Помоги проекту - поделись книгой:
Первым выступил 3-й батальон. Командир батальона Гюнтер Эберхард Визлисени доложил, что, несмотря на то что бои вдут с переменным успехом, его роты неуклонно продвигаются вперед. 10-я рота под командованием капитана СС Хельмута Шрайдера наконец добралась до первого противотанкового рва, окопалась там и не уступила ни пяди, несмотря на ожесточенные советские контратаки.
В пробитую ею брешь ринулся мотопехотный полк «Фюрер». Слева и справа от него сражались батальоны «Мертвой головы», «Штандарта Адольф Гитлер» и 167-й пехотной дивизии.
Русские оказывали ожесточенное сопротивление. Более того, на участке наступления «Штандарта» советский гвардейский стрелковый полк вообще не сдвинулся с места. Георг Карк, командир 9-й роты 2-го мотопехотного полка «Штандарта», в конце концов нашел решение. С горсткой бойцов он подрывными зарядами подавил пять бункеров противника. Затем его рота пробилась по лабиринту траншей на высоту и разорвала вражеские позиции. Дело сделано! Однако нет, совсем нет! Потому что сразу за холмом начиналась новая советская полоса обороны.
Скрежетали «Тигры». Громыхали противотанковые ружья. Гренадеры прыгали в окопы. Стрекотали пулеметы. Снаряды разносили крытые траншеи и блиндажи. Самые первые часы сражения показали, что дивизии Хауссера тоже столкнулись с хорошо подготовленной и очень эффективной обороной.
Как уничтожить укрепления быстро и действенно?
В это время справа от танкового корпуса СС, на юго-востоке от Белгорода, оперативная группа «Кемпф» двумя корпусами форсировала Дон и создала небольшие плацдармы. В наступление перешли три пехотные и три танковые дивизии—среди последних такие отборные соединения, как 7, 19 и 6-я танковые дивизии. Они должны были обеспечить прикрытие всей операции с восточного фланга и, кроме того, продвинуться вдоль Донца через Корочу, чтобы перехватить быстро приближающиеся силы противника, не дав им возможности вмешаться в операцию по прорыву обороны.
Плацдармы были сложными, а сопротивление противника исключительно упорным. Дивизии «Кемпф» практически не продвигались. Это создавало серьезную угрозу плану Манштейна.
В этот момент в секторе танкового корпуса СС произошла решительная перемена. Здесь разыграли козырную карту, которую русские при подготовке к наступлению явно не учли. Во всяком случае, генерал-лейтенант Чистяков по прошествии первых нескольких часов сражения был уверен, что дела пойдут совсем иначе.
Через три часа после начала немецкого наступления Чистяков все еще сидел в саду своего командного пункта, завтракая под яблоней. Он любил хорошо поесть. Когда генерал Катуков прибыл в штаб с членом своего Военного совета Попелем, чтобы быть немного ближе к центру событий, Чистяков радостно пригласил их к столу.
В своих воспоминаниях Попель свидетельствует с некоторым раздражением: «На столе была холодная говядина, яичница, графин с холодной, судя по запотевшему стеклу, водкой и, наконец, тонко нарезанный белый хлеб — командарм не изменил своему обыкновению».
Однако говядина и яичница остались нетронутыми. Поскольку неожиданно вокруг стали рваться снаряды. Над яблонями расползалось пристрелочное облако шрапнели. Артиллерия! Вбежал помощник начальника штаба и доложил, — как пишет Попель, — «торопливо и неуверенно», что прорвались крупные силы противника.
Катуков и Попель рванулись к машинам, чтобы поднять тревогу на командном пункте своей 1-й танковой армии. Самое время. Немецкие танки уже можно было видеть невооруженным глазом. Они приближались широкой прерывистой линией. Левое крыло колонны давило гусеницами невысокий густой орешник. Дьявол — откуда взялись эти немцы?! Как они прорвались через километровые оборонительные полосы?
Чистяков вбежал в дом и схватился за телефон. Ему и его начальнику штаба мало что удалось выяснить, а то, что они узнали, совсем не радовало. По передовой 6-й гвардейской армии наносились сильнейшие удары с воздуха. «Штуки» и бомбардировщики немцев утюжили советские инженерные сооружения. Но, что еще хуже, новый вид небольших осколочных бомб наносил огромный урон, особенно среди орудийных расчетов.
Однако самым угрожающим было то, что самолеты поддержки наземных войск с неподвижными 20-мм пулеметом и противотанковой пушкой под фюзеляжем подавляли советские танковые контратаки и очищали путь для наступательных войск СС.
Таким образом, уже через несколько часов боя передовым частям Хауссера удалось пробить весь первый рубеж обороны советской 6-й гвардейской армии в полосе 52-й гвардейской стрелковой дивизии. Теперь они находились перед командным пунктом армии.
Раненый командир артиллерии нетвердой походкой вошел в помещение генерала Чистякова и доложил: «Мой полк сражается только час, товарищ генерал, но треть наших орудий уже выведены из строя. Немецкие самолеты сбрасывают огромное количество мелких осколочных бомб с колоссальной поражающей способностью. «Штуки» господствуют в воздухе. Они просто делают, что хотят. Мы бессильны».
«А где же наши самолеты? — взревел Чистяков. — Где три воздушные армии и дивизии бомбардировщиков дальнего действия в две с половиной тысячи машин, которые командование передвинуло на курский выступ? Почему люфтваффе не уничтожены на своих аэродромах, как это было запланировано?»
И действительно, почему? Чистяков в тот момент не знал, что произошло в небе над Курском; он не знал, что советские воздушные силы пали жертвой роковой ошибки.
Однако русские совсем немного опоздали с нанесением внезапного удара по немецким аэродромам за Курским фронтом.
3. Танковое сражение у Прохоровки
Ранним утром 5 июля 1943 года генерал-майор Зайдеман почувствовал неотвратимое приближение беды. Он как раз закончил одеваться, когда в комнату влетел дежурный офицер: «Телефонограмма из службы оповещения воздушных сил, господин генерал».
Зайдеман поднял глаза. «Крупные воздушные соединения противника движутся в направлении на Харьков».
Зайдеман взглянул на свои ручные часы, быстро произвел вычисления, потом схватил головной убор и кобуру с оружием. «Это может грозить бедой», — пробормотал он и устремился к бункеру связистов.
Было еще темно. Но через 10-15 минут начнет светать. И ровно через 10 минут машины 8-го воздушного корпуса взлетят с 16 аэродромов вокруг Харькова. Невыносимо было думать об этом.
Штабные офицеры уже работали у телефонов в бункере связистов. Когда генерал входил, в деревне Микояновка, где находился первый эшелон штаба 8-го воздушного корпуса, раздались первые залпы зенитных орудий.
Минутой позже генерал и его офицеры услышали гул пролетающей над ними бесконечной вереницы советских самолетов. Они направлялись к Харькову, к переполненным немецким аэродромам.
На этих аэродромах германские «Штуки», бомбардировщики, самолеты поддержки наземных сил и противотанковые воздушные части — примерно 800 машин — в это время выруливали на взлетные полосы, чтобы открыть наступление на Южном фронте сокрушительными ударами с воздуха и обеспечить постоянную воздушную поддержку
4-й танковой армии Гота при прорыве мощной советской обороны.
План был следующий: германские бомбардировщики и самолеты поддержки наземных сил поднимаются первыми, эскадрилья за эскадрильей, и только затем взлетают 270 истребителей для прикрытия удара воздушных сил.
Именно это стало ахиллесовой пятой 8-го воздушного корпуса утром 5 июля. Именно в эти минуты огромный флот Зайдемана оказался беззащитным—бомбардировщики на взлетных полосах и те, что уже в воздухе, остались без прикрытия истребителей. Советское Верховное Главнокомандование мастерски выбрало самый выгодный момент для нанесения уничтожающего удара по германским воздушным силам на Южном фронте «Цитадели». Умно задумано и точно рассчитано. Вот когда бесценная информация Вертера должна была принести свои лучшие плоды.
Зайдеман и его офицеры осознали весь ужас ситуации, когда тучи русских бомбардировщиков и истребителей проносились над Микояновкой. Генерал понимал так же хорошо, как и каждый из офицеров его штаба, что вмешиваться в ситуацию на аэродромах было слишком поздно. Немецкие соединения будут уничтожены либо на земле советскими бомбами, либо в воздухе советскими истребителями.
С низким гулом беда приближалась на высоте 3000 метров. В эскадрильях советских истребителей, кроме Мигов и Яков, были также американские «Аэрокобры».
Советские пилоты взлетели в темноте с полей 2 и 17-й воздушных армий в районах Курска и Обояни и даже с аэродромов в районе южнее Москвы. Они летели в полной уверенности, что их расчеты правильны. На этот раз они отомстят ненавистным германским люфтваффе за все их удары последних лет. Несколько минут, несколько точно выбранных минут обеспечат победу в небе над Курской дугой.
И эта тщательно рассчитанная победа, решили русские, лишит армии Манштейна прикрытия с воздуха; она украдет у них третье измерение, и таким образом их наступление на Южном фронте курского выступа будет обречено еще до того, как первый немецкий гренадер выпрыгнет из своего блиндажа.
Как русские смогли так точно рассчитать? Вот вопрос, мучивший Зайдемана и его офицеров. С германской стороны были предприняты все меры предосторожности и использованы все известные приемы, чтобы сохранить информацию в секрете. Естественно, невозможно было провести подготовку абсолютно скрытно от советской воздушной разведки или от советских агентов в окружении Гитлера. Аэродромы, особенно если они сосредоточены на ограниченной территории, нереально замаскировать полностью. Тем не менее Главное командование военно-воздушных сил Германии сделало все возможное, чтобы скрыть сосредоточение 1800 самолетов, примерно 19 000 тяжелых и легких зенитных орудий и 300 прожекторов непосредственно у линии фронта.
Это потребовало серьезных усилий. В конце концов нужно было выдвинуть на позиции в северный сектор, в район Орла, 1-ю авиаэскадру, а на юге, в район Харькова, 8-й воздушный корпус с 1185 самолетами и 1-й зенитный корпус, усиленный бригадой зенитной артиллерии.
Только 1200 самолетам, приданным Манштейну, потребовалось под Харьковом 16 аэродромов. А это уже опасная концентрация.
Самолеты упаковывали в ящики как можно дальше от места назначения и накрывали импровизированными противоосколочными чехлами. Бомбы и топливо складировали в траншеях. Маскировка сетями и ветками, ежедневно проверяемая с воздуха, должна была затруднить воздушную разведку.
Затруднить обнаружение — одно дело, но полностью спрятать подобное количество воздушных сил все равно было невозможно. Даже тот факт, что основная часть машин должна была прибыть на передовые аэродромы лишь в ночь перед наступлением, вряд ли мог ввести в заблуждение любую достаточно квалифицированную воздушную разведку. Кроме того, какой прок от всех этих мер, если противник узнавал о планах фронта через хорошо организованный шпионаж в Ставке фюрера?
Русские имели информацию о дате и общем плане немецкого наступления. И они прекрасно понимали, что наземные операции будут поддерживаться массированными ударами с воздуха. Знание главных направлений наступления вместе с результатами воздушной разведки дало им хорошее представление о подготовке немцев к воздушному удару.
При первых лучах солнца 5 июля, когда формирования бомбардировщиков 17-й советской воздушной армии ревели над командным пунктом генерала Зайдемана, все говорило за успешность советского плана. Однако их расчеты не оправдались. Еще раз было продемонстрировано, что самые верные военные выкладки не могут учесть всего. Над Курском на сцену вышло нордическое божество.
Радарным установкам люфтваффе, которые носили имя богини Фрейи, удалось засечь приближение соединений противника на расстоянии более ста километров и определить направление их движения и высоту.
Эти военные радары «Фрейи» сообщили о советских самолетах в самое время. Их донесения немедленно передали частям ПВО и командным пунктам соединений истребительной авиации. На аэродромах вокруг Харькова и временных воздушных базах вокруг Белгорода они произвели эффект удара молнии. И старшие, и младшие офицеры понимали, что происходит. Вопросов не возникло.
Обратиться к командованию корпуса? Исключено, установлен запрет на переговоры в эфире. Да и какой смысл? Наступил один из тех моментов, когда нужно принимать ответственность на себя, не задавая вопросов.
То, что затем произошло на всех этих аэродромах, является образцом воинской выучки. Телефонный обмен краткими репликами между командирами соединений истребительной авиации и офицерами аэродромного обслуживания.
— Атака противника?
— Отставить график. Взлет по тревоге!
А пилоты уже бежали к своим машинам. Минутой позже истребители задвигались, подпрыгивая на временных взлетных полосах. Взревели моторы. И машины — в воздухе.
Эти несколько минут определили исход сражения. Из предрассветной дымки перед эскадрильями советских бомбардировщиков, летящих на высоте 3000 метров, внезапно выросли немецкие истребители.
В лучах восходящего солнца зрелище грандиозной воздушной битвы можно было видеть с земли. Для советских истребителей высота 2 — 3 тысячи метров была особенно невыгодной. На этой высоте немецкие истребители «Мессершмит» несомненно превосходили их. В пламени, дымя и взрываясь, советские самолеты падали на землю. Лишь несколько бомбардировщиков долетели до немецких аэродромов, да и те сбросили бомбы мимо цели, нанеся не слишком заметный ущерб.
Уже в самом начале воздушного сражения русские потеряли 120 машин. К концу дня их количество составило 432, а через сутки возросло еще на 205. Таким образом, 8-й воздушный корпус Зайдемана не только успешно отразил опасную воздушную атаку противника, но и обеспечил себе превосходство в небе над южным сектором Курской дуги.
Не встречая какого-либо противодействия, его бомбардировщики и самолеты поддержки наземных сил начали свой массированный налет на советские оборонительные линии. Волна за волной они прокладывали дорогу для немецкого наступления на земле.
Среди бомбивших советские отсечные траншеи на дороге Белгород — Обоянь перед машинами танкового корпуса СС был пилот, чье имя хорошо знали по обе стороны линии фронта, — Ганс Ульрих Рудель. Он на своей «Штуке» всегда оказывался в центре событий.
Передовые роты танкового корпуса СС находились в населенном пункте перед хорошо замаскированными противотанковыми и артиллерийскими позициями 52-й советской гвардейской стрелковой дивизии. Рудель видел вкопанные Т-34, он видел 76-мм противотанковые орудия, минометные батареи и тяжелые бронированные 152-мм самоходные орудия — гигантские пушки, впервые примененные русскими под Курском. Эту преграду, этот решающий «узел обороны» нужно было уничтожить.
«Штуки» спикировали. Их бомбы рухнули на цели. Рудель, заметив приближающуюся танковую колонну противника, когда у него уже не осталось бомб, припомнил свои прежние упражнения на «Штуке» с противотанковой пушкой. И ему в голову пришла идея, впоследствии доставившая русским сильную головную боль.
В это время на высоте 760 метров зашла первая волна самолетов поддержки наземных сил. В район цели они сбросили новые бомбы SD-1 и SD-2—большие и маленькие контейнеры в форме бомб, содержащие 180 двухкилограммовых или 360 одно килограммовых бомб. Эти контейнеры раскрывались непосредственно над землей, разбрасывая осколочные мини-бомбы по позициям противника, как дождь смерти.
Эффект был чудовищный. Орудийные расчеты на советских противотанковых позициях были уничтожены почти полностью. Холмы и долины, обороняемые усиленными 151 и 155-м гвардейскими стрелковыми полками, являли собой огромное море пламени.
В 11.00 пятьдесят немецких танков прорвали боевые порядки 155-го гвардейского стрелкового полка, повернули на запад и смяли фронт 151-го гвардейского стрелкового полка. Советский узел обороны, прикрывающий шоссе Белгород — Курск, был ликвидирован. Наступление продолжалось полным ходом.
К середине дня 6 июля полк «Фюрер» овладел деревней Лучки I, и, таким образом, танковый корпус СС генерала Хауссера на тридцать километров вклинился в полосу обороны противника. Солидная брешь на участке 6-й гвардейской армии генерала Чистякова открылась, как широкие амбарные ворота. В них Хауссер теперь бросал все, что имел. Наступление развивалось так же стремительно, как в лучшие дни блицкрига.
7 июля танки и штурмовые орудия перешли дорогу Лучки II — Тетеревино. В открывшемся пространстве батальоны рассыпались на восток и на запад. Части полков «Штандарта» и «Мертвой головы», теперь нацелившиеся на излучину реки Псел и селение Грезное, атаковали последнюю советскую оборонительную полосу перед рекой.
Среди их передовых танков была 6-я рота 1-гo танкового полка СС. Ею командовал Рудольф фон Риббентроп, сын немецкого министра иностранных дел. Танк Риббентропа шел впереди роты, расчищая путь сквозь советский район в направлении на Грезное. Ударные части полка «Германия» и роты полка «Фюрер» теперь повернули на восток и атаковали Прохоровку. Артиллерия и минометы поддерживали прорыв ключевой позиции на широком перешейке между реками Псел и Донец.
Командование Воронежского фронта не ожидало такого развития событий. По-другому не скажешь — фронт 6-й гвардейской армии больше не существовал. Лишь отдельные центры сопротивления еще держались.
Командующий издал один из тех известных генералам всех армий категоричных приказов, который выявляет высшую степень обеспокоенности. Его подписали генерал Ватутин и член Военного совета фронта Никита Хрущев. Он звучал так: «Ни при каких обстоятельствах не допустить прорыва противника на Обоянь».
Приказ был доставлен и в 1-ю танковую армию генерала Катукова. Его зачел начальник штаба генерал-майор Шалин. И Катуков немедленно перебросил в район прорыва в полосе 6-й гвардейской армии два истребительно-противотанковых полка. «Через два часа от них остались только номера», — свидетельствует генерал-лейтенант Попель, член Военного совета 1-й танковой армии.
Вечером Хрущев лично прибыл в штаб 1-й танковой армии. «Ближайшие сутки, двое, трое — самые страшные, — говорил он. — Либо пан, либо... немцы в Курске. Они на карту все ставят, для них это вопрос жизни или смерти. Надо сделать так, чтобы был вопрос только смерти, чтобы они свернули себе шею, а мы вперед пошли!»
Обсуждая ситуацию, генерал-майор Шалин заметил серьезно: «Невиданная доселе концентрация фашистских танков. Тактика танковых клиньев прежняя. Но в острие клина теперь «Тигры», «Пантеры» и мощные самоходки. Пушки «тридцать четверок» не берут лобовую броню стального гитлеровского зверья». И другой момент, на который постоянно обращал внимание Шалин в письменных докладах, — немецкие люфтваффе применяют новые самолеты штурмовой авиации, оснащенные противотанковой пушкой. Они использовались как своего рода летающая противотанковая артиллерия: пикировали с неба на танки, как ястребы — на птичий двор. Танковые контратаки, таким образом, захлебывались из-за внезапного вмешательства этих машин. Больше всего пострадало советское танковое соединение Гетмана. Двенадцать из его Т-34 были выведены из строя за очень короткое время всего одним из этих летающих противотанковых самолетов.
Отчет русского артиллерийского наблюдателя звучит почти невероятно. Атакующий самолет пикирует примерно с высоты 800 метров на ничего не подозревающую танковую колонну. Приблизительно в пятнадцати метрах от последнего танка пилот выходит из пике. Выстрел пушки, вспышка, грохот, и сквозь столб дыма от пораженного Т-34 немецкий пилот взмывает вверх. Через мгновение он пикирует снова. Всегда сзади, его пушка поражает танк за танком, неизменно избирая наиболее уязвимое место — отсек двигателя, каждое попадание в который вызывает немедленный взрыв.
Генерал Шалин еще не знал имени человека, разработавшего эту тактику. Это был Ганс Ульрих Рудель. Он быстро осуществил идею, которая пришла ему в голову 5 июля при возвращении с первого задания. Он пробовал делать это раньше, в Крыму, и его старая машина, опытный образец, все еще существовала, и он затребовал доставить ему ту «Штуку» с противотанковым пулеметом.
Именно здесь, на курском выступе, родилась противотанковая эскадра Руделя — «Штуки», вооруженные 37-мм противотанковой пушкой. Вместе с новыми бронированными самолетами поддержки наземных сил Hs-129 с двумя двигателями они вмешивались в танковые сражения с поразительным успехом.
Слева от войск СС Хауссера, у 48-го танкового корпуса, наступление успешно продолжалось и 7 июля, на четвертый день великой битвы. С рассветом пехота «Великой Германии» взяла Дуброву.
Однако неудачи, преследовавшие «Пантеры» дивизии «Великая Германия» с самого первого дня наступления, еще не закончились. Бригада «Пантер» Лаухерта опять попала на минное поле и понесла очень тяжелые потери.
Спас положение 2-й батальон танкового полка «Великой Германии» под командованием капитана фон Готберга, он вывез на своих машинах пехоту батальона Ремера. Наступление продолжилось. Из оврагов на левом крыле дивизии бросился вперед батальон мотопехотного полка. Смелыми согласованными действиями главная оборонительная линия механизированного корпуса генерала Кривошеина была прорвана. Разрозненные остатки 6-й гвардейской армии, действовавшей на участке фронта Кривошеина, беспорядочно отступая, попали под огонь немецкой артиллерии и понесли чрезвычайно тяжелые потери. Бригада Кривошеина и соседний 6-й танковый корпус не смогли справиться с паникой. Они отступили к Сырцево на реке Пена — последнему опорному пункту последней советской линии обороны перед Обоянью. Остановит ли водная преграда с укреплениями по берегам продвижение немцев на западном фланге сражения? Генерал Кривошеин не питал по этому поводу больших надежд, особенно потому, что 11-я танковая дивизия уже пробилась за шоссе Белгород — Курск и теперь боролась за перелески на востоке от этой важной дороги.
В маленькой лощине непосредственно за линией фронта генерал Кривошеин принимал донесения прибывающих связных: «3-я рота батальона Кунина потеряла всех офицеров. Командование принял сержант Ногаев»; или: «Прямое попадание в штаб 30-й бригады. Большинство офицеров погибли. Командир бригады серьезно ранен».
Такие донесения были не единичны. На других участках, например в секторе 45-го механизированного батальона, ситуация была еще хуже. То и дело приходили сообщения: убиты, ранены, взяты в плен, сдали позиции.
Генерал Кривошеин попытался остановить наступление немцев стремительной мощной танковой контратакой из укрепленного района Сырцево. Это было в четверг, 8 июля, в знойный летний день. Сорок Т-34 вылетели из маленького городка. Однако они попали в поле зрения танковой группы графа Страхвитца и роты «Тигров». Завязалась жестокая дуэль. «Тигры» подбили десять Т-34.
Отступление основной части советской бригады подействовало на немцев как призывный сигнал трубы. Полки «Великой Германии» двинулись на соединение с частями 3-й танковой дивизии и к полудню взяли хорошо укрепленный городок Сырцево. Русские отступили за реку.
В это время танковый разведывательный батальон «Великой Германии» под командованием майора Ватьена прорвался дальше на север. С северо-востока на него двигались крупные группы машин советского 6-го танкового корпуса, в десять, двадцать и даже сорок стальных монстров. Поскольку разведывательный батальон не мог достаточно быстро форсировать реку по ненадежному мосту, командир вместо этого построил его полукругом, чтобы прикрыть свой правый фланг перед Верхопеньем. Там Ватьен ожидал ударов танков противника. К счастью, с ним был дивизион штурмовых орудий.
Майор Франц, очень опытный командир, выступил с дивизионом штурмовых орудий навстречу быстро наступающим советским танкам. Последовал бой, в котором его тактическое мастерство обеспечило превосходство над количеством и огневой мощью. Франц вывел свои штурмовые орудия на выгодные позиции и заманил русских в коварно расставленные ловушки.
Радистом и заряжающим в самоходке командира дивизиона был обер-ефрейтор Эберхард, совсем мальчик. Сегодня он профессор, хотя это его первый бой. Двадцать четыре часа назад он записал в своем дневнике: «Нас расположили в густом лесу. Читаю Холлина». Сейчас уже не говорили на языке поэзии. «Задраить люки!» В самоходке царил полумрак. Обер-ефрейтор поднес радиокод к самым глазам.
— Гвоздь вызывает Гвоздь-один.
— Гвоздь-один слушает.
И тогда обер-ефрейтор Эберхард продиктовал: «четыре — восемнадцать — семь — двадцать один — четыре — восемнадцать — три — девять — один...». Его левая нога находилась между двумя бронебойными снарядами, а правая — на взрывателях ударного действия. Как обычно, командир орудия загрузил семь или восемь дополнительных снарядов.
Переход на другую позицию на противоположном склоне дал им возможность на минуту высунуть головы в люк и глотнуть свежего воздуха. Глазам предстал пологий заросший травой склон, поле подсолнухов и небольшой отрезок дороги. Но тут же перед ними поднялось облако пыли. Командир крикнул: «Закрыть крышку люка! Передать по дивизиону. Приближаются передовые Т-34. Главный удар —прямо на нас, западнее шоссе».
Эберхард радировал. И майор Франц расставил свои капканы. «Гвоздь-один, приготовиться. Гвоздь-три, ответьте Гвоздю».
Быстрые приказы плели сеть, в которую должна была попасть атака русских. Для молодого обер-ефрейтора, конечно, все это выглядело скорее как оперный спектакль с опущенным занавесом. Ему нужно было переводить краткие быстрые слова и приказы майора в числа от одного до двадцати шести. И он почти вслух смеялся от той легкости, с которой ему удавалось справляться с задачей. Как вызубренные неправильные глаголы накануне экзамена, числа проносились в его голове.
Он вызывал Гвоздь-2 и Гвоздь-3. Он использовал цифры, чтобы управлять ими. Он использовал цифры, чтобы предупреждать их. Из цепочек чисел в его наушниках и коротких замечаний, которыми обменивались командир орудия, унтер-офицер наводчик и водитель, он пытался составить себе картину сражения.
Кроме Т-34 у русских было несколько американских Т-III. Вторая рота уже доложила, что подбито шесть танков. Больше всего, четыре, было на счету звена Сенкбил. Перед орудием командира никто не появлялся. Война шла где-то в километре от них. Вдруг она снова приблизилась. В виде титанов Т-34.
Группа Т-34 и один Т-III быстро двигались к склону. Водитель унтер-офицер Шеф-лер не отрывал взгляда от своего смотрового прибора. Наводчик был само хладнокровие. «Огонь!»
Танк за танком поражала 75-мм пушка штурмового орудия. Но советские командиры атаковали снова и снова. По их радиопереговорам было понятно, что они получили приказ прорвать немецкие линии любой ценой. Они наступали семь раз. Семь раз они упрямо загоняли себя в капканы майора Франца.
Через три часа тридцать пять разбитых танков тлели на поле битвы. Только пять Т-34, все серьезно поврежденные, смогли уйти с дымящейся арены, ища укрытия в небольшом лесу.
С гордостью майор доложил командиру батальона: «Подбито тридцать пять танков противника. С нашей стороны потерь нет».
Дорога к Верхопенью на реке Пена была расчищена.
Верхопенье тянулось на несколько километров по обеим сторонам реки Пена. Подступы к городку были сильно укреплены, поскольку там находился мост.
Генерал Хёрнлайн развернул свою дивизию на запад. Вечером пехотинцы под прикрытием последних «Пантер» атаковали со стороны церкви. Они захватили восточную часть города и вышли к реке.
9 июля западная часть маленького городка с мостом через Пену тоже оказалась в руках немцев. 6-й танковый полк и мотострелки 3-й танковой дивизии наступали с окраин. Главные схватки происходили между противотанковыми орудиями и танками T-IV, между «Пантерами» и Т-34.
Мост через Пену был поврежден, но 2-я рота и мостостроительная колонна 39-го инженерно-саперного батальона ночью за рекордное время произвели ремонт, а к середине утра следующего дня навели еще один 16-тонный мост. Теперь гусеничные машины могли форсировать реку.
Поделиться книгой: