Одинокий лыжник

Вессон презрительно фыркнул, и мы направились в ресторан.

— Вы с радостью вернетесь сюда. — пробормотал он, — после двух-трех дней в медвежьем углу в горах, куда мы направляемся.

Усаживаясь за столик, я обвел взглядом всех находившихся в ресторане, спрашивая себя, не окажется ли здесь. девица, называвшаяся на этой фотографии «Карлой». Разумеется, я не увидел ее, хотя большинство находившихся в ресторане женщин несомненно были итальянками. Я не мог понять, почему Инглез считает, что она появится в Кортино.

— Вовсе не нужно пытаться обратить на себя их внимание, заметил Вессон, набивая рот пищей. — Судя по их виду, следует лишь оставить открытой дверь своего номера вечером.

— Напрасно вы о них такого мнения.

В маленьких, заплывших глазах Вессона мелькнула усмешка.

— Извините, старина. Я забыл, что вы долго жили в Италии и разбираетесь, что к чему. Хотите встретить графиню или маркизу?

— И сам не знаю. Может быть, просто сеньору или сеньориту.

— Ну, здесь это не составит никакой трудности.

После ужина я отправился на поиски, хозяина гостиницы, желая узнать у него все о «Кол да Варда». Наши комнаты там были заказаны через него, и поэтому я думал, что он сможет рассказать мне все, что меня интересовало. Эдуардо Манчини оказался низкорослым, полным и очень светлым для итальянца. Венецианец родом, бывший спортсмен, он много лет прожил в Англии. В свое время даже являлся членом сборной команды Англии по бобслею и когда-то был знаменит. Лет десять назад, после серьезной травмы, ему пришлось уйти из спорта.

В свое время Манчини, несомненно, обладал стройной спортивной фигурой, но, когда я встретил его, он был уже таким полным, что с трудом двигался. Видимо, он не ограничивал себя ни в еде, ни в крепких напитках. Толстый, неуклюжий, он казался старше своих лет. Опухшее лицо выглядело довольно приветливым, а вздымавшаяся надо лбом копна рыжих волос делала его выше. Он владел наиболее крупными гостиницами и принадлежал к числу богатейших, людей Кортино.

Информацию о Манчини я получил от американца, с которым познакомился перед ужином в баре бывшего полковника, имевшего какое-то отношение к Кортино, когда здесь находился дом отдыха для солдат — отпускников союзных войск.

Эдуардо Манчини я нашел в баре, где он и его жена выпивали с моим приятелем — американцем и двумя английскими офицерами, приехавшими из Падуи. Американец представил меня. Я упомянул, что завтра отправляюсь в «Кол да Варда».

— Да, да, знаю, — подхватил Манчини. — Вас двое, не так ли, и вы хотите снимать там кинокартину? Вот видите, я знаю своих клиентов. — Манчини обрадованно заулыбался. По-английски он говорил свободно, правда, с небольшим акцентом и с итальянскими интонациями.

— «Кол да Варда» ваш филиал, если не ошибаюсь? — поинтересовался я.

— Боже мой, нет, нет! — Манчини яростно затряс рыжей головой. — Даже не допускайте такой мысли! Я вовсе не хочу, чтобы за тамошние недостатки вы винили меня. Для меня моя гостиница — мой дом. Вы понимаете, у меня может жить не каждый. Мне хочется думать, что все вы здесь — мои гости. — Он махнул рукой в сторону толпы у бара и в гостиной. — Если что-нибудь окажется плохо, мы с женой относимся к этому так, как если бы нас назвали плохими хозяевами. Вот почему я не желаю, чтобы вы винили меня за то, с чем вы встретитесь в «Кол да Варда». Альдо там — полный болван. Он ленив и, что самое страшное, совершенно не на месте в баре. Ведь правда, Мимоза?

Его жена — маленькая симпатичная женщина-с милой улыбкой — кивнула из-за бокала с коктейлем.

— Я бы… как это вы говорите, давно бы вышиб его… — продолжал Манчини. — Прошу извинить меня за такое выражение. Я давно покинул Англию. Задолго до войны я владел-гостиницами в Брайтоне и в Лондоне.

— Да, да, мы все же выгоним его. — Он обратился к жене. Мы послезавтра уволим Альдо, дорогая, и поставим вместо него Альфредо. Он наведет там порядок. — Манчини положил свою руку на мою. — Пока что не вините меня, хорошо? Пока. Но уже с пятницы «Кол да Варда» перейдет в мою собственность и станет филиалом «Сплендидо». Если после этого вы побудете там еще некоторое время, то увидите разницу, хотя, как вы понимаете, это произойдет не сразу.

— Вы намерены купить «Кол да Варда»? — спросил я.

Да, в пятницу, — кивнул Манчини. — На аукционе. Договоренность у меня уже есть.

Я что-то не совсем понимаю, Манчини, — вмешался американец. — Разве на аукционах в Италии не нужно торговаться? Если подобное заведение продавалось бы с аукциона в Америке, им немедленно заинтересовались бы различные бизнесмены, торговцы недвижимым имуществом и другие, которые пожелали бы позабавиться эксплуатацией такой игрушки, или, как вы ее тут называете, слиттовии (канатная санная дорога — ит.). Мне известно, конечно, что вы владелец наиболее крупных местных отелей, но, наверное, найдутся и другие, кто пожелает приобрести «Кол да Варда».

— Да, но вы не понимаете простой вещи, — возразил Манчини прищурившись. — Мы тут не дураки, а деловые люди, и не живем между собой как кошка с собакой. Мы все делаем по порядку. Никто посторонний не захочет приобрести «Кол да Варда» — она находится слишком далеко. Я же владею здесь самой большой гостиницей и все время, расширяю свое дело. «Кол да Варда» начнет приносить доход только тогда, когда станет лыжной станцией «Сплендидо». Поэтому никто и не будет торговаться, кроме меня. К тому же, посторонний никогда не купит «Кол да Варда», зная, что в таком случае мы организуем ей бойкот.

— Ну что ж, мне хочется побывать на итальянском аукционе, — заметил я. — Где он будет проводиться?

— В гостинице «Луна». Вы действительно хотите присутствовать?

— Да, это должно быть интересно.

— В таком случае, прошу составить мне компанию, — улыбнулся Манчини. — Должен, правда, предупредить, что там будет скучно. Всего лишь одно-единственное предложение очень небольшой цены, вот и все. Если вы в самом деле хотите посмотреть наш аукцион, давайте встретимся здесь без четверти одиннадцать в пятницу. Потом мы разопьем по рюмочке не только чтобы, как говорится, обмыть мою покупку, но и потому, что, если я не угощу вас, вы сочтете свое время потраченным зря. — Манчини хохотнул. — Вот правительство мало что получит от этого.

— При чем тут правительство? — удивился американец. — Насколько я помню, слиттовию построили немцы для солдат своих альпийских частей, а затем ее захватила английская дивизия. Разве англичане продали ее потом итальянскому правительству?

— Нет, нет. Вы ошибаетесь. Незадолго до окончания войны немцы продали ее за бесценок Альберто Оппо, бывшему владельцу гостиницы «Эксельсиор», а уже потом ее реквизировали англичане, так же как его гостиницу. После ухода англичан Оппо встретился с большими трудностями, так как в свое время очень активно сотрудничал с немцами. Мы убедили его, что лучше всего продать слиттовию, организовали небольшой синдикат и купили ее. Вы- понимаете, мы тут в Кортино составляем как. бы маленькую семью, и, если что-то получается не совсем так, как нужно, мы по-своему исправляем положение. Было это около года назад, и мы, обнаружив, что дела идут неважно решили, что слиттовия нам не нужна, и задешево продали ее некоему Сордини. — Манчини многозначительно помолчал, а затем продолжал: — Сделка получилась очень странной. Сордини нам был совершенно неизвестен, и мы очень удивились, когда его вскоре арестовали, так же, как и двух его рабочих, тоже оказавшихся немцами.

— Ничего не понимаю, — удивился я, пытаясь скрыть волнение. — Разве Сордини был немцем?

— Разумеется! Сордини не настоящая его фамилия. Он приобрел слиттовию и «Кол да Варда», чтобы скрываться там от наказания за свои военные преступления. Об этом сообщалось во всех газетах и даже передавалось по вашему радио, я сам слышал. Арестовал его капитан карабинеров, с которым мы выпивали вот тут, в баре, вечером перед тем, как он поехал арестовывать Сордини. Его отвезли в Рим и посадили в тюрьму «Реджина чели». Он не покончил с собой в тюрьме. Нет, нет, он имел друзей и, наверное, надеялся бежать, подобно генералу Роатте, который при Муссолини командовал фашистскими войсками в Албании, а потом выбрался в пижаме из тюремной больницы к бежал по Тибру в маленькой подводной лодке. Однако, как только Сордини вместе с другими военными-преступниками передали англичанам, он отравился.

— А как его настоящая фамилия? — Мой голос прозвучал неестественно, так как я попытался задать этот вопрос вроде бы, между прочим.

— Гейндрих Штельбен. Если вам интересно, можете посмотреть газетные вырезки. Я их сохраняю, так как многие мои гости интересуются нашей местной «знаменитостью».

Бармен тут же достал подборку вырезок.

— Можно мне взять их с собой?

— Конечно, только потом верните, пожалуйста. Я хочу поместить их в специальную рамку.

Я поблагодарил Манчини, повторил нашу договоренность о совместном посещении аукциона и поспешно ушел к себе в номер. Я был очень взволнован. Гейндрих Штельбен! Гейндрих! Включив настольную лампу, я вынул фотографию, переданную мне Инглезом в Лондоне. «Моему любимому Гейндриху от Карлы». Конечно, имя Гейндрих было не редким, но все же такое совпадение показалось мне странным. Я взял вырезки — их было всего две, довольно коротеньких, и обе из газеты «Коррьере делла Венециа». Я перевел их полностью. Вот они:

«Коррьере делла Венециа»,

20 ноября 1946 года.

АРЕСТ НАЦИСТСКОГО ВОЕННОГО ПРЕСТУПНИКА, СКРЫВАВШЕГОСЯ ОКОЛО КОРТИНО.

Вчера капитан карабинеров Фердинандо Салвецца арестовал нацистского военного преступника Гейндриха Штельбена, скрывавшегося под именем Паоло Сордини в высокогорном отеле «Кол да Варда» около Кортино. Этот отель и канатно-санная дорога были приобретены им от коллаборациониста Альберто Оппо — бывшего владельца гостиницы «Эксельсиор» в Кортино.

Гейндрих Штельбен разыскивается по обвинению в убийстве десяти английских солдат в 1944 году в районе Ла Специи. Он был офицером ненавистного гестапо и принимал участие в отправке итальянцев на принудительные работы в Германию, а также в расстрелах многих итальянских политических заключенных, ранее принадлежавших к левым партиям. Штельбен кроме того руководил отправкой в Германию итальянского золота, самой крупной была партия золота из Коммерческого банка в Венеции. По пути в Германию половина этой партии исчезла при таинственных обстоятельствах. По словам Штельбена, его солдаты по дороге взбунтовались и похитили часть золота.

Этот арест Штельбена карабинерами уже вторичный. Впервые он был арестован на вилле у озера Комо вскоре после капитуляции немецких войск в Италии. Он был доставлен в Милан и передан англичанам для ведения следствия, но уже через несколько дней бежал. Вместе с ним исчезла очаровательная танцовщица кабаре Карла Рометта, с которой он был близок.

Можно полагать, что вторично он был обнаружен на основании некоторой информации, полученной карабинерами. Штельбен был арестован одновременно с двумя немцами, выдававшими себя за итальянских рабочих. Пока еще неизвестно, являются ли они тоже военными преступниками.

Гейндрих Штельбен и сообщники доставлены в Рим и помещены в тюрьму «Реджина чели».

«Коррьере делла Венециа»,

24 ноября 1946 года.

САМОУБИЙСТВО ВОЕННОГО ПРЕСТУПНИКА.

По сообщению английских газет, известный немецкий военный преступник Гейндрих Штельбен, содержавшийся в тюрьме в Риме, покончил с собой вскоре после того, как был передан британским военным властям. Во время одного из допросов он раскусил ампулу синильной кислоты, которую прятал на себе.

Оба немца, арестованные около Кортино одновременно с ним, содержались в той же тюрьме и, приняв участие в бунте арестантов, были убиты во время перестрелки с карабинерами.

Я очень внимательно прочитал обе вырезки и снова взглянул на фотографию. Карла! Карла! Рометта! Гейндрих Штельбен! Да, действительно, совпадение очень странное…

ГЛАВА ВТОРАЯ

На следующее утро за завтраком Джо Вессон выглядел уставшим и раздраженным. Он до утра проиграл в покер с двумя американцами и чехом.

— Хотел бы я притащить сюда Инглеза, мрачно пробормотал он, — посадить на вершину этой проклятой горы и оставить там одного. Напихать бы ему в глотку снега, чтобы ему был противен вид льда даже в стакане виски.

— Не забывайте, что он первоклассный лыжник, — смеясь, ответил я. Инглез в свое время входил в британскую олимпийскую команду. — Вероятно, снег ему по душе…

— Знаю, знаю, но вы говорите о довоенном времени, когда ому не было еще и тридцати. Теперь он постарел, и ему нужен лишь комфорт и выпивка. Вы думаете, ему понравится сидеть в такой дыре — без женщин и, вероятно, даже без ванны, без порядочного отопления, в отсутствие кого-либо, кто постоянно твердил бы, какой он умный, и как мудры его высказывания?

— Ну уж, бар-то там есть.

— Бар, презрительно фыркнул Вессон. — Про тамошнего бармена рассказывают, что три предыдущих поколения в его семье — потомственные идиоты, что он специализируется на производстве так называемой «граппы», или виноградной водки из древесного спирта, что он самый грязный, самый ленивый и самый глупый итальянец, какого только можно сыскать, а это кое о чем говорит! И вот теперь я должен буду тащить свою аппаратуру на эту гору, будь она проклята, и плясать по колено в снегу, делая снимки только для того, чтобы удовлетворить манию величия Инглеза. И вообще я не горю желанием пользоваться канатной дорогой, построенной немцами и принадлежащей типу, который совсем недавно был арестован как гитлеровский военный преступник. Уверен, что эта дорога минирована!

Должен признаться, что, когда я увидел слиттовию, она мне тоже не понравилась. Мы стояли на перевале Тре Крочи, у начала трассы канатной дороги и, задрав головы вверх, смотрели на «Кол да Варда».

— Эмилио! — крикнул наш шофер, выходя из машины. Из бетонной постройки, в которой находился барабан с тросом, появился низенький человечек в английской солдатской шипели и з огромных ботинках, несомненно, принадлежавших кому-то из немецких солдат зенитной батареи, в свое время стоявшей на перевале Тре Крочи.

Лыжный сезон в Кортино только начинался, однако, в горах снега уже выпало много, а снег, валивший всю ночь напролет, девственно-свежим покрывалом окутывал все окрест.

Мы переложили в сани свои вещи, а лыжи поставили в специальную стойку сзади. Черный футляр моей пишущей машинки и камера Джо Бессона с принадлежностями выглядели здесь совершенно не на месте. Мы сели в сани, а человечек в ботинках встал позади нас за руль. Он включил рубильник, и трос перед санями натянулся, местами приподнявшись над снегом. Что-то хрустнуло, и мы медленно заскользили по снежной тропе. Почти сразу же мы оказались на склоне, и сани так. вздыбились, что я почти лежал на спине. Ощущение было непривычным. Отель скрылся из виду. Перед нами среди темных сосен вздымалась вверх бесконечная белая трасса, ведшая, казалось, прямо в голубое небо.

Я посмотрел назад. Гостиница на перевале Тре Крочи уже казалась чем-то вроде большого черного ящика на белом покрывале горного прохода, через который, подобно грязной коричневой ленте, вилась дорога в Австрию. Хотя светило солнце, я не видел того «солнечного, снежного рая», о котором говорилось в рекламных буклетах. Вокруг был безмолвный и суровый мир снега и лесов.

Санный трос был натянут, как струна. Нас окружала тишина, нарушаемая лишь мягким шуршанием полозьев на снегу. Воздух и сосны были неподвижны. Мы поднимались под углом градусов в шестьдесят.

— А случается, что канат лопается? — по-английски спросил Вессон у проводника.

Проводник, видимо, понял. Он с улыбкой покачал головой:

— Нет, нет, сеньор, никогда. Но вот на Фунивии (над нами проходила подвесная канатная дорога в Кортино), — проводник на мгновение выпустил рулевое колесо и выразительно развел руками, — однажды лопнул.

— И что же произошло? — поинтересовался я.

— К счастью, лопнул лишь один трос, второй выдержал. Пассажиры перепугались.

— Ну, а если наш трос лопнет? — продолжал расспрашивать Джо.

— Этот не лопнет. — Проводник прищурился. — А если лопнет, ничто нас не спасет, — и, улыбаясь, он показал на страшный обрыв позади нас.

— Большое спасибо, — только и мог произнести я.

Отель «Кол да Варда» оказался довольно большим для высокогорных гостиниц, которые обслуживают преимущественно дневных гостей, поднимающихся сюда, чтобы вниз спуститься на лыжах. По-видимому, он был предназначен для тех, кто приезжал в Доломитовые Альпы действительно заниматься спортом, а не только плясать и пить до утра. Он был построен бывшим владельцем «Эксельсирра» несколько лет назад и представлял собой длинное здание на массивных сосновых сваях, загнанных глубоко в снег. Характерной особенностью отеля была застекленная терраса, напоминавшая мостик корабля и выходившая на юг в сторону перевала Тре Крочи. В солнечную погоду с террасы открывался чудесный вид. Сейчас, несмотря на раннее время, на террасе было довольно тепло, хотя мы находились на высоте почти в две с половиной тысячи метров над уровнем моря.

К террасе примыкал просторный зал с огромными окнами. В одном углу зала находился типично итальянский бар с хромированной кофеваркой и сверкавшими на полках разнообразными бутылками. На стене мерно качался маятник часов с кукушкой. Между баром и дверью, ведущей в кухню и другие подсобные помещения, стояла большая кафельная печь австрийского образца, а в самом дальнем углу — старенькое пианино.

Мы направились было к кухне, чтобы познакомиться с Альдо, но увидели его лысую голову с клочками седых волос, вдруг высунувшуюся из окошечка в кухонной двери, через которое подавались блюда. Глаза были мутными, — а на лице блуждала бессмысленная улыбка. Он напоминал огромную обезьяну, и это впечатление подтвердилось после самого короткого разговора с ним. Позднее Вессон сказал, что, если Альдо несет стаканы, а вы попросите его взять у вас тарелку, он бросит стаканы на пол, чтобы схватить тарелку.

Я попросил Альдо показать нам наши комнаты, но в ответ он что-то забормотал и принялся размахивать руками. Хотя понять его было почти невозможно, я все же разобрал, что заказа на комнаты он не получал. Увидев телефон на стойке бара, я предложил ему позвонить в гостиницу «Сплендидо». Он пожал плечами и ответил, что свободных комнат у него все равно нет.

— Что он там бормочет? — спросил Вессон, и, когда я сообщил ему, в чем дело, Джо, тряся щеками от раздражения, вскричал:

— Вздор! Переведите этому ослу — пусть войдет, и я проучу его! С удовольствием вернусь в комфортабельную гостиницу Манчини, но, будь я проклят, если снова воспользуюсь чертовой канатной дорогой! Мне достаточно и одной поездки.

Я распахнул кухонную дверь, и испуганный Альдо вышел к нам. Я сказал, что мы с приятелем сердимся. Он снова принялся что-то бормотать по-итальянски.

— Да ну его к черту! — прервал его излияния Джо. — Пойдем сами, посмотрим комнаты. Их здесь шесть, и мне говорили, что только две из них заняты.

Я кивнул, и мы стали подниматься по лестнице. Альдо плелся за нами. Поднявшись на второй этаж, мы оказались в коридоре, по обеим сторонам которого располагались шесть крохотных клетушек. Раскрыли первую дверь и увидели, что комната никем не занята. Я обернулся к Альдо. Он только развел руками. В следующей комнате постель была не убрана, и повсюду валялась одежда. Третья, по-видимому, тоже была кем-то занята Альдо пытался помешать мне открыть дверь, но Джо оттолкнул его.

Нас встретил низкорослый аккуратный человек с седеющими висками и лицом, словно вылепленным из бурой, корявой резины. Для постояльца высокогорного отеля он был-одет совершенно неподходяще — в элегантный коричневый костюм, голубую сорочку с желтым галстуком, по которому плыли яхты с красными парусами. В руке он держал расческу и почему-то стоял в оборонительной позе.

— Вы ко мне? — спросил он по-английски почти без акцента.

Я поспешил объяснить причину вторжения, но он прервал меня нетерпеливым жестом.

— Меня зовут Стефан Вальдини, — и, кивнув в сторону Альдо, добавил: — А этот тип — просто болван. Ленивой собаке не хочется работать, проще заявить; что свободных комнат нет. — У Вальдини был тихий, вкрадчивый голос. — Кретин! — Вальдини бросил это оскорбление Альдо самым обычным тоном, словно назвал его по имени. — У тебя же есть четыре свободных комнаты! Дай англичанам две в конце коридора.

Я ожидал, что Альдо рассердится, но он лишь усмехнулся и ответил;

— Да, да, сеньор Вальдини, конечно.

Так мы и оказались в двух комнатах в конце коридора. Окно Джо выходило на канатную дорогу, а мое на террасу. Слиттовию я мог видеть, только высунувшись по пояс из окна. Вид отсюда был великолепный. По склону горы спускались в долину верхушки сосен, а справа надо мной вздымались каменистые бастионы горы Кристалло, мрачные и угрюмые даже в солнечных лучах.

— Странное местечко, ничего не скажешь, — услышал я голос Джо Вессона, огромная туша которого возникла в дверях моей комнаты. — Что это за человек? Он держится так, словно все тут принадлежит ему.

— Не знаю, — ответил я, разбирая чемодан. — Наверное, постоянный клиент, хотя по виду, пожалуй, ему больше подходит какой-нибудь ночной клуб…

— Черт с ним! Пожалуй, неплохо выпить по поводу приезда. Жду вас внизу, в баре.

Пока я раскладывал свои вещи, сани привезли первую партию лыжников. Пестрая толпа заполнила террасу и беззаботно болтала на различных языках. Я с большим интересом наблюдал, как в одиночку и группами по двое— трое прибывшие надевали лыжи и скрывались из вида по слаломной трассе в сторону Тре Крочи или же с криком «Либера!» отправлялись по более отлогому склону — в Кортино. Официантка Анна, явно смешанного итало-австрийского происхождения, сновала среди столиков с подносом, предлагая гостям бутерброды. Кокетливо улыбаясь, она быстрее и лучше обслуживала тех лыжников, которых не сопровождали женщины. Все это было замечательным фоном для цветного фильма! Солнце светило вовсю, и краски были потрясающие! Все это усиливало во мне желание написать сценарий, который понравился бы Инглезу. Я подумал, что если не напишу сценарий здесь, то вообще никогда и ничего уже не напишу. С этой мыслью я направился в бар к Джо.

Внизу, у лестницы, я столкнулся с высоким, аристократического вида человеком, ожесточенно спорившим с Альдо. У него были длинные, седеющие волосы, загорелое лицо. На правой щеке явственно проступал шрам. Одет он был в лыжный костюм. Шею прикрывал желтый шарф. Я сразу же понял причину недоразумения.

Вы, наверное, зарезервировали здесь комнату? — спросил я по-английски.

— Да, но этот тупица сдал ее кому-то и не хочет признаться в этом.

— O! Мне эта ситуация знакома. Не понимаю, почему он отказывает? Есть две свободные комнаты. Одна — сразу же у лестницы. На вашем месте я бы поднялся и занял ее.

— Так я и сделаю. Спасибо. — Он улыбнулся мне, взял чемодан и стал подниматься вверх. Пожав плечами и скорчив гримасу, Альдо отправился следом за ним.

Утро мы с Джо провели на залитой солнцем террасе, попивая: коньяк и обсуждая вопрос, чего ждет от нас Инглез. Кругом слышалась разноязычная речь лыжников, поднимавшихся сюда по слиттовии и после бокала-другого спускавшихся вниз на лыжах. Джо больше не жаловался. Он вновь превратился в кинооператора, которого интересовали только точки для съемки, освещение и фон. Это был художник, охваченный вдохновением. Я же слушал Джо и обдумывал будущий сценарий.

Ее появления я не заметил, и сколько времени она тут уже была, сказать не мог. Случайно оглянувшись, я увидел ее лицо, ниспадающие на плечи длинные волосы и на какое-то мгновение растерялся. Она показалась мне знакомой; но я не сразу узнал ее. Она сняла темные очки и, лениво помахивая ими, взглянула прямо на меня.

Сходство с фотографией было поразительным, но полной уверенности, что это Карла, у меня еще не было. На старом, выцветшем снимке девушка, назвавшаяся Карлой, была короткой, гладко зачесанной назад прической. Я еще раз взглянул на женщину, сидевшую на террасе за столиком. Иссиня-черные волосы волной ниспадали на плечи. Поза, в которой она сидела, ее движения свидетельствовали о том, что она уверена в своей привлекательности, хотя молодой или слишком уж красивой назвать ее было нельзя.

— Вы так упорно смотрите на эту женщину… А ведь она пришла вместе с коротышкой Вальдини. Вам следует быть осторожнее с этой публикой: люди тут плохо воспитаны, не задумываясь, хватаются за ножи. Вальдини показался мне фруктом, с которым не следует ссориться.

Джо был Прав рядом с ней, спиной к нам, действительно сидел Вальдини.

— Не говори глупостей, Джо, — ответил я и показал ему фотографию, закрыв большим пальцем подпись. — Как По-вашему это она?

Джо склонил голову набок и прищурил маленькие, воспалённые глазки.

— Гм… Возможно, возможно… Где вы это достали?

— Да это фотография одной итальянской актрисы, с которой я встречался в Неаполе во время войны, — тут же сочинил я. — Но суть не в этом. Скажите, это она там сидит или нет?

— Не знаю, и, говоря откровенно, старина, меня это вовсе не интересует. По-моему, проще всего подойти к ней и спросить.

Инглез запретил мне предпринимать какие-либо действия, Кто я должен был убедиться. Просто невероятно, что она появилась в первый же день нашего пребывания в «Кол да Варда». Однако сходство было настолько поразительном, что я все-таки решился.

— Вы правы, — согласился я. — Подойду к ней и спрошу.

— Только не наступите на мозоль ее расфранченному сутенеру. Где-нибудь в лондонском кабаке я еще могу быть хорошим вышибалой, но тут представляю собою слишком хорошую мишень для специалистов по швырянию ножей.

Женщина видела, что я встал, и не сводила с меня глаз. Как только я приблизился к их столику, взглянул на меня и Вальдини.