Помоги проекту - поделись книгой:
Марсель Эме
Черный петушок
От переводчика
Знаменитые сказки Марселя Эме переиздаются во Франции и по всему свету уже шестьдесят лет. В 1992 году наконец повезло и нашим детям, правда, благодаря французской программе «Пушкин», — книга вышла в издательстве «Текст» при поддержке МИД Франции и французскою посольства в Москве.
Однако есть сказка, которую не переиздают, только однажды, в полном собрании сочинений Марселя Эме, выпущенном в 1977 году издательством «Фламмарион», она все же была перепечатана, но тут уж, как говорится, «noblesse oblige» — полное, так полное. Это было очень дорогое, а стало быть, мало кому доступное издание большого формата в переплете из натуральной кожи.
Речь идет о сказке «Черный петушок», впервые увидевшей свет в 1934 году (кстати, замечательные иллюстрации к этой книжке нарисовал Натан Альтман). Почему же она оказалась в опале?
Скорее всего, причиной тому стало обвинение в «антидемократическом» характере сказки. Кто-то из ярых «левых» в тридцатых годах усмотрел в «Черном петушке» пародию на Народный фронт. Но ярлык прилепился, и Франция, кичащаяся своей демократичностью, отказалась от одной из самых блестящих сказок Эме, будем надеяться, не навсегда.
Как всякое подлинное произведение искусства, эта сказка не устарела, напротив, нынешняя наша российская ситуация, вплоть до действующих лиц, порой напоминает события из «Черного петушка». Когда слишком много и слишком красиво говорят о демократии, свободе и справедливости, не вредно перечитать эту злую, но очень умную и тонкую философскую сказку.
По дороге в школу Дельфина и Маринетта встретили на лугу черного петушка, торопливо шагавшего среди высокой травы.
— Ты куда, петушок? — спросила Маринетта.
— Куда иду, туда иду, — даже не повернув головы, ответил петушок, — а болтать мне некогда.
Было совершенно ясно, что откровенничать он не расположен: шел себе и на ходу чистил клювом перышки своего жабо, а в его золотистом глазу мерцал злобный огонек. Маринетте было обидно, что петушок так сердито ответил ей.
— И с чего это он развоображался? — шепнула она на ухо сестренке. — Какой-то никчемный петушок, а…
— Он всегда был слегка заносчив, — сказала Дельфина, — но вряд ли он настолько дурно воспитан. Наверняка знает, что ты вчера получила целых две плохих отметки, вот и не хочет с тобой разговаривать.
— Раз уж он все знает, должен тогда знать, что я их вовсе не заслуживаю.
Пока они спорили, петушок ушел довольно далеко; в густой траве виднелось только яркое красное пятнышко — его гребешок. Дельфина побежала за петушком, обогнала его и присела перед ним в реверансе.
— Петушок, моя сестричка очень любопытная, и ей хотелось бы узнать, куда это ты, с такими красивыми перышками и таким ярким гребешком, идешь?
Черный петушок остановился. Он был доволен, что его перышки и гребешок оценены по достоинству. Распрямившись, он встал на одну ножку, поджал другую и раздул свое пушистое жабо.
— О, малышки, иду я издалека, а пойду еще дальше. Я вот уже и речку по мосту перешел!
Маринетта, стоявшая за спиной петушка, несколько позади, пожала плечами и посмотрела на сестру, словно хотела сказать: «Речку он перешел, хм…, скажите пожалуйста… я-то ее, эту речку, каждый день перехожу!». Но она была девочкой вежливой и промолчала, а Дельфина заговорила снова:
— Скажи-ка, петушок, а зачем ты отправился в такое большое путешествие?
— Это целая история, девочки, целая история (и он еще больше раздул перышки на шейке). Когда я думаю об этом… О! Как я разгневан, знали бы вы! Только представьте себе, сегодня ночью — и это в третий раз за две недели! — лиса опять бродила вокруг курятника. Она знает, что я крепко сплю, вот и пользуется этим, но будьте покойны, я не допущу, чтобы ей и дальше так сладко жилось. Пусть радуется, что на этот раз ей повезло и я не проснулся…
Маринетта еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. Она воскликнула:
— Но, петушок, ведь лиса съела бы тебя! Ты же совсем маленький!
Тут петушок резко обернулся и посмотрел на нее, гребешок его дрожал.
— Совсем маленький? Да вы что! Мы еще посмотрим… Смелость, — вот что главное, а мне ее не занимать, слава тебе Господи. Лиса сегодня ночью опять от меня ускользнула, но знайте: я покинул курятник еще на заре и отправился в путь, чтобы добраться до леса. Я сумею отыскать лису там, где она прячется, и уж спеси я ей поубавлю!
И он принялся ходить кругами, закинув голову назад, а так как голос у него был довольно красивый, его ораторское искусство произвело на девочек большое впечатление. Маринетте расхотелось смеяться, и петушок смягчился.
— Если хотите, можете оказать мне услугу. Я не совсем уверен, что правильно выбрал дорогу, трава здесь слишком высокая, и мне впереди ничего не видно.
Дельфина взяла его на руки и усадила к себе на плечо, чтобы ему была видна вся равнина. А Маринетта, все еще немножко обиженная на него, не утерпела и сказала:
— Можешь говорить, что хочешь, петушок, но быть большим все-таки очень удобно.
— Иногда это полезно, — ответил петушок, — но нельзя же не понимать, что это некрасиво.
Девочки прогуливали школу, даже не вспоминая о ней. Они бы, разумеется, не стали этого делать, если бы представили себе все последствия своего поступка, но пока что петушок шел впереди и разглагольствовал:
— Вот увидите, какая физиономия будет у лисы, когда мы встретимся, вот увидите… Уж я ее так отделаю, что она меня надолго запомнит. Вот только поглядите, как я за нее возьмусь!
И он сделал стойку перед самым большим лютиком. Отчаянно хлопая своими короткими крылышками, распушив перья, с горящими глазами он набрасывался на цветок, рвал его клювом и растаптывал лепестки.
— Все-таки не хотела бы я оказаться на месте лисы, — прошептала Дельфина сестричке.
— То есть, не хотелось бы оказаться на месте лютика, — уточнила Маринетта.
Однако, по мере того, как они приближались к лесу, петушок все меньше торопился скорее оказаться там. Почти на каждом шагу он останавливался и хвастался своей силой и отвагой.
— Глядите, вот ромашка, ну и что, чем она отличается от лютика?… Да и с васильками точно так же…
— Да, — сказала Маринетта, — но как насчет лис?
Тут петушок, которому явно не понравилось, что его опять торопят идти дальше, попытался улизнуть.
— Надо вам сказать, малышки, я ужасно мучаюсь, ведь из-за меня вы пропустили школу. Образование — вещь настолько бесценная, что мы, право же, ни крохи не должны терять. Самый разумный здесь я, и, честное слово, тем хуже для лисы, я ее проучу в другой раз, но вас в школу отведу.
— Ну нет, — возразила Маринетта, — сейчас уже слишком поздно идти в школу. Надо было тебе раньше опомниться, и потом, дорогу мы найдем и без тебя. Сейчас же идем в лес, или я подумаю, что ты просто струсил.
Петушку это совсем не понравилось, но куда ему было деваться, ведь он так много на себя взял, и сколько бы он ни думал своей крошечной головкой, никак не мог найти пристойного способа оправдать свое внезапное отступление.
— Ладно, ладно, не будем больше об этом. Я вам даю добрый совет, а вы-уж поступайте, как знаете.
Однако, оказавшись на лужайке перед лесом, он остановился, твердо решив, что не сделает дальше ни шагу…
— Понимаете ли, — сказал он, — стоит лисе пронюхать, что я где-то близко, она тут же придумает какую-нибудь ловушку. А я не настолько глуп, чтобы, не подготовившись к бою, попадаться ей в лапы. Вот растет акация, отличный наблюдательный пункт для меня. Я послежу за лужайкой, чтобы лиса не улизнула, а вы отправитесь в чащу и там постараетесь что-нибудь разузнать; если нам не повезет и мы сегодня упустим случай, тогда уж придем в другой раз…
С помощью Дельфины он забрался на дерево, и малышки пошли в лес. Не прошагали они и пяти минут, как увидели прекрасные кустики земляники, маленькие ягодки были уже красные и очень сочные. Сестрички были так заняты собиранием земляники, что не услышали, как к ним подкралась лиса.
— Ай-яй-яй! — сказала лиса после того, как поздоровалась с ними. — Я вижу, мы прогуляли школу?
Дельфина покраснела, но лиса, дружелюбно улыбнувшись, тут же добавила:
— Вы, главное, будьте осторожны и переднички не запачкайте. Родители всегда внимательно следят за своими дочками и не всегда верят, когда они говорят, что земляника растет прямо на дороге в школу.
Малышки рассмеялись. С лисой им как-то сразу стало легко и хорошо.
— И как же вас зовут, крошки?
— Меня — Дельфиной, а мою сестру — Маринеттой. Она младшая.
— Маринетта, как мне кажется, посветлее, зато у Дельфины глаза больше. Какие красивые малышки, я уже обеих вас люблю.
— Вы очень добры, сударыня.
Однако тем временем лиса, повернув голову в сторону лужайки перед лесом, принюхивалась, щуря свои смешливые глазки.
— Гм, тут хорошо пахнет. Не знаю, но мне кажется…
— Это земляника, — сказала Маринетта, — не отведаете ли ягодок? Вот смотрите, у меня тут есть очень спелые.
Лиса поблагодарила ее и была так мила, что Дельфина, видя, как она удаляется в сторону лужайки, закричала:
— Нет, нет, туда не ходите! Там петушок следит за входом в лес, а он сказал, что хочет проучить вас.
— Ну и ну! Меня проучить? — сказала лиса. — Здесь что-то не так, петушок всегда считал меня своей лучшей подругой. Но я разберусь, уж об этом вы не волнуйтесь. Несколько минут разговора наедине, и он успокоится, думать забудет, что сердился. Я вас сейчас позову, посмотрите, как мы будем мириться. А пока не лишайте себя удовольствия собирать землянику. Птичкам все равно много останется.
И она галопом понеслась на лужайку. Малышки, в восторге от ее хвоста трубой и роскошного меха, дружески помахали ей и снова принялись собирать ягоды, потому что обожали землянику, она нравилась им не меньше, чем лисе — цыплята, рябчики и петушки.
Лиса сидела под акацией. Она смотрела на петуха, устроившегося высоко на ветке и хотела его съесть. Самое ужасное было то, что она вовсе не скрывала своих намерений, скорее наоборот.
— Знаешь, что я услышала вчера вечером, проходя под окнами твоей фермы? Я услышала, что твои хозяева собираются приготовить тебя в винном соусе, чтобы подать к обеду в воскресенье. Представляешь, как меня огорчила эта новость…
— Боже, в винном соусе! Они хотят приготовить меня в винном соусе!..
— И не говори, у меня от этого просто мурашки по спине бегают. Но знаешь, что тебе надо сделать, чтобы их надуть? Ты слезешь с дерева, и я тебя съем. А хозяева тогда останутся с носом!
И она засмеялась, показав все свои зубы, а они у нее были длинные и острые, и тут же облизалась, предвкушая, как славно ей удастся полакомиться.
Но петушок спускаться не хотел. Он говорил, что ему больше нравится быть съеденным своими хозяевами, чем лисой.
— Думай, что тебе угодно, но я предпочитаю умереть своей естественной смертью.
— Своей естественной смертью?
— Да, я хочу сказать: пусть меня съедят мои хозяева.
— Ну и дурак! Естественная смерть — это совсем не то!
— Сама ты, лиса, не знаешь, что говоришь. Ведь рано или поздно хозяева должны нас убить. Таков общий порядок, избежать его не может никто. Даже индюка, который так важничает, тоже съедят, как миленького. С каштанами.
— Но, петушок, предположи, что хозяева не едят вас!
— Нечего и предполагать, потому что такое невозможно. Это правило без исключений, рано или поздно надо оказаться в кастрюле.
— Да, но все-таки, попробуй, попробуй предположить хоть на минуту…
Петушок напрягся, пытаясь вообразить невозможное, и от того, что ему удалось себе представить, он закачался на ветке.
— Так тогда, — прошептал он, — мы бы вообще не умирали… Надо было бы только беречься автомобилей, и мы бы спокойно жили вечно!
— Ну да! Петушок, ты жил бы вечно, это именно то, что я и пыталась тебе втолковать. И скажи, что тебе мешает жить вечно и не волноваться, едва проснувшись, что тебя нынче же днем могут зарезать?
— Но, послушай, я же тебе только что сказал…
Лиса перебила его, нетерпеливо прокричав:
— Да, да, ты, ясное дело, опять начнешь говорить о хозяевах… но если бы у тебя не было хозяев?
— Не было хозяев? — спросил петушок. И от изумления так и остался сидеть с открытым ртом.
— Можно жить без хозяев, и прекрасно жить, лучше всех на свете, уверяю тебя. Я вот живу уже почти три века (она сказала три века, но это было неправдой: она родилась в 1922 году), три века живу и еще ни разу не пожалела о том, что свободна. И с чего бы я жалела об этом? Если бы я согласилась, как ты, иметь хозяев, меня бы давнехонько уже съели. Зарезали бы в самом нежном возрасте, и не довелось бы мне прожить триста лет, что, между прочим, очень приятно: столько воспоминаний! Знаешь, я вот как будто просто так с тобой разговариваю, а могла бы без конца всякие истории рассказывать…
Петушок, слушая лису, терся головкой о ствол акации, он был в полном замешательстве. За всю свою жизнь он никогда не думал так старательно.
— Конечно, это должно быть очень приятно, — сказал петушок, — но я сомневаюсь, что в самом деле создан для такой жизни. У хозяев много недостатков, и теперь, когда я думаю об этом, я злюсь на них за то, что они едят петухов. О да, я на них очень зол. Но, в конце концов, надо признать, что, пока мы живы, они нам ни в чем не отказывают: хороший корм, хорошее зерно и кров. Можешь ли ты представить себе, что я брожу по лесу в поисках пищи? Не было бы у меня такого красивого пушистого жабо, которое ты сейчас видишь… не говоря уж о том, что я бы ужасно скучал в этом большом лесу, совсем один, без сородичей.
— Господи Боже, вот уж о пище не беспокойся. Стоит только наклониться, и ты клюешь нежнейших червячков; не говоря уж о ягодах, которых полным-полно в лесах. Я знаю такие уголки, где растет овсюг, и у тебя его будет вдоволь. Нет, с едой никаких проблем нет, я скорее беспокоюсь, что тебе будет одиноко. Но тут я вижу одно решение, и оно очень простое: надо убедить всех петушков и всех курочек в твоей деревне последовать твоему примеру. У тебя это легко получится. Сама идея заинтересует их, а твое красноречие довершит дело. Когда добьешься успеха, какое удовлетворение ты почувствуешь от того, что дал своему племени лучшую жизнь! Какую славу обретешь! И какое, к тому же, освобождение для всех вас — жить вечно, без всяких забот, среди зелени, наслаждаясь солнечным светом!
Лиса принялась расхваливать удовольствия, которые несет с собой свобода, и прелести больших лесов. Она рассказала несколько замечательных историй, хорошо известных жителям лесов, но еще не дошедших до ушей обитателей деревенских курятников. Петушок хохотал во все горло, слушая эти истории, и из-за того, что попытался схватиться лапкой за жабо, чтобы сдержать смех, потерял равновесие и упал прямо к подножию акации. Лисе очень хотелось съесть его, рот ее уже наполнился слюной, но она предпочла сдержать свой аппетит и помогла петушку подняться, не причинив ему никакого вреда.
— Так ты меня не съешь? — спросил петушок дрожащим голосом.
— Съесть тебя? Да что ты! Не испытываю ни малейшего желания.
— И все же…
— Разумеется, мне слишком часто доводилось съедать кого-нибудь из вас, но только из дружеских чувств, чтобы спасти от недостойной смерти, и уверяю тебя, я всегда это делала с тяжелым сердцем.
— Как можно заблуждаться, все-таки это просто невероятно!
— Если бы ты даже попросил меня, и то я не смогла бы тебя съесть, ты не переваришься у меня в желудке. Это потому, что чем больше я размышляю, тем больше прихожу к убеждению, что ты призван для высокой миссии. Я уже сейчас вижу по твоим красивым золотым глазам, как в тебе проявляются все качества, необходимые для этого: благородство сердца, твердая воля и решимость, и эта тонкость суждений, которая очаровывает даже в твоих незначительных высказываниях.
— Хе-хе, — сказал петушок, покачивая головой.
— Ты, естественно, не говоришь мне всего, что думаешь, но я бы сильно удивилась, если бы у тебя уже не созрел план…
— Конечно, у меня есть план, конечно!.. И все-таки, кое-что меня еще беспокоит: жизнь в лесу таит в себе много опасного, я ведь не осмеливаюсь думать, что куница и ласка могут испытывать к нам такие же дружеские чувства, как и ты. Да, я храбр, есть у меня собратья, которые почти достойны меня, но ведь у нас, в конце концов, нет ни зубов, чтобы защитить себя, ни крыльев, чтобы улететь.
Поделиться книгой: