Помоги проекту - поделись книгой:
…Клочья багрового тумана закрывают небо; тупая боль бьется в груди; надменное выражение на лице человека — это неправда! Я убил его!..
Учитель, я был тигром!
Холодный горный ветер способен пробиться сквозь кожу и плоть какая уж тут одежда? Странно, как стены хибарки Учителя выдерживают его напор — ведь по ночам ветер так страшно завывает в ущельях! Учитель говорит, что я боюсь, потому что не вступил с горами в согласие. И поэтому мне нужно спать на улице — горы увидят, что я не прячусь от них и оставят меня в покое. Но мне как-то не верится, что ветер дует только для меня. Просто в домике нет место для еще одного человека…
Однажды ночью ветер утих. От неожиданности я проснулся, ощутив что-то странное, открыл глаза. Все вокруг было залито лунным светом. Тогда Луна впервые улыбнулась мне.
А Учитель стоял в дверях своего домика и смотрел на меня удивленного до глубины души.
«Вот, где начинается дорога, — сказал он, — тебе еще повезло, что ты начал ее в такой близости к небесам…»
«Учитель, я не помню, как оборвалась ТА моя жизнь…»
«А ты хочешь вспомнить?»
«Хочу».
«Зачем? Жизнь ушла ее не вернуть, зачем к ней возвращаться? У тебя впереди еще немало периодов, думай о них…»
«Я хочу!»
«Мальчишка! Ну, хорошо…»
Учитель послал меня в какое-то дальнее ущелье, я должен был принести ему каких-то цветов для благовоний. Я искал их два дня и, наконец, нашел. На невысоком холмике росла целая шапка. Я потянулся, но камень под моей ногой оказался непрочным…
Пропасть оказалась ужасающе глубокой. Тысячу раз я умирал и рождался, секунды растянулись на целые столетия. Но это было только начало. Острые, как бритвы, камни впились в мое тело. Боль волнами хлестала по лицу.
Темные ручейки устремились по камням…
Багровый туман! Тогда я тоже видел его! Еще в воздухе красные его клочья плавали вокруг меня. А потом там, наверху, на краю обрыва, я увидел Учителя… Вы все видели и не помогли мне!
Сорвал с календаря последний листок октября, и показалось облетевшее дерево со скамеечкой под ним — и надпись «1 ноября» с перечислением лунных фаз, времени рассвета и заката. Два месяца осталось до конца года. Правду говорили наши предки, Солнце и впрямь умирает, а потом рождается вновь. Где оно сейчас, Солнце-то? Спит? Больше двух недель не видно, не показывается из-за туч. Видно, разлюбило оно меня. А, солнышко ясное, свет в окошке?
Сегодня получил письмо от Марины: «Прости, все еще люблю, но…» Вечное Но! Всегда это Но — будто бревно поперек дороги. Она уже во Владивостоке… Далеко забралась. Живет у какого-то друга, таких «одноклассников» у каждого — не счесть. Можно подумать, полстраны в одном классе учились. Ну конечно, тут тебе и утешения: «Да какой он тебе муж — чокнутый ведь?» А ты, чучело, небось так и ждешь, как бы это чужие жены от мужей сбегали!
Хотя, я сам виноват — преподнес, не подготовив.
На улицу, к морю…
Да, тоскливое зрелище — море поздней осенью. Уже ничего не осталось от той сиреневой глади с зелеными разводами. Так, серая масса…
Зато холод ветра освежил, проветрил застоявшиеся мозги. Сдул пыль, так сказать. А пыли, наверное, порядочно накопилось от долгих раздумий.
В мыслях постоянно возвращаюсь то в горы, то в сны. Только высшие сферы почему-то не грезятся. Может, хватит? Хватит летать? Странно… я уже и не представляю себе жизни без этих полетов — что они? Полет мысли или материализовавшиеся фантазии? Бред? Галлюцинации?
