В руку вонзилась игла, меня отстегнули от кровати, замотали в покрывало и понесли, наверное, к чёрному входу. Снотворное начало действовать, нивелируя внутренний огонь и душевную муку.
Глава 5
Я лежала дома, на своей кровати, свернувшись калачиком. Жить не хотелось, а смерть не приходила. Вернувшись из клиники два дня назад, я не проронила ни слова после того, как мой рассказ ушёл в пустоту. Мама появилась с большим подносом.
— Вставай. Тебе нужно поесть.
Организм не требовал еды, он требовал яда. К тому же, любое движение отзывалось острой болью внутри. Доктор сказал, что швы снимать не придётся, со временем они рассосутся, но вот только время тянулось мучительно медленно.
— Ладно, не можешь встать, повернись. Я покормлю тебя сама. ― Она опустила ложку в огромную суповую пиалу. ― Пора забыть всё это, девочка, и жить дальше. Ничего страшного не случилось.
Я подтянулась на локтях и посмотрела на мать. Мне послышалось, или она действительно это сказала?
— Ничего страшного? Пять внутренних швов ― ничего страшного?
— Не истери. Возьми себя в руки. Раны заживут.
— А душевные?
Я разрыдалась, уткнувшись в подушку.
— Ты выйдешь замуж, и всё утрясётся.
Слёзы лились горячими потоками, разъедая щёки. Но легче не становилось. Мать не торопила, давая возможность выплакаться.
— Девочка! ― она провела по моим волосам мягкой ладонью. ― Мне жаль, что всё так получилось. Но для отца очень важно породниться с Калининым. Поверь, прежде всего, он делает это для твоего блага.
Я тяжело вздохнула. Слёзы вылились все. Их больше не осталось. Я вдруг поняла, что уже никогда не заплачу. Что-то щёлкнуло, и за долю секунды я превратилась в другого человека.
— Уходи. Я не хочу тебя видеть… и слышать тоже.
Мать посмотрела на меня, встала и попятилась. Что-то её напугало.
Пролежав без сна до поздней ночи, я трезво обдумала ситуацию. Моим родителям было на меня наплевать. Свято веря, что эту неделю я провела на Лазурном побережье Франции, они даже не удосужились набрать мой номер, поговорить, узнать, как мои дела. Мой рассказ тоже не произвёл должного эффекта. Понимаю, я не выглядела настолько плачевно, как в утро после экзекуции, но сам факт изнасилования не побудил отца бросить всё, кинуться к Калининым и придушить мерзавца. Весь его вид говорил: «И что такого произошло? Подумаешь, жених переспал с невестой до свадьбы. Мы же не ханжи! А то, что ты попала в клинику… Мальчик же не знал, что ты такая нежная…» У меня просто в голове всё это не укладывалось. За два дня отец ни разу не зашёл ко мне. Я искренне надеялась, что ему было стыдно. Взвесив все «за» и «против», я решила, что покину этот дом ещё до свадьбы. Я не собиралась делать это спонтанно, поддавшись эмоциям. Нужно было тщательно подготовиться, обеспечив, в первую очередь, финансовую сторону. Вчера Алексей привёз зачётку. Сессию я закрыла отлично стараниями моей семьи, но это меня не радовало. Я знала, что придётся бросить Универ. Вопрос заключался в том, куда бежать.
Поднявшись с кровати, я решила спуститься на кухню. Горло пересохло, к тому же нужно было запить таблетку, а вода в графине закончилась. Ходить я могла, правда, сгибаясь пополам. Но ничего, с передышками как-нибудь доковыляю.
Коридор был тёмным, и только сквозь приоткрытую дверь отцовского кабинета пробивался тусклый луч. Я приблизилась и замерла, услышав голоса.
— Не переживай, успокоится. За три месяца успокоится. Никто ничего отменять не будет.
— Спасибо, дядя Олег.
Звякнуло стеклом о стекло. Круто! Мой отец пил с человеком, изнасиловавшим его дочь.
— А Янка права оказалась, парень, ты ещё тот козёл. Если бы не обстоятельства, хрен бы ты получил, а не девчонку.
Славик кашлянул.
— Не рассчитал немного.
И снова звон стекла.
— Ты пей, пей, да слушай меня внимательно. Следующий раз не рассчитаешь, я тебе член на две трети укорочу. Только ссать сможешь. И чтобы к Янке до свадьбы не лез. Баб вокруг много.
