритва, края ракушек оставили на ней неровные полосы. Да, точно. Нырял. Несчастный случай. Неплохо придумано.

Милая, прекрасная Энн.

«Или ты наточила коготки о точильный камень, дорогая?»

Солнце стучит в твоём мозгу. Песок начинает плавиться под ногами. Ты пытаешься отыскать пуговицы, чтобы расстегнуть, сорвать с себя этот красный покров. Ничего не чувствуя, вслепую, на ощупь ты ищешь застёжку. Её нет. Ты по-прежнему укутан в красный плащ. Как глупо, думаешь ты, как глупо. «Как глупо, что тебя найдут в этих длинных красных шерстяных кальсонах. Как глупо».

Где-то должна быть молния. Три длинных разреза, их можно крепко застегнуть на молнию, и тогда эта скользкая красная жидкость перестанет вытекать из тебя. Ты ведь бессмертен.

Раны не глубоки. Надо только добраться до доктора. Надо только принять таблетки.

Таблетки!

Ты бросаешься к пиджаку, шаришь в одном кармане, в другом, в третьем, выворачиваешь его наизнанку, разрываешь подкладку, кричишь и плачешь, и четыре волны с грохотом разбиваются о берег за твоей спиной, ревя, как проносящиеся мимо поезда. И ты снова проверяешь каждый карман в надежде, что какой-то из них был пропущен. Но там лишь кусочек ваты, коробок спичек и два корешка театральных билетов. Ты бросаешь пиджак.

— Энн, вернись! — кричишь ты. — Вернись!

Отсюда до города, до ближайшего доктора тридцать миль. Я не смогу пройти их пешком. У меня нет времени.

Добравшись до подножия обрыва, ты поднимаешь глаза. Сто четырнадцать ступеней. Отвесный склон, кажется, пылает на солнце.

Ничего не остаётся, как только карабкаться по ступеням.

«Тридцать миль до города, — думаешь ты. — Экая мелочь, тридцать миль»

Чудесный денёк для прогулки!