Темнеет… Стоп! Как темнеет — утро ведь! А, черт, стою на самом краю обрыва, наверное, голова закружилась. Но ведь никогда раньше… я не…
Я спустился, подошел к кромке прибоя. Волны с силой бьют в мокрый песок; осколки раковин, щепки, рыбешки — чего только не вынесет за ночь. Эй, волна, помнишь меня? Помнишь, как мы вместе лежали и смотрели на небо, выискивая звезды — каждый свою, счастливую, под которой родился? Помнишь…
Волна окатила мои ноги, мокрый холод забрался в ботинки.
А ты и впрямь мертва… Или я чем обидел тебя, волна? Чем? И в мыслях не было. Нет, ты меня не слышишь, ты всего лишь мертвая вода… Ну что ж, будем ждать весны.
Волна ударила в камни; что-то звякнуло и упало на песок. Браслет — тусклый белый металл, немного похоже на серебро, но скорее какой-то легкий сплав. Да и камешки ненастоящие — вон, даже трещинка на одном. На внутренней стороне, той, что прилегает к руке, несколько бурых пятен. Что это?
Это кровь.
Кровь?.. Убрав ладонью слизкий налет, я вижу выгравированные на браслете слова: «Дорога начинается здесь». Здесь? Но передо мной только море…
Да, дорога началась только сейчас. Не тогда, в джунглях, и не тогда, в горном ущелье — а только сейчас. Сколько же времени прошло даром? И все для того, чтобы подготовить к началу пути…
И я шагнул вперед.
Я шел все дальше; холодная, серая вода дошла до колен, до пояса, до шеи… Захлестнула меня с головой, наверное, сыто чавкнув. Преодолев страх и внутреннее оцепенение я открыл глаза — вокруг плавала сизая дымка — и с силой втянул воду…
Сизая дымка стала багровым туманом…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТАНЕЦ ПЛОТИ И ДУШИ
…Не имеет значения, что кто-либо говорит
или делает… Ты сам должен быть безупречным
человеком…
…Нам требуются все наши силы и вся наша
энергия, чтобы победить идиотизм в себе. Это
и есть то, что имеет значение. Остальное не
имеет никакой важности…
Мы нуждаемся в проклятых…
ГЛАВА 1
Что-то родилось во мне.
Я спал, но ведь сон — состояние тела, а не сознания. Я почувствовал, я понял, что это случилось. Стены в темных глубинах личности покачнулись и пошли трещинами, грозя рухнуть в любой момент.
Что-то родилось во мне.
И это что-то было дьявольски ярким, ослепительно ярким и прекрасным! Я, опять же, чувствовал это, потому что видеть не было никакой возможности.
Да и нечего видеть!
Разве обязательно видеть бога? Достаточно верить в его существование.
Я верил, более того, я знал, что теперь я не один, что-то отныне живет внутри меня. Дух.
Оно проснулось, открыло глаза и засияло…
Тело прикрыли белой простыней — как всегда, неаккуратно и неряшливо. Но хорошо, что накрыли, спрятали лицо; иначе и не оторвешь взгляда от стеклянных, полных ужаса глаз мертвеца.
Разве Небеса так уж чисты? Разве они не замараны кровью? Где хрустальные дворцы и потоки света, в которых купаются ангелы — их нет; стоит только посмотреть на этих людей, бесцельно бродящих по коридорам.
Если бы Бог существовал на свете, он бы знал, какие мысли роятся в их безумных головах.
Двое подняли носилки и унесли тело.
Тишина отступила. Из палат опять понеслись звуки голосов и шуршание больничных тапочек.
Почему вид крови и смерти так сильно будоражит меня? Сейчас в моей душе борются отвращение и страх — одинаковые как по силе, так и по яркости.
Редко, очень редко какое-либо событие так сильно западает…
И опять накатывается волна воспоминаний. Душная и тяжелая, но в то же время холодная, как лед или металл. В этих воспоминаниях непременно присутствуют море, осень и женщина. Реже — горы, снега, маленький сморщенный старец. Что-то очень хорошее, теплое, радостное связано с морем… Образ женщины — волнистые темно-русые волосы, шутливое выражение, никогда не покидающее ее глаз — причиняет мне боль. Все остальное — безразлично: и горы, и старик в выцветшей накидке.
Стук в дверь… Зачем? Неужели я не могу побыть в одиночестве, неужели они не понимают?..
— Что?
— Андрей Михайлович, можно войти?
Ах, да, это Галя — медсестра, я ведь сам вызывал…
— Да.
Входит, осторожно прикрывает за собой дверь, садится. Прячет глаза, то опуская их, то рыская взглядом по кабинету. Ей неловко понимаю. Совсем еще девушка, еще даже не закончила институт — а тут такое. Вот, кому, наверное, по-настоящему не по себе — щеки горят, в глазах колышутся маленькие озерца, готовые в любой момент рвануть наружу потоками слез…
— Ночь была тяжелой… — мне не с чего начать, я не знаю, для чего позвал сюда эту девушку — чтобы отчитывать? Это по меньшей мере глупо. Чтобы расспрашивать? Нет — это значит заставить ее заново пережить все… — Что случилось ночью?
— Я не знаю. Не знаю… Я услышала шум… из… по-моему, двадцать третьей. Пошла посмотреть, а там… там…
Галя уронила голову на ладони — то, что было там, лучше не описывать.
— Хорошо, идите домой, вам нужно отдохнуть… и мне тоже…
До позднего вечера я сидел в кабинете, оперевшись локтями о стол, и не было ни малейшего желания двигаться, думать и вообще существовать. Мною овладела полная апатия и равнодушие.
Я сидел, рассматривая портрет Фрейда, повешенный на стену моим предшественником — наверное, он был фанатом своей профессии. Долго не выдержал… А ведь мне так и не сказали, что с ним случилось! Знаю только имя — Михаил Валерьевич Вершаков. Помню, примерно через неделю после моего вселения в кабинет, я нашел в столе толстую записную книжку — дневник. Совесть шевельнулась, но затихла после первых же страниц — видимо, ей тоже было интересно. Но как ни пытался я разобрать прыгающий почерк, как ни пробовал связать воедино разрозненные с первого (да и со второго тоже) взгляда записи удача повернулась спиной…
Пальцев коснулся жар, когда я раздавил в пепельнице окурок. Несколько хлопьев пепла упало на стол — пепельница была уже переполнена.
Шипели спички, падали искры с кончика сигареты — но напряжение не уходило. Будто тяжелая свинцовая капля засела в груди; комок в горле — как ни старайся, не проглотишь.
Да!..
Раздвинуть стулья, оттолкнуть к стене кресло, чтобы вырвать хоть чуточку свободы из рабочей атмосферы. Ограничить круг на полу невидимая, но очень прочная черта. За ней будут метаться призраки городской грязи, а внутри буду только я, защищенный и отделенный от остального мира. Теперь расслабиться… отдаться воле небесных течений…
У моего учителя не было имени — я всегда называл его просто Учитель. Он считал, что имя подобно клейму и вовсе не нужно человеку. Повреждать свое сознание еще одной печатью только для того, чтобы другие смогли звать тебя? Глупости…
«Мы все живем под Небом — куда скроешься от него?»
Луна… ветер… хижина Учителя… Она существует вне времен, как и он сам. Кажется, она стояла на той скале всегда и простоит еще целую вечность. И каждое утро старый Учитель будет выходить на порог, чтобы поприветствовать Солнце.
Учитель, этот человек умер давно — он лишился рассудка и физическая смерть его не лежит багровыми пятнами на моих руках. Но почему мне так тяжело?..
Он указывает куда-то в сторону… туда, в сторону ущелья. Я подхожу поближе к зубчатому краю. Стены ущелья покрыты темными лишайниками, среди которых проступают полосы льда и камня. А внизу… внизу колышется багровый туман!
Вот он где — источник моего страха! Вот, чего я боюсь всю жизнь — багрового тумана! Почему?..
Море… осень… Марина… каждое утро — Солнце, каждая ночь — полет к звездам. Море умерло… багровый туман — струится по свинцовой воде… я умер!
Наши голоса среди светил… века — как секунды. Какое значение имеет время во Вселенной? Ничто не имеет важности — в Абсолюте или в Хаосе. Само существование ничего не значит — оно было и будет всегда!..
Я — звезда! Я — пыль! Я — крохотная пылающая песчинка среди неисчислимых миллиардов галактик!
Воспоминания вспыхнули с поразительной яркостью. Возможно, позже я пожалею, но сейчас мне нужно ЧТО-ТО. Нечто, не дающее ответа на мои вопросы, но знающее обо мне — кто я такой.
…Да, дорога началась только сейчас…
Не сто лет назад в образе камня или зверя, или птицы — все это более, чем неважно; все это бессмысленно. Дорога началась только сейчас.
…И я шагнул вперед.
Я шел все дальше; холодная, серая вода дошла до колен, до пояса, до шеи… Захлестнула меня с головой, наверное, сыто чавкнув. Преодолев страх и внутреннее оцепенение я открыл глаза — вокруг плавала сизая дымка — и с силой втянул воду…
Сизая дымка стала багровым туманом…
Багровый туман сопровождал каждую мою смерть и даже являлся ее предвестником. Там, в горах, я видел его — когда холодный камень терзал мое тело, вокруг плавали клочья багрового тумана. Что это? Комплекс? Не похоже… Какой-то устойчивый образ, впечатавшийся в сознание.
Забавно глядеть, как нерадивые мотыльки порхают над самым костром, как пляшут души на тусклом лезвии. Все это — здесь и сейчас, вокруг меня. Это уже даже не люди — это призраки, у которых есть только эти коридоры, по которым они бродят день и ночь. Днем — в человеческом теле, в котором нет сознания. Сумасшедшие… Ночью — и это самое страшное — они стонут от боли. Мне кажется, я знаю, что они чувствуют — трудно ходить по пылающему песку или шипам и не кричать, потому что боль раскатывается по всему телу.
Это вина. Это нечто потрясающе сложное и ужасное, что нарушило природный противовес в их головах. Несчастные! Вы существуете в другом мире…
Уже близится утро…
Высокая дверь, выкрашенная белой эмалью, с табличкой — «23». Палату специально освободили, но я попросил оставить мебель — вдруг я увижу это загадочное «ЧТО-ТО» в чьем-нибудь шкафчике или кровати.
В коридорах полы просто укрытые линолеумом, но в каждой палате, за исключением «сектора для буйных», постелен паркет. Дерево все-таки не такое холодное, у больных меньше шансов заболеть — не скажу, что мы так уж печемся о физическом здоровье пациентов, просто чье-нибудь воспаление легких для нас оборачивается лишними затратами. В двадцать третьей паркет постелили недавно — буквально пару недель назад. В воскресенье. Завезли пахнущие сосновой смолой блоки, справились быстро, но за работу в выходной пришлось доплатить.
Небольшой красный шарик сидел на стыке стены и паркетного блока. Я протянул к нему руку и почувствовал, как по коже бежит озноб. Что за черт!
Холод просочился из-под двери, собрался на кончиках моих пальцев и — один четкий бросок, направленный в точку в основании стены. Острая ледяная стрела — ее силы вполне хватило бы, чтобы остановить самое горячее сердце.
Но она сломалась!.. Звякнула и сломалась, а отточенный наконечник рассыпался в пыль. Шарик дрогнул, дернулся возмущенно и разгорелся еще ярче. В его призрачном свете на паркете проступили размытые контуры — здесь лежало тело убитого.
Впервые — я прибегал к помощи этой необъяснимой силой только в моменты забытья — впервые за всю жизнь я почувствовал себя беспомощным. Маленький шарик, топорщащийся в стороны острыми лучиками, и тот оказался сильнее! Какой я после этого человек?
Небо, неужели ты отвернулось от меня?..
Еще раз — дикий колючий холод, идущий из самых глубин чего бы то ни было, собрался в моей ладони, сжался в подобие пули и ринулся навстречу новой, молодой силе.
Поделиться книгой: