Снова я встал позади неё, на сей раз не став бить её немедленно, а позволив ей ждать, как ожидает и боится этого любая рабыня, знающая, что удар неминуем, но не представляющая точно, когда именно он упадёт и взорвёт болью её спину. Наконец, ремни с хищным шипением внезапно обрушились на неё, и снова она закричала, сбитая в траву, в которую тут же отчаянно вцепилась.
— Вы наказали меня, — простонала женщина. — Вы можете сделать со мной всё, что Вам захочется. Я — Ваша рабыня! Я Ваша!
Я бросил взгляд на свою рабыню. Она была весьма привлекательна. Честно говоря, покидая Самниум, я не планировал брать с собой рабыню, но, с другой стороны, я не имел ничего против такого развития событий. Она могла бы готовить для меня, и обслуживать меня, и согревать меня по ночам. Се-Кара уже подходил к концу, и ночи становились прохладными. Пожалуй, можно считать её полезной находкой, и весьма соблазнительной к тому же. Каждый мужчина обрадовался бы такой находке. Тем более что если нужда в ней отпадёт, я мог бы с лёгкостью избавиться от неё на любом невольничьем рынке, или подарить на худой конец.
— Как Ты думаешь, сильно ли я Тебя ударил на этот раз? — поинтересовался я.
— Я не знаю, Господин, — всхлипнула она.
— Так вот, нет, — сообщил я ей.
— Да, Господин, — прошептала она, испуганный, предчувствием того, что могло бы быть сделано с ней, но в этот раз миновало.
Безусловно, я ударил её сильнее, чем в первый раз, ведь теперь она была рабыней, я рабынь, конечно, порют совсем иначе, чем свободных женщин. Но, в действительности, удар был нанесён с гораздо меньшей силой, чем мог бы.
— Неужели мужчины могут ударить ещё сильнее? — в ужасе спросила она.
— Не будь наивной, — усмехнулся я. — Я ударил Тебя даже не в четверть силы, средний подросток, если бы захотел, мог бы ударить сильнее. Кроме того, я нанёс всего один удар, да и то только по тому месту, которое наименее чувствительно к боли, по сравнению со многими другими.
— Я поняла, Господин, — простонала она, вздрогнув всем телом.
Только теперь до неё начало доходить, что могло означать быть выпоротой рабыней. И, кстати, порка, далеко не единственное наказание, которое может ожидать такую женщину.
— Я попытаюсь быть хорошей рабыней, Господин, — прошептала она, напуганная несколько лучшим пониманием категоричности и абсолютности природы её нового статуса.
— Кем Ты была? — спросил я.
— Леди Шарлотта из Самниума.
— Кто Ты?
— Рабыня, всего лишь рабыня. Ваша!
— Как Тебя зовут?
— У меня нет имени, — ответила она. — Мне его ещё не дали. Мой господин, ещё не назвал меня.
— Ты правильно отвечала, — сказал я, и облегченно вздохнула. — Ты хотела бы получить имя?
— Всё зависит от желания моего Господина. Я хочу только того, что хочет мой Господин. Я желаю только доставить ему удовольствие.
— Что ж, для меня будет удобней, если у Тебя будет имя, — решил я.
— Да, Господин.
— Ты, «Фэйка», — назвал её я.
— Спасибо, Господин, — обрадовано, поблагодарила рабыня.
Фэйка — замечательная рабская кличка, весьма распространённая среди танцовщиц в Тахари. Там много таких красивых имён: Айюгуль, Бенек, Эминэ, Файзэ, Минэ, Ясиминэ и Ясинэ. В Тахари окончание имени Фэйка, кстати, скорее произносится, как «kah» в английском языке. И кстати это имя по-английски правильней писать не «Feikah», а «Feiqa» потому, что это слово в гореанском правописании, пишется через «куах» и не через «кеф». «Куах» в гореанском, как мне кажется, прямо или косвенно, связанный с английским «q», не всегда произносится как «куах». Встречаются слова исключения, и имя «Фэйка» — одно из них. Хотя это может показаться странным для англоговорящих землян, это не является чем-то беспрецедентным в лингвистике. Например, в испанском языке, одном из самых распространённых на Земле, Буква «q» редко, если вообще когда-либо, воспроизводит звук «куа». Впрочем, даже в английском языке, буква «q» далеко не всегда читается как «куа», чаще как «k» или «c» перед согласными или гласными, кроме «e» и «i».
Я подобрал свой щит и оружие с земли, куда положил ранее, вместе с дорожным мешком. Держа шлем на левом предплечье, а посмотрел на юго-восток, в противоположную сторону от высоких серых стен Самниума.
— Понесёшь мой мешок, Фэйка, — приказал я.
— Да, Господин, — ответила она.
Ей предстояло служить моим вьючным животным. Я не собирался помогать ей, лишь наблюдал, как она справляется с тяжёлой поклажей. Наконец, у неё получилось, и мешок оказался на её согнутой под тяжестью спине.
— Он очень тяжёлый, Господин, — пожаловалась рабыня.
Я не счёл нужным отвечать на её замечание, и она покорно опустила голову, понимая, что я не собираюсь избавлять её от транспортировки мешка. Внезапно налетевший порыв ветер колыхнул травы вокруг нас. Женщина вздрогнула от озноба. Се-Кара подходил к концу. Над Тассой уже задували холодные ветра, разгоняя студёные волны и швыряя их на молы и стены портовых городов, омывая настилы причалов и палубы кораблей своими солёными брызгами.
Я задумчиво посмотрел на своё неожиданное приобретение. В более тёплые сезоны, или в регионах расположенных ближе к экватору, можно было бы не торопиться с принятием решения относительно того, нужно ли женщине разрешить, одеваться. Некоторые рабовладельцы в тех районах и вовсе держат своих рабынь голыми по году и более. В этом случае девушка благодарна, когда, и если, ей разрешат одежду, даже если ей окажется всего лишь лоскут ткани или просто какая-нибудь тряпка. Однако, в этих широтах, и в это время года, мне придётся позаботиться об одежде для своей рабыни уже сейчас. Я бросил взгляд на её бывшую одежду, валявшуюся в траве. Пожалуй, ничего из этого позволить ей я не мог, ибо отныне такие вещи для неё были неподобающи. Это были одежды свободной женщины, одежды, оставшиеся в её прошлом. Пожалуй, в ближайшее время, мне стоит озаботиться поиском чего-то вроде плотного одеяла, и возможно, найти её какие-нибудь тряпки, чтобы обернуть ноги. Да и про накидку не забыть, чтобы в случае дождя она могла прикрыть голову и плечи.
— Ты знаешь, как надо следовать по пятам, Фэйка? — поинтересовался я.
— Да, Господин, — кивнула она.
Она была гореанкой, знакомой, по крайней мере, поверхностно с обязанностями и ритуалами рабынь. Безусловно, как недавно свободная женщина, она могла бы почувствовать себя несколько ошеломлённой и испуганной тем, что с этого момента станет рутиной её жизни. Хотя, кто его знает? Свободные женщины, кажется, едва подозревают об определенных вещах, которые не являются не то чтобы обычным знанием рабынь, но скорее нормой их жизни. Об этих вещах свободные женщины, испуганно и шокировано, едва веря в это, иногда с ужасом и восхищением шепчутся между собой. Некоторые рабыни доставленные на Гор с Земли, кстати, даже не представляют, что значит следовать по пятам за господином. Невероятно, но даже этому их приходится учить. Впрочем, учатся они быстро, ошейник и плети заботятся об этом.
Я оглянулся назад, посмотрев на стены Самниума. Они пока избежали ужасов войны, несомненно, благодаря союзным отношениям с Косом. А мой путь лежал на юго-восток. Больше назад я не оглядывался, удаляясь от этих мест в сопровождении Фэйки.
2. Трудности военного времени
Оторвавшись от стонущей в моих руках и хватающейся за меня Фэйки, я поднял голову. Меня насторожил едва слышный шум. Оттолкнув от себя сразу захныкавшую рабыню, я, схватив нож, вскочил, настороженно всматриваясь в темноту. Я стоял на утрамбованном земляном полу, слегка заглублённом в землю, позади полуразрушенной, плетёной из веток, обгорелой стены. Над головой раскинулось усыпанное звёздами гореанское ночное небо, ограждённое зазубренным краем стены. Снаружи до меня доносился тихий шелест опавшей листвы. Осенний ветер гонял туда-сюда по проходам между немногочисленными сохранившимися лачугами простолюдинов, сухие, хрупкие остатки некогда роскошного одеяния природы,
Мы встали лагерем здесь, среди обгоревших, полуразрушенных руин, в одной из более или менее сохранившихся хижин. Крыши у неё не было, но остатки стен давали нам некоторую защиту от пронизывающего осеннего ветра. Поселение было покинуто давно, и, судя по отсутствию посуды, предметов быта и обстановки, ещё до того, как его подожгли. Место это, как и большинство ему подобных на Горе, по своей форме напоминала колесо, где ступицей была сама деревня, которую по ободу охватывали поля, соединённые с жилым массивом спицами тропинок. Большинство гореанских крестьян проживает именно в таких деревнях, зачастую окружённых частоколом, который они покидают ранним утром, дабы позаботиться о своих посевах, чтобы поздним вечером, устав после долгого дня, вернуться домой. Однако поля вокруг этой деревни, как и около многих других деревень, в этой части страны, теперь были заброшены. Они были непривычно пустынными и не распаханными. Здесь прошли армии Коса.
— Есть здесь кто-нибудь? — послышался чей-то голос, женский голос.
Я молчал, вслушиваясь обстановку.
— Кто здесь? — спросила женщина снова.
Её голос был глухим и слабым. Следом до меня донёсся плач ребенка. Я не спешил отвечать.
— Кто здесь?
Держась в тени, я медленно спиной вперёд, сместился к центру хижины. Любое существо, на подсознательном уровне, не склонно воспринимать медленное, плавное движение как угрозу. Кстати, чтобы быть предельно точным, хищники, такие как ларлы, часто пользуются этой особенностью поведения, например, охотясь на табуков, медленно подкрадываясь к жертве. Наоборот, быстрые, резкие движения, имеют тенденцию вызывать защитную реакцию. Двигаясь задом, я как бы давал сигнал фигуре появившейся в дверном проеме, что не собираюсь причинять её вред, но при этом, на всякий случай, и себе обеспечивал время для реакции. Тоже касалось и смещения в центр хижины, я, позволяя ей получше разглядеть меня и смягчить её подозрения, одновременно, занимал позицию выгодную с точки зрения использования моего оружия. Подобные действия кажутся инстинктивными, или, по крайней мере, делаются практически без участия сознания. Они кажутся чем-то естественным, и мы склонны считать их само собой разумеющимся. Однако бывает интересно при случае задуматься о возможном происхождении таких хорошо знакомых и считающихся само собой разумеющимися действиях. Уверен, что они могут оказаться результатом естественного отбора, по крайней мере, их аналоги, присутствуют повсеместно в животном мире.
Невысокая фигура вырисовывалась на хоне звёздного неба в дверном проёме, сразу за тем, что когда-то было порогом хижины. Она стояла там вполне естественно, как будто по привычке, хотя двери там больше не было. Весь её вид кричал о крайней степени усталости и одиночества. Она что-то держала в руках, отчаянно и нежно прижимая это к груди.
— Вы — разбойник? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
— Это — свободная женщина, — прошептала, до того лежавшая на одеялах Фэйка, становясь на колени.
— Прикрой свою наготу, — приказал я, и Фэйка торопливо прижала к себе короткую, грубую тунику.
— Это — мой дом, — сказала женщина.
— Вы хотите, чтобы мы ушли? — осведомился я.
— У Вас есть что-нибудь поесть? — спросила она.
— Немного, — ответил я. — Вы голодны?
— Нет, — сказала она.
— Возможно, ребёнок голоден? — уточнил я.
— Нет, — замотала женщина головой. — У нас много еды.
Я промолчал.
— Я — свободная женщина! — внезапно, жалобно сказала она.
— У нас есть еда, — сообщил я. — Мы воспользовались Вашим домом. Разрешите нам пригласить Вас разделить нашу пищу.
— О, я просила об этом у фургонов, — внезапно зарыдала она. — Для меня это уже не в новинку! Я умоляла! Я стояла на коленях ради корки хлеба. Я дралась с другими женщинами за объедки около дороги.
— Вы не должны выпрашивать в своём собственном доме, — заметил я.
Она начала вздрагивать от рыданий, и из свёртка на её руках послышался тоненький плач. Младенец проснулся. Я очень медленно приблизился к ней, и приоткрыл край пелёнки с головы ребёнка. Из свёртка на меня уставились заплаканные глаза, кажущиеся очень большими на его грязном личике.
— Нас уже сотни, следующих за фургонами, — сообщила женщина. — В эти времена выжить могут только солдаты.
— Ар собирает свои силы, — постарался я успокоить её, — чтобы отразить вторжение захватчиков. Солдаты Коса, и их наемники, независимо от того насколько они многочисленны, не идут ни в какое сравнение с обученными легионами Ара.
— Мой ребёнок голоден, — простонала она. — Какое мне дело до знамён Ара, или Коса?
— У Вас есть спутник? — поинтересовался я.
— Уже не знаю, — всхлипнула женщина.
— А куда подевались Ваши мужчины?
— Их увели, — ответила она. — Тех, кто попытался бежать, догнали и убили. Многих силой заставили служить. Никого не осталось, все ушли.
— Что произошло здесь?
— Фуражиры, — с ненавистью ответила она. — Они пришли в поисках провианта и мужчин для своей армии. Они забрали у нас всё, что смогли увезти, а потом сожгли деревню.
Я понимающе кивнул. Думаю, что приди сюда в качестве фуражиров солдаты Ара, возможно, произошло бы тоже самое.
— Не хотели бы Вы остаться в моём доме на эту ночь? — спросила она.
— Да, спасибо, — поблагодарил я её.
— Разожги костёр, — скомандовал я Фэйке, которая всё так же стояла на коленях в тени стены.
К этому времени, она уже не только натянула на себя тунику, но и замоталась в одеяло. Как только я произнёс свой приказ, рабыня подползла к камням, которыми было обложено кострище, и начала ковыряться в пепле в поисках ещё непогасших углей.
— Я почему-то уверена, что Вы — разбойник, — подозрительно сказала мне женщина.
— Нет, — постарался успокоить её я.
— Значит, Вы — дезертир, — предположила она. — В таком случае, Вам грозит смерть, если Вас найдут.
— Нет, — сказал я. — Я не дезертир.
— Тогда кто Вы? — поинтересовалась она.
— Просто путешественник, — ответил я.
— Какова Ваша каста?
— Цвет моей касты — алый.
— Полагаю, что это правда, — кивнула она. — Кто ещё, кроме таких как Вы, может выжить в эти времена?
Вытащив из своего дорожного мешка ломоть хлеба и немного сушёного, тонкого как бумага мяса, я протянул ей.
— Вот, вот, — напевным голосом проговорила она, вкладывая в рот ребенку хлебные крошки.
— Вода у меня есть, — сказал я, — но нет, ни бульона, ни супа.
— В канавах сейчас достаточно воды, — отмахнулась она. — Вот ещё, вот, мой маленький.
— Почему Вы вернулись? — поинтересовался я.
— Я пришла, проверить, не осталось ли чего съедобного в огородах, — сообщила она, жадно жуя мясо.
— Ну как, нашли что-либо? — спросил я.
— Нет, — ответила она, бросив на меня быстрый опасливый взгляд.
— Возьмите ещё хлеба, — предложил я, протягивая ещё один ломоть на миг заколебавшейся женщине. — Это — подарок, как и Ваше гостеприимство, от свободного мужчины, свободной женщине. Если Вы не примите это, мне будет неудобно.
— Вы добры, — сказала она. — Спасибо, что не заставили меня выпрашивать в моём собственном доме.
— Ешьте, — сказал я.
Фэйка наконец-то справилась с разведением огня. Теперь в кольце камней плясало маленькое, но сильное, весёлое пламя. Рабыня ухаживала за костром, стоя голыми коленями на порытой золой земле, одетая в короткую грубую тунику.
— Она в ошейнике! — вдруг закричала женщина, зло глядя на Фэйку.