Ребенку пятнадцать лет. Его только что насильно перевезли из пригорода в город, где он никого не знает, а он и так был неуклюжим ботаником. Еще бы он не злился! Мне стоило об этом сказать, но я промолчала. Я ухватилась за подвернувшуюся возможность.
Я давно хотела сменить область деятельности и заняться очищением ауры домов. Люди переезжают в новый дом и вызывают специалиста. Ты бродишь по комнатам, жжешь шалфей, рассыпаешь соль и бормочешь всякую чепуху. Жизнь с чистого листа, никаких негативных эманаций прежних владельцев. В последнее время люди возвращались в город, в старинные здания. Назревал бум очищения ауры домов. В столетних особняках накопилось немало вибраций.
– Сьюзен, вам не приходило в голову, что это дом влияет на поведение вашего сына?
Сьюзен подалась ко мне с широко распахнутыми глазами:
– Да! Да, приходило. Я сошла с ума? Вот почему… почему я вернулась. Потому что… увидела кровь на стене.
– Кровь?!!
Она наклонилась еще ближе, и я услышала запах мяты, маскирующий несвежее дыхание.
– На прошлой неделе. Я не хотела говорить… Я думала, вы сочтете меня сумасшедшей. Но на стене была кровь. Струйка крови от пола до потолка. Я… я сошла с ума?
На следующей неделе я приехала к ней домой. Ехала к Сьюзен в своем верном хетчбэке и думала:
И не раз. О деньгах мы пока не говорили. Думаю, две тысячи долларов за двенадцать визитов – хорошая цена. По визиту в месяц в течение года, чтобы пасынок успел прийти в себя, привыкнуть к новой школе, новым одноклассникам. Он исцелится моими стараниями, и Сьюзен непременно начнет рекомендовать меня своим богатым подругам-истеричкам. Я начну собственное дело, и когда меня будут спрашивать: «Чем вы занимаетесь?» – буду надменно отвечать: «Я предприниматель». Возможно, мы со Сьюзен подружимся. Возможно, она пригласит меня в книжный клуб. Я буду сидеть у камина, лакомиться бри и говорить: «Я предприниматель, знаете ли. У меня свое небольшое дело». Я припарковалась, вышла из машины и вдохнула полной грудью весенний воздух, полный надежд.
Но затем я увидела дом Сьюзен. Остановилась и уставилась на него. Поежилась.
Он отличался от других.
Дом затаился. Это был последний оставшийся викторианский дом в длинном ряду угловатых новых зданий, и, возможно, поэтому казалось, что он глядит на мир и что-то просчитывает. Передний фасад был украшен резным камнем с невероятным количеством деталей: цветов, филиграни, изящных ветвей и развевающихся лент. Дверной проем обрамляли два ангела в человеческий рост с протянутыми к небу руками. На их лицах застыло восхищение чем-то невидимым.
Я смотрела на дом. Дом смотрел на меня длинными зловещими окнами, такими высокими, что ребенок мог бы встать на подоконнике в полный рост. Собственно, он и стоял. Я видела его тощий силуэт в серых брюках, черном свитере и красно-коричневом галстуке, идеально повязанном на шее. Глаза закрывала завеса темных волос. Внезапно он резко спрыгнул с подоконника и исчез за тяжелыми парчовыми занавесями.
К двери особняка вела крутая высокая лестница. Я успела запыхаться, пока поднималась по ней мимо охваченных благоговением ангелов. Я позвонила в дверь и опустила взгляд на надпись, вырезанную в камне у моих ног.
Надпись была выполнена типичным викторианским курсивом. Буквы «О» были рассечены пополам завитушками, отчего мне захотелось прикрыть живот защитным жестом.
Сьюзен открыла дверь. Глаза у нее были красными.
– Добро пожаловать в Картерхук-Мэнор, – с наигранной торжественностью произнесла она.
Сьюзен заметила, что я поглядываю на нее. Она всегда выглядела не слишком хорошо, но сегодня даже не притворилась, будто расчесывала волосы, и от нее пахло чем-то гадким и кислым (не «отчаянием» или «депрессией», а обычным несвежим дыханием и немытым телом).
– Я и правда стала плохо спать.
Внутри дом был совсем не таким, как снаружи. Его выпотрошили и превратили в обычный богатый дом. Я сразу повеселела.
– Давайте начнем со струйки крови, – предложила я.
Мы поднялись на второй этаж. Над ним было еще два этажа. Лестница была открытой, и я увидела сквозь перила лицо, которое таращилось на меня с верхнего этажа. Черные волосы и черные глаза, фарфоровая кожа старинной куклы. Майлс. Он еще мгновение мрачно смотрел на меня, затем исчез. Идеальное дополнение к старинному особняку.
Мы остановились на лестничной площадке. Сьюзен сняла со стены изысканную картину, чтобы показать мне стену целиком.
– Здесь. Она была здесь. – Она жестом указала от потолка до пола.
Я притворилась, что внимательно изучаю стену, но смотреть было не на что. Сьюзен все оттерла. Отбеливателем пахло до сих пор.
– Я могу вам помочь, – заверила я. – В этом месте ощущается страшная боль. Во всем доме, но особенно здесь. Я могу вам помочь.
– Дом скрипит ночь напролет, – пожаловалась она. – Да что там, практически стонет. А не должен. Внутри все новое. Дверь в комнату Майлса хлопает в неурочное время. И ему… ему становится хуже. На него словно что-то нашло. Он словно носит на плечах тьму. Как панцирь насекомого. Он семенит. Будто жук. Я бы переехала, настолько я напугана, я бы переехала, но у нас нет денег. Больше нет. Мы потратили кучу денег на этот дом и еще почти столько же на реновацию, и… муж все равно мне не позволит. Он считает, что у Майлса обычные подростковые причуды, а я дура и истеричка.
– Я могу вам помочь, – повторила я.
– Давайте я покажу весь дом.
Мы пошли по длинному узкому коридору. В доме было мало естественного света. Стоило отойти от окна, как сгущался мрак. Сьюзен включала лампы на ходу.
– Майлс выключает свет, – пожаловалась она. – Я включаю. Я прошу его не трогать лампы, но он делает вид, будто не понимает, о чем я.
Она открыла дверь в огромную комнату с камином и книжными шкафами вдоль стен.
– Это наша берлога.
– Библиотека! – ахнула я. У них, наверное, не меньше тысячи книг. Толстых впечатляющих книг, какие читают умные люди. Как можно держать тысячу книг в одной комнате и называть ее берлогой?
Я шагнула в комнату и картинно поежилась:
– Вы чувствуете? Чувствуете… давление?
– Терпеть не могу эту комнату, – кивнула она.
– Я уделю этой комнате особое внимание, – заверила я (буду сидеть в ней по часу и читать все подряд).
Мы вернулись в коридор. Света не было. Сьюзен вздохнула и принялась щелкать выключателями. В коридоре наверху кто-то возбужденно бегал взад и вперед. Мы подошли к закрытой двери по правую руку. Сьюзен постучала: «Джек, это я». Раздался звук отодвигаемого кресла, щелчок замка. Дверь открыл ребенок на несколько лет младше Майлса, очень похожий на мать. Он улыбнулся Сьюзен, как будто год ее не видел.
– Привет, мама. – Он крепко обнял ее. – Я скучал по тебе.
– Это Джек, ему семь лет.
Сьюзен взъерошила сыну волосы:
– Маме нужно немного поработать с подругой. – Сьюзен встала на колени и заглянула ему в глаза. – Дочитывай книги, и я приготовлю поесть.
– Дверь запереть? – спросил Джек.
– Да, как всегда, солнышко.
Щелкнул замок, и мы пошли дальше.
– Зачем замок?
– Майлс не любит своего брата.
Наверное, она почувствовала, что я хмурюсь. Все подростки не любят своих младших братьев.
– Если бы вы видели, что Майлс сделал с няней, которая ему не понравилась… Это одна из причин, по которой у нас нет денег. Медицинские счета. – Она резко повернулась ко мне. – Напрасно я это сказала. Ничего… серьезного не случилось. Возможно, это был несчастный случай. Теперь уж и не знаю. Может, я окончательно слетела с катушек.
Она хрипло засмеялась и смахнула слезу.
Мы дошли до конца коридора, где была еще одна закрытая дверь.
– Я бы показала вам комнату Майлса, но у меня нет ключа, – откровенно сказала она. – К тому же я слишком боюсь.
Она снова вымученно хохотнула. Получилось неубедительно, слишком вяло даже для намека на смех. Мы поднялись на следующий этаж. Вереница комнат с обклеенными обоями или крашеными стенами. Расставленная как попало изящная викторианская мебель. В одной из комнат не было ничего, кроме лотка.
– Это для нашего кота Уилки, – пояснила Сьюзен. – Самый везучий кот на свете: собственная комната в качестве туалета.
– Для комнаты еще найдется применение.
– Вообще-то, он очень милый кот. Ему почти двадцать лет.
Я улыбнулась, как будто мне было не наплевать.
– У нас явно больше места, чем нужно, – сказала Сьюзен. – Наверное, мы думали, что заведем… или усыновим… но я не хочу приводить еще одного ребенка в этот дом. Поэтому мы живем на страшно дорогом складе. Мой муж любит антиквариат.
Я представила ее скованного, надменного мужа. Он любит антиквариат, но сам его не покупает. Возможно, нанял профессионального декоратора. Женщину в роговых очках. Книги, наверное, тоже она приобрела. Я слышала, что книги покупают оптом, чтобы превратить в мебель. Люди – идиоты. Какие же все-таки люди идиоты!
Мы поднялись еще на этаж и оказались на большом чердаке с пароходными кофрами вдоль стен.
– Как вам эти кофры? Правда, глупость? – прошептала Сьюзен. – Он говорит, что кофры придают чердаку аутентичность. Он не в восторге от реновации.
Так, значит, дом был компромиссом. Муж мечтал о старинном доме, Сьюзен о новом, и они решили, что старый дом с новой начинкой всех устроит. Но результат раздражает обоих. Потраченные миллионы долларов не принесли им счастья. Богачи не умеют пользоваться деньгами.
Мы спустились по черной лестнице-червоточине, от которой кружилась голова, и оказались на просторной сверкающей современной кухне.
Майлс сидел за кухонным островком и ждал. При виде него Сьюзен вздрогнула.
Он выглядел младше своих лет. Бледное лицо, заостренный подбородок и черные глаза, которые посверкивали, как у паука. Оценивающий взгляд.
«Светлая голова, но ненавидит школу, – подумала я. – Ему вечно не хватает внимания. Не хватило бы даже всего внимания Сьюзен. Подлый. Эгоцентричный».
– Привет, мама, – произнес он. Его лицо преобразилось, расплылось в широкой глуповатой улыбке. – Я скучал по тебе.
«Милый ласковый Джек». Он превосходно подражал своему младшему брату. Майлс направился к Сьюзен, чуть сгорбившись в детской позе. Он обнял ее, уткнулся носом. Сьюзен смотрела на меня поверх его головы, ее щеки горели, губы были стиснуты в тонкую линию, как будто она чуяла какой-то неприятный запах. Майлс поднял взгляд на нее:
– Обними же меня.
Она на мгновение обняла его. Майлс отпустил ее, как будто обжегся.
– Я слышал, что ты ей сказала. О Джеке. И о няне. Обо всем. Ну и сука же ты!
Сьюзен вздрогнула. Майлс повернулся ко мне:
– Я искренне надеюсь, что вы уйдете и никогда не вернетесь. Вам же лучше будет. – Он улыбнулся нам обеим. – Это семейное дело. Правда, мама?
Он потопал вверх по черной лестнице в своих тяжелых кожаных ботинках, сильно наклоняясь вперед. Он и вправду семенил, словно жук в блестящем твердом панцире.
Сьюзен посмотрела на пол, вздохнула и взглянула на меня:
– Мне нужна ваша помощь.
– А что об этом говорит ваш муж?
– Мы не говорим об этом. Майлс его сын. Муж его защищает. Говорит, что я рехнулась, стоит мне заикнуться насчет Майлса. Он часто говорит, что я рехнулась. Дом с привидениями! Возможно, он прав. В любом случае он постоянно в разъездах; он даже не узнает, что вы приходили.
– Я могу вам помочь. Как насчет оплаты?
Ее устроила сумма, но не срок.
– Я не могу ждать целый год, пока Майлсу полегчает; за это время он всех нас прикончит.
Она снова в отчаянии хохотнула. Я согласилась приходить два раза в неделю.
В основном я приходила днем, когда дети были в школе, а Сьюзен на работе. Я и вправду очистила дом – в самом прозаическом смысле. Я жгла шалфей и сыпала морскую соль. Заваривала лаванду и розмарин и драила стены и полы. А потом сидела в библиотеке и читала. И совала свой нос куда не следует. Я нашла кучу фотографий улыбающегося лапочки Джека, несколько старых снимков надутого Майлса, пару фотографий хмурой Сьюзен и ни одной – ее мужа. Мне было жаль Сьюзен. Злобный пасынок и вечно отсутствующий муж – неудивительно, что она дала волю мрачным фантазиям.
И все же… я тоже это чувствовала. Дом. Необязательно недоброжелательный, но… внимательный. Я чувствовала, что он словно наблюдает за мной. Это давило на меня. Однажды я драила пол и внезапно ощутила резкую боль в среднем пальце, как будто от укуса. Я отдернула руку и увидела кровь. Я перевязала палец чистым лоскутом и смотрела, как сквозь ткань сочится кровь. Мне казалось, что дом злорадствует.
Я начала бояться. Я пыталась бороться со страхом.
«Ты сама в это ввязалась, – говорила я себе, – так что прекрати валять дурака».
Прошло шесть недель. Однажды утром я заваривала лаванду на кухне. Сьюзен была на работе. Я почувствовала, что за спиной кто-то есть, обернулась и увидела Майлса в школьной форме. Он держал в руках мой «Поворот винта» и разглядывал меня с легкой ухмылкой.
– Любите рассказы о привидениях? – улыбнулся он.
Он рылся в моей сумке.
– Майлс, почему ты не в школе?
– Я наблюдал за вами. Это интересно. Вы же чувствуете, что скоро случится что-то плохое? Я любопытен от природы.
Он подошел ближе. Я отступила. Он стоял рядом с кипящей кастрюлей. Его щеки порозовели от тепла.
– Майлс, я пытаюсь помочь.
– Но вы же это чувствуете? Чувствуете зло?
– Чувствую.
Он заглянул в кастрюлю. Провел пальцем по ободку и отдернул покрасневший палец. Майлс изучающе смотрел на меня своими блестящими черными паучьими глазами.
– Вы выглядите не так, как я думал. Вблизи. Я думал, вы более…