Джонни Оклахома, или Магия крупного калибра

– Терпеть не могу виски, – поморщился норваец. – И хватит болтать, а то я сейчас с голодухи буянить начну. Сливовицы мне тоже захвати.

Незаметно появившийся виконт Оклендхайм поинтересовался:

– Собрались отмечать прибытие в Лунгдум?

– Обязательно нужно отметить, – подтвердил Вова. – Ты с нами?

– Нет, мы сейчас по мастерским и модным лавкам прошвырнёмся и перекусим где-нибудь в городе.

– Вот она, печальная участь женатого человека, – лицемерно посочувствовал норваец. – Попутного ветра тебе в спину!

* * *

Как и всякий нормальный мужчина, Иван терпеть не мог хождение по магазинам в женском обществе, а слово «шопинг» вообще ненавидел. Хотя в мужской компании мог часами бродить по супермаркету, следуя священному ритуалу выбора выпивки и закуски. Это когда с чувством и толком обсуждаются достоинства и недостатки каждой бутылки, рассчитывается необходимый литраж, делаются попытки предсказать объём антипохмельного запаса… Не сравнить с дамскими покупками!

И если бы только покупки. Подавляющее количество времени уходило на выбор тканей, рассуждение о форме и фасоне пуговиц, подбор фактуры понравившейся расцветки под цвет волос и глаз… И так до бесконечности.

Наконец терпение у Ивана лопнуло:

– Ира, солнце моё, я подожду тебя на противоположной стороне улицы. Ты ведь здесь надолго?

Леди Ирэна, не отрывая взгляда от раскроечного стола, торопливо кивнула:

– Да-да, конечно… я быстро, часа через полтора закончу.

Коротко чертыхнувшись, виконт Оклендхайм бросил полугрош присматривавшему за конём мальчишке и запрыгнул в седло. Человеку благородного происхождения не пристало ходить пешком, даже если требуется пересечь улицу поперёк, и оставить коня здесь значит стать объектом для пренебрежительных взглядов со стороны заполнивших улицу всадников. В принципе наплевать на взгляды, но не хотелось бы устраивать поединки в первый день своего появления в Лунгдуме.

Увы, но благие намерения так и остались намерениями – какой-то проезжающий мимо дворянин остановился и громко поинтересовался, не жителя ли Груманта он перед собой видит. Вопрос был задан с такой мерзкой улыбкой, что все мысли о миролюбии улетучились сами собой.

– Какое ваше собачье дело, сэр, откуда я приехал?

– Шевалье ле Блан де ла Кошон к вашим услугам, сэр! – проявил учтивость имперский дворянин. – И меня интересует всего одна вещь!

– Какая?

– Почему ваша лошадь похожа на осла, сэр?

– Это конь, а не лошадь, – фыркнул Иван. – И он нисколько не похож на вас. Может быть, со стороны задницы и есть что-то общее, но с морды он и симпатичнее, и выглядит умнее.

– Вы хотите меня оскорбить, сэр?

– Оскорбить? – задумался виконт. – Это вряд ли. Назвать вас лошадиной задницей не оскорбление, а комплимент.

– Вы меня обидели! – шевалье схватился за рукоять меча. – Вызываю вас на поединок, и если вы благородный человек, то непременно согласитесь дать мне удовлетворение.

Оклендхайм-младший усилием воли подавил желание влепить наглецу пулю в лоб. Экономия, чёрт бы её побрал. К принесённому из другого мира пистолету осталось всего три полных магазина, и тратить патроны на каждого забияку попросту жалко. Сколько их таких ещё найдётся?

– И что вы предлагаете, шевалье?

– Предлагаю пойти вон в тот трактир…

– Я как раз собирался там пообедать.

– Обедать будет победитель! – де ла Кошон бросил многозначительный взгляд на тугой кошелёк на поясе виконта. – За счёт побеждённого!

– Харя не треснет, сэр?

Губы шевалье искривились в презрительной улыбке, и на мгновение из-под маски напыщенного болвана выглянуло лицо умного, опасного и готового убивать хищника:

– Вы опять оскорбляете? Тем хуже для вас, сударь. Если сначала я собирался биться до первой крови, то теперь мне нужна ваша жизнь. С конём, кошельком и оружием в придачу.

Ну да, ценность фамильного меча Оклендхаймов легко можно определить по рукояти. Такие не делают лет пятьсот, и подобный клинок невозможно купить – они передаются по наследству или достаются в качестве трофея. Продавать – верное средство прогневить Небесных Богов.

– Вы так уверены в своих силах, шевалье?

– Довольно разговоров, – де ла Кошон махнул рукой в сторону трактира. – С недавних пор во дворе каждого приличного заведения устроена специальная площадка для поединков, и там же после оплаты небольшой пошлины нам будут предоставлены секунданты. При желании вы можете написать завещание и заверить его у нотариуса прямо на месте. Правда, это довольно дорогая процедура, так что не советую тратить на неё мои деньги.

– Ваши?

– Да, мои. И не имеет значения, что пока они пребывают в вашем кошельке.

– А пошлину?

– Пошлину придётся платить.

– Империя зарабатывает на дуэлях? – хмыкнул Иван. – Неплохо.

– Разумеется, неплохо, – согласился шевалье. – Вы не будете возражать, если я заплачу за обоих?

– С чего такая щедрость?

– У меня здесь скидка как у постоянного посетителя, а с вас бы взяли вдвое больше. Обычная экономия, сэр.

* * *

Перед поединком пришлось вытерпеть довольно долгую бюрократическую процедуру – чем древнее государство, тем сильнее в нём крючкотворные традиции. Это молодые королевства с историей до тысячи лет могут себе позволить упрощенное делопроизводство, но империя любую официальную запись превращает в целый ритуал с тайным сакральным смыслом.

– Назовите ваши имена, господа, – распорядитель площадки для поединков занёс перо над новой страничкой в книге регистрации. – Если желаете сохранить их в тайне, то можете придумать благородные псевдонимы.

– Шевалье ле Блан де ла Кошон, подданный Его Императорского Величества.

Иван решил воспользоваться псевдонимом, поэтому заявил:

– Риттер цу Гроссе Норгефокс из Груманта.

Чиновник добросовестно внёс имена в соответствующую графу и продолжил опрос:

– Кому сообщить печальную новость в случае вашей гибели?

– Я не собираюсь умирать, – первым ответил шевалье. – Но на всякий случай можете записать статс-секретаря Императорского Университета Джованни Моргана.

– Да и я тоже надеюсь остаться в живых, – рассмеялся Оклендхайм-младший. – Запишите риттера фон Тетюша и норвайского рикса Вована из рода Синяя Борода, проживающих ныне в гостинице при трактире «Свинья и апельсин».

– Готово, господа! Теперь попрошу предъявить имеющиеся при себе ценности, переходящие к победителю согласно закону о дуэлях. Оружие и конь переходят по умолчанию.

Де ла Кошон бросил на стол потёртый кошелёк и стянул с пальца перстень с красным камнем:

– В кошеле две гривенки серебром, откуда следует вычесть пошлину за обоих, а перстень оцениваю в две марки. Ещё победитель может снять с меня сапоги, исподние панталоны с четырьмя заплатами и нижнюю рубашку, лопнувшую по шву в трёх местах.

Виконт откровенно заржал в ответ на наивную попытку оскорбить, но распорядитель был человеком ответственным и внёс всё указанное в опись. Потом вопросительно посмотрел на Ивана.

Тот не собирался уступать противнику в остроумии:

– У меня восемь марок в кошельке, десять гривенок россыпью по карманам, женской привычки украшать себя перстнями не имею, а шевалье де ла Кошону пусть достанутся от селёдки уши, медвежья болезнь, геморрой на всю голову, хрен с бугра, конь в пальто и ростовой портрет гномьего короля Блюминга Великого в неглиже и с парадной киркой в неприличном месте.

Шевалье хихикнул, представив гномьего короля в неожиданном виде, и заявил:

– А вы мне нравитесь, господин Гроссе Норгефокс.

– А вы мне нет! Блюмингом удовлетворяйся, извращенец! – ответил виконт Оклендхайм, и на всякий случай уточнил у распорядителя: – Каков порядок проведения поединка?

– Никакого, – последовал ответ. – В поединке насмерть не существует ни правил, ни порядков, ни запрещённых приёмов. Разрешено всё, что приведёт к победе. Так что можете начинать прямо сейчас, господа.

После слов распорядителя шевалье хищно оскалился и потянул меч из ножен, а Джонни, не долго думая, зарядил противнику ногой в промежность. Потянулся, сгрёб со стола тощий кошелёк, перстень с красным камнем и бросил небрежно:

– Потрудитесь доставить коня и меч этого господина в гостиницу «Свинья и апельсин» в любое удобное для вас время. Подштанники и рубаху он может оставить себе.

– А сапоги, сэр?

– Сапоги я дарю вам, глубокоуважаемый мэтр.

Распорядитель, до глубины души потрясённый скоротечностью и невероятной жестокостью поединка, осторожно осведомился:

– Вы не будете его добивать?

– Зачем?

– Но ведь условием дуэли была обязательная смерть одного из участников. Ведь ваш противник ещё жив.

Джонни с жалостью посмотрел на скорчившегося шевалье де ла Кошона и притворно вздохнул:

– Да разве теперь у него жизнь будет?