Я попятилась и тихонько доковыляла до своей комнаты. Услышанное только укрепило моё желание сбежать из этого проклятого дома. Я взяла себя в руки и уговорила немножко потерпеть. Во-первых, состояние здоровья оставляло желать лучшего. Во-вторых, предстояло незаметно снять максимальное количество наличности. По кредиткам меня найдут быстро. А, в-третьих, требовалось чётко продумать маршрут. Самолёты и поезда отпадали сразу. При покупке билета был необходим паспорт. Значит, автобусы, попутки, телеги, подводы… Моя фантазия на этом заканчивалась. Я заснула в приподнятом настроении. Умирать больше не хотелось. Хотелось жить.
Глава 6
Прошёл месяц, месяц моего личного ада. Я делала вид, что свыклась с мыслью о замужестве, благо Славик больше на глаза не попадался. Мама не могла нарадоваться, что, следуя её примеру, я зачастила по магазинам. Покупая совершенно ненужные вещи, я тайком снимала немного наличности, сворачивала в трубочку, закручивала в целлофан и зашивала в бюстгальтер. В небольшом ювелирном салоне я даже приобрела несколько простеньких колечек, две недорогие цепочки и пару серёжек. Это был мой неприкосновенный золотой запас на самый-самый крайний случай. Оставалось продумать маршрут. И тут я вспомнила о подруге.
— Привет, Янка-хулиганка! ― Машка отозвалась с первого гудка. ― И кто тут у нас на экзамен не явился?
— Болела я, Марья Андреевна, ОРЗ. Пришлось потом в индивидуальном порядке.
— Да ладно, видела я твой «индивидуальный порядок». И как только Цербера на кафедру пустили?
Я тяжело вздохнула.
— Этот везде прорвётся.
— Допустим. Так чего звонишь?
— Тошно мне, Машка, ох, тошно! Поехали в Сочи на недельку? А?
Нужно было проверить вариант побега морем. Но теперь я услышала тяжёлый вздох подруги.
— Я б с радостью, да отец к бабке отправляет, на перевоспитание. Говорит, я трачу больше, чем сама стою. Решил приобщить к труду, так сказать, дать мне почувствовать, как деньги достаются.
— Круто! А где живёт бабка?
Машка задумалась.
— А фиг её знает, не помню. Не то Сосновка, не то Кедровка. Одним словом, глушь под Смоленском. Я там лет шестнадцать не появлялась.
Я взвизгнула от радости. Глухое село… Если что ― можно будет перекантоваться. В голове созрел замечательный план. Возьму билеты на разные даты в разные стороны на поезда и самолёты, а сама в Кедровку, ну, или в Сосновку. Отсижусь чуток, а дальше автостопом до Туапсе, и в Турцию на корабле. Пересеку страну султана Сулеймана и… А куда дальше? Я решила пока не заморачиваться. Там будет видно.
— Слушай, Машка, возьми меня с собой. Я тоже перевоспитываться хочу.
Подруга хмыкнула.
— Уверена?
— Да, да, уверена. Пусть твой папа моему позвонит!
— ОК! Вместе оно веселее будет, наверное…
Распрощавшись с подругой, я кинулась собирать вещи.
― Нет, нет и сто раз нет. Спорить бесполезно. Ты просто ситуацию немного не представляешь. ― Отец ходил по холлу, дёргая узел галстука. ― У меня неприятности, дочь, большие. Я бы заплатил любые деньги, чтобы всё порешать, но в данной ситуации это не поможет. Я боюсь, что они захотят пустить кровь.
— Кто они, папа?
Отец, наконец, развязал галстук и кинул его на спинку кресла.
— Не важно. Важно то, что я должен хорошенько тебя спрятать, пока всё не утрясётся. И мать тоже.
— И поэтому ты так спешишь выдать меня замуж?
В глазах отца я впервые увидела страх.
— Если со мной что-то случится, не хочу, чтобы ты осталась без средств к существованию. Славка, хоть и мерзавец, да парень с головой. Нуждаться не будешь.
Мы опять коснулись больной темы.
— Поэтому ты летишь на острова. В сентябре вернёшься. Вот, полюбуйся.
Я взяла яркий рекламный буклет. Пальмы, океан, яркое солнце и белоснежный песок. Осколок рая, упавший на грешную землю. Это путало все мои планы.
— Но я не намерена лететь на Бора-Бора, папа, да ещё на всё лето. Что я там буду делать?
Я была готова разрыдаться, прекрасно понимая, что все пререкания с отцом бесполезны.
— Это не обсуждается. Ты проведёшь всё лето, то есть оставшиеся два с половиной месяца на Бора-Бора. И никто, слышишь, никто об этом не узнает. Ни одна твоя любопытная подружка. Для всех ты отправляешься в Европу.
— Па! Нет! Я же там с ума сойду.
Одинокая слезинка скатилась по щеке. Раньше отец дрогнул бы, но не сегодня.
— Хватит реветь. Если тебе нужна компания, возьми Славика.
Я тут же промокнула салфеткой густо накрашенные ресницы.
— Только не Славика.
Меня трясло. Я могла взбрыкнуть, но прекрасно понимала, чем это закончится. Слово поперёк ― и ты под домашним арестом, ещё одно ― и можно отправиться на чёртов остров, связанной по рукам и ногам, с кляпом во рту. Дождавшись, когда за родителем закроется дверь, я забежала в свою комнату, быстро оделась, схватила сумочку и направилась к гаражам.
Весь день я грустила, а к вечеру поняла, что всё, что ни делается, делается к лучшему. Кто знает, может, с островов сбежать будет легче, чем из Москвы. Местное население паспорт спрашивать не будет и вносить моё имя в компьютер тоже. Как-нибудь отделаюсь от Цербера… и… аля-улю! Да здравствует свобода!
Отец вернулся около одиннадцати и вызвал меня на ковёр.
— Ладно, дочь, тут Андрей Васильевич звонил… В общем, пакуй чемодан. С Машкой его в деревню поедешь, на неделю. Правильный мужик. Девок нужно приучать к труду. Если уж картошку окучивать не пожелаете, так хоть щи какие научитесь варить. А тебе, как будущей жене, это обязательно пригодится.
Я подкатила глаза, представив вытянутую физиономию повара семейства Калининых, который прибыл «аж из городу Парижу», когда я ворвусь в кухню, чтобы сварганить деревенские щи. В моей голове всё перемешалось. Ехать в деревню смысла уже не было. Но не бросать же теперь Машку. Может, больше никогда не свидимся… Я шаркнула ножкой и побежала возвращать в чемодан вещи, которые уже успела разложить по полкам.
Глава 7
Мы ехали в комфортабельном микроавтобусе с огромным сопровождением. Подруга без конца щёлкала пультами. То ей кондиционер работал слабо, то музыка играла тихо. В салоне мы были одни, если не считать десятка чемоданов. В отличие от меня, Машка была настоящей принцессой. К поездке она подошла со всей ответственностью и даже сейчас перелистывала огромный список, чтобы убедиться, ничего ли не забыла.
— А сапоги резиновые взяла?
Подруга удивлённо уставилась сначала на меня, потом на свои изящные босоножки и пару раз хлопнула ресницами.
— Это зачем?
Зачем? Вот дура!
— А как ты по огороду ходить будешь? На шпильках? А в курятнике?
— Ой, точно. Если измазаться в курячьих лепёшках, педикюр уже не отмоешь!
Я пыталась быть терпеливой.
— Маш, ты что, на Марсе живёшь? Это у коров лепёшки, а у кур ― помёт.
Я злорадно улыбнулась, вытащив из пакета резиновый сапожок изумительной красоты, который купила в дизайнерском салоне вместе с целлофановым плащом. Машка завистливо уставилась на эксклюзивную вещь.
— Ничего. Папа сказал, что спецодеждой меня баба Маня обеспечит.
Папа принцессы был ювелирным королём. А вот бабушка, в честь которой Машку и назвали, жила в селе и лишь изредка навещала столицу.
— Слушай, а классно, что Цербер с нами не увязался!
Я кивнула. Алексей куда-то улетел с отцом. Но и без него охраны нам хватало. Машина перед нами и две сзади.
— Ян! А ты в Европу потом?
— Ага.
— А мы с мамой в Индию решили. Никогда там не была.
— Здорово.
— Ян! А это правда, что ты замуж собралась за этого противного Калинина?
— И откуда ты узнала? ― я насторожилась.
— Да родители Славика вчера заезжали. Кольца эксклюзивные заказать хотели.
Я чуть не разрыдалась, а Машка подкатила глаза и продолжила:
— Ой, мне такие, как Славка, не нравятся. Я вообще брюнетов люблю с голубыми-голубыми глазами.