Помоги проекту - поделись книгой:
Не успеваю следить за полетом его мысли.
— Пить будешь? — вдруг обратился он ко мне неожиданно демократично.
— На свои — нет! — собрав всю волю в кулак, ответил я твердо. Потом эта формула, найденная там, не раз спасала меня.
— Ну?.. А на общие? — ласково спросил он. От удивления я даже остановился. Что это с ним? Заговорила совесть?
— А… где они? — заинтересовался Никита.
— А заработать надо! — сурово произнес он. А мы-то было расслабились. Ладно, — снова смягчаясь, произнес он. — Я тут одним полкузова поддонов накидал — надо закончить.
Видимо, будем теперь жить тут, зарабатывая мелкими погрузочно-разгрузочными работами и тут же тратя, по указаниям Коли-Толи, на вино.
Платформа, идущая по инерции, остановилась рядом, привезла нам ржавый натюрморт… Бери, строй, живи!
— Тут на четвертом пути две мехсекции вина — пока хватит нам, — решил нашу судьбу Коля-Толя. — Надо выпить, перед дракой-то, — мягко добавил он.
Заманчивые перспективы!
— Какая драка-то? — поинтересовался я. Мы с Никитой тормознули, пытаясь устоять над пропастью народной жизни, в которую падали.
— Так с местными, — терпеливо, как несмышленышам, пояснил наш гид. — Ты что думаешь — они за так это отдадут? — Он обвел рукой окружающее нас богатство.
— Да. Конечно, — интеллигентно согласился Никита. Ждет нас неправый бой. Нет у нас четкого классового чутья, умения провести границу… Помню, как Никита, причесанный, а-тю-тю-женный, с чертежами в руке на защиту своей диссертации шел — как вдруг его ханыга остановил: «Пошли!» — «Да я тут, забормотал Никита, разворачивая зачем-то чертеж, показывая, — вообще-то диссертацию иду защищать…» — «Ладно. Брось. Скажи лучше — зачем ты вчера ушел? Не делай больше так!» Под этим неумолимым нажимом Никита последовал было по указанному пути — лишь Ирка, увидев все в форточку, кинулась и сумела его отбить. А так бы!.. И тут Никита боялся этого, потому и бежал. Но не скрылся.
— Вон поддоны хватай! — Коля-Толя указал нам путь в сумрак склада.
Все? Прежде чем утонуть в этой жизни навсегда, мы оглянулись на прежнюю. Виднелась река, наш катер у пирса. Единственный, кто мог изменить нашу судьбу, — это Игорек с его высокомерием: «Простите. Не имею чести. Пардон…» Но где он? Мы с Никитой переглянулись. Заслуженный ад!
— Нет… мы, пожалуй, поплывем, — пролепетал Никита, чуть качнувшись к обрыву.
— А у вас что — подшипник цел? — проницательно усмехнулся Коля-Толя.
Знал свой товар.
По зеркальной водяной глади доносилось сюда:
— Ален!.. Ты куда собралась?
— А на свидание! У меня же свидание есть!
Не с Толей ли Колей, беглым каторжником?
Вздохнув, мы двинулись к складу.
9
— Постой! — заорал вдруг Никита.
На далеком речном горизонте встал вдруг серебряный паук.
— Оно! — Никита произнес. — Судно. На воздушной подушке!
Тогда вблизи оно казалось огромным, а с высоты и издали — так… паучок-с!
— Там же… ботинки мои! — обрадовался Никита и, прыгнув, стал съезжать по наклонному скату с острыми камешками… говорю об этом ответственно, потому что сам поехал за ним. Какое счастье, что Никита вспомнил свое купание, когда нырнул в воздушную подушку, а вынырнул босой. Помнит! Значит, не пропил еще свой мозг.
Судно поднималось из воды на дрожащих призрачных лапах… потом стало оседать, выруливая к берегу. Уже можно было разглядеть пассажиров. Один из них махал нам ладошкой, лениво-грациозно… Игорек! Спаситель наш! Только он так может махать!
— Игорек! — воскликнул я радостно. Никита окаменел. Ах, да. Они же в ссоре — после того происшествия у Игорька в мастерской, куда мы прибыли к нему с, кажется, Викой? Да. И кончилось это, с явлением Ирки, не лучшим образом… Но сейчас-то, сейчас! — я ел глазами Никиту. Судно оседало, причаливало. Никита сделал было рывок, чтобы кинуться головой в воздушную подушку, но опоздал. Неужели появление друга не заменит ему ботинки? А? — я по очереди глядел то на Игоря, то на Никиту. Игорь сошел последним, не спеша… Точней — предпоследним: за ним следовала на тоненьких каблучках пышная молодая особа.
— Это ж… Вика! — радостно заорал Никита и кинулся жадно ее целовать.
Игорек насмешливо наблюдал эту сцену, поблескивая очечками. Наконец он обратился ко мне:
— Объясни мне, пожалуйста, кто этот человек, который так жадно целует мою девушку?
— Но это же… Вика! — пояснил ему счастливый Никита. — Помнишь, с которой тогда вышло… не очень хорошо? Приехала! Значит, простила? — Взяв девушку за плечи, любовался ею. — Теперь — мир?
Да. Стоило умчаться в такую даль, чтобы Никита почувствовал себя наконец свободным и, значит, счастливым. И мы — снова друзья, и нет между нами злобы.
— Это-то Виолетта, — холодно произнес Игорек. — С Викою мы давно расстались. Ты, Никитушка, как всегда, пьян.
Никита, понурясь, отступал, скукоживался, гас на глазах… и упал бы с причала в воду, если бы я его не удержал.
— А зачем ты вообще притащился сюда? — уже воинственно произнес Никита. — Я тебя не звал.
— Точно? — насмешливо спросил Игорек — А как же это… Я сижу у себя в мастерской, элеган-т-но работаю… И вдруг влетает твоя душа, вся облепленная мухами, — Игорек поморщился, — и кидается ко мне! Причем вся какая-то растерзанная, растрепанная… Вверх ногами!
— Так вот… где она! — вздохнул Никита.
— Это когда ты прыгнул в воздушную подушку! — Я кивнул в сторону судна: воздух как раз вздувался под ним. — Душа, с испугу, и покинула тебя.
— И почему-то ко мне прилетела, — добавил Игорек.
— Да потому что он любит тебя, дурака! — вскричал я.
— А… ботинки были на ней?! — страстно вскричал Никита.
— На ком? На душе? — Игорек удивленно поднял бровь. — Не помню!
Судно отходило, поднималось. Горячее пространство дрожало под ним. Никита, вдруг взревев, кинулся вниз головой с причала, туда. Сколько сил бурлило в этом, почти прозрачном объеме, где вроде бы ничего нет: Никиту трепало, надувало, переворачивало. Судно еще громче взревело, приподнялось и вышвырнуло Никиту из-под себя. Сперва мелькнули над водой его ноги, потом запрыгала его голова, судорожно распахнутый рот, вытаращенные зенки. Потом он вдруг победно выбросил вверх кулаки… на них красовались его ботинки! В лишениях они, конечно, скукожились, еле-еле налезали на кулачок, но вернулись. Значит, и жизнь возвращается! Со второй попытки Никита выбрался на помост, стоял, счастливо раскачиваясь. С кормы отходящего судна вдруг слетел бледный призрак Никиты — его душа, сияющая сотней радужных крылышек… Она приблизилась к оцепеневшему Никите и, как влитая, вошла в него… а мухи улетели.
10
Душа Никиты на месте! Мы, улыбаясь, смотрели друг на друга. И тут вдруг с обрыва скатилась огромная железная бочка и, свалив всех нас с ног, прокатилась по нам, расплющив. Вскочили, встряхнулись. Да-а-а… Лишь Виолетта сделалась еще краше! Бочка, тем временем, кувырнувшись еще пару раз, грохнулась на нос нашего катера, едва его не утопив, и прочно встала. «Как изваяние на носу галеры», — сказал классик про красивую женщину… Но здесь это сравнение не подходит. С обрыва ссыпался Коля-Толя.
— Вдруг откуда ни возьмись… — нагло произнес он, любуясь бочкой Вот — дегтя достал!
Опять, видимо, на наши деньги! Сколько же можно их трепать?
— Отличный тут деготь делают… в смысле — томят. — Коля-Толя по-хозяйски взошел на нос, поглаживал бочку. — В смысле — кладут бревна в землю, поджигают, закапывают. И вот! — Снова залюбовался. Видно, решил с нашей помощью возродить забытые купеческие традиции своей династии «Совковъ. Деготь. Дедушка и внучок». Но, надеюсь — теперь это наше все? Вложились в деготь?
— Так что… на рюмку дегтя всегда можете рассчитывать! — подмигнул он. Все молчали, еще толком не опомнясь.
— Кто это? — холодно спросил Игорек.
— Это наш друг… и партнер, — ответил я осторожно.
— Странно… — обронил Игорек. Вот кто вернет нам нашу честь, нашу этику и эстетику! — Вижу — вы, с вашей слоновьей грацией, вляпались в очередную лабуду. Голубчик, чего тебе? — с ледяной вежливостью спросил Игорек и даже элегантно запустил два пальца в нагрудный карманчик, словно собираясь дать расчет этому типу. Но все, кто знал Игорька, прекрасно понимали, что денег он не даст никогда. «Чудовищная бедность!» — любил повторять он, призакрыв глазки, нашлепнув нижнюю губу на верхнюю, скорбно покачивая головой. На самом деле — в восторге от своей жадности. Денег он не вытаскивал никогда. То есть движение это должно было поразить врага лишь своей элегантностью. Высокомерие его могло показаться шокирующим — только что сплющенный, уже надулся, как индюк… высокомерие его могло бы показаться даже излишним, если бы не большие пальцы ног, торчащие из рваных тапок. В этом весь Игорек.
— Так что, собственно, у вас за дела? — Он надменно глянул на Колю-Толю, потом, вопросительно, — на меня… Нашел толмача. Летописца!
Я как мог обстоятельно рассказал ему все: как Никита в Москве купил лосиную ногу у некоего Гурама Исаакыча, с целью ублажить Ирку после провала своей диссертации, но Ирку не ублажил, а нога кровью слепила страницы его диссертации, после чего диссертацию пришлось выкинуть в Неву, а нога осталась. И как тут вклинился Коля-Толя, и не раз уже обогатился на нашей ноге, и как развелись на ней лосиные мухи в таком количестве, что подняли и понесли наш катер, да и сама нога на мухах летала теперь, куда хотела… Умолк, чувствуя неубедительность. Потом все же добавил, что в конце концов нога, это наше всё, наше главное и единственное вложение (кроме бочки дегтя?), теперь покинула нас, обидясь на наше безобразное поведение…
— И ты думаешь — в это можно поверить? — усмехнулся Игорек.
Мы молчали.
— Спроси у него! — Я указал на Колю-Толю, человека из народа.
— Мне кажется, он… э-э-э… пьян, — надменно произнес Игорек.
— Кто пьян? Я? — обиделся Коля-Толя. — Да дай мне волю — я вообще перестану пить!
— Вон она! — заорал вдруг Никита.
По крутому берегу за протокой, сквозь чащу и бурелом, лосиная наша нога скакала за лосем, который улепетывал на всех своих четырех от такого ужаса!
11
Сперва мы успешно гнались за ней. Коля-Толя, наш лиходей, золотые руки, серебряная душа, глаз-алмаз, все мгновенно наладил, обмотал сломанный вал какой-то портянкой и винтом поднял сзади бурун. Игорек из последних сил пытался быть снисходительным, но азарт захлестывал и его.
— А скажи-ка, дружо-ок, — обращался он к Коле-Толе, — сколько, как ты думаешь, срок действия твоей… э-э-э… портянки?
— А… ее знает! — азартно отвечал Коля-Толя, глядя вперед.
— Как утверждает… э-э-э… наш пьяный друг, некоторый запас прочности имеется, — перевел Игорек речь Коли-Толи для нас, культурных людей. Все-таки мы, трое, близки. Сколько мучились, много думали: «Жили не по лжи ли?»
Лось скрылся, и теперь нога уматывала исключительно от нас: крепко мы ее запугали! Но настигали-таки… И тут! Как раз возле омута зловещей щуки послышался треск, потом грохот: срок действия нашей портянки вышел, и она разлетелась… До сих пор носим обрывки ее на груди как память о нашем героизме!
— Ну… все! — побледнел Никита.
Мы тонули. Тот «дребадан», когда мы влетели на камни Шереметевской отмели, даром не прошел… воды в каюте было до пояса. Понятно. К тому же пополнился экипаж. И бочка дегтя, образно говоря, оказалась последней каплей.
— Кто хочет — может уплыть! — произнес Никита. Но никто не покинул борт. Даже Виолетта.
— Отлично… тонем вместе! — заорал Коля-Толя.
Мы погружались. В гости к щуке… Надеюсь, она помнит нашу доброту?
Вокруг уже было абсолютно темно! Чистый деготь. Так что уже и непонятно: на воде мы или уже под водой?
— Смотри!.. — прошептал Никита.
Тихо мерцая, мимо нас с робким шорохом пролетал клин лосиных мух… вытянувшийся в форме нашего катера! Чуть замедлясь, пролетел мимо нас и стал удаляться… как красивая мечта, порвавшая с тяжелой реальностью! Мы убито молчали.
— Нехорошо, — капризно произнес Игорек, — когда форма опережает содержание!
Форма застыла (видно, обидевшись?). Потом вернулась, попятясь, — и села на катер, как чехол. С тихим чмоканьем нас вынули из воды. Мы полуплыли-полулетели. Мухи справлялись уже с трудом. Впереди, если верить карте, нас ждали Важины, Козоручей, Хевроньино, Пидьма, Плотнично, Ровский Карьер и наконец — Вознесенье.
Мы тихо двигались в абсолютной тьме. Лишь наш чехол сиял множеством крылышек.
— А чe? Гордо идем! — произнес Коля-Толя.
Поделиться книгой: