— Здесь просто разыгрывают пьесу, как в театре, — объяснил Безель. — Главные заправилы сойдутся на поле за городом, помашут дубинками и мечами, потопчут пыль ради приличия, а потом мы впустим антейцев в город и дадим поуправлять нами год-другой.
— А наш герцог…
— В изгнании. Может, и в тюрьме, но скорее в изгнании. Да чему удивляться? Небось в Астерилхолде какой-нибудь местный герцог женился на гилейской баронессе, и король Симеон решил, что в противовес надо бы учинить что-нибудь в Вольноградье. И нашел причину объявить Ванайям войну.
Китрин сдвинула брови — Безель явно веселился, его ничего не трогало. Наверняка он считает ее опасения наивными, а то и глупыми. Она решила не сдаваться.
— Я много читала про войны. Учитель истории рассказывает совсем не так.
— Может, настоящие войны и другие, — пожал плечами Безель. — Если Антея вдруг пойдет на Биранкур или Кешет, ни за что не поручусь. А здесь — не волнуйся, пташка. Все схлынет, как весенняя гроза.
Женский голос окликнул Безеля — внизу стояла купеческая дочка в темно-коричневом корсаже и длинных юбках из небеленого льна. Безель поднялся, его глаза заблестели.
— Работа зовет. А ты беги домой, пока старуха Кэм не разволновалась. И можешь мне поверить: магистр Иманиэль знает, что делает. Опыта у него больше, чем у любого из нас, он своего не упустит.
Китрин, не сводя глаз с Безеля, кивнула, а тот уже мчался вниз, прыгая разом через две ступеньки. Замерев перед темноволосой девушкой, он поклонился, та присела в реверансе — Китрин видела, что они не всерьез: формальности для них лишь прелюдия к другой игре. Наверняка Безель даже не задумывался, много ли знает Китрин о таких играх. Она лишь сокрушенно смотрела, как он берет девушку под локоток и ведет прочь, через бледные городские улицы и мосты. Китрин вцепилась пальцами в рукава и прокляла — в который уж раз — цвета Медеанского банка. Нет бы им выбрать что-нибудь более подходящее! Зеленый, например, ей к лицу…
Будь ее родители оба первокровные или оба цинны, ее взяла бы на воспитание чья-нибудь семья. А так — отцовские поместья в Биранкуре отошли короне и уже переданы кому-то вместе с титулом, а материнский клан в Принсип-с’Аннальдэ в учтивых выражениях отказался принять полукровку.
Скитаться бы ей по улицам и задворкам Ванайев, когда бы не банк. Ее отец, к счастью, держал часть золота у магистра Иманиэля, и Китрин как наследницу здесь приняли под опеку до совершеннолетия — тогда ей будет позволено заключать контракты от своего имени и удостоверять их оттиском надрезанного до крови большого пальца. Оставалось немного. Через два лета, после девятнадцатого в своей жизни солнцеворота, она станет владелицей состояния и, как она надеялась, навсегда съедет из тесных комнат у главной городской площади, где располагался ванайский филиал Медеанского банка.
Если, конечно, вражеская армия не разрушит город.
Бредя через рынок, Китрин вглядывалась в обыденные спокойные лица — ни страха, ни опасений. Может, Безель и прав. Он говорил так уверенно… Впрочем, он всегда уверен.
Интересно, переменится ли он к ней, когда она станет самостоятельной? Китрин задержала шаг у лотка, где женщина из первокровных торговала духами, притираниями и цветными головными покрывалами. Здесь же на грубом деревянном шесте висело зеркало для покупательниц, и Китрин, глядя в него, вздернула подбородок, как другие, — будто она и не сирота вовсе.
— Ах, бедняжка, — тут же запричитала торговка. — Долго болела, да? Тебе краску для губ?
Китрин помотала головой и отступила, но торговка вцепилась ей в рукав.
— Не убегай, я не боюсь! Знаешь, сколько ко мне после болезни-то приходят? Уберем твою бледность, не стесняйся.
— Я не болела, — выдавила Китрин.
— Как так? — переспросила торговка, уже ведя ее к табурету в дальнем углу палатки. Густой запах розового масла от глиняных плошек был почти невыносим.
— Не болела. У меня мать цинна. Поэтому… поэтому я такая.
Торговка окинула девушку жалостливым взглядом: в Китрин и вправду не было ни тонко-хрустальной циннийской красоты, ни теплого живого обаяния первокровных. Что-то среднее. Соседские дети звали ее «белый мул» — нелепая помесь, не делающая чести обеим породам.
— Ну тогда тем более, — утешительно проворковала торговка. — Сядь, сейчас что-нибудь придумаем.
В конце концов Китрин купила у нее краску для губ, лишь бы сбежать.
— Лучше б вы дали ему денег. Хоть чуть, — проворчала Кэм. — Он же герцог. Будто не знаете, где его искать, если что.
Магистр Иманиэль, оторвавшись от тарелки, поднял любезное, но непроницаемое лицо. Невысокий, с жесткой кожей и редкими волосами, он по желанию мог казаться то кротким и мягким, как котенок, то холодно-яростным, как демон. За все годы, что Китрин его знала, она так и не поняла, что из этого маска, а что подлинная натура.
— Китрин, — позвал он мягким, под стать взгляду, голосом. — Почему я не ссужаю герцога деньгами?
— Если он откажется вернуть долг, вы не сможете его принудить.
Магистр Иманиэль взглянул на Кэм и пожал плечами.
— Видишь? Девчонка соображает. Таково банковское правило — не давать денег тем, кто считает зазорным возвращать долги. И кроме того, разве у нас есть свободные средства?
Кэм помотала головой, изображая отчаяние, и потянулась через стол за солью. Магистр Иманиэль откусил еще кусок баранины.
— Почему он не идет занимать денег у баронов и герцогов?
— Не может, — ответила Китрин.
— Почему?
— Да оставьте в покое бедную девочку! — возмутилась Кэм. — Каждый раз не разговор, а экзамен!
— Все их золото — у нас, — объяснила Китрин. — Здесь, в банке.
— Да что ты говоришь? — картинно изумился магистр Иманиэль. — Неужели правда?
— К нам идут который месяц. Мы выдали векселя половине знатных семей в городе. Сначала брали от них золото, потом в ход пошли драгоценности, шелка, табак — все, с чего можно получить выгоду.
— Откуда ты взяла?
Китрин закатила глаза.
— Все об этом знают, на углах шепчутся. Знать удирает со всех ног, как крысы с тонущего корабля, и банки наживаются как могут. В Карсе, Киарии или Столлборне за наши аккредитивы дадут полцены, не больше.
— Да, цену сейчас диктует покупатель, — кивнул магистр Иманиэль с удовлетворением. — Зато товар учитывать замучишься.
После ужина Китрин поднялась к себе в комнату и открыла окна. От каналов поднимался туман, в воздухе пахло льняным маслом — по осени им покрывали деревянные стены домов, чтобы уберечь от дождей и снега. Поверх всего разносился густой запах водорослей из каналов. Китрин порой воображала, будто все здания — корабли, которые плывут по огромной реке, а где-то глубоко под землей каналы незримо для глаз соединяются в один широкий поток.
Железная калитка в конце улицы, видимо, ослабла на петлях и теперь скрипела, покачиваясь под ветром. Китрин поежилась, закрыла ставни и, переодевшись ко сну, задула свечу.
Ее разбудили крики. Потом в дверь стукнула окованная свинцом дубина.
Китрин отворила ставни и выглянула наружу. В поредевшем тумане маячили больше десятка мужчин — судя по мундирам, герцогские гвардейцы; пятеро держали в руках смоляные факелы. Столпившись у двери, они орали что-то весело и безжалостно. Один, вскинув глаза, наткнулся взглядом на Китрин и довольно осклабился. Не зная, что происходит, девушка неловко улыбнулась в ответ и отступила в глубь комнаты, чуя недоброе. Тут же послышались голоса — настороженные слова магистра Иманиэля, хохот предводителя отряда и горестный вопль Кэм.
Китрин сбежала по лестнице. Летя по темному, освещенному лишь дальним светильником коридору, она краем сознания понимала, что мчаться к дверям — безумие, нужно спешить прочь. Однако голос Кэм не давал ей покоя: нужно узнать, что стряслось.
Гвардейцы уже успели уйти. Магистр Иманиэль недвижно застыл у двери с поднятым в руке светильником, лицо его словно окаменело. Рухнувшая на колени Кэм замерла рядом, закусив кулак. А Безель, несравненный красавец Безель, лежал на каменном полу весь в крови — и кровь больше не текла. Крик, готовый вырваться наружу, замер у Китрин в горле.
— Позови ведуна, — велел магистр Иманиэль.
— Слишком поздно, — сдавленно прошептала Кэм сквозь слезы.
— Я не прошу совета. Позови ведуна. А ты, Китрин, помоги перенести тело.
Надежды не было, но обе женщины повиновались. Кэм, накинув шерстяной плащ, поспешила прочь; Китрин вцепилась в ноги Безеля, магистр Иманиэль подхватил его за плечи, и вдвоем они дотащили тело до столовой. Там Безеля уложили на широкий деревянный стол, и Китрин разглядела раны на лице и руках. Сквозь распоротый клинком рукав виднелся порез, тянущийся от запястья к локтю. Безель не дышал, кровь не сочилась — словно уснул и мирно спит.
Пришедший ведун втер какие-то порошки в пустые глаза Безеля, надавил ладонями на недвижную грудную клетку и призвал духов и ангелов. Безель испустил долгий судорожный вздох, но магия явно оказалась бессильна. Магистр Иманиэль дал ведуну три тяжелые серебряные монеты и отпустил. Кэм развела огонь в жаровне, языки огня заплясали по телу Безеля, и стало похоже, будто он дышит.
Магистр Иманиэль стоял в головах, глядя на тело. Китрин выступила вперед и тронула холодеющую руку Безеля. Рыдания подступали к горлу, но слез не было — страх, боль и неверие сплетались в душе, не находя выхода. Она подняла глаза и встретила взгляд магистра Иманиэля.
— Зачем было сопротивляться… — заговорила Кэм. — Лучше б отдали герцогу все, что требовал. Всего лишь деньги…
— Принеси его одежду, — велел магистр Иманиэль. — Чистую рубаху. И ту красную куртку, что он не любил.
Глаза его метались с места на место, как будто он читал слова, написанные в воздухе. Кэм и Китрин переглянулись — Китрин было заподозрила, что хозяин хочет обмыть и одеть тело для погребения, но тут же отбросила нелепую мысль.
— Кэм! — нетерпеливо повторил магистр Иманиэль. — Не слышишь, что ли? Ступай!
Старуха тяжело поднялась и неверными шагами двинулась по коридору. Магистр Иманиэль повернулся к воспитаннице, его щеки пылали — то ли от ярости, то ли от стыда, то ли от чего-то еще, чего Китрин не знала.
— Управлять повозкой можешь? — спросил он. — С упряжкой из двух мулов справишься?
— Не знаю. Наверное.
— Раздевайся, — велел опекун.
У Китрин дрогнули ресницы.
— Раздевайся, — повторил магистр Иманиэль. — Ночная рубашка, что там есть — снимай. Посмотрим, с чем имеем дело.
Китрин робко подняла руки к плечам и распустила шнуры — полотно соскользнуло на пол, по коже тут же пошли мурашки от холода. Магистр Иманиэль, обойдя вокруг нее, несколько раз хмыкнул, будто делал какие-то расчеты. Тело Безеля лежало недвижно. Китрин кольнуло стыдом — она никогда прежде не раздевалась перед мужчиной.
Кэм, войдя в комнату, вытаращила от удивления глаза — и тут же решительно нахмурилась.
— Нет! — заявила она.
— Давай рубаху, — велел магистр Иманиэль.
Взглянув на застывшую Кэм, он обошел вокруг стола и взял у нее рубаху и куртку Безеля; старуха не сопротивлялась. Хозяин молча накинул рубаху на Китрин, подол хоть как-то прикрыл наготу. Теплая мягкая ткань еще хранила запах прежнего владельца. Магистр Иманиэль, отступив на шаг, удовлетворенно прищурился и бросил девушке куртку, знаком приказав надеть.
— Подшить кое-где, — заметил он. — И сойдет.
— Не надо, хозяин, — взмолилась Кэм. — Она ведь почти ребенок!
Магистр Иманиэль, не обращая на нее внимания, отвел волосы от лица Китрин и пощелкал пальцами, словно что-то припоминая. Затем наклонился к каминной решетке, окунул палец в сажу и провел им по щекам и подбородку девушки — теперь она стояла с вымазанным лицом, от сажи пахло старым дымом.
— Придумаем что-нибудь получше, а пока… — пробормотал хозяин себе под нос. — Что ж… как тебя зовут?
— Китрин…
Магистр Иманиэль резко хохотнул.
— Что за имя для ладного взрослого парня? Тебя зовут Таг. Ясно? Повтори.
— Меня зовут Таг, — послушно выговорила девушка.
Хозяин презрительно скривился.
— Не пищи, как девчонка!
Китрин попыталась сделать голос пониже и погрубее.
— Меня зовут Таг.
— Неплохо. Для первого раза неплохо. Но надо поработать.
— Не заставляйте ее! — снова вмешалась Кэм.
Магистр Иманиэль улыбнулся одними губами.
— Герцог перешел черту. Банковское правило — закон. Он ничего не получит.
— Банковские правила определяете вы сами! — возразила Кэм.
— И мое слово — закон! Таг, мой мальчик, через неделю ты пойдешь в Старый квартал и отыщешь мастера Уилла. Он наймет тебя возницей в караван до Нордкоста — увезти отсюда некрашеную шерсть, пока не сгинула из-за войны.
Китрин не ответила ни да, ни нет — перед глазами плыло, происходящее казалось страшным сном.
— Когда приедешь в Карс, — продолжал магистр Иманиэль, — отгонишь фургон в главную контору банка. Я дам тебе карту и указания. И сопроводительное письмо.
— Путь-то — на много недель! — не выдержала Кэм. — А то и месяцев, если снег ляжет!
Магистр Иманиэль резко обернулся, его глаза пылали яростью.
— А что мне остается? — ледяным тоном спросил он. — Держать девчонку при себе? Здесь ей не безопаснее, чем в караване. А я не намерен безропотно ждать, пока у меня все отберут.
— Я ничего не понимаю… — Собственный голос показался Китрин далеким, будто она пытается перекричать шум прибоя.
— Люди герцога не спускают с нас глаз, — объяснил магистр Иманиэль. — Наверняка следят за всеми, кто на меня работает. И за воспитанницей банка, циннийской полукровкой Китрин, тоже. Зато возница Таг…
— Возница? — переспросила Китрин, лишь бы что-нибудь сказать.
— Фургон — всего лишь маскировка, — с отчаянием в голосе проговорила Кэм. — Безель на нем собирался вывезти деньги, сколько получится. Тайком.
— Золото банка? — переспросила Китрин. — Вы хотите, чтобы я везла его в Карс? Я?
— Не все, а сколько удастся, — уточнил хозяин. — Золото тяжелое, поэтому лучше камни и украшения, они дороже. Пряности, табачные листья, шелка весят мало, компактные, повозка выдержит. И банковские книги. Настоящие. А вот монеты и слитки… надо подумать.
Магистр Иманиэль натянуто улыбнулся. Дрогнул свет, мертвый Безель словно бы повел плечом. Сквозняк холодил обнаженные бедра Китрин, желудок свело, к горлу подступала тошнота.
— Ты все сделаешь правильно, детка, — отрезал магистр Иманиэль. — Я в тебя верю.