– Согласен, – кивнул распорядитель. – Но мы забыли про пошлину, сэр!

– Никаких проблем, любезный, – Оклендхайм-младший бросил трофейный кошелёк обратно. – Сдачи не надо.

Заулыбавшийся мэтр прижал руки к груди:

– Приходите ещё, сэр! Постоянным посетителям пошлина на поединок обходится вдвое дешевле.

Шевалье нашёл в себе силы приподнять голову и угрожающе прохрипел:

– Я найду тебя, риттер! Я ещё приду к тебе с местью!

Джонни пренебрежительно фыркнул:

– Идиот, Гроссе Норгефокс всегда приходит сам. Неотвратимо и вовремя, даже если его не звали!

Покидая площадку для поединков, виконт услышал за спиной требовательный голос распорядителя:

– Снимайте мои сапоги, шевалье. Вы при свидетелях внесли их в список передаваемых трофеев и, как человек благородного происхождения, обязаны выполнить моё законное требование. Теперь это мои сапоги, сэр!

Глава 2

У статс-секретаря Джованни Моргана никогда не было собственного кабинета, и обычно он довольствовался приёмной гросс-магистра сэра Артура фон Юрбаркаса, но в особых случаях принимал посетителей в университетской библиотеке. Строгая сумрачная обстановка, ровные ряды полок и внушительные фолианты с тиснёными золотом корешками на них… всё это производило на гостей впечатление и внушало расположение к собеседнику.

Сейчас как раз такой случай. Вроде бы и невелика персона заявилась – обычный пехотный полусотник, да только вот под мундиром у него прячется бронзовый медальон с изображением Шестиугольной Башни. С Секретариатом Особых Дел следует дружить, время от времени подбадривая дружбу денежными вливаниями, и не стоит обманываться по поводу столь скромного чина посетителя. Давно известно, что основу любого государственного учреждения составляют именно такие служаки, а не их благородное и блистающее орденами начальство. Ведь сегодня сиятельный патрон в фаворе и на коне, а завтра, не приведи Небесные Боги, его голова украсит столбик на Турском мосту. А служба? А службу так и продолжат тянуть маленькие человечки с мизерным жалованьем и огромными возможностями. Так было, так есть и так будет всегда.

– Вина, пива? – любезно предложил Джованни Морган, открывая потайную полку, где дверку заменяла доска с закреплёнными на ней золочёными корешками.

– Ты за кого меня держишь? – возмутился полусотник. – Прекрасно знаешь, что я терпеть не могу кислятину и из всех напитков одобряю только ячменную вытяжку. Можно и пшеничную по грумантскому рецепту, но от неё ноги слабнут и язык заплетается.

– Я помню про ячменную вытяжку, Микеле, но вдруг у тебя изменились вкусы? Ну и не будем забывать про обыкновенную вежливость.

– Проверяешь, не подменили ли старого Микеле Адольфуса злобные враги? Успокойся, никому наши тайны не нужны, даже свихнувшимся от мухоморов эльфийским шаманам.

– Ну не скажи, – не согласился Джованни. – Разведка короля Джеронимо дорого бы заплатила за возможность послушать наш сегодняшний разговор. Ведь он касается подданных Груманта, если ты помнишь.

– Да нет там больше никакой разведки, – полусотник отобрал у статс-секретаря графин с ячменной вытяжкой и наполнил два высоких стакана. – Мои коротышки славно поработали во время недавних событий, а имея на руках список с адресами… Признавайся, Джованни, сколько ты брал с купцов за устранение конкурентов в Груманте?

– Я?

– Ну не я же. Это тебе было поручено составление списков на основе донесений наших лазутчиков и дипломатов. Или скажешь, что Шестиугольная Башня может себе позволить проигнорировать столь светлый ум?

– Может, и было такое, а может, и не было.

– Джованни, я это знаю наверняка! Неужели я спутаю почерк старого друга, даже если ты пишешь левой рукой?

– Гномья задница…

– Да не переживай так, долю попрошу выделить по совести, а дельце со студентами из Груманта обстряпаю вообще за сущую мелочь. Сколько не жалко, столько и дашь.

Статс-секретарь скрипнул зубами. Есть много видов вымогательства, но самое гнусное из них – заставить жертву самому определить величину финансовых потерь. Причём совершенно добровольно. Мало давать нельзя, потому что вымогатель может обидеться и затаить зло, а давать много не позволяет забота о собственном кошельке. И где же её искать-то, эту золотую середину? Вот же гномья задница…

– Так что там с этими студентами, Микеле?

Полусотник налил себе ещё один стакан, отпил половину большим глотком и умиротворённо причмокнул: