Чел

Северная сторона. От изгороди до ворот – хозпостройки. Заняты мелкими совками16. Единственное место, где не наблюдаются монархи. В промежутках между постройками и проездом красавки, белые и красные ибисы и, похоже, марабу. На крышах сипухи17. Старый вяз в углу занят вперемешку снегирями и какими-то другими ярко-красными птичками. Они усыпали дерево как бесчисленные красные плоды. На столбах ворот кречеты18. Ворота захвачены крупными, в пару ладоней совками. Похожи на агриппин19. Фасады реанимационного и приемного отделений усыпаны тюльпанами. Крупных скоплений по одному цвету не наблюдается. Впечатление лоскутного одеяла. Бабочки занимают окна. Опять же без отчетливых видовых скоплений. Птицы концентрируются на подоконниках и крышах. На реанимационном отделении преобладают соловьи, варакушки20, малиновки, сверчки, канарейки. На приемном десятки неопознанных светло-серых птиц с голубыми крыльями. Много скворцов. Они единственные, которые активно перемещаются. На крыше реанимации – утки. Преимущественно огари и мандаринки.

Восточная сторона. Фасад и березовая аллея оккупированы монархами. Меж деревьев метелью кружатся белянки. Есть ли среди них утренняя – понять сложно. Бабочек слишком много. Тюльпаны группами разбросаны по фасаду. Преимущественно белые и желтые. Бахромчатые. На крыше попугаи: красные ара, какаду инка, на углу, к югу группка жако. В высокой траве сквера в каких-то десяти шагах от Линер парами дефилируют страусы, эму, фламинго…

Обойдя двор один раз, она решает сделать еще один круг и снимает все, что видит метр за метром. Фото. Потом видео. Только после этого немного успокаивается. Пытается окончательно собраться с мыслями:

«Отследила, что могла. Что знаю. Знаю со школы. Из жизни. Из разговоров с отцом. На даче, оказывается, не зря листала его альбомы. Орнитоптеры. Совки. Монархи. Теперь нужен анализ и тогда…»

Истерический, нечеловеческий смех незнакомой Линер голубокрылой птицы сводит на нет обозначившийся деловой настрой. Линер вслед за всеми хохочет не в силах контролировать смех. Невиданная эйфория охватывает ее. В какой-то момент ей кажется, что пространство, отделяющее ее от прочих людей, исчезает. И все вместе они становятся единым всепоглощающим смехом, колеблющимся в радости воздухом, лишенным какой-либо телесной оболочки. Но птица умолкает так же резко, как и начала. И тут же толчками в животе напоминают о себе еще не пришедшие в мир. Линер считает удары. Три. Значительно меньше обычного. И удары какие-то странные. Будто восторженные. Вроде «ура»! Троекратного. Будто вторят всеобщей радости. Им здесь явно нравится. Это и понятно – лето, птички-цветочки, тепло, светло…

«Вот еще беда – откуда свет?»

Пятые сутки солнце не выходит из-за низких облаков. Снег идет почти непрерывно. А здесь свет. Яркий свет. Заполняющий все. Но без какого-либо явного источника. Он откуда-то сверху, но не различим отчетливо. Слепит глаза. Она спешит закрыть их. Поворачивается в ту сторону, где, по ее ощущениям, должен находиться Глеб. Открывает глаза. Верно. Он так и не сдвинулся с места.

«Послушный».

Линер дожидается, пока пройдут блики перед глазами и перекидывает пальто через руку. Коротко приказывает:

– Идемте.

В двух шагах от реанимации Глеб спрашивает в спину:

– Товарищ майор, почему они молчат?

Переспрашивает на ходу, не оборачиваясь:

– Кто?

– Птицы. Они молчат. Так не бывает.

Останавливается на первой ступеньке. В который раз осматривается. Действительно не бывает. В больничном дворе стоит прямо звенящая тишина. Города не слышно. Между ним и двором больницы словно какая-то невидимая стена. Линер чувствует, как постепенно вскипает. От бессилия. От чего же еще.

– То есть то, что птицы молчат, вас удивляет. А то, что они вообще здесь? Всё это здесь? Нет? Не удивляет? И потом, что значит «молчат»? Одна, вон та, кажется, с синими крыльями, подняла тут всех на смех. Никто не сдержался. Что это было? А? Что за всеобщий смех без причины? Что? А?

– Не могу знать, товарищ майор.

– Так молчите и не задавайте глупых вопросов.

– Слушаюсь.

Вход охраняют двое. Еще мельче тех, что на въезде. Не выше 165 сантиметров. Отдельный «элитный набор». Линер сует под нос удостоверение и, не дожидаясь реакции, входит в отделение. В фойе у входа толпа больных. Квелая, в редких игрушках, елка в углу. Снежинки на окнах, невидимые теперь с улицы. Глядя на одинокого сонного охранника отделения, Линер вспоминает, что забыла дать нагоняй пепсам на входе. Поздно возвращаться. А здесь и устраивать его некому. Милый, с животиком дядечка, клюющий носом на стуле. Еще расплачется чего доброго. Здоровается и спрашивает, как можно спокойнее:

– Доброе утро. Где заведующая отделением?

Предупреждая вопросы сует и охраннику под нос удостоверение. Тот вскакивает со стула, едва взглянув. Каждый раз Линер удивляет реакция людей из других правоохранительных структур на ее ведомство. Гражданские как-то спокойнее реагируют. Порой не без некоторой иронии. Опричники, мол. Ну это, разумеется, те, кто не на должностях.

– Туда. Прямо и направо. По коридору до конца. У себя.

Она кивает удовлетворенно и не глядя указывает за спину:

– Он со мной.

– Только, товарищ майор…

– Что?

– Открыть надо. Двери на ключе…

– Так открывайте.

Идет вслед за припрыгивающим охранником. И эта услужливая походка у всех одинаковая. Как нашкодившие собачки. Даже если все правильно делают.

Отмечает, что в фойе полно больных. И они явно не из реанимации. Ходячие. Тут таких не держат.

– Чего они все тут трутся?

– Да кто ж их знает? Больные – одно слово…

Копается с ключами. Руки не трясутся, но и не спокойны.

– Они же не из этого отделения?

– Да кто их знает, откуда они. Больница одна… Все свои… Вот, пожалуйста… По коридору и направо. Последний кабинет. Она ночевала здесь.

Входят в подозрительно пустой коридор. На десятом шаге двойня напоминает о себе. Легко. Без акцента. Линер на ходу, подстраховываясь, касается стены и успевает отметить цифру три на двери палаты. За спиной щелкает замок. Линер оборачивается. Спрашивает Глеба:

– Он нас закрыл, что ли?

– Так точно.

– Зачем?

– Может, другой охраны нет? Наверное, от тех, кто в фойе… – осторожно предполагает Глеб и нарывается на отповедь Линер:

– Они в реанимацию рвутся? Шутить, изволите?

– Никак нет, товарищ майор.

Линер качает головой. Странности одна за другой. Множатся на каждом шагу. Ну, сейчас, эта… как ее… Белая все расскажет. Хотя бы что-то прояснится. Ночевала. Спит еще, верно. Не разбудить бы. Стучит в дверь. Мельком читает табличку. Маргарита Анатольевна. Ответ без паузы:

– Да, входите.

За столом над папкой с бумагами женщина около сорока. Сурово красивая. Но уставшая. И сегодня. И вообще. Но держит себя в руках. Прическа идеальна – ни одного сбившегося локона. Выглаженный халат цвета морской волны без намека на пятнышко. И кабинет такой же: выглаженно-вычищенный. На окне фотография в празднично-елочном обрамлении. Три девочки. Муж ровесник. Тоже по виду правильный.

«Династия поди», – думает Линер и представляется:

– Линер Юлия Вадимовна. Старший следователь по особо важным делам. Вы звонили по поводу одного из пострадавших. Ну, и в целом из-за обстановки в больнице и окрестностях…

– Белая Маргарита Анатольевна. Заведующая отделением.

Встает. Ни капли подобострастия. Еще бы. Такое отделение. Каждый – ее возможный пациент. И тогда она – Бог. А ты – кусок истекающего кровью мяса.

– Да, так вот теперь у нас. Успели заметить?

– Не заметить сложно. Сплошные недоразумения…

– Двор – это еще не самое удивительное… Сюда пальто можете повесить. И вы тоже… Вот, пожалуйста, халаты… Можно просто накинуть…

– Это Глеб – сотрудник центра информационной безопасности. Речь же шла о каком-то смартфоне?

– Да, верно. С него-то все и началось. И продолжается…

– А что такое?

– Увидите всё в палате. Я думаю, сначала нужно по корпусу пройтись и подняться на этаж выше. А потом уже и в палату.

– А почему не сразу в палату? Зачем нам весь корпус?

– Не весь. Только этаж над нами. Дальше уже не так заметно… Вы должны увидеть, что там происходит… Чтобы понять…

«Чего она мнется? Что за недоговорки? Что понять?» – сыплет про себя вопросы Линер. Вслух:

– Скажите, почему охрана закрывает двери в отделение?

– А это, чтобы больные из других отделений к нам не проникли.

Линер невольно бросает взгляд на Глеба. Тот подчеркнуто смотрит в пол.

– А они так сюда рвутся?

– Представьте себе. Живая очередь. Может, уже и списки есть… Не удивлюсь.

Забирает папку со стола.

– Ну, идемте, идемте…

Пропускает гостей вперед. Выходит следом. Закрывает кабинет на ключ. Коридор по-прежнему пуст. Но теперь Линер есть кого спросить:

– Скажите, а почему у вас здесь так пусто? Где врачи, там, медсестры?

– А нет надобности. Отдыхают. Нет больных – нет персонала.

– Как нет больных? А…

– Ну, кроме нашего единственного… подопечного – назовем его так.

– А остальные?

– Выздоровели. А новых с ночи не поступало еще.

– Что – все сразу? Встали и пошли?

– Вы очень точно описываете ситуацию. Именно так – встали и пошли.

– Объясните.

– Не спешите. Все по порядку… Подопечный, кстати, здесь.

Указывает Белая, проходя мимо палаты №3.

– Но давайте все-таки сделаем так, как я говорю.

– Хорошо, хорошо. Вы хозяйка. Ведите.

Разводит руками Линер. Тут же – три удара. Как недавно. Но более выраженные. Наивысший восторг. Останавливается. Кладет ладонь на живот. Другой рукой невольно опирается о стену. Нервным жестом отстраняет попытавшегося помочь Глеба. Белая спрашивает с легкой улыбкой:

– Дерутся? Семь?

– Без недели, – отвечает Линер, удивляясь про себя:

«Черт, как она так точно определила?»

– Дома бы вам сидеть. А не по таким делам ходить.

– Я вас умоляю. Не будьте и вы моим мужем.

– Мужчины иногда бывают правы.

– Иногда? А женщины?

– Никогда. Готовы? Можем идти?

– Да, пожалуй. Странная у вас гендерная философия.

– Никакой философии. Жизненный опыт, – с заметной горчинкой в голосе отвечает Белая и открывает дверь. Снова пропускает гостей вперед. Закрывает дверь на замок.

В фойе включили телевизор. Судя по заинтересованному взгляду охранника, телик – его рук дело. Вероятнее всего, чтобы не заснуть. На экране сбитневский корреспондент у южного входа. Понятно. Новости выходного дня. С утра и до вечера. Добился-таки своего – его выпуски формируют сетку вещания:

– …Налицо природная аномалия. Она пока не имеет хотя бы приблизительного объяснения. Комментариев от официальных лиц не поступало. Представители мэрии на территории не замечены. Известно, что с вечера в больнице работают сотрудники антитеррористического комитета. Но вряд ли вопросы окружающей среды – в их компетенции…

«Это точно, – соглашается про себя Линер. – Тут и без того с ума бы не сойти».

– …Сейчас мы связываемся с экспертами и надеемся – ко времени следующего прямого включения они как-то прояснят нам ситуацию…

Сбитнев перебивает:

– А что говорят простые люди? Почему они там находятся?

Толпящиеся в фойе, завидев Белую, жмутся к стенам. Кто-то даже спешит укрыться в соседних коридорах. Белая оставляет без внимания их хлипкие потуги остаться незамеченными. Поднимается по лестнице на второй этаж. Линер идет следом, попутно прислушиваясь к ответу спецкора: