Однажды мы придем за тобой

Я говорила, поднимаясь взглядом вверх, по бедру, по талии, к груди — как я все-таки хорошо ее сделала! Даже кажется, что грудь подрагивает в такт дыханию… шея немного напряжена, голова чуть повернута, на щеках легкий румянец — или это так тень от волос падает…

Стоп! От каких волос?!

У меня даже глаза на лоб полезли. Я что, еще не проснулась? Ухватив пальцами кожу на запястье, я резко ущипнула себя и айкнула — боль я могу переносить, но не люблю.

Я не спала. Сна не было ни в одном глазу… Но по плечам Немезис струились роскошные черные локоны. И грудь действительно вздымалась.

— Кажется, я знаю, как тебе помочь, — сказала Немезис, опускаясь на ковер рядом со мной.

* * *

— Ну и чего ты на меня так таращишься? — В голосе Немезис слышались веселые нотки.

— Я что, умом тронулась? — спросила я растерянно. — Вы реальны?

— Хочешь, потрогай меня, — пожала плечами она. — Еще я могу тебя поцеловать. Или укусить. Только для того, чтобы ты убедилась в том, что я не глюк. Глюки не целуются, тем более — не кусаются.

Она протянула руку и легонько щелкнула меня по носу.

— Хотя, конечно, методика моего появления здесь кого угодно сбила бы с толку, — признала наконец она. — Стоит статуя в лучах заката…

— Это магия? — спросила я.

— Это поэзия, — ответила Немезис. — Хреновая, конечно, но… А-а, ты про то, как я здесь оказалась?

Я кивнула.

— Магия — это то, что человек использует, не понимая, как оно работает, — сказала Немезис. — Посади неандертальца на гироскутер — он будет ехать и думать, что его везет магия. Видишь ли, девочка, ты умеешь делать то, чего не понимаешь. Мы называем это сверхспособностями…

— Мы? — перебила я. — Кто это — мы?

Немезис встала (кажется, нагота ничуть ее не смущала) и подошла к полке с моими работами.

— Можно? — спросила она.

Я кивнула. Она очень осторожно взяла с полки Байкера.

— Например, Микеле Солариано Росси. Предпочитает, чтобы его звали Призрак. — Она поставила фигурку на место и взяла другую, девочку с серьезным, даже немного сердитым лицом. Мне кажется, природную блондинку, но возможности сделать ей волосы у меня не было. — А эта блондинка по странному стечению обстоятельств зовется Рания, хотя мусульманка из нее, как из гвоздя панихида. Если ты будешь звать ее Леди Лед, она не обидится; если вы подружитесь, она позволит звать себя просто Льдинкой.

— И у нее тоже есть… сверхспособности? — рассеянно спросила я. Немезис кивнула. — И какие же?

— О, — сказала Немезис, — когда ты приболеешь, неважно чем, нашей Льдинке достаточно коснуться тебя, чтобы все прошло. Но не стоит с ней ссориться: рискуешь подхватить целый букет болячек на ровном месте — фантазия у Леди очень некислая.

Я была заворожена, хотя ничего не понимала. Моя ожившая Немезис дает имена моим другим детям, и, чтоб мне всю жизнь провести с матушкой в этом аду, они им чертовски подходят. Микеле…

— А этот? — спросила я, показывая на своего любимчика — задумчивого юношу, сидящего за компьютером, сделанным мной из старинного спиннера, сенсорного экрана от не менее старой мобилы и прочего хлама.

Немезис улыбнулась:

— Вторая твоя работа, да? Это Поль МакДи, он же Джинн, человек-компьютер. Хороший парень, впрочем, все они хорошие. При виде их хочется бросить все и найти ближайшую спальню или хотя бы просто уединенное место… и да, сверхспособности у него есть, как и у каждого из нас.

— А у тебя? — спросила я на автомате.

— И у меня, — подтвердила она. — Например, я знаю, как появляться там, где тебя ждут, минуя двери и окна, стены и преграды. Ты позвала меня, изваяв из воска, — я пришла. А еще…

Она подошла ко мне и наклонилась — я по-прежнему сидела на полу:

— А еще я могу вывести того, кто этого хочет, минуя окна, двери, стены и преграды. Могу привести его… ее туда, где ее ждут. Где она сможет увидеть всех их — Поля и Микеле, Ранию и Летицию, Фреда и Элиаху, Олгу и Еджайд. Туда, где никто не станет указывать, чем питаться, чем заниматься, каким быть, туда, где научат пользоваться тем, что уже раскрылось, и раскроют те таланты, которые пока еще дремлют.

— То есть умение создавать таких кукол… — начала я.

— …одна из твоих сверхспособностей, одна, но не единственная, — проговорила Немезис. — Ну что, пойдешь со мной? Только должна сразу предупредить — кое-чем придется пожертвовать.

— Чем же? — Я напряглась, но старалась этого не показывать.

— Тебе придется расстаться с мамой и навсегда покинуть этот уютный дом, — совершенно серьезно произнесла Немезис. Более того, она еще несколько секунд оставалась серьезной, пока я сама не выдержала и не расхохоталась.

— Кстати, — сказала она. — Тебя зовут Адрастея, но ты не любишь свое имя, потому я хочу узнать, как тебя называть.

— Дария, — ответила я быстро, назвав свой неофициальный никнейм.

— Хороший выбор, — похвалила Немезис. — Тогда…

— А как вас зовут? — спросила я.

— А разве имя Немезис тебе не нравится? — удивилась она. — Это одно из множества моих имен. Другие женщины меняют наряды, макияж или аугменцию, а я меняю лица и имена. К тебе я пришла как Немезис. Неужели тебе это не нравится?

— Наоборот, — ответила я, — очень нравится. Но вы… я не знаю, как сказать…

— Говори как есть, — фыркнула Немезис. — Я красивая, нежная и добрая и не ассоциируюсь у тебя с божеством мщения, да?

Я пораженно кивнула: она словно читала мои мысли. Немезис подошла ко мне и вновь села рядом, скрестив ноги по-турецки.

— Но кто тебе сказал, что Немезис не может быть доброй, нежной, тем более прекрасной? Никогда не понимала, почему люди такие странные — считают справедливость благом, но лишь тогда, когда дело касается других, для себя же желают только милосердия. Немезис — значит справедливая, и я отношусь к тебе, к каждому из вас так, как вы этого заслуживаете. Я никогда не даю авансов и не прощаю ничьих проступков, но если человек стоит того, я могу отдать ему всю себя. А ты стоишь, Дария.

— Почему? — спросила я. — Я ведь ничего не сделала, чтобы получить высокую оценку.

— Потому что ты талантлива, невероятно талантлива, — ответила Немезис, — а еще чертовски хороша собой. Поль должен благодарить все Силы Небесные за то, что я — не мужчина. Понимаешь?

Я покраснела. Ее намек был понятен. Очень часто я разглядывала того, кого называла Мерлином или просто Программистом, а оказывается, его зовут Поль… или Джинн. Я еще не привыкла к тому, что мои любимые куклы живые, но уже очень хотела увидеть каждого из них.

— Вот что, — сказала Немезис. — Насколько я понимаю, ты уже приняла решение?

Я кивнула.

— Тогда собирай кукол, и двигаем отсюда побыстрей, — предложила она.

Я посмотрела на тех, кого уже давно считала своими единственными друзьями. Я хотела забрать их, но что-то внутри останавливало меня. Мне почему-то казалось, если я заберу этих кукол, то совершу нечто опасное для себя самой.

— Пусть остаются здесь, — произнесла я. — Уйду налегке. Пусть у матери подольше не будет уверенности, что я сбежала. Я даже одежду здесь оставлю — это собьет ее с толку.

— Дельная мысль, — усмехнулась Немезис, глядя, как я быстро раздеваюсь. — Все равно на Базе тебе выдадут все необходимое, а перейдем мы в женский блок. Но, должна сказать, ты смелая девочка — появляться в незнакомом месте в чем мать родила…

— У меня есть с кого брать пример, — фыркнула я и последний раз оглядела своих кукол.

На миг мне показалось, что они печальны, но, конечно же, это было не так.

Еджайд Банну Ботсу: Джокер и Королева

Если вам интересно, как выглядит ваш самый надежный союзник, — загляните в зеркало. Если хотите увидеть самого страшного своего врага — загляните туда же.

В казино нет окон. Вместо них огромные, от пола до потолка, зеркала, так что кажется, будто ряды игровых автоматов уходят в бесконечность. Только если приглядеться, вдали можно увидеть подиум, где идет самая серьезная игра. Там карты, там рулетка, там игорные столы. Бильярд чуть в стороне. Как странно: половина игр этого зала — разного рода виртуальные симуляторы, сложные, как история смены власти в моей стране, но самые большие деньги выигрывают с вещами простыми, материальными — кубиками, картами, маленьким костяным шариком рулетки и большими блестящими шарами бильярда, ради производства которых в свое время почти перебили слонов в моей стране.

Людям кажется, что на удачу нельзя влиять… Смешные! Я могу часами рассказывать о хитрых механизмах, позволяющих затормозить рулетку там, где это нужно крупье, о том, как по рисунку карты определить, какая пришла масть, и многое другое. Парадоксально, мне самой это вовсе ни к чему. К сожалению, это больше не моя тайна.

Мне нет хода на дальний подиум. Там я сразу привлеку внимание. Я даже удивляюсь, почему меня не взяли на входе. Не взяли, но засаду на выходе тоже нельзя исключать, а потому придется импровизировать. Никогда не обдумываю план действий заранее. Всегда импровизирую.

Есть игроки, тратящие годы на поиски какой-то системы или выигрышной стратегии. Наивные! Когда я выиграла свой первый ноутбук (смешно вспомнить этот древний, как идолы на Замбези, драндулет, похожий на пластиковый чемоданчик), я полезла в Интернет специально, чтобы проверить свои догадки. До того я Интернет, кхм, скажем так, видела — через плечо кого-то из братьев или сестер. Я в семье самая старшая, а всего у моего отца двадцать детей от четырех жен. И хотя, по меркам родного Зимбабве, отец богат — его годовой доход исчисляется суммой с пятью-шестью нулями, — даже его денег не хватает на всю нашу ораву. Хорошо еще в обносках не ходим и питаемся как жемены[38], и образование есть даже у девочек.

Он хоть и не мусульманин, но всех дочерей, вплоть до девятилетней Аиши, уже продал, то есть, кхм, посватал. Потому что за невест дают калым, который папа получил и профукал, то бишь инвестировал. Папа начинал зарабатывать деньги с нигерийских писем, сейчас играет на бирже, но разводами на доверии продолжает баловаться. Я ему помогаю с нынешнего возраста Аиши и вижу эту кухню, что называется, изнутри. Картина выходит неприятная. Вообще-то папаша пару раз клялся оставить аферы — не потому, что совесть заела, а потому, что боится попасться. Но собственные зароки нарушаются даже легче, чем обещания, данные кому-то еще. Когда у папы нет денег, он создает пирамиду.

Когда денег нет у меня — я иду в казино.

Раньше я иногда играла на подиуме — не в рулетку, поскольку обыграть ее нереально, в карты — и только с жеменами. Однако сейчас для меня это не вариант. Остаются автоматы. Их я не люблю, но что поделать? Общаемся же мы с людьми, которые нам неприятны? А автомат даже и не человек.

Хотя есть в них что-то живое. У каждого свой характер, свое отношение к тому, кто играет. У них есть чувства — странные, машинные чувства, впрочем, мне иногда кажется, что чувства есть у всех, даже самых простых механизмов. Наверно, это вера, доставшаяся мне от языческих предков, считавших, что мир наполнен бестелесными духами, что каждый камень и каждое дерево имеет душу. Насчет камней и деревьев не знаю, в Хараре, где я прожила всю сознательную жизнь, их не так много, а вот насчет рукотворных вещей могу сказать определенно — какая-то душа в них есть, и я ее ощущаю.

В этом заключается один из моих маленьких секретов, которым я как раз собираюсь воспользоваться. Медленно приближаясь к рядам электронно-механических игрушек, я ищу ту, в которой чувствуется наибольшая усталость. По-моему, деньги воспринимаются автоматами как бремя, от которого нужно избавиться.

Меня не интересуют самые привлекательные, самые современные автоматы, те, в которых присутствует виртуальная реальность. Эти игрушки не для меня, они не устают. Они имеют дело с безналичными деньгами и выигрыш выдают (если выдают) на карточку. Те, кто «залипает» на них, приходят сюда не ради денег, но ради ощущений. Не интересуют меня и кабины типа «Потерянный рай» — это вообще не игровые автоматы, а стимуляторы близких отношений. Мои сестры хоть и строят из себя правоверных мусульманок, поскольку отец выдал их за местных тузов (которые поголовно исповедуют религию Моххамада, мир ему, а сами занимаются бизнесом, сплошь и рядом идущим вразрез с буквой и духом Корана), успели уже попробовать эти машинки, некоторые — не по разу. Я так и не решилась, но не из страха — почему-то меня это не цепляет, даже в теории. Имитировать прикосновения и объятия с помощью силикона и электроимпульсов, втыкая одновременно в 3D-сказку… Нет, это не для меня. Предпочитаю реальность, даже если она не такая нежная, как виртуальный любовник из «Потерянного рая». Хотя и в реальности никакого любовника у меня, конечно, нет. Но это не особо меня тревожит.

А мои сестры ходят сюда и будут приходить после замужества. Мужья знают о таком развлечении своих жен и ничего не имеют против. Даже наоборот: это удобно — можно не заботиться о том, чтобы доставить удовольствие. С этим и аппарат справится. Проще дать жене карту оплаты с бонусами и ни о чем не волноваться.

Суррогаты. Они достигли даже нашего захолустья. Но технический прогресс не может изменить человеческую природу, потому я уверена, что и через миллион лет, если человечество, конечно, столько протянет, люди будут играть в карты, бросать кости, ходить к гадалкам, заводить любовников, вестись на «пирамиды» и кидать друг друга. Мы такие.

Я не волнуюсь по этому поводу, хотя и думаю на такие темы. На самом деле у меня достаточно поводов для беспокойства и без проблем мирового масштаба. Одна из них привела меня сейчас в казино. Проблема эта проста, как жизнь моих сестер, — мне нужны деньги, нужен кэш. И единственное место, где я могу его добыть, — это игровые автоматы.

В Хараре приезжает множество туристов со всего мира, а все потому, что моя страна — одно из немногих мест мира, где обращение налички еще играет большую роль и разрешены казино. Вообще-то в ту же рулетку, не говоря о покере, вы можете сыграть где угодно, даже у себя дома или на лавочке в парке, но платить будете с карточки банка. А значит, на каких-то серверах останется запись о том, на что вы потратили свои деньги, но главное — сколько выиграли. У меня в стране все не так — здесь вы можете снять кэш еще в аэропорту, после чего делайте с ним что хотите: можете играть в казино, можете снять девочку или мальчика… или андроида, можете купить что-то из того, что нигде больше в мире официально не купите. И никто никогда не узнает, на что вы потратили свои сбережения…

Хотя, конечно, сам факт посещения вновь ставшего Родезией ради большей привлекательности для «снежков»[39] Зимбабве уже может вызвать у кого-то подозрения. Но и это не проблема: город более чем на три четверти состоит из «санаторных дистриктов» — огромных отельно-развлекательных комплексов, официально очень дорогих, но вычитающих из оплаты сумму, которую вы потратите в «их» ресторанах, казино, дансингах, «массажных кабинетах» и прочих учреждениях, среди которых есть довольно интересные — вроде человеческого сафари в «Маджестике» или Нон-стоп карнавала в «Ритце». Последний представляет собой никогда не останавливающийся праздник секса, наркотиков и насилия.

В общем, девяносто процентов населения Родезии работают на эти самые комплексы, а остальные «обслуживают» туристов иными дозволенными методами. Например, устраивают «беспроигрышные розыгрыши», как мой отец. Он действительно никогда не проигрывает, а сам ухитряется разыграть огромное число «снежков» и даже кой-кого из местных. Некоторые приходят к нему неоднократно, в надежде отыграться… или просто так, особенно женщины. Отец, вероятно, получает удовольствие от отношений с замужними белыми дамами. Какое они получают удовольствие от общения с пожилым, не особо красивым африканцем, я не знаю.

Бизнес отца в нашей стране вполне легален, хотя все знают, что он построен на обмане. Но отец исправно декларирует доходы, дает взятки и платит налоги в казну, потому на этот обман все закрывают глаза. Более того, отец уважаемый человек, он вхож в самые элитные круги, где, справедливости ради, таких, как он, большая часть. Свой среди своих, и, к сожалению для меня, слишком свой.

Собственных детей отец всегда рассматривал как некий актив, который можно удачно вложить. Все браки в семье заключались только с оглядкой на их полезность, впрочем, как я уже сказала, такое положение вещей вполне устраивает моих сестер. Я, честно говоря, невысокого мнения об их интелекте и душевных качествах, уж больно они плоские и примитивные. Иногда мне кажется, что в них меньше индивидуальности, чем в тех же игровых автоматах. В обществе этих куриц я всегда чувствовала себя лишней — то, что их беспокоило, мне было параллельно, а мои проблемы их волновали и того меньше. Я всегда ощущала себя одинокой, может, потому, что ни одна из жен папаши не оказалась мне родной. Честно говоря, понятия не имею, кто моя мать, и отец молчит на эту тему, словно боится, что, узнав правду, я… Что?

Мы слишком с ним похожи, чтобы он оказался чужим мне человеком, похожи и внешне, и характером. Именно из-за этой похожести мы не смогли найти общий язык. Мы слишком хорошо понимаем друг друга: достаточно того, что отец — единственный, кто насквозь видит все мои хитрости. А я, соответственно, слишком хорошо его знаю, чтобы ему доверять.

Кроме того, ни один из нас не желает уступать другому. Отец считает, что может командовать мной, распоряжаться, как пожелает. Какое-то время… ну, буквально до вчерашнего дня, я старалась ему подыгрывать, и мне, в общем-то, это почти удавалось. Я пользовалась большей свободой, чем сестры, за счет того, что мне намного меньше потакали. С момента, когда отец понял, что я могу с совершенно невинным видом водить взрослых за нос, он вовсю использовал мой талант, чтобы достигать своих целей. У меня имелось преимущество — я была ребенком, а взрослые чаще всего недооценивают детей.

Но теперь я не ребенок. Это хорошо заметно по тем взглядам, которыми провожают меня мужчины. Роль наивной дурочки мне тоже не очень удается, видимо, у меня на лице написано, что кой-какое соображение в моей голове присутствует. В схемах отца для меня больше не находилось места, и как я ни пыталась доказать ему обратное, получалось только хуже.

Некоторые вещи приходят только с опытом. Ты можешь видеть людей насквозь и с лету вычислять, на что они «поведутся», но чтобы держать все под контролем, надо быть кем-то покруче шестнадцатилетки с образованием восемь классов миссионерской школы. Я пыталась добыть деньги в наших казино, что делала и раньше, играя и понемногу выигрывая. Но прежде я не думала о том, чтобы сорвать большой куш. Того, что я выигрывала, с наивным видом обувая доверчивых «снежков», хватало на маленькие подростковые потребности — одежду, еду, украшения. Что-то более серьезное я, конечно, позволить себе не могла да и не особо хотела.

Теперь, однако, получить приличные деньги стало для меня делом чести. Но, бросившись в атаку, как черная пантера, я не учла того момента, что казино — не просто площадка для игры. Казино, мать его, это целый мир с весьма сложным и запутанным клубком сдержек и противовесов, вторгаться в работу этого механизма — все равно что пытаться скрутить автомагнитолу с проезжающего мимо «Феррари». Меня затащили в какую-то подсобку, раздели… и оставили сидеть голой на цементе целый час. Хорошо хоть было довольно тепло, но я все равно замерзла, а еще больше перепугалась — видели бы вы тех кинконгов, что работают, оказывается, в местном секьюрити-сервисе! Я дрожала от страха, представляя всякие гадости, и с ужасом ждала, что вот-вот откроется дверь и…

Когда дверь открылась, на пороге стоял отец, злой, как крокодил в октябре. Он забрал меня домой, закрыл в комнате на замок и объявил, что будет искать мне жениха. И что из комнаты я выйду только тогда, когда какой-нибудь лишенный инстинкта самосохранения недоумок решится взять меня замуж.

Бедный папа! В смысле, несчастный, отец хоть и понимал меня лучше всех остальных вместе взятых, но все-таки даже он меня недооценивал. Я покорно приняла его приговор и пару дней сидела в домашнем заточении, понимая, что жених — не пустая банка из-под кока-колы, под каждым забором не валяется. В пятницу, однако, отец заявился ко мне и сказал, что «почти сговорился» с Али Манзу, известным владельцем сети магазинчиков, торгующих всякой всячиной, включая не шибко законную. В общем, по мнению отца, партия была — лучше не придумаешь, и я, немного поломавшись для вида, поспешила с ним согласиться, чем несказанно порадовала. Бедный папочка, похоже, он окончательно потерял нюх на мои проказы, во всяком случае, подключившись к «умному дому», я поняла, что он отменил слежение за моими перемещениями — раз я двое суток сидела тихонько, как мышка, он, вероятно, решил, что я смирилась. Наивный…

Ключи от дома у меня были — в свое время я позаботилась сделать дубликаты. Нашлось и оружие — старенький, но рабочий тазер. Не имелось только денег, точнее, их оказалось недостаточно. Папаша предусмотрительно отнял у меня все, что нашел, осталось лишь чуть больше тысячи рандов. Но эту проблему, кажется, можно было решить относительно безболезненно…

Я выбрала казино совсем в другом кластере, подальше от того, где опростоволосилась. Беда в том, что всех моих денег хватило лишь на одну несчастную фишку. То есть придется сбить кэш как можно жирнее и рвать когти побыстрее, пока персонал расчехляется. О том, что я могу и не выиграть, я даже не думала. Не могу. Всегда выигрывала, а тут вдруг бац — и проиграла? What the fuck?!

Наконец обнаружился нужный мне… чуть не ляпнула — банкомат, но для меня действительно разница была небольшая. Беднягу, стилизованного под старинного однорукого бандита, но снабженного простейшими ИИ, кто-то хорошо нафоршмачил наличкой, небось какой-то «снежок» in vacation. Не понимаю я этого — как можно так швыряться деньгами? Да-да, повторю — не понимаю. Потому что тупо выбрасывать деньги неизвестно кому — занятие для идиотов, я так считаю. Имелось бы у меня бабло… ай, ладно. Руки-ноги есть и приделаны в нужных местах — будет и бабло. Воровато оглянувшись, не трется ли рядом кто-то из персонала, я сказала автомату «Приве-е-ет» (это моя фишка, всегда так делаю перед выигрышем), проверила еще раз — да, автомат забит кэшем по гланды — и, вставив жетон, дернула рукоять.

На экране замелькали картинки — хорошие, предвещающие выход денежек. Я расслабилась, но лишь для того, чтобы почти тут же буквально окаменеть. В этом агрегате была комбинация, выдающая джекпот, и, по всему, именно она мне и шла. Но вот что паршиво — всего одна неверная карта, и мне выпадал не джекпот, а пшикпот. Что в итоге и получилось.

Я проиграла.

Этого не могло быть, но было. Я чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Надежда смыться куда подальше от папы-самодура и нудного женишка исчезала. Казалось, земля уходит у меня из-под ног.

— Вам помочь? — Голос был женский, довольно красивый, но у меня он вызвал раздражение. Только персонала сейчас не хватало! Аппараты вроде того, на котором я играла, считались защищенными от недобросовестных манипуляций, но прогресс ведь тоже не стоит на месте. Вдруг теперь и ИИ не гарант честной игры?!

— Спасибо, сама справлюсь, — отрезала я, но женщина, стоявшая у меня за левым плечом, уходить не собиралась.

— Вы уверены? — спросила она. — Кажется, этот хапуга сожрал последний ваш жетончик.

Я обернулась к ней. Передо мной стояла белая девушка, насколько я могу судить, симпатичная, по меркам жеменов. Довольно хрупкая, но при этом в ней чувствовалось что-то необычное, от нее словно исходило ощущение силы, уверенности…

— И чем вы мне поможете? — иронично спросила я. — Не вижу…

— Элементарно. — Девушка улыбнулась и быстрее, чем я сумела отреагировать, проскользнула мимо меня, одновременно опуская жетончик в монетоприемник и дергая за рукоять. Практически тут же раздался дробный стук — джекпот, мать его, самый настоящий.

— Забирайте. — Девушка отошла от автомата и встала, сложив руки на груди.

М-да… но это же ее выигрыш, не мой! А жетоны все сыпались и сыпались, несколько десятков тысяч кэша, не меньше…

— Вот что, — предложила я. — Мне нужны деньги. Давайте по-честному — выигрыш пополам, идет?

Откровенно, честностью тут и не пахло, но мне действительно требовались деньги! Вот пропасть!

— Да забирайте же все, говорю, — сказала девушка. — Считайте, что это ваш жетончик сыграл, а не мой.

Я была шокирована, что, впрочем, не помешало мне начать сгребать улов в пакет, взятый из специальной стойки, какая была у каждого автомата как раз для таких случаев.

— Неужели вам не нужны деньги? — беспомощно спросила я. Поведение незнакомки меня удивляло.