Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— Идея кажется мне оригинальна…

— Может быть, судите сами.

— Слушаю, но время проходит, а я…

— Я объяснюсь вкратце… — перебила Мария.

— К вашим услугам.

Дон Тадео сел, улыбаясь совсем как друг, пришедший в гости. Мария следила за всеми его движениями, не показывая вида, что приписывает им какую-либо важность.

— Дон Тадео, — сказала она, — в эти десять лет, как мы расстались, случилось много перемен…

— Да, — отвечал дворянин с жестом вежливого согласия.

— Я не буду говорить вам о себе… моя жизнь вам известна.

— Очень мало.

Донна Мария бросила на мужа косой взгляд и сказала:

— Я буду говорить вам о вас.

— Обо мне?

— Да, о вас. Патриотизм и политические идеи не до того поглощают ваши минуты, чтобы вам не оставалось времени для радостей, более задушевных, для волнений сердечных…

— Что хотите вы сказать?

— Зачем выказывать притворное неведение? — возразила Мария с коварной улыбкой. — Вы очень хорошо понимаете меня.

— Милостивая государыня!

— Не возражайте, дон Тадео! Утомившись мимолетной любовью женщин моего сорта, как вы назвали меня сейчас, вы ищете в наивном сердце молодой девушки волнений, которых не пробудили в вас другие ваши любовницы; словом, вы влюблены в прелестного ребенка, достойного во всех отношениях быть вашей избранной супругой, если бы, к несчастью, не существовала я.

Дон Тадео устремил на жену глубокий взгляд, когда она произносила эти слова. Когда же она замолчала, вздох вырвался из его груди.

— Как? Вы знаете? — воскликнул он с изумлением, искусно разыгранным. — Вы знаете?..

— Что ее зовут донной Розарио дель-Валле, — возразила Мария, довольная эффектом, который произвела на мужа, — это важная новость в Сантьяго; все об этом говорят! Как же этого не знать мне, так интересующейся вами.

Красавица замолчала и положила руку на плечо мужа:

— Мне это все равно, — продолжала она, — возвратите только мне мою дочь, дон Тадео, и ваша любовь будет для меня священна… иначе…

— Вы ошибаетесь, говорю я вам.

— Берегитесь, дон Тадео! — возразила куртизанка, бросив взор на часы. — Теперь женщина, о которой мы говорим, уже должна быть в руках моих агентов.

— Что это значит?.. — вскричал дон Тадео с волнением.

— Да, — продолжала Мария резким и отрывистым голосом, — я велела ее похитить. Через несколько минут она будет здесь. Повторяю, берегитесь, дон Тадео! Если вы мне не признаетесь, где моя дочь и откажетесь возвратить мне ее…

— Ну! — перебил Тадео, скрестив руки и гордо смотря жене в лицо. — Что же вы тогда сделаете?

— Я убью эту женщину, — отвечала Мария глухим голосом.

Дон Тадео смотрел на нее с минуту, а потом захохотал сухим и нервным смехом, который привел в ужас куртизанку.

— Вы ее убьете! — вскричал он. — Ну!.. Убейте это невинное создание!.. Зовите ваших палачей!.. Я буду нем.

Мария прыгнула как раненая львица. Бросившись к двери и растворив ее настежь, она закричала с бешенством:

— Это уже слишком! Войдите…

Два человека, которые принесли дона Тадео, вошли с кинжалами в руках.

— А! — сказал дворянин с улыбкой презрения. — Я узнаю вас наконец, донна Мария!

По знаку его жены, убийцы бросились на него.

Глава VIII

МРАЧНЫЕ СЕРДЦА

Мы видели, что народ разошелся почти тотчас после казни. Каждый уносил в глубине сердца надежду отомстить за патриотов. Между тем площадь, казавшаяся пустой, не была пуста. Несколько человек, в плотных плащах, в шляпах с широкими полями, надвинутых на глаза, стояли в углублении ворот: они с живостью разговаривали шепотом между собой, бросая вокруг тревожные взгляды.

Это были друзья казненных. Несмотря на страх, царивший в городе, они выпросили у архиепископа сантьягского, истинного священнослужителя по Евангелию, чтобы их несчастным братьям был отдан последний долг.

Они видели всю печальную драму. Они заметили, как дон Тадео поднялся из груды трупов, слышали слова, произнесенные им и уже хотели подойти к нему, когда незнакомцы, вдруг явившись, схватили его и унесли. Это похищение полумертвого человека чрезвычайно их удивило. Обменявшись несколькими словами, двое из них бросились в погоню за незнакомцами, чтобы узнать, по какой причине похитили они раненого, между тем как остальные двенадцать вышли на середину площади, где лежали трупы расстрелянных. Они наклонились над этими трупами, распростертыми у их ног, надеясь, что, может быть, еще одна какая-нибудь жертва избегнула гнусного убийства.

К несчастью, дон Тадео был один спасен каким-то чудом. Девять других жертв были мертвы. После продолжительного и подробного осмотра, друзья убитых поднялись со вздохом сожаления и горести. Один из них отделился от группы и постучался в одну из нижних дверей собора.

— Кто там? — спросил голос изнутри.

— Тот, для кого ночь не имеет мрака, — отвечал постучавший человек.

— Чего ты хочешь? — продолжал голос.

— Написано: стучись и тебе отворят! — сказал опять незнакомец.

— Отечество! — произнес голос.

— Или мщение! — отвечал незнакомец.

Дверь отворилась и появился монах. Капюшон, опущенный на лицо, не позволял различить его черты.

— Хорошо, — сказал он, — чего требуют Мрачные Сердца?

— Молитвы за умерших братьев!

— Возвращайся к тем, которые послали тебя; они будут удовлетворены.

— Благодарю за всех нас! — отвечал незнакомец и, поклонившись монаху, вернулся к своим товарищам.

Во время его отсутствия те не теряли времени; трупы были положены на носилки и спрятаны под аркадами площади. Через несколько минут яркий свет осветил площадь. Двери собора растворились. Внутренность его была великолепно освещена, и в главную дверь входил длинный ряд монахов. Каждый держал в руке зажженную свечу; они пели панихиду.

В ту же минуту, как бы по волшебству, распахнулись и ворота дворца, и эскадрон черосов, во главе которого находился генерал Бустаменте, подъехал рысью к процессии. Монахи и солдаты вдруг остановились, как бы по взаимному уговору. Двенадцать незнакомцев, завернувшись в плащи и столпившись вокруг фонтана, занимающего середину площади, с беспокойством ожидали, чем кончится эта встреча.

— Что значит эта процессия в такое время? — спросил генерал.

— Мы идем поднять тела жертв, которых вы поразили и помолиться за них, — отвечал монах, шедший впереди.

— Кто вы? — сухо возразил генерал.

— Я архиепископ сантьягский, примас Чили, облеченный папой властью связывать и разрешать на земле! — отвечал монах твердым голосом, сбрасывая капюшон с головы.

В Испанской Америке духовенство пользуется могущественной властью. Никто, какое бы высокое место не занимал он, не пытается бороться против него; он знает заранее, что будет побежден. Бустаменте нахмурился, но был вынужден отступить.

— Ваше высокопреосвященство, — сказал он поклонившись, — извините меня. В эти времена смуты и междоусобных раздоров, часто невольно путаешь друзей с врагами; я не знал, что ваше высокопреосвященство желаете помолиться за казненных и сами удостаиваете исполнить это. Я удаляюсь.

Во время этой сцены, незнакомцы укрывались за столбами фонтана. Благодаря темноте, Бустаменте их не видел. Как только солдаты исчезли, по знаку архиепископа, монахи отнесли убитых в собор.

— Берегитесь этого человека, — прошептал один из незнакомцев на ухо архиепископу, — удаляясь, он бросил на вас взгляд тигра.

— Брат, — просто отвечал священнослужитель, — я готов принять мученический венец.

Служба началась. По окончании ее патриоты удалились, с жаром поблагодарив архиепископа за его благородное поведение по отношению к их умершим братьям. Едва сделали они несколько шагов по узкой лестнице, обставленной жалкими лачугами, два человека вдруг поднялись из-за опрокинутой телеги, которая скрывала их, и подошли к ним, говоря тихим голосом:

— Отечество!

— Мщение! — отвечал один из незнакомцев. — Подойдите!

Те подошли.

— Ну? — спросил один из незнакомцев, который, казалось, был начальником. — Что вы узнали?

— Все, что только можно было узнать…

— В какое место отнесли дона Тадео?

— К Красавице.

— К его жене! К любовнице Бустаменте! — с живостью сказал начальник. — О боже, он погиб: она смертельно его ненавидит. Неужели мы позволим убить его, не постаравшись спасти?

— Это было бы низостью! — вскричали все с энергией.

— Но как попасть в дом?

— Ничего нет легче; стены сада очень низки.

— В таком случае, пойдемте скорее… нельзя терять ни минуты!..

Не говоря больше ни слова, незнакомцы побежали к дому донны Марии.

Как мы сказали, этот дом находился в предместьи Канадилла, самом красивом в Сантьяго. Окна, выходившие на улицу, были герметически закрыты и не пропускали ни малейшего луча света; не слышно было никакого шума; дом казался совершенно пустым. Незнакомцы молча обошли вокруг дома и, воткнув свои кинжалы в щели стен, с их помощью перелезли в сад. Там, осмотревшись с минуту, они пошли по направлению бледных лучей света, слабо мерцающего в одном из окон. Они были уже в нескольких шагах от этого окна, когда шум борьбы долетел до них; раздался ужасный крик, смешанный с грохотом разбиваемой мебели и с гневными проклятиями. Незнакомцы, закрыв себе лица черными бархатными масками, выбили окно, которое разлетелось вдребезги и вскочили в гостиную, как нельзя более кстати.

Дон Тадео табуретом раздробил череп одному из разбойников, который тяжело хрипел, растянувшись на полу; но зато другой опрокинул на пол изнеможенного от потери крови дворянина, уперся коленом ему в грудь и поднял кинжал, чтобы пронзить его. В эту самую минуту один из незнакомцев выстрелил в голову злодею, и он упал умирать возле своего сообщника, который испускал уже последний вздох.

Дон Тадео проворно приподнялся.

— О! — сказал он. — Я думал, что погиб! Благодарю, — прибавил он, обращаясь к людям в масках, — благодарю за вашу помощь! Еще минута, и меня не было бы на свете! Красавица действует быстро!

Между тем, донна Мария, с чертами, обезображенными бешенством, со сжатыми губами, оставалась неподвижна, пораженная внезапным появлением незнакомцев, которые в несколько секунд лишили ее возможности отомстить; тогда как на этот раз она считала свое мщение верным.

— Не печпльтесь! — сказал ей дон Тадео насмешливым тоном. — Партия отложена только на время, и ваше плодовитое воображение, без сомнения, скоро доставит вам средство отыграться!

— Надеюсь! — сказала она с сардонической улыбкой.

— Схватите эту женщину, — вскричал вождь незнакомцев, — завяжите ей рот и привяжите ее покрепче к этому дивану.

— Меня! Меня! — вскричала донна Мария в пароксизме гнева. — Знаете ли вы, кто я?

— Как нельзя лучше! — отвечал сухо незнакомец. — Для честных людей вы женщина без имени. Развратники назвали вас Красавицей и генерал Бустаменте ваш любовник. Вы видите, что мы знаем вас хорошо!

— Берегитесь, господа! Меня нельзя оскорблять безнаказанно.

— Мы вас не оскорбляем, — возразил бесстрастный незнакомец, — мы только хотим на время поставить вас в невозможность вредить; а через несколько дней, — прибавил он, — мы будем вас судить.

— Судить меня!.. Меня!.. Но кто же вы, скрывающие свои лица? Кто вы, осмеливающиеся говорить со мною таким образом?

— Кто мы? Узнайте!.. Мы Мрачные Сердца!

При этих словах судорожный трепет пробежал по телу донны Марии; она отскочила к стене в глубоком ужасе и вскричала задыхающимся голосом:

— О! Боже мой!.. Боже мой!.. Я погибла!

И упала в обморок.

По знаку вождя, один из незнакомцев крепко связал руки донны Марии, заткнул ей рот и привязал ее к дивану. Потом, взяв с собой дона Тадео, незваные гости вышли, как пришли, не заботясь о двух злодеях, лежащих на полу.

Уходя, вождь пригвоздил к столу своим кинжалом пергаментный лист, на котором были написаны слова:

«Изменник Панчо Бустаменте призывается к суду через девяносто три дня!

Мрачные Сердца!»

Глава IX

НА УЛИЦЕ

Выйдя из дома, Мрачные Сердца разошлись по разным направлениям. Как только они исчезли за углами самых близких улиц, вождь подошел к дону Тадео. Тот, едва оправившийся от стольких волнений, испытанных им в последнее время одно за одним, ослабев от потери крови и от чрезмерных усилий, к каким принудила его последняя борьба, бледный и полубесчувственный, стоял, прислонившись к стене дома, из которого только что вышел и в котором был так близок к смерти.