Глава 6.
В это же время ранняя весна начинала будить Константинополь от зимней спячки. В городе, который жил торговлей и не мог физически без нее существовать, начали появляться купцы со всех сторон света. Из Черного моря прибывали светловолосые скифы, власть над которыми аваров была чисто номинальной. Прибывали лазы и греки из дальних провинций. С южного направления египтяне, сирийцы и жители Италии доставляли зерно и краски. Столица, как библейский Левиафан, требовала все больше еды и все больших людей. Иногда складывалось впечатление, что Константинополь – и есть империя, а остальные провинции служат только для того, чтобы обеспечивать его. Ото всюду приезжали деловые люди в столицу. Ото всюду, кроме запада. Западных дел столичные жители старались не касаться. Им было хорошо в тени надежных стен, в спокойствии, освященном самим Господом и Святой Софией. А западные дела только огорчали. Все Балканы практически вымерли. Там несколько десятилетий тянулась война империи против кочевников, страшных, беспощадных. Кочевников, которые не так давно появились из ниоткуда. Еще два поколения назад ромеи и не знали ничего об аварах, об этих ужасных, закованных в стальные доспехи всадниках. Кто они? Откуда они появились? Почему они с такой яростью и ненавистью нападают на империю? Это было неизвестно никому. Одно было определенно: тюрки и авары являются друг для друга худшими врагами и каждый готов отдать свою жизнь при условии, что умрёт и его враг. Вероятно, в этой вражде и кроется и загадка появления аваров, но ни они, ни тюрки не сообщают ничего об этой вражде. Появившись на северном берегу Дуная, в старой римской провинции Дакия, авары каким-то образом договорились со славянами, возглавили их и повели их на Рим. Было понятно, что славяне в этом союзе являются слабой стороной, зачастую фактически на положении древних илотов, и как малочисленные авары управляют этим бушующим морем славян, было так же загадкой. Император Маврикий покрыл себя славой, практически сам или с помощью других полководцев проводя успешные компании против варваров. Но неся огромные потери, на следующий год, казалось, без всяких проблем варвары опять топили несчастные западные провинции своим нашествием. Ромеи побеждали, но с каждым город их силы таяли. Все труднее было набирать солдат в армию. Все меньше денег оставалось в казне. И все больше беженцев прибывало в Константинополь. Проведя десятки успешных компаний, Маврикий мог оценить безрадостную картину. Ромеи удерживали всего несколько пунктов, в основном это сильно укрепленные прибрежные города. Деревень практически больше не было. Формально на Балканах империя владела многими провинциями, но фактически территория от Пелопоннеса на юге, Адрионополя и Солуни на востоке и Диррахия на западе была владением безраздельным владением аваров, куда активно переселялись славяне. Греки и родственные им македонцы и фракийцы потеряли эти провинции. Теперь земли принадлежали другим людям и другой вере.
Ситуация так же непростая, но немного благоприятнее сложилась еще западнее, в Италии. После недавнего завоевания лангобардами, завоевания, которое перечеркнуло главное достижение императора Юстиниана Великого, в Римской империи остались только небольшая часть полуострова. Юг Италии с Сицилией всегда был греческим по культуре, языку и даже населению, Лаций, вместе с истерзанным Древним Римом, первой столицей ромеев, где сидели вечно неугомонные папы, и область Равенны вместе с северо-западными районами. Империя не имела значительных сил, чтобы вышвырнуть захватчиков обратно за Альпы. Тогда императоры выбрали более тонкую стратегию. Постепенно ассимилировать варваров и встроить их в государственную систему так, чтобы прошлые обычаи казались отвратительными. Эту стратегию поддерживало еще одно, но очень важное обстоятельство. Лангобарды были арианами. Течение христианства, одинаково ненавидимое всеми православными жителями бывшей большой империи, где бы они ни жили, от Британии до Аравии.
Культурно и цивилизационно Балканы были потеряны для ромеев на очень долгое время, если не навсегда. Однако, если не брать этот регион в расчет, государство жило так, будто ничего не происходило, будто все было по-прежнему и Римское государство, простоявшее уже тысячу лет, могло царствовать над народами еще столько же без потери блеска. Да, старые торговые пути пришли в запустение, изнурительная война с Ираном перекрыло движение товаров и туда, и обратно, но, как ни странно, это в гораздо больше степени ударило по персам, нежели по ромеям. Государство римлян было невероятно мощным экономически, промышленно развитым и имеющие гораздо более развитые торговые отношения. Иран по сравнению с Римом имел зачаточную промышленность, только в окрестностях столицы, тоже, к слову, населенную практически одними греками и иудеями, что является очередным курьезом истории, кипело производство. Иран экономически был зависим от Рима, и длительная война ударила по нему гораздо сильнее. Единственным преимуществом персов, единственным козырем, который они разыгрывали уже несколько веков, была военная система, базирующаяся на всеобщей воинской обязанности и культуре подготовки бронированной кавалерии. Эти всадники набирались в основном из мелких землевладельцев, азатов, и, благодаря своей численности, могли добиваться определенных успехов. Но в силе этой системы была заложена и главная слабость. При военных поражениях и больших потерях практически некем было заменить павших героев. А в прошлые десятилетия Иран слишком часто терпел поражения, и войны против Рима теперь велись гораздо меньшими силами, чем раньше. Уже не было тех десятков тысяч всадников, которыми распоряжались Шапур или Ануширван, великие шахиншахи прошлого. Все было скромнее, мельче и дольше, что, однако, не уменьшило амбиции и гордость персов.
Сейчас торговля ромеев с Согдом и Китаем, веками происходившая при посредничестве Ирана, сместилась на север и теперь от крымских областей Рима торговцы абсолютно безопасно могли путешествовать по владениям великого кагана тюрков. Иран не мог помешать этому, он выпал из мировых потоков товаров, он оказался просто ненужным, и его богатство, нажитое только на двустороннем транзите, исчезло. Торговля ромеев с Индией тоже нашла новые пути. Если так же раньше все шло через Иран, теперь появились новые пути, морские, из Египта вокруг Аравии, при поддержке христианского государства Аксум, полностью лояльного Риму.
Если торговля империи, и конкретно в Константинополе, изменилась, но не потеряла больших убытков, то промышленность совершенно расцвела. Варвары, захватившие Западную часть империи: Британию, Галлию, Испанию и большую часть Италии, а теперь, к сожалению, и Балканы, имели большую воинскую силу, но абсолютно ничего не могли производить сами. Все товары приходилось покупать у греков. Кузнецы, ремесленники, ювелиры, и, даже страшно сказать – юристы, теперь обслуживали интересы варваров. В империю приходили деньги, а варвары беднели. Даже если, а это случалось довольно часто, империя платила дань или подарки варварам, через некоторое время деньги опять оказывались в императорской казне, потому, что варвары тратили их на товары, произведенные в Константинополе, Сиракузах или Карфагене. Поэтому, с одной стороны юридически большая часть старой империи была потеряна, но экономически варвары еще сильнее привязали ее к Константинополю.
Но еще были и войны, и тут для промышленности было поистине благодатное время. Мастерские и мануфактуры во всей империи работали практически без остановки. Солдату ведь постоянно нужно оружие и обмундирование, всегда требовались упряжи для лошадей и верблюдов, большие потребности в одежде и посуде. Верфи по всему государству работали не останавливаясь. Они производили огромные корабли для перевозки зерна для городов и действующих армией, для транспортировки солдат, боевые дромоны для охраны транспортных кораблей, которые, в свою очередь, тоже требовали много парусины, древесины, канатов и гвоздей, что давало заказы заводам. Словом, постоянная война стимулировала экономику, что отрицательные явления, как опустынивание земель и набеги варваров, практически сглаживались.
В Константинополе в отсутствие императора и Петра власть принадлежала императрице, Константине. Как и ее муж, Константина безоговорочно поддерживала православие и константинопольского патриарха, коим был сейчас Иоанн Постник. Не было никаких сомнений, что только на основе православия может быть построена устойчивая власть Рима. Как только императоры начинали смотреть в сторону монофизитства, или даже страшно подумать – арианства, сразу империя начинала содрогаться до самого своего основания. Однако, Константина, даже в большей степени, чем ее муж, осознавала, что настоящее богатство империи, ее жизнь и энергия находится на востоке, в Сирии и Египте. Восток, который постоянно содрогается от религиозных конфликтов и расколов, но где всегда находились люди, готовые умереть за империю. Но, к сожалению, там позиции православия были слабы, заправляли всем монофизиты с их детскими представлениями о природе сына Божьего. Константина пыталась найти какой-то компромисс с этой ветвью христианства, но за любыми уступками зорко следил константинопольский патриарх. Монофизиты были выключены из политической жизни государства, что всегда грозило расколом и гражданскими войнами.
В тот момент, когда Ираклий далеко на востоке получил известие о бунте Бахрама Чубина, утром в столице его жена, Епифания, получила приглашение от императрицы прибыть в Большой императорский дворец. Это несколько сбило ее с толку. Разумеется, она была представлена императрице и довольно давно, однако никогда не беседовала с ней лично и не считала ранг своего мужа, как одного из не самых прославленных полководцев, достаточным, чтобы на нее обратили особое внимание. Вероятно, пока император в походе, на его жену возлагался надзор за сенаторами, значительная часть из которых прямо сейчас строит заговоры с целью свержения Маврикия, а некоторые из оставшихся, в свою очередь, ведет переговоры с врагами империи, суля им отдать провинции, если те поддержат и пришлют деньги. Семьи полководцев же по старинной римской традиции оставляли в столице, под присмотром властей, этакий залог верности. Это была страховка от того, чтобы успешные военачальники не подумали поднять восстание. Страховка эта действовала далеко не всегда, но считалась довольно эффективной.
Епифания в сопровождении слуг отправилась почти сразу. Путь был недолог, хотя и находился дом Ираклия довольно далеко от дворца, практически у крепостных стен. Нужно было много места для штата слуг и стражи и логично расположиться за стенами Константина, где просторнее.
Двигаясь к дворцу, Епифания очередной раз обратила внимание на то, что столичные мастерские работают не прекращая, но один факт очень огорчал ее. Почти все грузы отправлялись на запад, для снабжения армии Маврикия в его компании против аваров. За то время, пока она шла, только однажды она увидели повозки, двигающиеся на восток, к гаваням Константинополя, чтобы потом по морю отправиться в Армению. Где ее муж сражается с проклятыми персами.
Прибыв в Большой императорский дворец, в котором всегда проводились церемонии и государственные советы, в отличие от уютного небольшого, можно сказать семейного, комплекса на берегу Золотого рога, Епифания узнала, что предыдущий совет еще не окончен. Как ей сказали царедворцы, уже полдня продолжался большой совет с участием Константины, константинопольского патриарха Иоанна, легата римского папы Григория и других иерархов. Обсуждались одна вечная проблема для ромеев и новая проблема, возникшая совсем недавно. Первый вопрос – о скрытом сепаратизме монофизитов и неприятии православных правил и словесных конструкций в молитвах. Александрийский патриарх Евлогий был для населения Сирии и Египта непререкаемым авторитетом, даже несмотря на то, что сам был безусловным православным. Евлогий защищал жителей восточных провинций от деспотии столицы и надменности греков не только в силу своего звания, но и потому, что вырос в Антиохии, где в силу смешения всех ветвей христианства и других религий было важно выработать умение находить компромиссы.
Вторая проблема была скорее политической. Чтобы увязать церковные структуры всех регионов империи в четкую вертикаль наподобие светской власти, Маврикий решил константинопольскому патриарху дать титул Вселенского, то есть, поставить его выше остальных четырех. Антиохийский был занят бурлящим Востоком и не особо протестовал, Иерусалимский всегда считался слабейшим и выполнял свои обязанности по служению в Святой земле. Но Рим и Александрия открыто не признали Вселенский статус и превосходство Константинополя в вопросах церковной иерархии. Как всегда, стремление упорядочить и улучшить церковь вызывало только раскол и конфликт.
Епифания прохаживалась по небольшому залу вместе с несколькими так же ожидавшими аудиенции, даже не осознавая, что не так давно ее муж здесь же точно так мерял шагами помещение и ждал приглашения на аудиенцию. Наконец, ей дали знак, что императрица готова принять, но провели ее другим коридором, скорее всего, пока статуса ей не хватает для аудиенции в большом зале, подумала она про себя.
Разговор с Константиной не занял много времени. Кажется, императрица была изрядно утомлена церковными ссорами и вообще контролем над знатью в отсутствие императора. Пока Маврикий находился в столице, сенаторы и прочие вели себя довольно мирно, поскольку знали его крутой нрав и авторитет в армии, но стоило ему выступить с армией на войну, да еще и вместе с братом, сразу активизировались интриги, заспешили в неприметные дома ослики с деньгами, посреди ночи засновали через Босфор и Золотой Рог курьерские кораблики. Императрица была женщиной больших дарований, недаром она являлась дочерью предыдущего императора, но ей казалось, что вокруг империи и ее семьи сгущается мрак. Было непонятно откуда он придет и как с ним бороться, но беда неизбежна. И не было никого в городе из взрослых членов императорской семьи, с кем можно было посоветоваться. Ее дети росли хорошими, кажется, людьми, им прививали качества, необходимые правителям, но они были еще слишком малы.
Императрица спросила об Ираклии, о достатке его семьи в Константинополе, о снабжении и связи с Арменией. После того, как Епифания пожаловалась о том, что она снаряжение покупает и набирает солдат на личные деньги Ираклия, Константина сказала прийти ей завтра в казначейство и ей выдадут небольшую сумму денег, которые она должна отослать в Армению. «Но вообще,-отметила императрица,-мы отправили твоего мужа для того, чтобы он обустроил провинцию так, чтобы она приносила прибыль империи, а не требовала все больше денег». После императрица пообещала, что, если ситуация с персами позволит, Епифания с детьми сможет отправиться к мужу на границу. На этом аудиенция закончилась.
«Зачем она приказала мне прийти?»,-недоумевала Епифания. Неужели ради денег? Для этих целей подошел бы даже не Феодосий, а один из его заместителей. Нет, тут дело в другом. Вероятно, она хотела оценить меня лично и лояльность нашей семьи императорскому дому. Но мы не давали никаких поводов для подозрений. Может, это стандартная процедура в империи, где любой наместник или полководец имеет реальный шанс стать императором. Или, может выделением денег для помощи мужу императрица таким образом покупает нашу лояльность?
На следующий день она, как и велела Константина, отправилась во Дворец, в часть, которую занимали сборщики налогов и казначеи. Все было уже готово, невысокий лысый человек с мутным взглядом оформил все бумаги, и Епифания получила несколько мешочков, где лежали новенькие золотые монеты с изображением императора. Несмотря на то, что сумы были небольшие, кажется, там было столько денег, что можно было купить все имущество семьи Ираклия в Константинополе.
–Мы отправляем с деньгами десять человек,-сказал лысый человек,-рекомендую организовать с ними небольшой отряд солдат. Когда деньги прибудут в Феодосиополь, главный казначей провинции пошлет мне отчет, сколько денег доставлено. Вся недостача, если она будет, будет возмещена за ваш счет.
Епифания поблагодарила и отправилась домой. Она размышляла: сумма была для властей совершенно несерьезной, но по меркам отдаленной провинции огромная, а практически всю стражу, которая служила их семье, Ираклий забрал с собой. Можно в других их поместьях в Вифинии собрать еще несколько десятков солдат, на которых можно положиться, затем арендовать корабль, который доставит их и деньги в Трабзон, а оттуда через горы – Ираклию. Срочно надо отослать гонцов в имения, прямо сейчас, через неделю корабль должен отплыть. Зимние шторма почти прекратились, и, будем молиться, что груз прибудет благополучно к ее мужу.
Епифания ускорила шаг, у нее было много дел по руководству семейными делами, пока муж был на войне.
Глава 7.
Тем временем, дети Ираклия были заняты обучением. Младших пока обучали на дому, Мария была в школе для детей знати, а старший, Ираклий, вместе с несколькими отпрысками сенаторских фамилий собрались у городских стен, чтобы устроить шуточные соревнования. Обычно, такие мероприятия, и вообще, отдых горожан был за городскими воротами, но сейчас шла война и, поскольку никто не мог гарантировать, что какой-то отряд авар не появится внезапно около Константинополя, отдыхали так же под защитой крепостных стен. Да и места внутри стен хватало, к тому же, на зиму многие разъехались по восточным провинциям, и город оставался полупустой. Нет, лучше внутри стен. Да и разве это были стены? Это был символ могущества империи, самые лучшие укрепления во всем мире! Провинциалы, первый раз попавшие в столицу, были уверены, что людям не под силу сделать такое, и что сделали это ангелы по приказу императора Константина. На самом деле, как знал Ираклий, их построили по приказу императора Феодосия меньше двух веков назад, но и его всегда они поражали. Укрепления состояли из двух частей. Первые стены относительно невысокие и неширокие, конечно, во всем остальном мире они считались бы отличными. Во всем мире, кроме его столицы. Если враг преодолевал их, а этого не случалось еще никогда, и если Богоматерь не позволит, никогда и не случится в будущем, то он оказывался в ловушке. Через небольшой интервал, на котором была проложена дорога, возвышалась вторая стена, гораздо выше и мощнее первой. Ее точно никто не смог бы пересечь, даже если не брать стоящие каждые несколько десятков метров сторожевые башни головокружительной высоты. Наверху этих башен были позиции солдат, на среднем уровне располагались караульные помещения, а внизу – склады с продовольствием и оружием. На совсем уже крайний случай, архитекторами и инженерами был предусмотрен еще один ход. На опасных участках с помощью хитрых приспособлений была возможность затопить пространство между внешними и внутренними стенами, Константинополь фактически оказывался на острове окружен со всех сторон водой, и осуществить атаку через них невозможными в принципе. За этими стенами и до самих стен Константина, где начинался непосредственно город, простирались многочисленные сады и небольшие посадки. Берег города и гавани так же защищали стены, но не такие мощные. Под городом начинался тайным мир, полный чудес. Помимо цистерн, которые вмещали в себя целые озера питьевой воды для обеспечения огромного города и тайных ходов из Большого дворца и храма Святой Софии во все концы Константинополя, ходили упорные слухи, что жившие тут тысячу лет еще до принятия христианства греки для поклонения богам и духам построили много подземных храмов и святилищ. Со временем об этих постройках забыли, поверх них или рядом появились новые здания и тоннели. Старое и новое переплелись в и под Константинополем, как кровеносная и лимфатическая система человека, они перемешались и стали одним целым. На другой стороне Золотого Рога располагался район Галата, где жили в основном приезжие, как из других провинций, так и иностранцы.
Ираклий с товарищами расположились в тени одной из сторожевых башен и начали соревнование. Сначала у них был турнир по владению мечом, затем они попытались выявить победителя в борьбе, затем в стрельбе из лука. Подготовка новой элиты была поставлена в ромейской империи как высший приоритет, но там делался упор на юриспруденцию, богословие и риторику. Для физической активности практиковались такие выезды.
Ираклий фехтовал с сыном сенатора из Александрии. То, несмотря на свою молодость, отлично владел деревянным мечом, и несколько раз довольно болезненно ударил его.
–Ты, слишком быстро крутишь мечом,-пропыхтел александриец. Слишком быстро и слишком бессмысленно. Не красуйся, рядом девушек нет. Не думай, просто бей.
Ираклий попробовал следовать совету, но тотчас в голову прилетело еще два удара, от которых потемнело в глазах.
–Ты молодец, Ираклий,-попытался его приободрить соперник. Просто не надо красоты и изящества, в бою никто оценивать это не будет. Там или ты убил, или тебя.
–Ты так говоришь, будто уже был в настоящем бою,-огрызнулся Ираклий.
–Было дело. Моего отца губернатор Египта направил в Аксум вверх по Нилу. Обычно, туда путешествуют по морю, но тогда надо было двигаться по реке. Ну, и пару раз на нас нападали дикие нубийцы. Обычно от них отстреливаются из луков, но однажды была рукопашная и я убил двух черных.
У Ираклия от восторга таким приключениям расширились глаза, и где-то в сердце появился маленький червячок зависти: кто-то уже участвовал в бою, а он еще нет. В борьбе Ираклию мало кто мог оказать конкуренцию. Всех противников он эффектно помял, напоследок раскидав по тюкам с кожей.
В стрельбе из лука, которая была основой ведения боя ромейской армии, у всех подростком был примерно одинаковый высокий уровень. Победителя так и не определили. После физических упражнений они расположились возле повозок с сеном, чтобы передохнуть и затем отправиться по домам.
–Мой отец, -начал Ираклий,-прибыл в Армению и уже послал армию на восток, чтобы быстрее разбить персов и закончить войну.
Ираклий был подростком, и, поскольку, являлся старшим сыном, ощущал всегда на себе ответственность наследника большого рода. Он был довольно высоким и худым, глаза, как у его матери, алели в последнее время необычайно ярко, будто подчеркивая ту значимость, которую составляет его отец для империи. Его отец был до мозга костей солдатом и как следует обучил сына владению оружием и основам военного дела, что сильно отличало его от других детей знати, которые были типичными Константинопольскими чиновниками, владевшими гораздо лучше пером и руководившими торговыми флотами и сетями шпионов куда лучше, чем армиями.
–Мой отец недавно прибыл из Неаполя,-откликнулся Даниил, смуглый сын сенатора из Африки. Говорит, что Равенна уже практически в блокаде этими проклятыми лангобардами и папа Римский скорее стоит на их стороне, чем на нашей. Скорее бы, Ираклий, твой отец помог окончить эту глупую войну с персами и наши армии были бы переброшены на Запад, в помощь императору. Надо отразить и аваров и выгнать всех славян, они плодятся, как кролики. Восстановим сильную границу по Дунаю, тогда империя сможет Италией заняться.
–С кочевниками можно справиться только одним способом,-немного сказал Ираклий, обиженный тем, что ему не дали купаться в лучах славы и уважения, как сына такого важного человека,-только натравливая одних варваров на других. Наша армия против них – это то же самое, что поставить стену против реки. Да, сперва поток уменьшится, но потом найдет другой путь, прорвется и снесет и стену, и все, что за ней. Воду надо отвести в другое русло, так и кочевников надо направить куда-то еще.
–Да все будет хорошо, никто не в силах пошатнуть величие римской империи. Нам недавно ритор рассказывал, полтора века назад Рим вообще был на краю гибели, западную часть захватили варвары, восточную часть раздирали готы, гунны и персы и сотрясали религиозные расколы. А теперь? Западные провинции постепенно возвращаются под руку императора, готы остались только в Испании, гунны вернулись в свои степи, а кровавый раскол ушел в прошлое.
–Остались только персы,-заметил еще один, кажется, сириец. С ними войны уже длятся столько веков, и не приносят ни нам, ни им пользы.
–Ну почему же,-отвечал александриец. Для них это выгодно: часть нищей, но гордой знати отправить на войну. Там часть погибнет, а часть получит трофеи. И шахиншаху что-то перепадет. А для нас, да, бестолковая и кровопролитная бойня. Когда получается, откупаемся золотом и покупаем мир, пока они его не потратят. Когда не получается – получается, как сейчас.
–При том,– подал голос сын какого-то вождя скифов, который находился в Константинополе в заложниках. Кажется, по имени Кубрат,-основная проблема сейчас это Балканы. Авары себя чувствуют хозяевами территории, а обезлюдевшие провинции массово занимают славяне.
–Да, это проблема. Если император разобьет и выгонит аваров за Дунай, а он это сделает, даже если соберет всех славян и выгонит их обратно, что делать с пустыми провинциями? Да, формально провинции есть, назначаем туда чиновников. На земле физически никто не живет. Отец как-то рассказывал, что ехал из Солуни в сторону Диррахия. Так за несколько суток не увидел ни одного крестьянского дома. Пустота! Поля стоят в запустении, торговцы очень редки. Товары лучше и безопаснее перевозить по морю, чем при постоянной угрозе набегов. Люди есть, это правда, но только в крупных городах, которые задыхаются от тесноты.
–Проблема, но крестьян винить нельзя. У них тяжелая жизнь, то столичный сборщик налогов заберет последнюю корову, то варвары уведут жену и детей. А в городах всегда больше возможностей. Или пойти на государственную службу, или прибиться к купцам, или, если совсем мозгов нет, стать членом какой-то партии цирка.
–Кубрат,-внезапно обратился к скифу Ираклий, ты ведь из племени с северного побережья Понта? Вы друзья или враги аваров?
– Мы не друзья и не враги, но отношения натянутые. У нас большие проблемы с хазарами, которые являются друзьями ромеев. Рим, вроде, дает нашим племенам золото за какие-то услуги, а я здесь живу,-он ухмыльнулся,-в качестве залога.
Ученики замолчали, каждый погруженный в свои мысли. Все они думали о своей ситуации, о войнах, которую вели их родители каждый на своем фронте. Эти войны все были на благо империи, из них вырастала большая борьба за цивилизацию. Но что каждый них них мог сделать еще? Они выпили принесенное с собой разбавленное вино и подремали на солнце. Когда оно начало садиться, все стали расходиться. Поскольку Кубрат жил неподалеко от дома Ираклия, они пошли вместе.
–Ты скучаешь по своей стране?
–Не знаю. Я не видел отца и братьев уже несколько лет. А страна…Я помню только бесконечные моря травы, и запах цветов на рассвете. Ну и лошади, конечно. Лошадей всегда очень много и все на них ездят.
–И что, хочешь домой?
–Не знаю, наверное. Я вырос в Константинополе, но здесь я никто. Обо мне заботятся, обучают, но таких как я, заложников варваров, в городе очень много. А дома я один из сыновей царя.
Так они дошли до трехэтажного дома, в котором проживали варвары.
–Я рад, что мы познакомились, Кубрат.
И со всей серьезностью сказал:
–Надеюсь, ты не станешь врагом ромеев в будущем.
Тот, со всей подростковой серьезностью, подумал.
–Нет. Пока есть Константинополь, есть и цивилизация. Прощай.
Глава 8.
Спустя несколько недель, Ираклий-старший, стоял на выступе в безымянном ущелье Армении и смотрел на битву. С тех пор, как он был вынужден вслед возглавить отряд, собранный из последних солдат, и отправиться на юго-восток, Ираклий согнал те несколько килограмм, которые набрал за время тыловой работы. Для скорости, все были посажены на коней и с максимальной поспешностью отправлены на выручку Филиппику. За несколько дней безумной гонки они прибыли на место действий, но их появление ничего не изменило. А случилось вот что. Не так давно к нему в Феодосиополь прибыл гонец от Филиппика с просьбой о срочной помощи. Тот слишком запутался в маневрах на побережье озера Ван и персы загнали его армию в небольшой городок. Укреплений в этом городке почти не было, не считая деревянного палисада, и не было запасов продовольствия. Как в этом городке поместились тысячи солдат было просто уму не постижимо. Но персы удовлетворились блокадой и не хотели тратить силы на бессмысленный штурм. Кажется, они с удовольствием сняли бы осаду и ушли сами домой. Судя по слухам, гражданская война в Иране набирала обороты, а эти войска персов были заслоном, который оставил Бахрам Чубин против ромеев. Сейчас ему эти отряды очень пригодились бы на юге, и он бы отвел их уже. Но помешало стремление Филиппика отметиться перед императорским двором хоть какой-то победой. Если бы ромеи продвигались медленно, то эти бы отряды спокойно ушли, но они продвигались слишком стремительно, и персы были вынуждены остановиться для их отражения.
Так или иначе, персы остались и заперли армию Филиппика здесь. Что самое неприятное, армия эта помаленьку таяла, потому, что в основном состояла из армян и курдов. А те просто сбегали оттуда, где плохо платили, да еще и взяли в окружение и расходились по своим деревням. Несколько дней продолжалась эта блокировка, Филиппик пытался вырваться на лодках из города, но тех было слишком мало. Наконец, когда его армия из-за дезертиров и постоянных стычек уменьшилась на треть, сегодня утром он решился на большую вылазку.
Битва продолжалась уже больше часа и дела у ромеев были плохи. Не помогли даже лучники, которых подняли на вершину палисада, чтобы обстреливать персов сверху. Те, армяне, которые еще оставались у Филиппика, пытались прорваться на север в ущелья, или хотя бы сдаться на милость победителя и сражаться изо всех сил явно не собирались. Греки и варвары бились отлично, но никак не могли отойти от деревянной стены и начать маневрирования конных отрядов.
–Сколько, думаешь, можем послать, Афимий?
–Ни сколько. С учетом, что у нас меньше тысячи и за нами беззащитная провинция, да и вся Анатолия. Ну, в крайнем случае, сотни три, не больше. Чтобы прикрыть их отступление.
–Да, три сотни мало что решат в той бойне внизу. А не пошлешь, обвинят в предательстве. Хорошо, посылай пять сотен по той речушке, остальные пусть обустраивают серьезный лагерь. Что-то мне подсказывает, что мы тут надолго.
Пока офицеры организовывали отвлекающую атаку, Афимий раздавал приказания по укреплению защиты плато, где был разбит лагерь. Как Ираклий и предполагал, его посланный отряд даже не достиг битвы, он был перехвачен персидским заслоном, и завязавшаяся битва переместилась немного в сторону. Не желая тратить людей на бессмысленную драку, он приказал сразу трубить отступление. Ниже, в долине, будто прочитав его мысли, ромеям так же дали сигнал отступать в город. Персы никого не преследовали, и вернулись в свой лагерь, чуть южнее городка.
Что делать дальше, никто не представлял. Ираклий послал по горным тропам гонца в городок с известием, что он прибыл, но солдат у него совсем немного, зато, скоро прибудет небольшая сумма денег, которую он взял из казны провинции. Обрадовавшийся Филиппик дал ответ. Сил у него было в несколько раз больше, запасов пищи хватит на неделю, потом, если ситуация не прояснится, придется есть коней.
Патовая ситуация. Когда в очередной раз Ираклий с Афимием обсуждали новый сложный план атаки с разных сторон, к нему подошел Иоанн, чиновник казначейства провинции, которого взял в поход только для независимого учета возможных трофеев.
–Полководец,-обратился человек, с быстрыми и резкими движениями, плохо вязавшимися с его лысой головой и щуплым телосложением,-у меня, кажется, есть план, как решить ситуацию для блага всех сторон.
Ираклий переглянулся с Афимием. Не было ли тут какого-то подвоха?
–Слушаю тебя.
–Я еще до войны часто бывал в Иране и знаю их язык. Кроме того, как ты знаешь, для персов мы, армяне, являемся родственным народом и больше заслуживаем доверия, чем ромеи. Позволь мне тайно отправиться в лагерь иранцев и переговорить с их командиром. Я попробую его уговорить уйти.
Удивление Ираклия нарастало. Во-первых, ему не понравилось, что в лагерь врага может отправиться человек, который может рассказать ситуацию о плачевном положении ромеев, как только пришедшего отряда, так и осажденных. Во-вторых, наверняка, придется чем-то поступиться, чтобы персы ушли.
–Чем ты можешь заинтересовать его? И он, и мы в такой ситуации, что чем дольше тут стоим, тем хуже всем.
–Прикажи мне дать коня и выпустить из лагеря. Сейчас солнце садится. Клянусь Святой Троицей, что до восхода Солнца вернусь с новостями.
–А не хочешь ли ты стать перебежчиком?
Тот неожиданно открыто и по-доброму улыбнулся.
–Нет, не хочу. Мне нравится моя жизнь в Феодосиополе. Там моя семья. А у тебя нет выбора, Ираклий. Не поможешь Филиппику, его армия через несколько дней начнет разбегаться от голода, тебя обвинят в предательстве, а император Маврикий, как мне рассказывали, очень не любит изменников. Пойдешь на помощь Маврикию – тебя и его разобьют и не только Армения Первая, твоя провинция, будет беззащитна, но и остальные три. И не стоит приказывать заковать меня, как предателя. Все знают ситуацию, люди не глупы. Ситуация безвыходна.
Ираклий размышлял. Да, риск очень велик. Но и ситуация не из простых. Если он в ближайшие дни не придумает, как вызволить Филиппика, как он сможет защитить провинцию и внутренние регионы Анатолии с тысячей воинов? Но передавать свою судьбу и жизнь в руки человека, которого он особо не знал, не было никакого желания.
И все-таки, он решил рискнуть.
–Дайте ему коня. Если до восхода Солнца тебя не будет, я посылаю гонца в Феодосиополь, чтобы он посадил в тюрьму твою жену, детей и всех родственников.
–Тогда тебе придется, полководец, посадить всю провинцию!,-рассмеялся Иоанн. Не переживай, я вернусь.
Он ускакал в сумерки. Солдаты отдыхали после дневной битвы и работ по фортификации. На деревянных башнях лучники осматривали вязкую и холодную темноту. Ираклий мерял шагами площадку возле командирского шатра. Убежал, точно убежал, мерзавец. Только коня потерял и дал выскользнуть одному трусу. Завтра утром надо отправить разведчика к Филиппику и договориться об общей атаке, другого варианта нет.
С такими мрачными мыслями он прилег и поспал беспокойно несколько часов. Проснулся от шагов Льва.
–Полководец, только что прибыл Иоанн и просит переговорить с тобой. Лев казался удивленным, наверное, и он, и весь лагерь думали, что ловкий армянин просто нашел способ сбежать.
Иоанн вошел, и раскрасневшееся лицо его сияло.
–Думали, сбежал?
–Да, думал. Хотел уже посылать за твоей семьей.
–Не стоит. В общем, ситуация такая. Во главе этой армии стоит некий Йездигерд. Из какого он рода, я так и не понял, но точно из парфян-Аршакидов. Не удивлюсь, если это родственник Бахрама Чубина. Сколько у него войск, тоже не скажу точно, мне завязывали глаза. Думаю, как в сумме у наших обеих армий или чуть больше. Речь слышал только иранскую, значит, это отборные воины. Мы поговорили с Йездигердом. Ему тоже не очень хочется тут тратить силы. Он знает, что может разбить и Филиппика, и тебя, но цена будет слишком высока. Конечно, он сказал мне, что ему спешит на помощь двадцатитысячная армия персов, и чтобы ты быстрее сдавался, но это обычная иранская похвальба, не обращай внимание.
Ираклий задумался. А не было ли это частью плана этого хитрого Иоанна? Снабдить его ложной информацией, таким образом полностью уничтожить ромейские силы и прямым ходом отправиться на Феодосиополь, где он, наверное, уже выторговал себе у персов должность наместника.
–И что дальше? Это мы и так знали. Что он хочет, чтобы нам спокойно разойтись?
–Дальше. Как я понял по разговорам стражи, вчера или позавчера прибыл гонец от Бахрама Чубина с требованием как можно скорее двигаться с армией к нему. Там что-то очень серьезное назревает, полководец, если персы бросают земли, где выигрывали больше десяти лет и с максимальной скоростью двигаются на родину. В общем, он согласен разойтись, но на его условиях.
–Быстрее.
–Он позволяет и твоему отряду и армии Филиппика отступить в Феодосиополь. Взамен, Филиппик оставляет все трофеи и награбленное. Ты должен поклясться ему, как верному рабу шахиншаха, что ромеи не будут пересекать границы провинции и снова не начнут воевать. И от тебя он ждет небольшой подарок ему лично.
–Гарантии какие?
–Никаких. Обрати внимание, он сказал, что служит шахиншаху, но не сказал какому. Это одна из причин, почему он не может терять ни дня, пока мы тут пытаемся друг друга перехитрить.
–Какой подарок он хочет?