Отдел

— Да бытовуха обычная, — сказал Игорь Васильевич, — такая каждый день происходит. Тут в новостях посмотришь, без нашего участия такие вещи творятся — у меня самого волосы дыбом на жопе встают, а спина изморозью покрывается. Двое, короче, сели в шахматы играть, в итоге один выиграл, другой обиделся — пять трупов. Мы, конечно, не дело творим, но мы хоть по приказу родины, и у этого всего цель есть. Конечно, страшно, что у страны цели такие могут быть. Но еще ведь страшнее, что граждане сами друг друга безо всяких целей херачат налево и направо. Я некоторым поступкам объяснения дать не могу, вроде много повидал. Какой-нибудь не маньяк, вроде, бац, сына по башке табуретом за неубранные игрушки. Жена суп пересолила, мужу не понравилось, она его чик ножом пятнадцать раз, а потом ребенка в окно. Главное, не сама, а ребенка почему-то. А дорожные разборки? Вообще мрак. А эта игра «Поймай на бампер старушку на переходе — получи два года».

— Так-то это самооправдания все, — вздохнул Фил.

— Перед тобой страна тоже оправдывается, — сказал Игорь Васильевич. — Она тебе разрешает, даже приказывает убивать людей, но при этом запрещает пацанов трахать и курить в общественных местах и оскорблять чувства верующих и покупать алкоголь после одиннадцати.

— Ты меня на лояльность проверять, что ли, вздумал? — безобидно глядя в землю и не сбиваясь с шага, спросил Фил.

— Нет, — твердо сказал Игорь Васильевич, — я серьезно. Я на полном серьезе. Вот в чем провинились эти бедолаги сегодня?

— Значит, в чем-то провинились, — все так же глядя в землю, сказал Фил.

— Да ну тебя, дуешь уже на холодное.

Фил широко улыбнулся какой-то своей мысли.

— Нет, ну правда, — вполголоса, то есть в том тоне, каким и шел весь разговор, возмутился Игорь Васильевич. — Тебе уже некуда уже падать. У тебя же депрессняк, от тебя жена ушла, с которой у вас, не знаю, что-то ведь было, дочку же родили, ты живешь на работе. Тебя позвали к нам, ты пошел. Ради чего? Ради высшей цели? Явно ведь не из-за карьеры. Ой-ой, хоть кому-то я нужен.

— А если и ради цели? — поинтересовался Фил.

— А если бы ради цели нужно было пацанов трахать? — тут же спросил Игорь Васильевич, и лицо у Фила закаменело. — Вот сказали бы, вперед, Фил, ради страны, ради высшей цели.

Фил ничего не ответил, а Игорь Васильевич продолжил:

— А тут ведь речь о человеческих жизнях идет, Фил. Может, это вообще какая-то ошибка. Всплывет это все через несколько лет в результате очередной перестройки, и будем мы с тобой и с тобой, — он указал на Игоря, — типа сталинских палачей. И окажешься ты, Фил, в еще большей жопе, чем был. Как тебе такая перспектива? И твое же государство будет тебя клеймить, те же люди, что тебе приказы отдавали.

— Ты к чему все это? — спросил Фил.

— Да ни к чему, — сказал Игорь Васильевич.

«Достоевщина какая», — подумал Игорь.

За разговором они подошли уже к своей «Газели» и стояли возле нее, продолжая спорить. Фил сменил идейность на расчет и утверждал, что собирается просто дослужиться до пенсии и уйти копать огород, Игорь Васильевич все равно не отставал от Фила и разрушал его безыдейную базу, утверждая, что тот сойдет с ума на пенсии, потому что копать огород — это не для Фила. Несколько раз Игорь Васильевич употребил фразу «трахать пацанов» в том или ином ключе, и у Игоря сложилось впечатление, что Игоря Васильевича эта тема интересует гораздо больше, чем самого Фила. Молодой приоткрыл задние двери и с удовольствием на лице слушал их обоих, потом не выдержал и сказал:

— Давайте, может, уже внутри продолжим диспут о сексе с несовершеннолетними?

— Он еще в столб врежется, когда начнет аргументы искать, он мрачный такой становится, когда ему объясняешь… — проворчал Игорь Васильевич, но, тем не менее, полез в машину.

— Не буду я ничего искать, я все уже нашел, — ответил ему в спину Фил и пошел на свое водительское место.

— Ну как прошло? — спросил Молодой, когда машина тронулась.

— Вот что ты тебя терзаешь? — взвился на Фила Игорь Васильевич. — Ты вон, иногда по нескольку человек за ночь убиваешь — и еще терзаешься, что тебя на мальчиков тянет. Так же с ума можно сойти. В этом прямо какой-то разлом нездоровый есть. Или ты никого не убиваешь — и святой, или убиваешь — и не терзаешься насчет мальчиков. Я просто боюсь, что это когда-нибудь плохо для нас всех кончится. Нельзя одной ногой стоять в одном лагере, а другой ногой — в другом. И ладно бы ты правда кого-то изнасиловал там, так ведь нет, тебя же сразу спалили на первом же пацане, может, ты сорвался, потому что у тебя витаминов каких не хватало, может, это биохимия была, другой бы на дурака отъехал и еще бы радовался, какие вокруг идиоты.

— Он часто так по мозгам катается, — поделился с Игорем Молодой. — Если запала хватит — он и меня и тебя начнет жизни учить.

— Хрена ли тебя учить? — перекинулся на Молодого Игорь Васильевич, постепенно ослабляя жар интонации, словно Молодой открыл в Игоре Васильевиче аварийный клапан. — Тебя надо было драть с самого рождения армейским ремнем вплоть до сегодняшнего дня, да и то толку бы не вышло.

— Так как все прошло-то? — спросил Молодой.

— Да нормально все прошло, — сказал Фил.

— Не видишь, что ли, все живы-здоровы, — подтвердил Игорь Васильевич. — В штатном режиме. Правда, лишних двоих зацепили. Прикинь, зашли люди пивка попить к старому товарищу. Ладно, хоть детей не было или собаки.

Игорь внутренне содрогнулся, он и не предполагал такой возможности и не представлял, что бы было.

— Один раз вообще хреново получилось, — признался Игорь Васильевич. — Мужик один жил, когда его, видно, отслеживали. Отслеживали, отслеживали, а он за это время то ли пить бросил, то ли колоться, ну и вернулась к нему жена с сыном — а тут и мы нарисовались. Там и елка стояла в игрушках. Ад, короче.

Это, видно, была не очень легкая тема, поэтому Молодой вроде бы и открыл рот, чтобы что-то сказать, однако все-таки промолчал, косясь на Игоря Васильевича. Игорь внезапно вспомнил, как заваливался набок, а потом вперед мертвый мужичок. Представил на его месте своего сына и, в приступе внезапно накатившей тошноты, задергал ручку двери, пока она не открылась, свесился лицом к выезжавшей снизу дороге, пойманный прыгнувшими на него одновременно Игорем Васильевичем и Молодым — и его несколько раз вывернуло желчью.

Фил неторопливо свернул к обочине и плавно затормозил.

— Давайте хоть газировки какой купим, — предложил Игорь Васильевич, успокаивающе похлопывая Игоря по спине.

Игорь отрицательно помотал головой, а Молодой сказал:

— Я сбегаю, тут вон недалеко, — перепрыгнул через голову Игоря и ускакал.

— Сына своего представил в таком положении? — догадался Игорь Васильевич.

Игорь покивал дороге и стал подниматься. Он не просто представил, это было как наяву. Он даже видел, во что сын одет, — бабушка подарила ему связанные из разных цветных ниток носки, — и он полюбил скользить в этих пестрых носках по ламинату, как на коньках. Дома сын носил только или пижамные штаны с майкой или трусы с героями «Тачек», вот в этих трусах, в этих носках, которые были по длине почти как гольфы, и в майке сын был в его видении. Игорь вспомнил, как выходил воздух из расслабленных смертью легких мужичка, и его начало выворачивать еще раз.

— В следующий раз, если будет тянуть поблевать, — не стесняйся, блюй прямо здесь, — сказал Игорь Васильевич. — Не хило было бы, если бы тебя пришлось с дороги соскребать, а потом твоей семье объяснять, как ты коньки отбросил. О семье думай.

— Да может, просто укачало, — попробовал оправдаться Игорь, утирая слезы и отдыхиваясь. — Так совпало просто.

— Все равно, давай без каскадерства, подыши пока поглубже.

Как бы забыв о запретах Молодого, Игорь и Игорь Васильевич поставили ноги на валявшийся агрегат и закурили переданные Филом в салон сигареты.

— Нихрена ты соску купил, — сказал Игорь Васильевич подбежавшему с двухлитровой бутылью Молодому, а когда Молодой, поскользнувшись на ступеньке при залезании в салон, едва не упал головой в пол, добавил: — Давай, еще ты башку разбей.

— Лапы убрали, — приказал Молодой, отряхнувшись, и они безропотно поджали ноги под сиденье, сам же Молодой, словно вспомнив о своих непосредственных обязанностях, передал бутыль Игорю Васильевичу, принялся накрывать полиэтиленом бандуру в проходе.

— Мне дайте хлебнуть, — попросил Фил.

— Ага, — сказал Игорь Васильевич, и пена из бутылки полилась на полиэтилен.

Молодой громко заматерился на смех Игоря Васильевича и Фила.

— Если бы вы знали, сколько эта штука стоит, — вы бы два раза поседели, если бы вас просто рядом с этой хреновиной стоять попросили, — сказал Молодой.

— Ну и сколько она стоит? — спросил Игорь Васильевич, ожидая, когда Фил передаст бутылку обратно. — Может, загоним ее на цветмет, а перед Ренатом будем пустую коробку таскать, корячиться, чтобы он чувствовал удовлетворение.

— А это мысль, кстати, — сказал Молодой, принимая бутылку от Игоря Васильевича, отхлебывая из нее и тоже роняя газировку на полиэтилен. — Педофилия, кстати, через слюну не передается, нет?

— Лишь бы ты девственностью своей никого не заразил, — тут же сказал на это Игорь Васильевич, так что Молодой подавился.

— Давайте, закрывайте уже двери, выстудили уже все вконец, — по-хозяйски скомандовал Фил, — залили тоже. Пить аккуратнее нельзя разве?

Игорь Васильевич перешагнул через ноги Игоря и закрыл двери.

— Полегчало? — спросил Игорь Васильевич.

Проветрившейся голове Игоря и правда стало полегче, а спазмы в желудке улеглись, он оторвался от бутылки, из которой пил мелкими глотками вязнущую на зубах и отдающую углекислотой в нос жидкость, и кивнул.

— Погнали, давай, дальше, — скомандовал Игорь Васильевич, впрочем, Фил и без его команды, только-только хлопнули двери, начал трогаться с места. Машина, перевалившись на левых колесах, встала обратно на дорогу и покатила.

— Тебя не поменять? — спросил Игорь Васильевич Фила. — А то ты вялый какой-то был, когда Игорек отходную читал.

— Да не, нормально все, — ответил Фил, блеснув глазами в салон.

— Я тогда покемарю малясь, — сказал Игорь Васильевич.

— Да тут недалеко уже, ты не успеешь, — сказал Фил.

Молодой незаметно забрал бутылку из рук Игоря и вытянул в одну морду почти половину бутылки. Игорь стал смотреть в заднее окно, он поймал себя на мысли, что желтое мигание светофоров его как-то успокаивает. В некоторых многоквартирных домах, мимо которых они проезжали, горели один-два окошка, и это тоже действовало на Игоря успокаивающе, хотя в квартирах с горящим светом, как уже Игорь убедился, могло происходить все, что угодно. Он загляделся на какое-то здание, вроде небоскреба, отстроенное в их центре совсем недавно, — во всем здании было темно, и только этаже на пятнадцатом, на лестничной площадке, горела одинокая лампочка. Там же, освещенный ее чахлым светом, похожим на аварийный, стоял маленький человек и, кажется, курил.

— Что ты говоришь, недалеко, мы вон через центр едем, — предъявил Игорь Васильевич Филу.

— Мы через край центра, — объяснился Фил.

— Тебе бы таксистом работать, — сказал Игорь Васильевич.

— Счетчики отменили, смысла нет, — снова отбился Фил ровным своим голосом.

— Через тракт выехал бы сразу, — не сдался Игорь Васильевич. — Там по объездной вчистил бы.

— Не знаю, че-то накатило.

Игорь Васильевич смирился и замолк. Сначала Фил окунул их в улочки, становившиеся все мельче, но увешанные светящимися вывесками и рекламами, почти каждое дерево по пути было оплетено мигающими гирляндами. Из-за сумрака и движения легшего там и сям снега грязи не было видно, и улицы казались этакими европейскими предновогодними улочками. Потом вывесок стало меньше, но они не исчезли совсем, а стали как-то проще, оплетенные гирляндами деревья попадались все реже. Наконец, они выехали на улицу, которую Игорь хорошо знал и по которой сам каждое утро ездил на работу, — это была широкая улица с тополями и высокими фонарями по бокам, за тополями стояли высоченные новостройки, но из-за фонарей, которые, хоть и освещали асфальт под собой, сгущали в самом воздухе темноту вокруг себя и образовывали целую стену темноты. Затем был мост, с которого, когда они по нему ехали, Игорь увидел пассажирский поезд, бесшумно двигавшийся, освещенный изнутри плацкартным ночным светом.

Через несколько минут дорога перестала быть ровной, сначала их кидало на ямах, пробитых в асфальте грузовой техникой, потом и вовсе пошла грунтовка. Молодой запридерживал агрегат и стал шипеть на Фила, чтобы тот ехал осторожнее.

— Ты туда ехал нормально же, — сказал Молодой.

— Так то — туда, — как бы объяснил Фил, но Игорь не понял этого объяснения, Молодой взъелся на Фила одним только нечленораздельным возгласом, когда их особенно тряхануло, и внутри аппарата, что то зазвенело, как на пружинах.

Возле шлагбаума их уже поджидал Ринат Иосифович.

— И давно ты тут сторожа изображаешь? — сунув голову к Филу, метясь в видимо приоткрытое водительское окошко, крикнул Игорь Васильевич. Игорь не услышал, что ответил Ринат Иосифович, потому что мерзлая земля как-то особенно загрохотала под холодной резиной колес, когда Фил сбавил скорость, а Игорь Васильевич, видимо расслышал, потому что понимающе сказал:

— А-а, — и добавил, скорее всего, отвечая на вопрос: — Да нормально. Гладко, в принципе.

Они приехали, Игорь спрыгнул на бетонный пол гаража, и по тому, как тяжело толкнулся бетон в подошвы, понял, как устал, как незаметно затекли ноги во время поездки.

— Одну таблетку я тебе сэкономил, — сказал Игорь Васильевич подошедшему к ним Ринату Иосифовичу и потряс бутыльком, вынутым из кармана.

Ринат Иосифович недовольно поморщился и потер висок, Игорь Васильевич толкнул локтем стоявшего рядом, потягивавшегося, как после сна, Фила, и они оба — Игорь Васильевич и Фил — заулыбались. Игорь не удержался и тоже улыбнулся. В свете гаражных лампочек, похожих на лампочки в какой-нибудь подсобке или за кулисами (ребенком Игорь играл новогодние спектакли в местном клубе и знал, какой свет бывает за кулисами), все произошедшее казалось глупой мистерией, а усталость, накладываясь на декорации гаража, где началась поездка, создавала впечатление, что вообще ничего не было. Казалось, они пришли в гараж, простояли несколько часов и теперь должны были повторить все свои действия — выдачу табельного оружия, погрузку агрегата в «Газели» — в обратном порядке.

Все они, гуськом, как утята, двинулись за Ринатом Иосифовичем в его подсобку и повторили спектакль — Ринат Иосифович придирчиво изучал оружие и считал патроны, а они расписывались. За потраченную пилюлю Игорю Васильевичу пришлось заполнять объяснительную, все остальные стояли полукругом возле столика, где он это делал. Игорь готов был молиться, чтобы Игорь Васильевич заполнил бумагу с первого раза.

— Диктофон не потеряли? — спросил Ринат Иосифович, и у Игоря екнуло сердце, но Игорь Васильевич сунул руку в карман штанов и хлопнул диктофоном о столик, как доминошкой, и хитро оглянувшись, полюбовался бледностью Игоря.

— Осторожнее, пожалуйста, — попросил Ринат Иосифович. — Передайте Игорю Петровичу и распишитесь.

— Ринат, блин, — сказал Игорь Васильевич, — ну, сколько просить, давай по-человечески, можно же утром или послезавтра.

— Послезавтра уже концов видно не будет, — резонно заметил Ринат Иосифович.

Пока загрузили обратно в каморку Молодого его бандуру, пока Фил убирал машину, а все стояли и смотрели, как он это делает, пока Игорь принимал диктофон на свой баланс, наступило раннее утро. По трамвайной линии, проходившей где-то за забором, пошли один за другим первые трамваи. Игорь не знал уже, хочет он спать или уже не уснет, настолько усталость его перешагнула уже через сонливость. Когда Игорь, Фил, Молодой и Игорь Васильевич собрались в курилке, Игорь чувствовал себя так, словно выпил десять чашек кофе подряд. За окном курилки начинал синеть осенне-зимний рассвет.

— Ох, и зрачки у тебя, Петрович, — заметил Игорь Васильевич. — Руки вон подрагивают. Ты меня как подбрасывать до дома будешь?

— Когда тебе уже твою таратайку починят? — возмутился Молодой. — Хватит тебя, может, уже катать.

— Да все обещают, обещают, — уклончиво сказал Игорь Васильевич.

— Довезу уж как-нибудь, — обнадежил Игорь.

— Нет, ну серьезно, нашел таксиста, — опять встрял Молодой.

— Я тебе говорю, возьми мою, — предложил Фил. — Мне-то тут все равно сидеть.

— Ага, спасибо, — воодушевленно начал Игорь Васильевич, — а если мне ее кто царапнет или еще что? С ДВУМЯ машинами потом трахаться?

— Так страховка же, — сказал Фил.

— А если не все покроет? А мало ли что еще?

— Ну ты и пессимист, — сказал Фил, — как моя тетка.

— Мне все равно по пути, — влез Игорь, чтобы их примирить.

— Так на него же бензина уходит, как на троих меня, подвеска потом, кресло это туда-сюда, оно у меня уже не закрепляется, по-моему, после этих поездок, — снова встрял Молодой, чтобы снова начать свару.

— У меня вроде все нормально, — сказал Игорь.

— Это пока, — утешил Молодой.

Стало уже совсем светло, то есть утренние сумерки сменились какими-то полусумерками, походившими уже на свет дня, которому осталось до полной дневной яркости совсем немного, когда они, зачем-то несколько раз попив чая и кофе у Фила в каморке, отправились по домам.

— Ренат, сука, еще затемно свинтил, — ругнулся Игорь Васильевич на свежий автомобильный след по свежему немногочисленному снежку.

Игорь покосился на него со своего водительского места. За время работы в этой конторе он так привык, что Игорь Васильевич ездит с ним, что ему показалось бы странным, что, когда он отправляется домой, рядом никто не гундит. Игоря интересовало, как Игорь Васильевич добирается до работы, но он почему-то стеснялся об этом спрашивать. Еще его интересовало, чья машина будет стоять на улице, когда машина Игоря Васильевича вернется из ремонта, но и об этом Игорь не решался спрашивать, потому что подозревал, что на улице окажется его, Игоря, машина.

— Хорошо вот так с утреца ехать, — сказал Игорь Васильевич. — Мы с тобой первый раз, считай, едем вот так вот спокойно. Все по работе разъехались, доедем, как при Союзе. Не знаю, помнишь ты, нет, но раньше в городе каждому засранцу похоронную процессию устраивали, перлись посреди улицы, елочки разбрасывали, сейчас так попробуй. Линчуют нахер.

Игорь Васильевич ходил все в том же костюме, только с наступлением холодов накидывал на пиджак дубленку, в которой позвякивали амбарные, судя по звуку, ключи от дома. Игорь Васильевич всегда бросал дубленку на заднее сиденье, а Игорь опасался, что ключи выпадут во время поездки и придется возвращаться от дома обратно к дому Игоря Васильевича. Игорь так отчетливо и детально видел, как он подъезжает к подпрыгивающему от холода Игорю Васильевичу, синеющему на крыльце подъезда, что на самом деле у ключей не было не малейшего шанса быть забытыми на полу или сиденье Игоревой машины.