– А почему ты не хочешь мне сказать даже его имени? – удивился я.
– Ведь еще ничего не известно. Я еще должен его уговорить, а он должен согласиться. А он человек непростой, отказать может очень легко. Будет он, кстати, смотреть по звездам и твою судьбу. Для этого он будет спрашивать, в год и в час какого зверя ты родился (а ты этого даже не знаешь, так что отвечать придется мне). Поэтому, чтобы не спугнуть удачу, я не стану тебе называть его имени. Да и не время тебя еще отдавать в чужие руки. Мал еще. Хотя уже не так и долго осталось.
В общем, дед своего добился. Услышав, что в будущем какой-то таинственный учитель покажет мне технику двенадцати животных, я уже сам стал просить деда рассказать мне сказку про двенадцать зверей. Надо сказать, что позже я много раз слышал эту сказку, но тот вариант ее, который мне рассказал дед, был самым живым и ярким. Мне кажется, что если дед его и не сам придумал, то сильно приукрасил стандартную версию. Звучало это примерно так.
Однажды Нефритовый император послал слугу, чтобы тот нашел двенадцать самых красивых животных и привел их для награждения – каждому из них император собирался подарить по одному году управления. Аудиенцию назначили на раннее утро.
Слуга был очень ленивый, ему не хотелось искать и отбирать самых красивых животных. Поэтому этот бездельник поступил просто – пригласил тех зверей, которые попались ему по пути, когда он шел из дворца в ближайший кабак: крысу, быка, тигра, кролика, дракона, змею, лошадь, овцу, обезьяну, петуха и собаку. Еще он хотел пригласить кота, который был известен своей красотой и чистоплотностью, но не смог его найти. Долго искать слуге не хотелось и он, встретив крысу (дружившую в те далекие времена с котом) в кабаке, где та крала еду, попросил, чтобы она нашла кота и передала ему приглашение. Для вездесущей и всезнающей крысы это было несложно. Она нашла кота и передала, что завтра рано утром его ждет сам Нефритовый император. И не просто так, а чтобы сделать его управителем целого года. Тщеславный кот, представив, как такой красавец, как он, будет главенствовать целый год, ужасно обрадовался. Но так как он был ленив (еще ленивее слуги) и привык спать допоздна, то попросил крысу, чтобы та разбудила его. Крыса согласилась – она вставала рано и ей это было совсем не трудно. Однако по пути она увидела себя в зеркале и поняла, что кот намного красивее ее и если она хочет занять какое-то место среди самых красивых животных, то кот ей совсем не нужен. Поэтому хитрая крыса не стала будить кота.
Чтобы попасть во дворец к Нефритовому императору, нужно было переплыть широкую реку. Время стояло холодное и крыса, которой не хотелось мокнуть в холодной воде (да и вообще она не любила мыться), снова прибегла к хитрости – она попросила быка перевезти ее. Быку холодная вода была нипочем, крыса была легкая и к тому же обещала все время, которое они будут плыть через реку, рассказывать быку сказки, которых она знала великое множество. Быку сказок никто не рассказывал и он с радостью согласился, считая такой обмен (переправа через реку на несколько сказок) очень выгодным для себя. Однако, когда бык, отфыркиваясь, стал выбираться на берег, юркая крыса соскочила с его спины, первой подбежала к императору и получила в управление первый год. Старательный, могучий, но медленно думающий бык стал только вторым.
Тигр, который был не намного слабее быка, приплыл третьим и ему достался третий год. Однако гордый тигр, который считал себя непревзойденным пловцом (он во всем считал себя непревзойденным), не забыл поражения и с тех пор при всякой возможности охотится на быка. Бык, само собой, отвечает ему взаимностью и не упустит случая поднять тигра на рога.
Четвертым приплыл кролик, совершенно непонятно как сумевший обогнать Дракона, стихией которого была вода. Вообще-то дракон наверняка приплыл бы первым, если бы не его благородная натура. Он, как всегда, помогал кому-то, задержался в пути и отплыл от берега едва ли не самым последним.
Шестое место заняла змея, которая сумела пристроиться за драконом и приплыла сразу вслед за ним. Дракон не возражал – змея была похожа на него (только без лап и чешуи) и дракон ей всегда благоволил. Кроме того, змея была очень умная, едва ли не умнее, чем сам дракон, и тот очень любил с ней беседовать.
Седьмое и восьмое места заняли лошадь с овцой. Обе хорошо умели плавать, только не слишком быстро, особенно овца. Да и задержались они. Лошадь, потому что пахала землю, а овца, потому что была не самостоятельная и ждала лошадь, без которой боялась тронуться в путь.
Хитрая обезьяна приплыла девятой, потому что никуда не торопилась. Она была уверена, что она самая красивая и в любом случае получит в свое управление год, какой бы по счету ни приплыла. Кроме того, она любила тепло и вошла в воду, только когда убедилась в безопасности переправы и в том, что ее драгоценная особа не слишком замерзнет.
Петух всегда боялся, что если он не прокукарекает, то солнце не встанет и наступит солнечное затмение. Поэтому чрезвычайно ответственно относился к своему утреннему кукареканью и вставал очень рано, чтобы прокукарекать вовремя. Завершая это важнейшее дело, он начинал давать наставления своей семье. А семья у него была очень большая – целый курятник, причем все в нем кудахтали одновременно. Так случилось и на этот раз: пока петух сумел всех успокоить и объяснить, что кому надо делать, было уже поздно и он прибыл только десятым.
Собака прибежала вслед за ним, так как была очень занята. Дела у нее были очень непростые: она носилась по деревне и на всех лаяла. Она так увлеклась этим серьезнейшим занятием, что чуть было совсем не опоздала. Но ей повезло – в нее стали бросать камнями и она вспомнила, что у нее есть дела поважнее – нестись сломя голову во дворец к императору.
Последней во дворец пришла свинья. Ее вообще-то никто и не приглашал, потому что в число самых красивых зверей ее не додумался включить даже ленивый слуга, который приглашал всех во дворец. Однако, когда собака бегала и лаяла на всех, она разбудила свинью, которая мирно валялась в грязи. Услышав, что собаку позвали в гости, свинья, которая сама себе казалась если и не слишком красивой и изящной, то очень осанистой и представительной, тоже решила отправиться в гости к императору. На ее счастье, проспавший кот еще не пришел и император, не любивший ждать, отдал управление последним годом цикла свинье. Правда, учитывая, что свинья при всей своей медлительности и неповоротливости все-таки добралась до дворца, император подарил ей очень хороший год, отличающийся изобилием и спокойствием.
Каждому из животных досталась от императора еще и похвала. Крысе – за хитрость и изобретательность; быку – за доброту; тигру – за силу; кролику – никто не знает за что, скорее всего, за самые длинные уши (больше было просто не за что); дракону – за необычайный внешний вид; змее — за мудрость; лошади – за длинные ноги и умение быстро бегать; овце – за густую шерсть, из которой императору делали зимнюю одежду; обезьяне — за ловкость; петуху – за то, что он просыпался раньше всех и следил за тем, чтобы каждый день всходило солнце; собаке – за ее верность, а свинье за основательность.
Одному коту ничего не досталось – ни собственного года, ни даже похвалы. Когда он проснулся и со всех ног бросился во дворец, то все места уже были распределены. Ему достался только холодный взгляд императора. И насмешки крысы. С тех пор всем известно, что кот непримиримо враждует с крысой.
– А для чего все-таки мне эта сказка? – спросил я у деда. – Конечно, она мне очень понравилась, но, если я тебя правильно понял, в ней должна быть какая-то польза?
– Конечно, есть. В нашей, китайской традиции все должно иметь имя. Принято считать, что пока у вещи нет имени, то и самой вещи как бы нет и с ней невозможно иметь дело. Так что все должно иметь название и, по возможности, красивое. Например, западные люди измеряют время просто: номер года – вот и все, на что они способны. А у нас каждый год имеет имя и, самое главное, свой характер, соответствующий этому имени. В результате все оживает: стили У-Шу, названия лет, времени суток, природа людей, рожденных в тот или иной год, и даже типы взаимодействия их между собой.
На этом сказка о том, как считают в Ци-Гун, обрывается. И еще: эта сказка в отличие от остальных в этой книге имеет мораль – в Ци-Гун можно считать как угодно: никакого значения это не имеет.
«Майкл Джеймс: Диады («двандва» на санскрите и «ираттаи» на тамильском) означают пары противоположностей – хорошее и плохое, удовольствие и боль, знание и неведение и т. д. Триады («трипути» на санскрите и «муппуди» на тамильском) означают три фактора объектного познания – познающий, познание и то, что познается; переживающий, переживание и то, что переживается; видящий, видение и то, что видится, и т. д.».
«Знай, что согласно Его воле, плану и закону, в каждый момент каждого дня во Вселенной, полной движущихся и неподвижных объектов, будут совершенно и непрерывно действовать пять функций Бога». (666)
Сказка о времени, или От «от забора и до обеда»
Старшина инструктирует личный состав: «Товарищ курсанты, сейчас будем копать траншею. Копать будем от забора и до обеда».
Время в Ци-Гун – это особая категория. Основных причин этой особенности две и обе они совершенно сказочные. Одна заключается в том, что никакого времени вообще нет (если времени нет, то почему мы все стареем?), а вторая – это то, что сам китайский календарь очень напоминает «сказку обо всем» (например, о животных).
Здесь речь идет о взаимосвязанности всего происходящего в любом месте и в любое время.
Так, в системе Рэй-Ки, представляющей собой несомненный высший Ци-Гун, по «этому поводу» на второй ступени обучения передается даже специальный символ под названием «Хон-Ша-Зэ-Шоу-Нэн», одно из значений которого формулируется следующим образом: «Нет прошлого, нет настоящего, нет будущего».
В это трудно (точнее, невозможно) поверить, но практически это позволяет работать с ситуацией, которая должна произойти в будущем.
Например, человек идет на встречу (с начальником, чиновником, стоматологом), от которой ничего хорошего не ждет. В этом случае он может
Рэй-Ки было выбрано просто как пример. На самом деле в любом высшем Ци-Гун принято весьма вольно обращаться со временем и считается, что на определенном уровне мастерства человек может предугадывать грядущие события. Так это или не так, говорить трудно (сказка все-таки), но практики (очень серьезные), специально предназначенные для вырабатывания подобных способностей, есть точно.
Ци-Гун – это часть азиатской культуры и отсчет времени в ней происходит согласно восточной традиции, где со времен правления династии Хань (206 до н. э. – 220 н. э.) сутки делятся на 12 двухчасовых промежутков, каждый из которых «отведен» одному из астрологических животных. Иначе говоря, каждый такой отрезок времени традиционно носит имя соответствующего зверя (циклического знака). Отсчет суток начинается с 23.00, с часа крысы.
Ночные «двухчасовки» называются «стражами». Такое название связано с тем, что именно с такой частотой менялась стража в императорском дворце. Кстати, в современной армии часовые в карауле тоже обычно сменяются каждые два часа.
Вообще говоря, деление ночного времени на стражи это не только китайский обычай. Во все времена все всегда со всеми воевали, все всех боялись и все, кто мог себе это позволить, обеспечивали себя стражей. Так, в Библии упоминаются 3 «стражи»: первая («начало страж») от захода солнца приблизительно до 22 часов; вторая с 22 часов до 2 часов ночи («средняя стража») и третья с 2 часов ночи до восхода солнца. Вавилоняне и греки также делили ночь на три стражи, а древние римляне – на четыре (по две трехчасовые стражи до и после полуночи). (См. табл. ниже)
Дотошные китайцы (у которых ничего не бывает просто так, которые во всем видят систему и у которых все со всем должно быть связано) поставили в соответствие каждому «циклическому животному» множество различных признаков и вещей. Некоторые из этих соответствий показаны в таблице ниже.
Такой календарь вполне можно назвать, например, «свинско-собачьим». С одной стороны, вполне в духе бравого солдата Швейка («На ученье Дауэрлинг всегда сохраняет непринужденный казарменный тон; он начинает со слова “свинья” и кончает загадочным зоологическим термином “свинская собака”»), а с другой – вполне функционально, так как позволяет сразу запомнить двух последних животных.
Сказка о цигунском времени от мастера Миня
«Прошлое и будущее существуют в зависимости от настоящего; они тоже были или будут настоящим. Поэтому [из трех времен] существует только настоящее…»
«Те, кто отказался от концепции [времени], узнав, что время есть не что иное, как Истинное Я, – великие, достигшие бессмертия. Все остальные умрут, сраженные мечом времени». (747)
Если понимающие люди скажут вам, что в Ци-Гун время идет не как в обычной жизни, – поверьте, они говорят правду. Если бы это было не так, никто бы не выстоял в низком «столбе» два часа или не высидел бы восьмичасовой рабочий день в медитации Ци-Гун. Или бросил бы эти занятия на следующий день, или сошел бы с ума.
Это изменение ощущения времени связано с тем, что и дед и мастер Ван, несмотря на совершенно разные подходы в обучении, называли одинаково и, я бы сказал, торжественно: «Состояние Ци-Гун». Дед мне почти не объяснял, что это такое, – слишком я был мал для таких вещей, поэтому я расскажу о том, что мне по этому поводу говорил мой Учитель Ван.
– Как ты думаешь, чем глупый человек отличается от умного, чем мудрый отличается от мудрого и чем молодой отличается от старого? – однажды спросил меня Ван.
– Никогда об этом не думал, а если бы и думал, то, наверное, не понял, – честно ответил я. – Ну, может, молодой глупее, сильнее, быстрее старого. Еще старого больше уважают.
– Все так, – кивнул Ван. – Хотя и не всегда. Я, например, вчетверо старше тебя, но намного быстрее и сильнее. Так что это не главное.
– А что главное?
– Тут трудно ответить, что
– Это значит, что у меня много иллюзий? И как они могут у меня быть, если я даже не знаю, что это такое? – спросил я Вана.
– Например, ты не знаешь, как пища переваривается в желудке, но ешь так, что иногда мне кажется, что для того, чтобы прокормить тебя, мне придется нанимать женщину, которая бы приходила специально для того, чтобы тебе готовить. Есть у тебя иллюзии и много. Например, очень большая иллюзия твой дед.
– Для иллюзии он слишком больно дерется, – съязвил я.
– Ладно, объясню, – вздохнул Ван. – Тебе дед кто?
– Дед мне дед, кто же еще!
– А в то время, когда он, как ты говоришь, «слишком больно дерется»?
– Ну, тогда, наверное, учитель – никогда над этим не задумывался.
– Теперь смотри дальше: даже ты не знаешь, дед он тебе или учитель. У твоего отца есть иллюзия, что это его отец, у меня – что это мой ровесник и старый знакомый. У его пациентов есть иллюзия, что он безобидный старикашка-лекарь, который умеет ставить иглы настолько безболезненно, что его даже дети не боятся. И так далее, у каждого своя иллюзия по поводу одного и того же.
Тут до меня стало доходить и я продолжил:
– А у его немногочисленных учеников есть иллюзия, что он суровый наставник, перед которым они испытывают совершенно мистический ужас.
– Быстро понял, молодец, – похвалил меня Ван. – Так кто же такой твой дед, как не иллюзия? Так и со всем прочим. У тебя сейчас есть иллюзия, что Гун-Фу, которому я сейчас обучаю тебя, – это важно, что это боевое искусство, которое позволяет защитить себя при необходимости. Но когда ты пойдешь в армию и возьмешь в руки автомат, то поймешь, что то, на что ты тратишь лучшие годы жизни, проводя их в обществе такого въедливого и придирчивого старика, как я, – это иллюзия.
– Тогда зачем все это?! – пораженный, воскликнул я.
– Можешь не волноваться, у любого человека, даже у императора, нет ничего, кроме иллюзий. Но есть иллюзии плохие и хорошие. Я тебе передаю хорошие, полезные, традиционные иллюзии, так что ты все делаешь правильно. Чтобы ты раз и навсегда понял, что все – это не более чем иллюзия, вспомни, как твой деде попал во Вьетнам. Наверняка он тебе рассказывал.
– Рассказывать он, конечно, рассказывал, но очень коротко и нехотя.
– Ладно, я тебе расскажу больше. В Китае он был очень важный человек, один из лучших столичных врачей. Может, даже самый лучший. Он мне говорил, что с детства у него все получалось намного лучше, чем у всех. Он происходил из очень знатной и богатой семьи, поэтому его растили и воспитывали, как маленького принца. Его отец, твой прадед, был очень умным и образованным человеком и не жалел денег на обучение сына. К нему приходили самые лучшие учителя: музыки, рисования, каллиграфии, китайского языка. Отдельно его учили традиционным искусствам: медицине, Ци-Гун и рукопашному бою.
Тут до меня стало неожиданно доходить, что умение деда играть на флейте, его изумительные картины, написанные в изысканной традиционной манере, его каллиграфия, которой любовались все, кто попадал к нам в дом, его величавая осанка, которую он обретал, когда снимал дома свою маску старикашки-лекаря, – все это было, по меньшей мере, нетипично для простого сельского знахаря, пусть даже и очень искусного. Раньше я никогда об этом не задумывался, воспринимая деда таким, как он есть, а теперь до меня вдруг дошло, что получается так, что я тоже знатного рода.
– Ты спросишь, почему дед тебе всего этого не говорил, – не дожидаясь моего вопроса, продолжил Ван. – А это чтобы не ляпнул, каких ты кровей, время сейчас не то. Да, думаю, ему и не слишком приятно рассказывать об этом. Ведь все оказалось иллюзией: и счастливое детство, и знатное происхождение, и богатые пациенты, и связи, и уважение – все. Даже огромный фамильный дом, который казался таким прочным. Все рассеялось, как дым, когда твой дед покинул Китай. А знаешь, что оказалось самой прочной и самой драгоценной иллюзией?
– Мастерство? – вырвалось у меня. – Но разве мастерство тоже иллюзия?
– Угадал. Мастерство – самая прочная из иллюзий, потому что ее труднее всего отнять у человека. Но это все равно иллюзия, потому что стоит человеку заболеть, состариться или просто бросить практиковать, как сразу все может измениться. Вот ты, например, можешь сесть в шпагат и сидеть так сколь угодно долго. Но достаточно тебе не посидеть в этом положении достаточно долго, как ты уже не сможешь сесть в него никогда. И так со всем. Почему я так много говорил тебе про иллюзии? Во-первых, потому что понять, что все в этом мире – иллюзии, уже означает наполовину избавиться от них. Чем меньше же у человека иллюзий, тем он свободнее. А во-вторых, я тебе собирался рассказать о времени в Ци-Гун. А время – одна из самых больших иллюзий.
Прекрасно помню, насколько тогда меня поразил рассказ мастера Вана о времени, которое до того дня казалось мне совершенно незыблемой категорией. Рассказ этот я привожу ниже.
Все думают, что время – это что-то такое, что пронизывает все и является основой всего. Ведь время идет, человек рождается, стареет и умирает. И так для всех, и никому не удается повернуть время вспять или хотя бы затормозить его. Множество людей пытались, императоры нанимали лучших алхимиков, которые из самых разных (подчас очень ядовитых) ингредиентов выплавляли разного рода «пилюли бессмертия» и не один человек умер, испытывая действие этих пилюль. Так что время вроде бы не просто существует, оно незыблемо.
С другой стороны, что такое время? Может, это то, что показывают часы? Я точно не знаю, как относятся к времени суетливые белые люди, которые все время торопятся и смотрят на часы. Как они поступят, если у двух человек часы показывают разное время? Которое из них они посчитают правильным? Если человек, например, опоздал на совещание, то его босс будет оценивать время по своим часам, а не по часам опоздавшего подчиненного. Получается, что для таких людей нет иного времени, чем то, которое показывают часы начальника. Выходит, они живут по его часам?
Но я мастер воинского искусства и Ци-Гун и совершенно иначе отношусь ко времени. Все эти стражи, звери, Земные и Небесные ветви меня интересуют исключительно с теоретической (а теорию я люблю не больше твоего деда) точки зрения. Ну, может, еще, чтобы поговорить с умными людьми и самому рассказать что-нибудь простодушным дурачкам вроде своих учеников.
Для меня важно другое: реальное поведение времени, его, так сказать, упругость, способность к деформации. Деформация времени – это вещь известная всем. Ее практическое значение для меня, например, заключается в том, что когда я веду поединок, то время для меня растягивается, причем чем выше мое мастерство, тем оно растягивается больше и тем больше времени мне остается для принятия решения и выполнения необходимого действия. Такое «удлиненное» время я называю «воинским временем».
Само собой, любой человек знает, что когда ему хорошо, то время пролетает быстро (я бы сказал, просто испаряется, подобно выдыхаемому воздуху, который бесследно исчезает с каждым дыханием). А когда человеку тяжело, то время тянется бесконечно.
Ци-Гун же, как известно, часто представляет собой скучное, монотонное, (иногда очень тяжелое физически) и однообразное занятие, которое требуется выполнять достаточно длительное время. Делать это в обычном потоке времени, наверное, все-таки возможно, но такое занятие превращается в мучение и заниматься в таком состоянии ни один человек долго не будет. Поэтому в состоянии Ци-Гун время должно «исчезать» быстрее, чем оно проходит на самом деле. Например, ты стоишь в столбе два часа. Если ты эти два часа и будешь чувствовать, как два часа, то ты, с твоим непоседливым характером, десять раз сбежишь куда угодно, невзирая на то что знаешь, что я буду этим очень недоволен. А вот если тебе покажется, что ты стоял минут десять – пятнадцать, то такое стояние ты вполне сможешь выдержать, может, даже удовольствие получишь.
Как ты, наверное, уже понял, время – это только состояние ума, ибо только от ума зависит, тянется оно или пролетает, будет ли приятным или мучительным.
Поэтому для правильной работы со временем нужно найти состояние, в котором ум бы мог сформировать правильные отношения со временем. Или совсем отключился, чтобы перестать воспринимать время. В общем, такое состояние, при котором время течет как-то не так.
Нормальный человек может находиться в состояниях бодрствования, сна и сновидения. Некоторые мастера (и я в том числе) отдельно выделяют пограничное (предсонное) состояние. Человек, практикующий Ци-Гун, должен еще научиться входить в состояние Ци-Гун, представляющее собой нечто среднее между предсонным состоянием и состоянием сна.
Думаю, даже тебе понятно, что человек может перейти в некое последующее состояние, только отказавшись от предыдущего. Никто, даже самый ленивый из моих учеников не может перейти в состояние бодрствования, не прервав состояния сна. Так же и с состоянием Ци-Гун, в которое можно перейти, только потеряв, изменив свое обычное состояние. Именно поэтому понимающие люди называют это измененным состоянием сознания. Почти любой человек боится изменений, поэтому ум и тело сопротивляются этому переходу.
Я видел, как ты заходишь в реку с утра, когда вода еще не согрелась. Плавать ты умеешь и любишь, но долго стоишь по колено в воде, не решаясь сразу окунуться в холодную воду. Я тебе этого никогда не говорил, но в Ци-Гун это называется переходом из среды в среду. У некоторых людей это происходит легко. Ты сам наверняка видел, что некоторые люди меняют среду легко, сразу бросаясь в воду, а некоторые заходят по колено и так стоят, пока не решатся на «подвиг» и не сменят элемент воздух на элемент вода.
Так и с состоянием Ци-Гун. Некоторым удается попасть в это состояние почти сразу, у некоторых этот переход вызывает ощущение очень сильного дискомфорта, потому что любой переход – это потеря предыдущего, привычного, знакомого состояния, чему из всех сил сопротивляются и ум и тело.
Само собой, обычно так бывает только первый раз. Сам знаешь, что когда человек нырнет в воду и намокнет, дальше он плавает и ныряет без всяких раздумий и трудностей.
Есть еще одна важная деталь. Чем человек больше знает, тем больше эти знания ограничивают его мозг, делают его менее гибким. Поэтому для человека с высшим образованием, особенно связанного с точными науками, бывает очень сложно перейти в состояние Ци-Гун. У тебя этих проблем нет – учителя (твой дед и я) давали тебе только самые нужные знания. А нужных знаний не так и много, я бы даже сказал, по-настоящему нужных знаний очень мало.
Может, поэтому ты так легко переходишь из состояния обычного времени в состояние «воинского» или «цигунского» времени.
В общем, запоминай. Все – иллюзия. Время – тоже. Возможно, это самая большая иллюзия. Для тебе время будет таково, каким его воспримет твой ум.
Всего этого я понять никак не мог и решил выяснить все более подробно, уж больно важный вопрос вертелся у меня на языке.
– Время – точно иллюзия?
– Абсолютно точно! – отрезал Ван.
– Но у нас каждый день обед в определенный час и если я, не рассчитав времени, уйду в этот час, то я останусь голодным.
– Конечно, – подтвердил Ван, – никто тебя ждать не будет, останешься голодным и еще получишь за то, что не приготовил учителю суп и не помыл его тарелку.
– Значит, – торжествующе закончил я, – время никакая не иллюзия, если из-за него можно остаться голодным.