Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель...
О тех, кто был первым
Появившись в виде совсем небольшой группы (порядка двух тысяч человек) в Африке, вид Homo sapiens постепенно распространился по всей планете. Люди перемещались отдельными потоками на все континенты, приобретая различия, по существу, в процессе путешествий.
Первоначально группы людей переходили с места на место с теми целями, что и животные — в поисках пищи и лучших мест обитания. Движимые инстинктом, они совершали порой очень дальние миграции. Но постепенно всё большее значение приобретал заложенный в человеке, очевидно, от природы познавательный инстинкт, и мотивы путешествий становились иными, чем на заре цивилизации.
Огромную роль сыграли путешествия в истории человечества. Без них невозможно было бы познать свою планету. Знакомство с окружающим миром, всё более детальное, осознание своей сущности и интеллектуального развития. Тот человек, который оседлал свалившийся в реку ствол дерева и поплыл на нём по течению реки, сделал великое открытие. Он обнаружил, что возможно легко перемещаться на дальние расстояния. Из связанных вместе брёвен можно сделать плот, устойчивый и управляемый, способный плыть по озеру и даже по морю. А лодки, сплетённые из камыша, снабжённые парусом, позволяли совершать океанские плавания.
На протяжении, по крайней мере, пятидесяти, а может быть, и ста веков путешественники открывали мир: реки, озёра, горы, равнины, моря, океаны и материки. Они плыли по морям на парусных судах, пересекали сушу верхом на лошадях, на собачьих и оленьих упряжках, на верблюдах, слонах, пешком. Походы продолжались по многу месяцев и даже лет. Теперь же всего полтора часа требуется космическому кораблю-спутнику, чтобы облететь вокруг Земли. С высоты 300—400 километров прекрасно видна поверхность планеты, на которой можно различить мельчайшие детали. Всё — как на ладони. И удивительное чувство возникает у космонавтов: ведь всё это им давно знакомо, потому что ещё до того, как человек взлетел над планетой и смог посмотреть на неё со стороны, он всю Землю обошёл, объехал и нанёс на карту с высокой точностью.
То был подвиг познания, нередко сопряжённый с преодолением неимоверных трудностей, высокой степенью риска, а порой и гибелью. Часто именно в путешествиях человек достигал пределов своих физических и духовных возможностей, стремясь их преодолеть и раздвинуть.
Не случайно с каждым годом всё больше становится людей, мужчин и женщин, совершающих переходы и восхождения с целью демонстрации безграничности человеческих возможностей. Рекордные достижения героев-путешественников прошлых веков повторены многократно в наши дни. Конечно, покоряющим пространство в наше время помогают новейшие технические средства, и прежде всего использование совершенной связи. Подвиги, некогда потрясавшие человечество, становившиеся часто мощными факторами воспитания множества людей, при массовом их повторении уже не воспринимаются так остро. Имена совершающих в наше время невероятно трудные путешествия не остаются в памяти так, как это было в минувшие три столетия. Помнят первых, хотя имена многих «самых первых» так и остаются неизвестными, если они не зафиксированы в древних письменных памятниках.
Эта книга о русских путешественниках, то есть о тех, кто отправлялся в путешествие из России и возвращался в Россию, ощущая себя посланником своей страны.
Многие из них были первыми далеко за пределами Родины. Русские мореплаватели открыли остававшийся веками неизвестным материк Земли — ледяную Антарктиду и северо-западную часть Северной Америки (Аляску и Алеутские острова), грандиозную страну гор и пустынь — Центральную Азию. Ни с чем не может быть сравним подвиг преодоления русскими казаками-землепроходцами необозримого, почти ненаселённого пространства Сибири и Дальнего Востока, выход на берег Тихого океана, прохождение вдоль северных берегов Сибири по ледовитым морям, открытия в нём архипелагов и островов, пролива, разделяющего два величайших материка Земли — Евразию и Америку. Бесконечное число открытий сделано российскими путешественниками на территории своей страны и окружающих её морей, а также в удалённых от неё странах, на всех континентах и океанах, в высоких, тропических и экваториальных широтах обоих полушарий планеты. Наконец, первые полёты вокруг земного шара на искусственных спутниках Земли также выпало на долю совершить нашим соотечественникам.
В книге даны жизнеописания наиболее выдающихся путешественников. В ней рассказано прежде всего о тех, кто имел определённые результаты в деле познания планеты, кто сделал на своём пути те или иные открытия. Были ведь просто «ходоки», преодолевавшие гигантские пространства, но не оставившие никаких описаний того, что ими встречено, увидено и понято. Героев книги на самом деле значительно больше, чем очерков, посвящённых какому-то путешественнику. Ведь очень мало кто путешествовал в одиночку, у каждого «покорителя пространства» обычно были спутники, роль которых в достижении целей мореплавания или сухопутной экспедиции была часто важной и значительной. Иной раз тот, кто был помощником руководителя экспедиции, становился впоследствии организатором предприятия, в котором уже ему принадлежала ведущая роль.
У каждого из этих людей была своя судьба. Во многом похожи первые годы их жизни, ещё в юном возрасте они нередко сталкивались с различными житейскими трудностями, что закаляло характер, важнейшими свойствами которого становились целеустремлённость, настойчивость в решении поставленных задач, исключительная выносливость. Не всегда это были физически сильные от природы люди, духовная сила была важнее. И подвиги не отличавшихся крепким здоровьем Миклухо-Маклая и Черского ничуть не меньше, чем природного богатыря Пржевальского, погибшего во время путешествия. В пути оборвались жизни Витуса Беринга, Василия и Татьяны Прончищевых, Ивана Черского, Эдуарда Толля, Алексея Федченко, Александры Потаниной.
Путешественники-женщины заслуживают особого внимания. Они не только сопровождали своих мужей, но, перенося наравне с ними все трудности походов, участвовали в экспедиционных научных работах, становились самостоятельными исследователями. Кроме Прончищевой и Потаниной, это Мария Черская, Елена Невельская, Ольга Федченко.
Философию путешественника точно выразил Н.М. Пржевальский, считавший, что «путешественником надо родиться». Он писал:
Другой русский путешественник Николай Альбов, менее известный, чем Пржевальский, но совершавший свои переходы в столь же труднодоступных местах, впервые исследовавший растительность далёкой Огненной Земли, признавался:
Мысль о тех, кто пройдёт следом, придавала новые силы для преодоления зачастую неимоверных трудностей, в изобилии встречающихся по пути к открытиям. В самой своей природе находит человек эти силы. Великий путешественник-гуманист Н.Н. Миклухо-Маклай считал, что
Примеры активной и целеустремлённой жизни великих путешественников раскрывают нам секрет счастья, венчающего жизнь каждого человека.
Все даты, относящиеся ко времени до 1917 года включительно, даются в книге по Юлианскому календарю (старому стилю), ас 1918 года — по Григорианскому (новому стилю). Отставание старого стиля от нового составляло в XX веке 13 дней, в XIX веке — 12 дней, в XVIII веке — 11 дней. Цитаты даны с сохранением орфографии оригинала.
Из Великого Новгорода
Впрочем, можно было бы признать самым первым путешественником на Руси апостола Андрея Первозванного, совершившего, как говорится в «Повести временных лет», в начале I века н.э., всего лет через двадцать после казни и воскресения Христа, переход из Западной Европы на земли восточных славян, к реке Волхов, на озёра Ильмень, Нево и Варяжское море (Финский залив). После этого визита возникли города Словенск и Руса...
Конечно, можно всё это считать легендой. Но, если верить летописям, на которые ссылались М.В. Ломоносов и историки В.Н. Татищев и Н.И. Костомаров, то приильменские жители в древнейшие времена доходили до зауральских земель, иначе почему же (опять-таки, если верить летописям) пришла в Словенск «югра мстить» и дважды разорён был город. «Предание о Словенске и Русе, — писал Костомаров, — не лишено исторической действительности».
В Новгородских летописях говорится, что словенско-русские князья доходили до Египта, Греции и Палестины, воевали там. Они путешествовали с воинственными целями, подобно Александру Македонскому и Юлию Цезарю. Но скоро им стало понятно, что торговые отношения более выгодны, чем прямой захват. В XI веке Великий Новгород уже торговал с Западом, собирая в то же время дань с лопарей, кочевавших на больших пространствах от Кольского полуострова до берегов Северного моря. В одной обнаруженной на Кольском полуострове рунической грамоте, относящейся к IX в., содержалось указание на право Холмгарда (Новгорода) собирать дань в стране лопарей практически до границ Норвежского королевства (у Согнефьорда). В пограничной зоне происходили иногда столкновения. В документе, относящемся к 1216 году, перечисляются погибшие в одном из таких сражений, среди них был «терский данник Семён Петролович», собиравший дань на Терском наволоке, как называли тогда Кольский полуостров. В середине XII века Новгород торговал со шведским городом Висби на острове Готланд и с городами Ганзейского торгового союза.
С Норвегией отношения были особыми. Уже в X веке определились границы Норвегии и Новгорода (Холмгарда); их закрепил договор 1251 г., заключённый в норвежской столице Нидаре (теперь Тронхейм) посланцами Александра Невского. Скандинавская сага сообщила об этом так: «Прибыли с востока, из Гардарики (так называли Русь. —
В середине XIII века новгородцы основали на северном побережье Кольского полуострова селение Кола, а через семь десятилетий появился богатый монастырь в Печенге, занимавшийся торговлей рыбой и солью и даже строительством небольших морских судов. Московский дьяк Григорий Истома, отправленный великим князем Иваном III послом в Данию, первым совершил путешествие вокруг северных берегов Скандинавского полуострова, двигаясь с востока на запад. «Мы перенесли свои суда и груз через перешеек в пол мили шириной, потом проплыли в землю дикой лопи... Здесь, оставив лодьи, мы дальнейший путь проделали по суше, на санях». Так Истома рассказывал о своём путешествии австрийскому послу в Москве Сигизмунду Герберштейну. Лопари на оленьей упряжке доставили московского посла в город Берген, откуда он отправился к королевской столице на лошадях.
Движение на восток новгородцы начали в то же время. Медленно, но неуклонно продвигались они через леса и болота в северо-восточном направлении. В 1032 году новгородский воевода Улеба прошёл через некие Железные Ворота, очевидно, расположенные на Урале. Новгородец Гюрята Рогович рассказал в 1096 году летописцу Нестору, что он послал некоего отрока в Печору за сбором дани с местных жителей, и тот прошёл дальше, в землю Югорскую, где ему рассказали о горах, доходящих до моря. «Им же высота ако до небес...» — сообщает «Повесть временных лет». — Есть же путь до тех гор непроходим пропастями и лесом». Несомненно, речь здесь идёт об Урале. Значит, уже в конце XI в. новгородцы знали о нём.
В 1193 году воевода Ядрей, возглавивший поход отчаянных новгородцев-ушкуйников в Северное Зауралье, взял дань с живущего в тундре народа «самоядь» изделиями из моржовой и мамонтовой кости. В 1342 году новгородец Лука Варфоломеев построил на Северной Двине крепость Орлец. Больше полувека Орлец безраздельно властвовал над северным приморским краем, который они называли Заволочьем (потому что путь пролегал через волоки между верховьями рек).
Первое определённое сообщение о том, что новгородцы достигли берега Северного Ледовитого океана и перешли на восточный склон Уральских гор, появилось в новгородской летописи в 1364 году: «...приехаша дети болярские и малые люди и воеводы Александр Авакумович, Степан Ляпа, воевавшие по Обе реке до моря...» А через 15 лет поселился за Уралом, на реке Вычегде, проповедник Стефан Храп, получивший сан «епископа пермского». Он крестил коми и пермяков, а в 1395 году составил первое описание Северной Двины и многих притоков Камы, «обходящей всю землю пермскую». Но постепенно, как и на западе, стало вытеснять новгородскую вольницу более сильное Московское княжество.
Великий князь московский прислал в Орлец своего наместника. Новгородцы, чтобы прогнать его, собрали ополчение, захватили Орлец, восстановили свою власть. Потом борьба продолжалась ещё целое столетие, пока в 1478 году Иваном Грозным не была окончательно уничтожена самостоятельность Великого Новгорода.
Потом наступил этап завоевания Сибири Ермаком (войском под предводительством казачьего атамана Ермолая Аленина, прозванного Ермаком, что означает «артельный котёл»). Шестьсот казаков на тридцати стругах и нескольких маленьких лодках прошли под парусами вверх по стиснутой крутыми берегами порожистой реке Чусовой, впадающей в Каму, перешли волоком Средний Урал и на реке Туре одержали первую победу над войском татарского хана Кучума. Однако полный разгром хана произошёл много позже, когда уже не было Ермака, погибшего августовской ночью 1585 года. 20 августа 1598 года отряд воеводы Андрея Воейкова в битве близ устья впадающей в Обь реки Берды завершил противостояние с Кучумовым ханством. С того времени движение русских в Сибирь пошло широким фронтом, началась колонизация огромных просторов Северной Азии.
Афанасий Никитин
В годы властвования Ивана III и совершилось путешествие тверского купца Афанасия Никитина на край света, в Индию. Когда он покинул Тверь, отправившись в Шемаху, на западный берег Каспия, продать меха и купить там жемчуг и пряности, то не знал, что дорога доведёт его до Индии. Обстоятельства заставляли его идти вперёд, пока он не оказался в далёкой загадочной стране. Может быть, кто-то и раньше Никитина побывал в Индии, но не осталось об этом никаких документальных свидетельств, а тверской купец составил подробное описание своего путешествия — «Хождение за три моря».
Европейцам Индия давно была известна. Греки и римляне в античные времена достигли её морским путём, а войско Александра Македонского проникло в 333 году до н.э. через горный хребет Гиндукуш и долину реки Инд. Но первым европейцем, прошедшим в Индию с севера, начав свой путь от верховьев великой русской реки Волги, был тверской купец Афанасий Никитин. Отправился он в далёкий путь в 1466 году. Тверь тогда ещё не была поглощена Москвой, и лишь Ярославль три года назад включил Иван III в Московское княжество.
Не очень-то представлял себе Афанасий Никитин, где находится эта сказочная Индия. Он просто воспользовался тем, что к принимающему воды Волги Каспийскому морю направлялся посольский караван ширванского шаха, страна которого располагалась у северо-западного берега Каспия. Шах возвращался от великого князя московского Ивана III. Афанасий взял в долг «мягкой рухляди» и разного товара, погрузил всё это на два судна и поплыл от места впадения невеликой речки Тверцы в Волгу.
«Поплыл я вниз Волгою и пришёл в монастырь Калязинский. Из Калязина плыл до Углича, а из Углича отпустили меня без препятствий. И, отплыв от Углича, приехал в Кострому... И приехал я в Нижний Новгород».
Потом была Казань, золотоордынская столица Сарай и расположившийся в устье Волги татарский торговый город Хазтарахан (Астрахань). Это был центр торговли, где встречались купцы востока и запада, товары Венеции и Генуи обменивались на персидские, китайские, индийские.
Здесь, в устье Волги, на караван напали разбойники, забрали весь нехитрый никитинский товар.
«Дошли мы до моря на большом судне, да стало оно на мели в устье Волги, и тут нас настигли и велели судно тянуть вверх по реке. И судно наше большое тут ограбили и четыре человека русских в плен взяли, а нас отпустили голыми головами за море. И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент...» Два маленьких судна плывут вдоль каспийского берега. «В одном судне посол Хасан-бек да тезики [таджики] да нас, русских, десять человек, а на другом судне шесть москвичей да шесть тверичей да коровы да корм наш. И поднялась на море буря, и судно разбило о берег». Это было вблизи города Тарки (на месте теперешней столицы Дагестана Махачкалы). А в Дербенте Никитина и его товарищей полностью ограбили.
Куда было деваться Афанасию? Ведь он не получил за товар никакой выручки, и ничего, кроме долговой ямы, в родной Твери не ожидалось. От Дербента Афанасий Никитин двинулся на юг и пришёл в город Бакы (Баку), «где огонь горит неугасимый». Некоторое время поработал там, черпая вёдрами и наполняя кожаные мешки чёрной жидкостью, которую применяли тогда как лечебную мазь. Но по какой-то причине на этой работе не удержался. Снова остался без дела и средств существования. Выход один — продолжать путь дальше, авось ему повезёт: «... И я от многих бед пошёл в Индию, ибо на Русь мне пойти было не с чем, никакого товару не осталось».
Был Никитин прирождённым путешественником, не только беды, а и любознательность толкала его вперёд, в неведомые края. Его не останавливал риск, не пугало неведомое. Поэтому он достиг Индии, хотя первоначально цели у него такой не было.
В Баку Афанасий сел на корабль, доставивший его на южный берег моря Каспийского. Пешком пошёл, пересёк хребет Эльбурс, солончаковую пустыню Деште-Кевир, да и всю Персию, до «другого моря» — Персидского залива, и оказался в порту Ормуз, где купил «гурмызского зерна» (жемчуга), добывавшегося на острове Бахрейн. Там пересекались торговые пути из Индии, Китая, Египта, Малой Азии... За 200 лет до Афанасия через Ормуз проследовал в Индию великий венецианец Марко Поло: «Всё что на свете родится, то в Гурмызе есть... А солнце в Гурмызе так палит, что может человека сжечь». Дальше Поло пошёл по суше, сочтя ненадёжными местные судёнышки. А Афанасий Никитин отважился плыть на парусном кораблике «таве», не имевшем верхней палубы. Он устал от хождения по горам и пустыням, ведь уже пять лет миновало с того дня, как покинул Тверь. Он повёз в Индию персидского жеребца, рассчитывая его выгодно продать; сказали ему сведущие люди, что в Индии очень ценятся породистые лошади. Из Персидского залива попал в Аравийское море.
На двадцать пятый день плавания достиг Никитин берега Индии. Это был город Чаул, южнее современного Бомбея. Странным он показался тверетянину.
«И тут Индийская страна, и простые люди ходят нагие, головы не покрыты, груди голы, волосы в одну косу сплетены... Куда я ни иду, за мной людей много — дивуются белому человеку». А сам он тоже удивляется немало, например тому, что султан ездит в сопровождении 300 слонов в золочёных покрывалах. И заметил он, что звёзды на небе индийском совсем не так расположены, как в его родной Твери, а нравы и обычаи у людей совсем другие, хотя они никакой неприязни у него не вызывают. Со многими индийцами он сдружился, научившись их языку. В описаниях реальность порой переплетается с легендами и сказками. Например, он всерьёз рассказывает об «обезьянском народе»: «... и есть у них князь обезьянский, ходит со своей ратью. И если их кто тронет, тогда они жалуются князю своему, и они, напав на город, дворы разрушают и людей побивают. А рать у них, говорят, весьма большая, и язык у них свой». Но чаще всего его суждения достоверны и точны. Пишет он, что дошёл до «индийских гор», а потом пересёк всю равнинную Индию, оказавшись во владениях воинственного Асад-хана, который «ездит на людях» (носят на носилках слуги). Никитин пережидал в Джуннаре сезон муссонных дождей: «еждень и нощь четыре месяца всюду вода да грязь». А город этот «... стоит на скале каменной, не укреплён ничем, Богом ограждён. И ходят на ту гору днём по одному человеку: двоим идти никак нельзя». Побывал он в Центральной Индии, где продавали чёрных рабов, в открытом Васко да Гамой Каликуте, Джуннаре, Бидаре, Парвате и других городах и селениях Индии.
Афанасий Никитин внимательно присматривался ко всему, что встречалось в заморской стране. Поражает его спокойная доброжелательность по отношению к встречаемым им народам, их непривычным обычаям, языку, даже религиозным обрядам. Но от своих убеждений и веры он не отрекался, даже когда Асад-хан чуть не насильно попытался обратить его в мусульманство. «Русская земля, да будет Богом хранима! Боже, сохрани её! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бояре Русской земли несправедливы. Да станет Русская земля благоустроенной и да будет в ней справедливость».
Истинным патриотизмом проникнута книга. А из Индии Никитин ничего, кроме знания о далёкой стране и её людях, не привёз, потому что «... говорили, что много всяких нужных нам товаров, но оказалось, что ничего нет для нашей земли... Перец и краска дёшевы. Но возят товар морем... А пошлины высокие, и на море разбойников много». И в самом деле, не установил тверяк Афанасий Никитин торговых отношений со страной за тремя морями, но он привёз знание.
На центральной площади в старинном волжском городе Твери стоит памятник широко шагающему человеку. Ветер раздувает полы кафтана. Голова высоко поднята. Он напряжённо всматривается вдаль. Это Афанасий Никитин, решительный, смелый и любознательный ходок за три моря, один из первых русских путешественников, оставивших описание своего путешествия.
Возвращался Афанасий Никитин на родину в 1472 году через Турцию, Грузию, Чёрное море, по Днепру и Волге. И умер, не дойдя до Смоленска. Рукописные тетради его спутники передали дьяку великого князя Смоленского. «Хождение за три моря» переписали и включили в летопись.
Первопроходцы Сибири
Иван Москвитин
Отряд из 50 человек добрался до Якутска, в следующем году, с началом весны, поднялся вверх по Алдану и в 100 вёрстах выше устья алданского притока Мая зазимовал среди лиственничного редколесья. От тунгуса шамана Копылов узнал, что на востоке, за высоким горным хребтом, течёт в тёплое море широкая река, он поручил Москвитину, взяв с собой 30 казаков, достичь этой реки и моря, которое тунгусы называли Лама. Соорудив плоскодонный дощаник, а потом и два струга, казаки двинулись вверх по Мае — где на вёслах, где с шестом, где с бечевой по берегу. Так за полтора месяца дошли до верховьев Маи на склонах хребта Джугджур. С них перешли волоком на верховья в другую сторону текущей реки Юдомы.
Снова построили струги, в которых плыли шесть дней, потом тащили струги один день волоком и оказались в истоках реки Ульи. Путь был тяжёлый, и, как писали казаки в своём отчёте, «кормились деревом, травою и кореньями».
Чуть больше недели они следовали вдоль реки, а когда та стала полноводней, поплыли и через пять дней достигли моря. Так, в 1639 году самый большой океан Земли был открыт с запада. На берегу жили ламуты, которых Москвитин «объясачил», для чего ему пришлось перезимовать в специально построенном остроге. Встретив изобилие рыбы во впадающих в Охотское море реках, казаки не испытывали недостатка в продовольствии и смогли заняться обследованием открытого ими побережья. Они прошли от устья Ульи на север до реки Тауя и на юг до реки Уды. Потом вернулись и в устье реки Алд омы зазимовали. Отчёт о путешествии Москвитина «со товарищи» назывался «Роспись рекам и имянам, на которой реке которые люди живут, тунгусские роды...» По существу, это было географо-этнографическое описание прибрежного района протяжённостью не менее чем 1200 км. Кроме того, что они видели сами, включил Иван Москвитин в свой отчёт рассказы аборигенов-ламутов (с ними мог объясняться толмач Семёнка Петров).
Особенно подробно описана река Охота, по имени которой назван поставленный в её устье острог, море и впоследствии первый русский портовый город на Тихом океане — Охотск.
В «росписи» Москвитина содержались самые первые сведения об Амурском крае и большой реке Амгуни (её казаки назвали Омуть), очень богатой рыбой, и об «иной реке», в которую слева впадает Амгунь. Название этой реки записано точно, именно так, как называли её жившие на ней гольды, — Амур.
Проведя два года на Охотском побережье, отряд Москвитина возвратился в Якутск по тому же пути (через Джугджур — на Алдан и Лену), каким и пришёл. С собой казаки принесли ясак, и не малый — 440 соболей. Их увёз в Москву Елисей Буза, сообщив в стольном граде о том, что дошли до берега «тёплого моря» на востоке.
Василий Поярков
Два первых воеводы, правивших совместно Якутским воеводством, основанном в 1638 году, Пётр и Матвей Головины снарядили для закрепления на реке Амуре, о которой сообщил Москвитин, большой вооружённый отряд (130 человек с одной пушкой) во главе с письменным головой Василием Поярковым.
Отряд вышел из Якутска в середине июня 1643 года и через два дня достиг устья Алдана. Потом против течения целый месяц тянули струги бечевой до реки Учур, впадающей в Алдан справа. А потом ещё медленнее тащились по порожистому Учуру и совсем уже горному его притоку Гонаму, стекающему со Станового хребта. Всего на этих реках были преодолёны 42 порога и 20 шиверов...
Тем временем настала зима. В предгорьях Станового хребта («Камня», как называли казаки всякие горы) построили зимовье и вырыли землянки для 40 человек, оставшихся до весны. Сам же Поярков, взяв с собой 90 казаков, пошёл дальше. На лыжах с нартами перевалили они Становой хребет и вышли на текущую на юг Зею, скованную льдом. Пока не взломало лёд, казаки сколачивали струги, а весной спустились на них по реке, которая, как предполагали, выведет к Амуру.
Оставленные зимовать у северного склона хребта должны были весной спуститься к Пояркову, но что-то задерживались. Пока их не было, отряд встретился на Зее с местными жителями — бородатыми даурами, которые поначалу взялись снабжать русских пришельцев продовольствием, но потом вдруг перестали. Начавшие голодать казаки попытались силой взять у дауров продукты, но в завязавшемся сражении потеряли десять человек убитыми и отступили. Пришлось кормиться кореньями да сосновой корой. От голода и цинги умерли ещё сорок человек. Когда, наконец, пришли зимовавшие на севере, из девяноста человек, ушедших с Поярковым, оставалось только тридцать.
Погрузившись на струги, они поплыли вниз по Зее и довольно скоро оказались на широкой реке, которая и была Амуром. Так, в 1644 году эта величайшая река Северной Азии была открыта русскими.
Три недели плыли по течению до впадения в Амур другой большой реки — Сунгари. На стрелке остановились, но Поярков послал группу из 25 человек разведать, далеко ли до моря. Вернулись только двое, остальные погибли в бою с аборигенами. С оставшимися казаками Поярков продолжил путь вниз по Амуру.
Через месяц они достигли места, где река разливалась, как море, так что не видно было берегов из-за множества островов в русле. На одном из них перезимовали, добывая пропитание охотой, ловлей рыбы и собиранием съедобных кореньев. На самом же деле казаки вышли в широкий залив — Амурский лиман, соединявший реку с океаном. До середины лета держался в нём лёд, пришлось дожидаться, пока его унесёт в море.
Жившие на амурских берегах гиляки (нивхи) рассказали русским, что из устья Амура можно доплыть до очень большого острова, берег которого впереди виден. То был Сахалин, первооткрывателем которого с запада в 1645 году и стал, таким образом, Василий Данилович Поярков. Правда, он на острове не побывал, а только видел издалека.
Уже начиналась осень, когда на своих плоскодонных стругах отряд Пояркова, быстро миновав пролив между Сахалином и материком, вышел в Охотское море. Несколько недель не пригодные для морского плавания судёнышки швыряло по волнам сурового моря, пока не выбросило на берег, разбив в щепы. Люди побрели по берегу и счастливо наткнулись на зимовье, построенное в устье реки Улья шесть лет назад Иваном Москвитиным. Не дождавшись конца зимы, изголодавшиеся казаки пошли на лыжах через дикий хребет Джугджур и добрались до верховьев реки Маи, которая, как они знали, текла в Алдан, впадающий в Лену.
В 1646 году вернулись казаки Василия Пояркова в Якутск и доложили об открытии воеводам-братьям Головиным. Те переслали известие с нарочным в Москву.
В труднейшем походе, продолжавшемся три года, погибли восемьдесят человек. Но были открыты Амур, его притоки, остров Сахалин, установлена возможность судоходства из Амура в Тихий океан. Больше двух веков пройдёт, прежде чем открытия эти будут подтверждены.
Пантелей Пенда
Подлинное имя стало известно совсем недавно — лет тридцать тому назад, когда в архивах нашли записи о его походах. А до этого были сомнения в том, существовал ли человек со странной кличкой Пенда (или Пянда). Так казаки называли опушку из собачьего меха на подоле кафтана. Но теперь доподлинно установлено, что Пенда — это служивший в Якутском остроге казак Пантелей Демидов. Он в 1628 году построил два струга на Енисее, на которых вместе с 40 казаками поднялся вверх по порожистой реке Нижней Тунгуске, надеясь дойти до истоков другой реки, о ней говорили тунгусы, что велика и полноводна.
Шли на вёслах, а на больших порогах выходили на берег, перетаскивали струги бечевой. Всё лето — по реке против течения. Надвигалась зима, а дошли только до притока Тунгуски речки Илимпеи. Там срубили избу, в которой дождались весны, охотясь на таёжных зверей и птиц.
После того как прошёл лёд по Нижней Тунгуске, путь продолжили. Чем дальше, тем больше встречалось порогов, а река становилась мельче. Снова не удалось за лето дойти до волока на большую реку, которую тунгусы называли «Елеюне». Построили новое зимовье, пережили в нём вторую зиму. А следующим летом, наконец, приблизились к очень большой реке, до неё оставалось вёрст десять-двенадцать. Тут пришлось зазимовать в третий раз.
Струги потащили волоком по ещё не стаявшему снегу. И наконец вышли к великой реке, по которой легко поплыли вниз по течению.
Через месяц плавания оказались там, где река делала крутую излучину. По берегам её жили ещё не встречавшиеся прежде племена — якуты, занимавшиеся земледелием, совсем не похожие на бродячих охотников-тунгусов.
Казаки не решились зимовать рядом с незнакомыми людьми и повернули назад, вверх по реке, против течения. Через два месяца достигли волока на Нижнюю Тунгуску. Можно было вернуться на ближнее зимовье, но Пенда решил плыть дальше, к верховьям Елеюне. Волоком перебрались ещё на одну реку Илим, приток Верхней Тунгуски (Ангары), впадающий в хорошо знакомый казакам Енисей. Зимой санным путём с помощью тунгусов пришли в Туруханск, где рассказали о великой реке, которую никто, кроме них, не видел.
В этом путешествии, протяжённость которого превысила восемь тысяч километров, прошло три с половиной года. Пенда открыл землепроходцам новый путь, и на следующий год по нему вышел на Лену во главе отряда казаков Василий Бугор. На реке Илим он заложил острог. А ещё через год Пётр Бекетов доплыл по Лене до того места, откуда повернул назад Пенда, побоявшись оставаться среди якутов. И заложил здесь Якутский острог. Это произошло в 1630 году.
А там, где струги Пенды прошли вверх по порожистой Нижней Тунгуске с тремя зимовками, долго стояли Нижне-Пяндовское, Средне-Пяндовское и Верхне-Пяндовское зимовья.
Семён Дежнёв и Федот Попов
Долгое время считалось, что Семён Иванович Дежнёв родился на земле Вологодской, в городе Великий Устюг, где появились на свет великие землепроходцы Е. Хабаров и В. Атласов. Ему даже был поставлен в этом городе на реке Сухоне памятник в 1972 году. Однако, по данным последних исследований, Дежнёв — помор и родился он в одной из деревень на реке Пинеге в Архангельской губернии. Год его рождения — 1605-й — определяется примерно.
В старинных документах имя Дежнёва впервые упоминается в конце 1630 года — он служил казаком в Тобольске, затем — в Енисейске, в 1638 году записан казаком Якутского острога. В течение двух лет собирал ясак на якутских реках Вилюе, Алдане и притоках — Томта и Амга. Зиму 1640—1641 годов провёл на Верхней Яне, а летом 1641 года был назначен в отряд Михаила Стадухина, расположившийся в остроге на реке Оймякон, левом притоке Индигирки. Там пришлось весной 1642 года выдержать сражение с полутысячным отрядом эвенков. Затем отряд Стадухина построил коч, на котором спустился по Индигирке к морю. Дальше он прошёл до устья реки Алазеи, где встретил коч атамана Ерилы, у которого Дежнёв служил на Яне. Отряды объединились, и два судна пошли по морю на восток, к устью Колымы, которого достигли в середине июля.
Поднявшись вверх по Колыме, казаки основали Среднеколымский острог. Три года прошли на Средней Колыме за сбором ясака, а весной 1647 года Дежнёв приехал с собранной пушниной в Якутск. Там его принял как опытного сборщика ясака в свою промысловую группу купец и мореход Федот Алексеев Попов, тоже архангельский помор. Попову не везло с торговлей на Оленеке, Яне, Индигирке, Алазее — всюду его опережали конкуренты.
Но он узнал о ещё не посещённой торговыми людьми реке Анадырь и решил доплыть до неё по Ледовитому морю. В Среднеколымске Попов построил четыре коча. На них 60 промышленников и Дежнёв с отрядом из 18 казаков спустились в устье Колымы. В море вышли летом 1647 года, но встретили тяжёлые льды, которые заставили вернуться на зимовку в низовья Колымы. Там построили ещё три коча и пополнили состав отряда.