Том 20. Фланкер. Новая Бразилия

— С самого детства, — дерзко ответил тот.

— В таком случае, вы, должно быть, узнали очень много различных вещей?

— Бесчисленное множество, господин мой. Дон Стефано обратился к Вольной Пуле.

— Друг мой, — сказал он ему, — ослабьте немного веревку, стягивающую его, я желаю поговорить с ним; может, что и узнаем от него.

Охотник безмолвно исполнил просьбу дона Стефано. Бродяга, почувствовав облегчение, с удовольствием сделал глубокий вздох и сел.

— Слава Богу! — воскликнул он насмешливо. — Теперь хоть находишься в сносном положении, можно и поговорить.

— Не так ли?

— Точно так, господин мой, теперь я готов для вас на любые услуги.

— В таком случае я воспользуюсь вашей любезностью.

— Пользуйтесь, пользуйтесь, сударь, от разговоров с вами я могу только выиграть.

— Может быть, вы и правы. Скажите-ка мне: не считая вашего благородного любопытства, в котором вы мне так чистосердечно признались, нет ли в вас еще каких маленьких недостатков?

Бродяга сделал вид, будто добросовестно вдумывается в себя, и через две-три минуты ответил с огорчением:

— Нет, сударь, не вижу никаких.

— Уверены ли вы в этом?

— Гм! Пожалуй, и могут быть, но, однако, не думаю.

— Ага, вы, видимо, не уверены в этом!

— В самом деле, это правда! — воскликнул бродяга с фальшивой откровенностью. — Вы знаете, сударь, как несовершенна человеческая натура.

— А если бы я вам помог, — сказал дон Стефано, — может быть, что…

— Мы найдем кое-что, не так ли, сударь? — живо прервал его Доминго. — Так помогите, помогите мне, ничего лучшего я не желаю.

— Так, например… заметьте хорошенько: я полагаю, но не утверждаю…

— Я знаю, полноте, сударь, не стесняйтесь.

— Итак, может быть, в вас есть некоторая слабость к деньгам?

— В особенности к золоту.

— Это-то я и хотел сказать.

— Потому только, сударь, что золото так приятно звучит! О! И если его честно приобрести!..

— Разумеется. Вот, например, предположим, что кто-нибудь предложил бы вам тысячу пиастров за открытие тайны паланкина дона Мигеля Ортеги.

— Хорошо! — воскликнул бродяга, устремляя ясный взгляд на незнакомца, который в свою очередь внимательно следил за ним.

— И если кто-нибудь, — продолжал дон Стефано, — дал бы вам сверх того, в задаток, такое вот кольцо.

Произнося эти слова, он повертел перед глазами негодяя великолепным бриллиантом.

— Я бы согласился, клянусь Богом! — с жадностью воскликнул бродяга. — Хотя бы для открытия этого секрета мне пришлось бы навсегда лишиться места в раю, на которое я все же надеялся!

— Освободите этого человека, Вольная Пуля, — холодно произнес дон Стефано, — мы поняли друг друга.

Почувствовав себя на свободе, метис подпрыгнул от радости.

— Где перстень? — спросил он.

— Вот он, возьми его, — сказал дон Стефано, подавая ему перстень. — Договор заключен?

Доминго сложил крестом большой палец правой руки и большой палец левой и, гордо подняв голову, сказал громко и с чувством:

— Клянусь крестом Искупителя употребить все усилия для открытия тайны, которую дон Мигель так ревностно скрывает! Клянусь никогда не изменять кавалеру, с которым заключаю условие в настоящую минуту! Эту клятву произношу в присутствии трех лиц, здесь стоящих, и обязываюсь, если обману их, подвергнуться без ропота такому наказанию, даже смерти, к какому угодно будет этим господам присудить меня.

Клятва, принесенная Доминго, была самая грозная, какую только могут произносить испано-американцы; не было примера, чтобы они нарушили ее. Дон Стефано удовольствовался ею и доверился честности бродяги.

Вдруг на некотором расстоянии от них раздалось несколько выстрелов, а вслед за ними громкие крики.

Вольная Пуля вздрогнул.

— Дон Хосе, — сказал он незнакомцу, положив руку на его плечо, — Бог покровительствует нам. Возвращайтесь в лагерь. Следующей ночью я, вероятно, сообщу вам что-нибудь новое.

— Но что означают эти выстрелы?

— Не беспокойтесь, идите, предоставьте действовать мне.

— Если вы этого хотите, извольте, я уйду.

— А я? — спросил Доминго. — Послушайте, друзья, если вам предстоит подраться на ножах, то не можете ли вы и меня взять с собой?

Старый охотник внимательно посмотрел на него.

— Гм! Мысль твоя не дурна, — сказал он через минуту, — пойдем, пожалуй, с нами.

— В добрый час; вот и найден предлог для оправдания моего отсутствия.

Дон Стефано улыбнулся. Напомнив еще раз Вольной Пуле об их свидании в следующую ночь, он скрылся в кустарнике, направляясь к лагерю.

Оба охотника и метис остались одни.

Глава IV

ИНДЕЙЦЫ И ОХОТНИКИ

Мы уже сказали, что в том месте, где находились три охотника, река Колорадо широко разлилась, и ее серебристые воды извивались среди красивой, очень живописной местности. Пирога Вольной Пули пристала к небольшой долине, скрытой со всех сторон высокими деревьями, густая зелень которых окружала ее, словно зеленым занавесом; охотники, находясь в ней, избавлялись даже днем от любопытных или нескромных посетителей, но в такой поздний час, при мерцающем свете луны, проникающем к ним через свод древесных листьев, они могли считать себя в полнейшей безопасности.

Убедившись в прочности своей позиции, Вольная Пуля разработал план сражения с той ясностью, какая дается только продолжительным опытом жизни в прериях.

— Приятель, — спросил он метиса, — знаешь ли ты степь?

— Конечно, не так, как ты, старый капканщик, — скромно ответил тот, — но все же настолько, что могу оказать вам помощь в деле, затеваемом тобой.

— Люблю такой ответ, он доказывает желание быть полезным. Слушай меня внимательно; мои седины и морщины на лице говорят тебе за мою опытность: всю свою жизнь провел я в лесах; нет ни одной травинки, которую бы я не знал, ни одного шороха, которого я не мог бы объяснить, ни одного следа, которого бы я не узнал. Несколько минут назад неподалеку от нас раздались выстрелы и воинский клич индейцев; среди выстрелов я узнал выстрел из ружья моего друга. В настоящую минуту он находится в опасности, бьется с апачами, напавшими на него во время сна. По числу выстрелов я узнал, что с моим другом только два товарища; он пропал, если мы не явимся к нему на помощь, потому что противники его многочисленны. Наша попытка опасна, подумай, прежде чем ответить: все ли еще хочешь ты сопутствовать нам и рисковать своей шкурой?

— Э-э! — беспечно ответил бродяга. — Умирают только один раз; может быть, не представится больше такого прекрасного случая умереть честно. Располагай мной, старый капканщик, я ваш телом и душой.

— Хорошо, я ждал такого ответа. Однако мой долг был предупредить об угрожающей тебе опасности. Но довольно говорить, пора действовать: время не терпит, каждая потерянная минута кажется веком тому, кого мы хотим спасти. Ступайте по моему следу, держите глаза и уши настороже, будьте особенно внимательны и без моего приказа ничего не делайте. Пошли!

Приведя в порядок ружье, вслед за обоими своими товарищами, Вольная Пуля осмотрелся и, увлекаемый инстинктом охотника, пошел быстро, но неслышно в направлении разыгравшейся битвы, знаком позвав за собой своих спутников.

После двадцатиминутной очень трудной и вместе с тем очень осторожной ходьбы Вольная Пуля остановился. Слегка раздвинув ветви кустарника, они увидели следующее.

Перед ними, не далее как в десяти шагах, открылась прогалина; в центре ее были разложены три костра, вокруг которых сидели индейцы апачи и важно курили, а их лошади, привязанные к стволам деревьев, жевали молодые древесные побеги.

Верный Прицел равнодушно стоял подле вождей, опираясь на свое ружье, и разговаривал с ними. Вольная Пуля ничего не мог понять: апачи, казалось, были в самых лучших отношениях с охотником, который со своей стороны не выказывал ни жестами, ни выражением лица никакой озабоченности.

Чтобы дать понять читателю то странное положение, в котором находились все эти люди по отношению друг к другу, мы должны несколько отступить назад.

Мы уже сказали, что после внезапного нападения индейцев Верный Прицел вышел к ним, размахивая в знак мира бизоньим плащом. Индейцы остановились, чтобы выслушать объяснение охотника. Даже два вождя вышли к нему навстречу, вежливо прося его высказаться.

— Что хочет мой бледнолицый брат? — спросил с коротким поклоном один из вождей.

— Разве мой краснокожий брат не знает меня? Нужно ли говорить ему мое имя, чтобы он знал, с кем говорит? — ответил Верный Прицел сердито.

— Это лишнее. Я знаю, что брат мой великий воин. Уши мои открыты, я жду его объяснений.

Охотник презрительно пожал плечами.

— Разве апачи стали трусливыми хищными волками, которые стаями грабят в прериях? Зачем они напали на меня?

— Мой брат сам знает.

— Нет, не знаю, раз спрашиваю. Апачи-антилопы имели вождем великого воина по имени Красный Волк, этот вождь был моим другом, я заключил с ним договор. Но Красный Волк умер, без сомнения, его скальп украшает жилище команча, потому что молодые воины его племени напали на меня, нарушив мир, в котором клялись, и напали изменнически во время моего сна.

Вождь выпрямился, нахмурив брови.

— У бледнолицего, как и у всех его соплеменников, язык ехидны, — сказал он грубо, — сердце его прикрыто кожей, из груди его вылетают лживые слова. Красный Волк не умер, его скальп не украшает жилище собаки-команча, он все еще старший вождь апачей-антилоп, охотник это хорошо знает, потому что говорит теперь с ним.

— Я очень рад, что брат мой назвал себя, — ответил охотник, — я не узнал бы его по его поступкам.

— Да, один из нас изменник, — сухо возразил вождь, — и, конечно, изменник бледнолицый, а не индеец.

— Я жду, чтобы брат мой объяснился — я не понимаю его, глаза мои затуманились и ум омрачился. Я уверен, что слова вождя рассеют это затмение. Спрашивай, я буду тебе отвечать.

По знаку Красного Волка апачи разожгли костры и расположились лагерем. Несмотря на хитрость вождя, сомнение закралось в его душу, он хотел доказать белому охотнику, что действует чистосердечно и не таит против него никакого злого умысла. Апачи, видя восстановившееся согласие между их вождем и охотником, поспешили исполнить приказ своего предводителя. Всякая враждебность вмиг пропала, и прогалина приняла вид мирного лагеря охотников, принимавших у себя лучшего друга!

Верный Прицел внутренне усмехнулся успеху своей хитрости и обороту, какой он сумел дать делу; однако он не без волнения ждал объяснения с вождем и чувствовал себя в западне, из которой мог благополучно выйти только чудом. Красный Волк пригласил охотника к своему костру. Верный Прицел принял это приглашение.

— Будет ли белый охотник отвечать мне? — спросил Красный Волк.

— Жду вопросов моего брата.

— Тогда пусть он откроет уши, вождь хочет говорить.

— Слушаю.

— Красный Волк известный вождь, команчи страшатся его имени и бегут от него, будто трусливые женщины. Однажды во главе молодых воинов Красный Волк проник в деревню команчей-бизонов. Все их воины охотились в прерии. Красный Волк сжег их жилища, а женщин увел в плен. Правда ли это?

— Правда, — ответил охотник.

— Среди женщин была одна, которая привлекла к себе расположение вождя, — это была жена старшего вождя команчей-бизонов. Красный Волк привел ее в свой лагерь, обращался с ней не как с пленницей, а как с любимой сестрой. Что же сделал белый охотник?

Сказав это, вождь устремил на Верного Прицела строгий взгляд. Тот даже не моргнул.

— Я жду, чтобы брат мой обвинил меня, и тогда я мог бы узнать свою вину, — произнес он.

Красный Волк продолжал с некоторым волнением в голосе:

— Белый охотник, злоупотребив дружбой вождя, проник в его селение под предлогом посещения его красного брата. Так как он был всем знаком и всеми любим, то беспрепятственно ходил по всему селению, а когда узнал, где находится Дикая Роза, то в одну темную ночь похитил ее как негодяй и предатель.

При этом оскорблении охотник судорожно сжал дуло своего ружья, но тотчас, справившись с собой, равнодушно произнес:

— Вождь — великий воин, слова в изобилии слетают с его губ. К несчастью, он увлекается и рассказал все не так, как оно было на самом деле.

— О-о-а! — воскликнул вождь. — Разве Красный Волк клеветник? Тогда его лживый язык должно кинуть собакам!

— Я терпеливо выслушал вождя, теперь он должен выслушать меня.

— Хорошо! Говори, брат мой.

В эту минуту послышался очень слабый свист. Индейцы не обратили на него внимания, но охотник вздрогнул, глаза его сверкнули, и на губах появилась торжествующая улыбка.

— Я скажу коротко, — начал он. — Правда, я вошел в селение моего брата, но явно и честно, чтобы просить у него от имени Летучего Орла, великого вождя команчей-бизонов, его жену, которую Красный Волк похитил. Я предлагал за эту женщину богатый выкуп: четыре шкуры белых бизонов и два ожерелья из когтей серого медведя. Я действовал таким образом, чтобы избежать войны между команчами-бизонами и апачами-антилопами. Мой брат Красный Волк отверг мои дружеские предложения, вместо того чтобы принять их. Тогда я предупредил его, что Летучий Орел возьмет свою жену с согласия его или насильно, так как она была изменнически похищена во время его отсутствия. После этого я ушел. В чем может упрекнуть меня брат мой? В каком отношении я поступил против него дурно? Летучий Орел увел свою жену — и хорошо сделал, он имел на то право, Красный Волк ничего не может возразить против этого; при подобных обстоятельствах, он и сам поступил бы точно так же… Я все сказал. Пусть брат мой ответит по совести, ошибаюсь ли я.

— Хорошо, — сказал вождь. — Брат мой был здесь с Дикой Розой несколько минут тому назад. Пусть он скажет мне, где они спрятались. Красный Волк уведет ее, после этого не будет недоразумений между ним и его другом.

— Будет лучше, если вождь забудет Дикую Розу, Летучий Орел не уступит ее ему.

— У Красного Волка есть воины, которые поддержат его волю, — надменно произнес индеец. — Летучий Орел один, как может он противиться воле старшего вождя апачей.

Верный Прицел улыбнулся.

— С Летучим Орлом многочисленные друзья, — сказал он. — Теперь он находится в лагере бледнолицых. Красный Волк может отсюда увидеть их огни. Пусть брат мой прислушается, я думаю, что он услышит шаги в лесу.