Рывок. От отличного к гениальному

Падения

Я стою на краю ледяной площадки Guildford Spectrum, одного из самых больших и престижных крытых катков в Англии. По льду носятся два десятка подростков, время от времени исполняя вращения с такой скоростью, что кружится голова. На часах 7:00 утра.

Лучшая сегодня – стройная шестнадцатилетняя девушка с длинными каштановыми волосами, собранными в «хвост». Кристи только что приехала из Италии, со своих первых международных соревнований, но не собирается почивать на лаврах. Она нацелилась на вершину пьедестала зимней Олимпиады 2014 года.

Последние пару месяцев Кристи пыталась освоить тройной сальхов, необыкновенно трудный прыжок, когда фигурист отталкивается одной ногой, делает три оборота и приземляется на другую ногу с легкостью и изяществом, свойственным первоклассным спортсменам. Кристи много раз отрабатывала этот элемент у себя дома, на ковре, доводя движения до автоматизма.

Сегодня она рассчитывает впервые успешно выполнить тройной прыжок на льду. Кружа по катку, Кристи время от времени прыгает, исполняя двойной сальхов. Элемент получается у нее легко и уверенно, с плавным и изящным приземлением. Но это всего лишь разминка. Проходит несколько минут, и Стюарт, тренер девушки, надевает на нее специальный пояс, от которого отходит трос, прикрепленный к чему-то похожему на рыболовную удочку. Стюарт держится в нескольких шагах позади фигуристки, сжимая в руке «удочку».

Через несколько секунд Кристи готовится к первой попытке исполнить тройной сальхов. Во время прыжка Стюарт слегка тянет за трос, ослабляя силу тяготения и позволяя девушке зависнуть в воздухе еще на несколько драгоценных миллисекунд. Кристи выполняет три оборота вокруг собственной оси и лихо приземляется на правую ногу. Она повторяет прыжок снова и снова, а Стюарт постепенно ослабляет натяжение троса.

Затем Кристи снимает пояс. Теперь ей приходится рассчитывать только на себя.

Под взглядом Стюарта она осторожно кружит по льду. Наконец Кристи решается, с силой отталкивается и взмывает в воздух. Но ее вращение недостаточно энергичное – она успевает сделать всего два с половиной оборота, приземляется, теряет равновесие и со всего размаху шлепается на лед.

Я морщусь. Но Кристи уже на ногах. Она снова и снова повторяет прыжок, каждый раз падая на холодную твердую поверхность катка. Только на семнадцатой попытке ей удается сделать два и три четверти оборота и благополучно приземлиться – на ее лице появляется мрачная улыбка удовлетворения. Стюарт одобрительно хлопает ее по плечу. Кристи еще не сделала три полных оборота, но это всего лишь вопрос времени.

«Просто удивительно, как быстро молодые люди могут осваивать эти невероятные прыжки, если горят желанием раздвинуть границы своих возможностей», – говорит Стюарт, когда мы садимся в кресла после тренировки. Я спрашиваю Кристи, было ли ей больно падать снова и снова. «Честно говоря, да, – признается она. – Но я терпела. Оно того стоило – теперь я освоила прыжок».

Фигурное катание не только служит яркой иллюстрацией ускоренного обучения, которому способствует целенаправленная практика, но свидетельствует еще кое о чем. Вспомним, как, наблюдая за фигуристами на Олимпийских играх, мы восхищаемся их атлетизмом, ловкостью, изяществом и точностью движений. Как удивляемся их способности сохранять равновесие в процессе головокружительных вращений и бесстрашных прыжков. А теперь вспомним, сколько для этого потребовалось синяков и падений.

В 1990-х годах одно научное исследование открыло удивительные вещи о фигурном катании. Ученые обнаружили, что различия между спортивной элитой и их менее успешными товарищами не в генетике, не в особенностях личности или воспитания, а в характере тренировок. Лучшие спортсмены регулярно пытались выйти за границы своих возможностей; остальные этого не делали.

Обратите внимание, что лучшие фигуристы не просто выполняют более сложные прыжки – в конце концов, именно этого мы ожидаем от спортивной элиты. Нет, суть в том, что лучшие фигуристы пытаются исполнить все более сложные прыжки даже по отношению к своим выдающимся возможностям. Вывод выглядит нелогичным и удивительным: лучшие фигуристы гораздо чаще падают во время тренировок.

По оценке Джеффа Колвина, японская спортсменка Сидзука Аракава, одна из величайших фигуристок всех времен, падала более двадцати тысяч раз, пока преодолела путь от пятилетнего новичка до олимпийской чемпионки 2006 года. «История Аракавы – бесценная метафора, – писал Колвин. – Двадцать тысяч раз шлепнуться на лед – вот откуда берется высшее мастерство».

Волшебство мини-футбола и магия баскетбола

Я стою в спортивном зале в городе Лидсе на севере Англии. Десять юношей в центре зала играют в игру, которую я раньше не видел. Она похожа на футбол, только в концентрированной форме. Мяч меньше и тяжелее, размеры поля сокращены. Как будто вся сложная динамика футбола, накал соперничества и жесткое взаимодействие втиснуты в ограниченное пространство. Эту игру называют futebol de salão, или мини-футболом.

Долгие годы необыкновенный успех Бразилии в футболе, самом популярном спорте на нашей планете, считался загадкой. Весь мир в изумлении смотрел на филигранную технику, фантазию, смелость и высочайшее вдохновение национальной команды Бразилии, а также на череду футбольных звезд, таких как Пеле, Ривелино, Зико, Жуниньо, Роналдо и Ривалдо. Как они это делают? Откуда у них такой быстрый темп? Как им удается без видимых усилий плести такую сложную сеть передвижений и передач?

Кое-кто предполагал, что творческая фантазия – это врожденное свойство бразильских игроков, нечто вроде магии их душ. Другие склонялись к более рациональным объяснениям, упоминая бедность в фавелах (трущобах) и экономическую необходимость добиться успеха в футболе. Но все это не объясняло, почему десятки других бедных стран не добились успехов в футболе.

Саймон Клиффорд, высокий и обаятельный школьный учитель и футбольный тренер из Англии, пришел совсем к другому выводу. Летом 1997 года он взял ссуду 5 тысяч фунтов и провел школьные каникулы в путешествии по Бразилии. Эта поездка изменила его жизнь. Вооружившись рюкзаком, фотоаппаратом и блокнотом, он отправился в Бразилию, где жил в грязных общежитиях, фотографировал детей, играющих в футбол в фавелах, присутствовал на тренировках ведущих игроков. И везде, куда бы ни приезжал Клиффорд, он видел мини-футбол.

«В него играют по всей Бразилии, – говорит Клиффорд. – Так они оттачивают мастерство и приобретают скорость. Считается, что в Бразилии в футбол играют на пляжах и что футболисты расслаблены и обладают природными способностями. Я обнаружил, что они тренируются с невероятным упорством. Образ бразильца, весь день пинающего мяч на пляже, появился потому, что приезжающие в страну видят только пляжный футбол. Но если вы посмотрите на районы, где родились великие бразильские футболисты, то увидите, что там нет пляжей».

Вот что пишет Дэниел Койл, чей анализ мини-футбола в книге «Код таланта» привлек внимание многих людей к его необыкновенной эффективности:

Одна из причин [успеха мини-футбола] заключается в математике. Игроки в мини-футбол контактируют с мячом гораздо чаще, чем в обычном футболе, – в шесть раз чаще в пересчете на минуту, по данным исследования, проведенного Ливерпульским университетом. Меньший по размерам и более тяжелый мяч требует более точного обращения и вознаграждает мастерством – как указывают тренеры, невозможно разрешить трудную ситуацию, просто выбив мяч на свободный участок поля.

Очень важен быстрый пас: игра требует расчета углов и поиска свободных мест, быстрых комбинаций с другими игроками. Огромное значение имеет контроль мяча и видение поля, и поэтому, когда игроки в мини-футбол выходят на поле нормального размера, у них создается впечатление, что в их распоряжении огромное пространство… Как выразился доктор Миранда [профессор кафедры футбола в Университете Сан-Паулу], «недостаток времени и места приводит к повышению мастерства. Мини-футбол – это наша национальная лаборатория импровизации».

Почти все знаменитые бразильские футболисты начинали в мини-футболе. Вот что говорит Пеле, которого многие считают величайшим футболистом всех времен: «Мини-футбол очень помог развить контроль мяча, быстроту мышления и паса». А вот мнение Зико, великого бомбардира, который забил 52 мяча в 72 международных матчах за сборную Бразилии: «В юности я играл только в мини-футбол. Это лучшее начало для детей».

С ним согласен Роналдо, забивший больше всех мячей в истории чемпионатов мира и один из двух игроков, трижды названных ФИФА лучшим футболистом года: «Я начинал именно в мини-футболе. Это моя любовь, и от него я получаю наибольшее удовольствие». Роналдиньо, один из самых творческих футболистов своего поколения и двукратный обладатель титула лучшего игрока года, говорит: «Переходить в большой футбол из мини-футбола легко».

Вернувшись из Бразилии, Клиффорд основал несколько школ обучения футболу в бразильском стиле – в разных странах, в том числе в Лидсе. И получил выдающиеся результаты. В качестве тренера Garforth Town (команды из низшей лиги английского футбола) Клиффорд всего за три сезона два раза добивался выхода в более высокую лигу. «Garforth резко прибавит, когда команда будет полностью состоять из молодых выпускников моих футбольных школ», – говорит он.

Мини-футбол служит превосходным примером того, как правильно спланированная тренировка ускоряет обучение; при помощи должным образом организованной практики знание, лежащее в основе любого сложного навыка, может расширяться и углубляться с невероятной скоростью. Тонкость и сложность игры в сочетании с высочайшими темпами означают, что на пути к совершенству игроки совершают множество ошибок. Но это не значит, что мини-футбол неэффективен; наоборот, это доказательство его эффективности.

Таким образом, отличие бразильского футбола от остальных следует искать не в экономике или в другой масштабной теории, и уж точно не в генетике, а в тысячах площадок для мини-футбола, усеявших страну, словно золотая пыль. Отличие – в «турборежиме» обучения. То есть в эффективности целенаправленной практики[5].

Джон Амаечи – бывший центровой баскетбольных команд Cleveland Cavaliers, Orlando Magic и Utah Jazz. Это один из самых удивительных людей в современном спорте: доктор психологии, политический активист, основатель и вдохновитель одного из самых известных в Великобритании благотворительных обществ, работающих в области спорта. Кроме того, он был первым игроком НБА, открыто заявившим о своей гомосексуальности.

Недавно я посетил его квартиру на юге Лондона, чтобы узнать, как тренируются и совершенствуют свои навыки лучшие баскетболисты мира, и в его рассказе снова и снова обнаруживались принципы целенаправленной практики. Вот что он говорил:

Когда я начинал в Университете штата Пенсильвания, никто из команды не мог со мной соперничать. Поэтому тренер пригласил «свободного игрока», который участвовал в тренировках в качестве добровольца. Рост у него был 183 сантиметра.

Каждый раз, когда моя команда начинала атаку, «свободный игрок» выходил на площадку и присоединялся к обороняющимся, так что мы были вынуждены играть впятером против шестерых. Меня опекали двое. Обычно это ослабляет обороняющуюся команду, поскольку еще один игрок отвлекается от своих обязанностей для дополнительной опеки. Но при шести игроках в обороне команда соперников могла приставить двоих ко мне и по одному к моим товарищам.

Чтобы открыться для паса, игрок должен освободиться от опеки, а я – дать ему пас за те доли секунды, когда он открыт, точно рассчитав время и место. Даже лучший игрок открывается на короткий промежуток, в конкретное время и в конкретном месте. Но меня опекали два человека, что затрудняло мои действия. Это вынуждало меня быть более внимательным и изобретательным.

Я должен был найти время и свободное пространство, которых практически не существовало. Приходилось напрягать все силы, мыслить быстрее, шире, глубже, более творчески. И это, в свою очередь, расширяло границы моих возможностей.

Изучая спорт высоких достижений, можно растеряться от кажущегося бесконечным числа разнообразных методов тренировки. Но если отбросить внешние различия, то у всех успешных систем обнаружится одна общая характеристика: все они используют принципы целенаправленной практики. Китай, родина лучших в мире игроков в настольный теннис, использует тренировки с множеством мячей, в Бразилии, величайшей футбольной державе мира, распространен мини-футбол, ведущие баскетбольные команды используют «свободных игроков» – и так далее.

Иногда обучение может быть ускорено таким простым способом, как тренировки со спортсменами более высокого класса. Миа Хэмм, одна из самых известных футболисток в мире, говорила: «Всю жизнь я испытывала себя, то есть заставляла себя играть против тех, кто был старше, больше, искуснее и опытнее – другими словами, лучше меня». Сначала она играла со старшим братом, затем с лучшей университетской командой США. «Каждый день я старалась подняться до их уровня… и совершенствовалась быстрее, чем могла даже мечтать».

Но зачастую методы тренировки, которые эффективнее всего используют преимущества целенаправленной практики, оказываются очень сложными. Команда велосипедистов Великобритании, считающаяся одной из лучших, держит в строжайшей тайне методы тренировок, применяющиеся в ее цитадели мастерства в Манчестере. По вполне понятным причинам они опасаются, что если эти методы станут известны другим, то их конкурентное преимущество растает, как при окончании действия патента.

В этом контексте спорт уже не выглядит как чистое, открытое, объективное состязание между двумя людьми или командами; теперь это – по крайней мере отчасти – битва идей, соревнование между мужчинами и женщинами, которые, оставаясь за кулисами, разрабатывают системы тренировок. И если по какой-либо причине у спортсмена нет доступа к самой совершенной системе тренировок, никакой упорный труд не приведет его к успеху.

Как мы уже видели в первой главе, обстоятельства и возможности неизбежно вносят свой вклад в успех любого обладателя высших достижений.

Трансформация мозга

Таким образом, правило десяти тысяч часов само по себе не гарантирует совершенства. Требуется десять тысяч часов целенаправленной практики. А для того, чтобы практика была действительно целенаправленной, необходимы концентрация и трудолюбие, однако только их тоже недостаточно. Необходим доступ к правильной системе тренировок, что иногда означает проживание в определенном городе или наличие нужного тренера.

В самом начале моей карьеры в настольном теннисе я работал с Питером Чартерсом, лучшим тренером Великобритании. После девятнадцати лет меня тренировал Чэнь Синьхуа, который привез с собой из Китая секреты тренировок с множеством мячей. Это громадные преимущества, недоступные тысячам других юных спортсменов.

Фактически мои тренировки с самого первого дня определялись принципами целенаправленной практики. При наличии всех этих условий начинается ускоренное обучение, накапливаются знания, растет мастерство. Это путь к совершенству.

Кроме того, это путь к трансформации личности. В буквальном смысле. Один из самых удивительных выводов, которые позволяют сделать современные исследования мастерства, заключается в том, что должным образом построенные тренировки способны радикально менять как тело, так и мозг. «Когда человеческое тело подвергается исключительным нагрузкам, включаются дремавшие в ДНК гены и активируются необычные физиологические процессы, – писал Андерс Эрикссон. – Со временем в ответ на метаболические требования активности клетки тела перестраиваются, например увеличивается число капилляров, доставляющих кровь к мышцам».

У бегунов на длинные дистанции сердце больше, чем у обычных людей, но не потому, что они родились такими, а вследствие тренировок. У игроков в настольный теннис более гибкие запястья, у машинисток лучше растяжка пальцев, а артисты балета могут поворачивать ступню на больший угол.

Адаптивность человеческого тела впечатляет, но еще больше удивила исследователей пластичность мозга. Например, в эксперименте, поставленном Томасом Элбертом из Констанцского университета в Германии, обнаружилось, что у молодых музыкантов зона мозга, отвечающая за управление пальцами, увеличивалась пропорционально времени занятий.

Дальнейшие исследования выявили похожие изменения в других областях. Исследование лондонских таксистов, – которые должны сдать известный своей сложностью экзамен, чтобы получить лицензию, – выявило, что участок мозга, отвечающий за ориентацию в пространстве, у них больше, чем у людей других профессий, причем его размер прямо пропорционален опыту работы в такси.

Ключевую роль в трансформации мозга играет миелин, из которого состоит оболочка нервных волокон и который может существенно увеличить скорость прохождения сигналов в мозге. Проведенный в 2005 году эксперимент, во время которого ученые сканировали мозг концертирующих пианистов, обнаружил прямую взаимосвязь между продолжительностью репетиций и количеством миелина.

Но за изменения в мозге отвечает не только миелин. Целенаправленная практика также формирует новые связи между нейронами, увеличивает определенные зоны мозга и позволяет использовать новые области серого вещества, чтобы эффективнее справляться с задачей.

Эти данные имеют прямое отношение к взаимодействию «программы» и «аппаратной части», описанному в первой главе, но уже на следующем уровне. Мы видели, что в любой сложной задаче мастерство определяется прежде всего знанием; это знание создается богатым опытом и в зашифрованном виде хранится в мозге и в центральной нервной системе.

Теперь мы можем видеть, что сам процесс накопления знаний преобразует «аппаратную часть», которая хранит и использует эти знания. Как будто загрузка необыкновенно сложной программы чудесным образом модернизирует ваш компьютер с Pentium 1 до Pentium 4.

Поэтому стоит ли удивляться, что специалисты в своем деле кажутся нам суперменами, настолько они превосходят обычных людей. У них в буквальном смысле другие бортовые компьютеры, специально настроенные на ту или иную область деятельности.

Вспомним еще раз Рюдигера Гамма, математического «вундеркинда». При нейровизуализации работы его мозга обнаружилось, что в процессе вычислений он использует не только обычные для подобных задач сети нейронов, но и участки мозга, отвечающие за эпизодическую память (необыкновенно мощная память, в которой хранится, например, автобиографическая информация).

Нет нужды говорить, что эта система присутствует и в вашем мозге и что вы тоже можете задействовать ее при выполнении вычислений с большими числами. Но тут есть одна загвоздка: приобрести этот свободный участок нейронов позволяет только банковский депозит из многих тысяч часов целенаправленной практики.

Такова, если хотите, цена совершенства.

Подумайте о том, как складывается жизнь большинства из нас. Моя мать много лет работала секретарем, но, прежде чем устроиться на работу, она записалась на курсы и научилась печатать на машинке. После нескольких месяцев упражнений она достигла скорости 70 слов в минуту, но на этом остановилась, сохранив эту скорость до конца карьеры. Причина проста: этого уровня оказалось достаточно, чтобы получить работу, после чего совершенствовать свой навык не имело смысла. Печатая, она думала о другом.

Именно так поступает большинство из нас. Обучаясь новому делу, например вождению автомобиля, мы сосредоточиваемся, чтобы овладеть этим навыком. Поначалу получается медленно и неловко, и мы сознательно контролируем свои движения, но с накоплением опыта навык перемещается в имплицитную память, и мы все меньше задумываемся над своими действиями. Когда мы управляем автомобилем, наши мысли заняты другим. Психологи называют это «автоматизмом».

Так очень многие занимаются спортом. Мы выходим на тренировочное поле, берем корзинку мячей для гольфа, выполняем несколько ударов, а затем направляемся к площадке для первого удара, полагая, что кое-что сделали для уменьшения своего гандикапа. Это легко, весело, приятно – и почти полностью бесполезно. По мнению известного специалиста Билла Кроэна, «многие игроки путают удары по мячу с тренировкой. Если вы понаблюдаете за гольфистами на тренировочном поле, то заметите, что многие выполняют удары одной клюшкой (обычно драйвером), не следя за хватом, стойкой и положением тела».

У лучших игроков совсем другой подход; они во время каждой тренировки активно стараются расширить границы своих возможностей. Например, Тайгер Вудс высыпает свои мячи в песчаную ловушку, чтобы усложнить себе задачу, а затем начинает отрабатывать удары. Игрок в настольный теннис Марти Рейсман часами посылал мячи в одинокую сигарету, стоящую вертикально по другую сторону сетки, чтобы повысить точность ударов и отточить моторные навыки.

Целенаправленная практика может быть трудной, но она удивительно эффективна. Легендарный гольфист Сэм Снид говорил: «Только человеческая природа заставляет упражняться в том, что у вас и так хорошо получается, поскольку есть огромное количество более легких и приятных занятий. К сожалению, это не слишком помогает уменьшить ваш гандикап… Я знаю, что гораздо веселее стоять у подставки для первого удара и махать драйвером, чем отрабатывать короткие удары с высокой или низкой траекторией или выбивать мяч из песчаной ловушки, когда песок летит в лицо, но все возвращается к вопросу, какую цену вы согласны платить за успех».

Вспомним еще раз о скорости печати моей матери, остававшейся на уровне 70 слов в минуту на протяжении тридцати лет. А теперь рассмотрим эксперимент, когда группа машинисток проходила многочасовую целенаправленную практику.

Через какое-то время у них произошла удивительная и неожиданная адаптация – пальцы стали более гибкими, появились новые движения, и участницы эксперимента научились дальше заглядывать в текст. В конечном счете некоторые достигли скорости 140 слов в минуту – выдающийся результат, которого почти никто от себя не ожидал перед началом занятий.

У целенаправленной практики есть одно свойство: она приводит к изменениям. Это справедливо для настольного и большого тенниса, футбола, баскетбола, машинописи, медицины, математики, музыки, журналистики, ораторского искусства и так далее.

Структура инновации

Часто приходится слышать, что развитие человека в конце концов остановится; то есть рано или поздно мы стукнемся нашей коллективной головой о потолок возможностей. Основные законы математики – не говоря уже о физике и анатомии – говорят о том, что мы не можем постоянно увеличивать скорость бега: если рекорд на дистанции 100 метров будет ежегодно уменьшаться на одну десятую секунды, то в конечном счете спринтер пересечет финишную черту еще до того, как прозвучит выстрел из стартового пистолета.

Это справедливо для очень простых задач, но не для сложных действий. Если рассматривать сложные задачи, то может пройти еще несколько столетий или даже тысячелетий, прежде чем люди достигнут какого-то предела. И дело не только в том, что принципы целенаправленной практики постоянно усложняются и совершенствуются, но и в так называемой смене парадигмы – совершенно непредвиденных инновациях – в технике и ее применении.

Возьмем, к примеру, музыку. В былые времена считалось, что мировой рекорд по продолжительности звучания ноты духового инструмента практически достигнут – это время приближалось к 60 секундам. Затем саксофонист по имени Кенни Джи изобрел новаторский метод кругового дыхания, когда музыкант вдыхает через нос, продолжая выдыхать через рот, что позволило ему увеличить длительность звучания ноты до 45 минут.

Такого рода творческие инновации встречаются и в спорте. Дик Фосбери побил мировой рекорд в прыжках в высоту с помощью новой техники, отталкиваясь ближней к планке ногой и преодолевая планку спиной вниз. Ян-Уве Вальднер изменил подачу в настольном теннисе, держа ракетку между большим и указательным пальцами, что значительно увеличило гибкость и усилило подкрутку. Перри О’Брайен 17 раз устанавливал новый мировой рекорд в толкании ядра, поворачивая тело на 180 градусов, а не раскачиваясь взад-вперед перед толчком, как это делали раньше.

Вопрос в следующем: откуда берется смена парадигмы? Как появляются эти творческие скачки, которые позволяют обходить кажущиеся незыблемыми ограничения? Соблазнительно предположить, ссылаясь на недостоверную историю об Исааке Ньютоне, который якобы изобрел теорию тяготения после того, как ему на голову упало яблоко, – что они появляются из ниоткуда, случайные, капризные и полностью непредсказуемые. Моменты озарения кажутся необыкновенно загадочными.

Но тщательные исследования показали, что творческие инновации подчиняются определенной закономерности: подобно самому мастерству, они вырастают из трудностей целенаправленной практики. Это следствие того, что мастера своего дела так долго погружены в избранную сферу деятельности, что в них зарождается творческая энергия. Другими словами, моменты озарения можно сравнить скорее не с громом среди ясного неба, а с приливными волнами, возникающими после глубокого погружения в область мастерства.

Возьмем, например, художника Пабло Пикассо, которого часто приводят в доказательство теории неожиданных творческих озарений. Чем же еще объяснить, что никому не известный уроженец испанской провинции Андалусия стал автором самых новаторских и влиятельных художественных работ XX века? Кто бы сомневался, что это озарение свыше или по меньшей мере особые гены?

Роберт Вайсберг, психолог из Темпльского университета, провел обширные исследования творчества Пикассо и пришел к другому выводу. Вайсберг обнаружил, что юный Пикассо в начале своей карьеры с особой тщательностью рисовал глаза и тело человека в разных позах: он посвятил овладению этим навыком не просто несколько дней или несколько недель, а все свободное время.

Но на ранних этапах карьеры художника творческий гений Пикассо еще не очевиден. Его первые работы ничем не выделяются среди работ сверстников. Но эти «неудачи» нисколько не противоречат его проявившейся позже гениальности; они ее неотъемлемая часть. Только пробуя – и часто ошибаясь, – Пикассо смог накопить знания, необходимые для творческого прорыва. (Точно такая же история открывается, если мы внимательно посмотрим на Моцарта, ранние произведения которого были имитацией, а шедевры появились только после восемнадцати лет практики.)

Накопительная природа творческих способностей Пикассо наиболее ярко видна при изучении «Герники», картины, созданной под впечатлением бомбардировки баскского города Герника во время гражданской войны в Испании в 1937 году. Это произведение считается одним из самых новаторских в истории живописи. Мы знаем, как создавалась эта работа, поскольку сохранились все сорок пять предварительных набросков, датированные и пронумерованные.

И знаете что? «Герника» нисколько не похожа на внезапное озарение. Наоборот, наброски демонстрируют, как Пикассо использовал накопленные за тридцать лет знания, чтобы создавать многочисленные слои: первый набросок, отображающий общую структуру, основан на более ранней работе художника, в некоторых явно чувствуется влияние Гойи, и так далее. Каждый слой этого шедевра опирается на опыт. То, что выглядит чистым, абсолютным и загадочным творческим озарением, на самом деле является следствием упорного труда на протяжении всей жизни.

Правило десяти лет для творчества было подтверждено в разных сферах человеческой деятельности. В исследовании биографий 66 поэтов, проведенном Н. Уишбоу из Университета Карнеги – Меллон, выяснилось, что более 80 % из них потребовалось десять и больше лет непрерывной подготовки, прежде чем они достигли вершины своего творчества. По результатам масштабного исследования знаменитых ученых, Энн Ро, психолог из Аризонского университета, сделала вывод, что творчество – это «функция упорного труда».

Даже The Beatles потребовалось десять лет интенсивных репетиций, прежде чем начался их так называемый средний период. Именно тогда они записали Rubber Soul, Revolver и Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band, по праву считающиеся одними из самых новаторских альбомов популярной музыки ХХ века. Как сказал Микеланджело, которого часто приводят как пример, подтверждающий теорию творческого озарения: «Если бы люди знали, каких трудов стоило мне мое мастерство, оно совсем не показалось бы им чудом».

Когда творчество проявляется не в художественных образах, а в технических новшествах, создается незаметное, но необыкновенно мощное взаимодействие: целенаправленная практика изменяет не только людей, но и средства изменения людей. На первом этапе лучшие в своем деле занимаются целенаправленной практикой и как следствие развивают новые методы. На втором этапе другие люди используют эти инновации, чтобы повысить эффективность практики, что на третьем этапе ведет к новым инновациям – и так далее.

Это объясняет одно из ключевых положений первой главы. В XIII веке считалось: для того чтобы в совершенстве овладеть математикой, требуется тридцать лет, но в наше время дифференциальным исчислением владеет каждый студент колледжа. И не потому, что мы поумнели, – просто стали совершеннее математические методы и система образования. Аналогичным образом стандарты в футболе и настольном теннисе повышаются, по крайней мере отчасти, вследствие совершенствования техники. Как мы видели, улучшаются также системы тренировок.

Все это приводит к неизбежному выводу: эффективность выполнения сложных задач будет повышаться вплоть до отдаленного будущего, и этот путь будет отмечен инновациями, причем не только неожиданными, но и теми, которые невозможно представить.

Петли обратной связи

В 1992 году Чэнь Синьхуа – китайский спортсмен, ставший тренером, который повысил мою скорость и точность движений посредством тренировок с множеством мячей, – предложил еще одно нововведение, повлиявшее на мою спортивную карьеру: изменить резаный удар открытой ракеткой.

В то время я умел выполнять самые разнообразные удары – и по высокой дуге, и с боковой подкруткой, причем часто из-под уровня стола. Я гордился таким разнообразием, считая его одним из аспектов моей изобретательности.

Но у Чэня было другое мнение, и он попросил меня отработать удар, который каждый раз выполнялся бы совершенно одинаково. Мы потратили два месяца на это движение – длинная, размашистая дуга, начинавшаяся у моего правого уха и заканчивавшаяся над лодыжкой, так, чтобы мяч пролетал на одной и той же высоте над сеткой, а колено сгибалось точно под углом 80 градусов, – пока оно не было доведено до автоматизма и выполнялось безо всяких отклонений.

Это была утомительная работа, и со временем я стал сомневаться, стоит ли тратить на нее столько времени и сил. И только в самом конце я стал понимать удивительную пользу этого изменения. Дело не в том, что новая техника была лучше и эффективнее при каждом ударе – она обеспечивала идеальные условия для обратной связи.

Что это значит? Рассмотрим ситуацию, когда моя техника отличалась разнообразием: если я ошибался, то было практически невозможно понять, что пошло не так. В чем причина: в замахе, в подкрутке мяча, в высоте отскока? Мой удар настолько менялся от розыгрыша к розыгрышу, что не представлялось возможным найти ошибку в одном из них. Обратная связь, если можно так выразиться, была заглушена «биомеханическим шумом».

Тренируя полностью воспроизводимый удар, я получал возможность мгновенно определить, в чем именно состоит ошибка, что вело к ее автоматическому исправлению. За несколько месяцев точность и стабильность моих ударов открытой ракеткой значительно повысились, и количество безошибочно выполняемых ударов подряд выросло с пятнадцати до двух сотен. Такова сила обратной связи. Чэнь говорит: «Если ты не знаешь, что делаешь неправильно, то никогда не узнаешь, что делаешь правильно».

Значение обратной связи хорошо понимают те, кто имеет дело с наукой. Прогресс научного знания возможен лишь тогда, когда недостатки теории выявляются экспериментом, что, в свою очередь, прокладывает путь для новой теории. Если теорию невозможно проверить (то есть при невозможности обратной связи), она перестает совершенствоваться.

Во многих видах деятельности, таких как управление автомобилем, обратная связь является неотъемлемой частью (когда вы слишком резко поворачиваете руль, машина прижимается к обочине, вынуждая вас скорректировать свои действия), но в других областях – в том числе в некоторых видах спорта и многих профессиях – обратную связь требуется активно искать. Мы должны знать, где ошиблись, если хотим совершенствовать свой навык.

Возьмем, к примеру, шахматы. Игрок получает обратную связь после каждого хода, однако она не мгновенна и не очевидна. В конечном счете шахматист может выиграть партию, но после двадцати ходов очень трудно оглянуться назад и сказать, был ли конкретный ход оптимальным, поскольку нельзя быть уверенным в ответе соперника на альтернативный ход, а затем в своем ответе на его ход и так далее (это комбинаторный взрыв, если пользоваться терминологией первой главы).

Как же обеспечить полезную обратную связь? Еще на ранних этапах развития шахмат стало понятно, что наиболее простой способ – изучать партии, сыгранные самыми сильными гроссмейстерами. Шахматист расставляет фигуры точно так же, как в исторической партии, и делает ход, а затем сверяет свое решение с решением гроссмейстера.

Как ни странно, этот вид обратной связи очень эффективен. Обучающийся должен спросить себя, почему выбранный им ход отличается (или не отличается) от хода гроссмейстера. Каковы были последствия этого хода для партии? Какие рассуждения могли привести гроссмейстера к выбору этого хода? И как все это встраивается в более широкий анализ, например в теорию миттельшпиля? Именно так Ласло Полгар обучал своих трех дочерей.

Обратную связь можно назвать ракетным топливом, которое питает приобретение знаний, и без нее любая практика бесполезна.

Уроки гольфа

В большинстве видов спорта обратная связь естественна: если вы ошибаетесь при ударе, мяч попадает в сетку (в теннисе) или вылетает за пределы площадки (в гольфе). Но неужели этим все и исчерпывается?

Представим начинающего гольфиста на тренировочном поле, который посылает со средней дистанции мяч к лунке. Он использует длинные айроны и пытается ударить так, чтобы мяч приземлился как можно ближе к флагу, но точно не знает, на каком расстоянии находится флаг, и не может полностью сосредоточиться на траектории мяча, поэтому не в состоянии определить причину неудачи – это неправильный хват, ошибка в положении тела, в скорости головки клюшки или что-то еще. Обратная связь у него есть, однако она явно неполная.

Теперь представим на его месте профессионального гольфиста. Он точно знает расстояние до флага и поэтому при недолете и перелете тут же вносит поправку в следующий удар. Но важнее другое – его воспроизводимая техника позволяет понять, как каждый аспект удара (положение тела, замах и так далее) влияет на результат, и это дает возможность определить, что пошло не так в данном ударе.

Кроме того, у него за спиной стоит тренер, обеспечивающий дополнительную обратную связь. Тренер не только подбадривает и помогает сосредоточиться, он также следит за мелкими техническими погрешностями, которые могут ускользнуть от внимания самого игрока. Преимущество тренера – в перспективе, отсутствующей у гольфиста, то есть в возможности независимой оценки.

Когда гольфист покидает поле и просматривает видеозапись тренировки, он получает возможность посмотреть на себя со стороны и обсудить свои действия с тренером, что обеспечивает еще один уровень обратной связи.

Теперь представим, как новичок и профессионал проводят тренировочную партию в гольф. Новичок проходит восемнадцать лунок, выполняя удары с участков с травой средней длины или с края грина, и покидает поле, довольный собой. Он был предельно сосредоточен и приобрел опыт, но максимизировал ли он обратную связь?

Тренировка профессионала разительно отличается от этого сценария. Каждый удар с определенного места он выполняет несколькими мячами, внимательно сравнивая результаты с желаемым. В трудных или необычных ситуациях профессионал повторяет удар пять или шесть раз, получая обратную связь, которая может оказаться неоценимой, сложись подобная ситуация на соревнованиях.

Неопытный игрок, выполняя всего один удар из неудобного положения, лишает себя обратной связи для корректировки удара, и в аналогичной ситуации на соревнованиях ему приходится действовать практически вслепую.

Джек Никлаус – непревзойденный мастер в искусстве целенаправленной практики – всегда точно знал, чего хочет достичь каждым ударом. «Я никогда не выполнял удар, даже на тренировке, не имея очень ясной, сфокусированной картины в голове, – рассказывал он. – Это вроде цветного кино. Сначала я “вижу” мяч там, где я хочу, чтобы он остановился, – белый и красивый, на ярко-зеленой траве. Потом идет быстрая смена кадра, и я вижу, как мяч попадает туда, вижу его траекторию и даже как он себя ведет при приземлении».