Рождение и развитие ислама и мусульманской империи (VII-VIII вв.)

Глава 3. Переселение в Иасриб и формирование религиозной общины

Хиджра и ее значение

Переселение Мухаммада и его последователей в Йасриб, называемое обычно арабским термином хиджра, не было простой переменой места обитания (а тем более не было «бегством», как иногда переводят этот термин). Для современников этого события хиджра означала разрыв с прежними родственными отношениями и переход под защиту новой системы взаимоотношений или укрытие в заповедной (обычно храмовой) территории. Таким актом была хиджра в Эфиопию (переход под покровительство негуса), о которой шла речь в предыдущей главе. Отличие хиджры в Йасриб заключалось в том, что Мухаммада принимали здесь не как покровительствуемого, а как духовного главу новой общины, к которой принадлежали и принимавшие его племена. Йасрибские мусульмане поэтому и стали называться не «покровителями», а «помощниками» – ансар, хотя мы и не можем сказать, когда именно появился этот термин. Во всяком случае, уже с первых дней система взаимоотношений с йасрибцами была именно такой, как ее выражал этот новый термин. Вместе с тем на первых порах Мухаммад был не главой или правителем оазиса, а лишь верховным арбитром, авторитет которого определялся его пророческим достоинством.

Пребывание Мухаммада в Куба было непродолжительным, хотя сообщается об основании там мечети. Положение Мухаммада было сложным: часть йасрибцев признавала его своим вероучителем, остальные соглашались принять его как высшего арбитра, но реальная власть принадлежала главам местных племен, арабских и иудейских. 70–100 мекканцев, прибывших с ним (мухаджиров) не могли противостоять нескольким тысячам йасрибцев. Мухаммаду приходилось быть очень осторожным в словах и поступках. Ни о каких проповедях в первые дни не сообщается.

Несколько освоившись, Мухаммад отправился на своей верблюдице в центр оазиса. Он будто бы отпустил поводья и предоставил ей выбрать путь и остановиться. Она остановилась в квартале бану ан-наджжар, родственников хашимитов по бракам. Никто не мог обвинить Мухаммада, что честь принять у себя Пророка он отдал своякам – все вроде произошло помимо его воли.

По дороге в квартале бану салим Мухаммад и его спутники совершили первое пятничное моление в Йасрибе, которое многие мусульманские авторитеты считают вообще первым пятничным молением, и произнес первую публичную проповедь, обращенную к мусульманам (хутба), которую также считают первой хутбой в исламе. Текст этой проповеди передается в источниках настолько различно, что возникает сомнение, сохранилось ли вообще у современников воспоминание о ее содержании.

Одним из первых важных актов в создании новой общности верующих было массовое братание мухаджиров и ансаров. Обычай братания, скреплявшегося смешением в той или иной форме крови побратимов, был широко распространен в Аравии, и, в отличие от союзов покровительства, братание делало людей такими же близкими, как кровные братья. Каким образом оформлялось это братание, мы не знаем, но побратимы из Мекки и Йасриба также превращались в кровных родственников, на которых распространялось и право наследования друг другу. Ранние источники не датируют братание, более поздние относят его ко времени после постройки мечети у бану ан-наджжар. Неясно и число побратавшихся, наиболее реальным представляется число от 45 до 50 пар.

Отношение к Мухаммеду и его проповеди среди йасрибцев было неоднозначным. С одной стороны, все арабские племена Йасриба хотя бы формально приняли ислам (во всяком случае, не сохранилось воспоминаний о принятии кем-либо из них ислама после хиджры), с другой стороны, оставалось немало людей, которые, признавая его как верховного арбитра, позволяли себе критически относиться к некоторым его словам и делам. Они были заклеймены в Коране как «лицемеры» (мунафикун), но даже враждебная к ним мусульманская историография не смогла приписать им никаких враждебных поступков, кроме отсутствия слепой веры. Гораздо серьезнее была оппозиция со стороны иудеев, которые прекрасно понимали, что появление Мухаммада и прекращение распрей усиливают арабскую сторону. Они, естественно, не признавали божественность его миссии и, как начитанные в Писании люди, охотно ловили Мухаммада на неверном понимании его и откровенно насмехались.

Скоро к этому прибавились и экономические причины враждебности. Главным торговым центром Йасриба был базар во владениях кайнука, за право торговли на котором приходилось платить какую-то пошлину. Мухаммад, считая ее незаконной наживой, решил противопоставить этому базару свой беспошлинный рынок. Сначала он установил на базаре кайнука шатер, объявив его рынком мусульман, но когда Ка‘бб ал-Ашраф, халиф бану надир, повалил его, подрезав веревки, то Мухаммад выбрал другое место в пределах владений бану са‘ида, на котором постепенно сложился центральный рынок Йасриба. Появление нового торгового центра вряд ли было встречено бану кайнука одобрительно.

Мирное сосуществование четырех элементов: мухаджиров, ауситов, хазраджитов и иудеев – было невозможно без четырехстороннего соглашения, которое, однако, появилось не сразу и, видимо, несколько раз дополнялось. Его текст, дошедший до нас по двум линиям информации, несомненно, восходит к одному источнику, скорее всего к хорошей копии с подлинника.

Несколько позже, но, во всяком случае, до конца первого года пребывания в Йасрибе, был заключен договор, регулировавший отношения мусульманской общины с иудеями, входившими в состав многих арабских родов или связанными с ними узами союзничества. Текст соглашения был, видимо, приписан к предыдущему.

Эти договоры – хорошо продуманные документы, составленные практически мыслящим политическим деятелем. Возможно, что в них отразились также мнения и формулировки противоположной стороны, но общий характер, несомненно, зависел в первую очередь от Мухаммада. Он подошел к организации новой общины очень осторожно: все прежние связи и обязательства отдельных родов были сохранены, авторитет местных вождей не ущемлялся, за собой Мухаммад закрепил лишь решение спорных вопросов. Вместе с тем утверждались принципиально новые основы политической организации: солидарное выступление против внешних врагов и защита всех членов общины; индивидуализация ответственности преступника, лишавшая его защиты рода, ставила преграду межродовой борьбе, долго терзавшей оазис.

Эти соглашения свидетельствуют о политическом и дипломатическом таланте Мухаммада. Примечательно, что во втором, более позднем, договоре Мухаммад считает мусульман и иудеев одной религиозной общиной (умма) верующих (муминуна), хотя и исповедующих разные религии. Это доказывает подлинность теста договоров, так как позднее это утверждение было бы невозможным.

В течение примерно полугода после прибытия в Йасриб Мухаммад был занят строительством мечети в квартале бану ан-наджжар и своего дома рядом с ней, вживаясь в новую ситуацию, а из Мекки небольшими группами и поодиночке перебирались мусульмане, которые не могли уехать раньше. Наконец, он послал Зайда ибн ал-Харису в Мекку за своей семьей, вместе с ним за семьей Абу Бакра поехал Абдаллах, сын Абу Бакра. Обе семьи беспрепятственно выехали из Мекки, из чего следует, что мекканцы не были настроены слишком враждебно против беглецов.

Когда позиции Мухаммада в Йасрибе укрепились и в Мекке не осталось людей, которые могли бы стать объектом мести, он перешел к открытой борьбе против своих заклятых врагов. Положение Йасриба вблизи от важнейшего для мекканцев торгового пути позволяло наносить им болезненные удары, нападая на караваны.

Первые две попытки нападения оказались безуспешными из-за численного превосходства мекканцев. Третий набег, возглавленный самим Мухаммадом, также оказался неудачным из-за вмешательства вождя племени, через землю которого совершался набег.

Эти неуспехи в сочетании с религиозной оппозицией, которую оказывали иудеи Мухаммаду как толкователю священного писания и пророку, ставили под угрозу весь его авторитет. Первое удачное нападение относится к началу 624 г., когда небольшая группа мусульман (от 7 до 12 человек) с большими предосторожностями сумела добраться до Нахлы на дороге между Меккой и Таифом и напасть на караван, везший изюм и другие товары из Таифа. Неожиданное нападение увенчалось успехом: груз был захвачен, один мекканец, халиф Утбы ибн Раби‘а, был убит, двое взяты в плен. Мухаммад будто бы так огорчился, что стычка, приведшая к убийству, произошла в священный месяц раджаб (когда войны считались запрещенными), что отказался взять причитавшуюся ему часть добычи. Однако вскоре последовало откровение, пояснявшее, что война с врагами веры разрешена и в запретные месяцы:

«Они спрашивают тебя о запретном месяце, о сражении в нем. Скажи: "Сражение в нем – грех великий, а отказ от [сражения] на пути Аллаха, неверие в него и запретную мечеть и изгнание оттуда ее людей – еще тяжелее перед Аллахом". Ведь соблазн – более тяжкий грех, чем убиение» (Коран, пер., II, 217).

Мекканцам пришлось вступить в переговоры с Мухаммадом о выкупе пленных. Один из них был освобожден за 1400 дирхемов[4], как только в Йасриб возвратились отставшие Са‘д ибн Абу-л-Ваккас и Утба ибн Газван, о судьбе которых Мухаммад очень беспокоился, а второй предпочел принять ислам и остался в Иасрибе.

Битва при Бадре

Этот первый успех поощрил Мухаммада на более серьезное военное предприятие – нападение на большой караван, возглавляемый Абу Суфйаном, который должен был в марте возвращаться из Газзы. Он состоял из 1000 верблюдов, везших товар на сумму 50 000 динаров[5], в который вложили свои средства почти все мекканцы. Караван сопровождали 70 человек, чего было вполне достаточно для защиты от нападения. В безусловном подчинении у Мухаммада было примерно столько же мухаджиров. С трудом ему удалось уговорить принять участие в походе 230 ансаров, которые по договору не обязаны были участвовать в войне Мухаммада с мекканцами.

На сборы ушло довольно много времени, весть о готовящемся нападении дошла до Абу Суфйана, и он из Табука послал гонца в Мекку с просьбой о помощи. Весть о том, что средства, вложенные в караван, могут пропасть, всколыхнула весь город. Тем, кто не имел средств для снаряжения в поход, богачи жертвовали оружие и деньги на экипировку. Всего Абу Джахл, возглавивший мекканское ополчение, собрал около 1000 человек со 100 конями и 700 верблюдами. Эта сила явно предназначалась не для прикрытия каравана, а для нанесения Мухаммаду такого удара, который навсегда отбил бы у него охоту нападать на своих бывших соплеменников.

Мухаммад выступил из Йасриба в воскресенье 14 (12?) рамадана (10 марта 624 г.)[6]. Мекканцы в этот момент были примерно на том же расстоянии от Бадра, что и Мухаммад (рис. 4). Абу Суфьян узнал об этом от своих разведчиков, обошел Бадр с запада послал гонца навстречу мекканскому войску, чтобы предупредить, что миновал опасное место и помощь больше не нужна. Это известие, полученное, когда мекканское войско подходило к ал-Джухфе, примерно в 80 км от Бадра, вызвало раскол среди мекканцев: многие сочли, что после спасения каравана нет смысла продолжать поход и проливать кровь собратьев. Той же ночью полторы сотни мекканцев покинули лагерь. Заколебался даже глава абдшамс Утба ибн Раби‘а, на котором лежал долг мести за убитого. Он решил остаться только после того, когда его обвинили в трусости и нежелании сражаться с племянником (Мухаммадом) и сыном, принявшим ислам. Естественно, что все это не способствовало укреплению боевого духа мекканцев накануне сражения, где они могли скрестить оружие с самыми близкими родственниками ради мести за кровь одного из союзников рода абдшамс.

Мухаммад подошел к Бадру в четверг вечером 18 рамадана/14 марта и, конечно, к этому времени должен был знать, что караван уже ускользнул от него, хотя средневековые историки не говорят об этом.

Положение его было незавидным, он не мог вернуться в Йасриб с пустыми руками и подвергнуться заслуженным насмешкам, и потерять всякий авторитет.

Единственным выходом было сражение с мекканцами, хотя от пленного стало известно об их многочисленности.

Мухаммад первым подошел к месту будущего сражения и приготовился к нему: засыпал часть колодцев, чтобы оставить противника без воды, занял удобную позицию и вдохновил своих воинов обещанием помощи от Аллаха. Мекканцы, втайне надеявшиеся, что мусульмане, увидев их численный перевес, уйдут без боя, были неприятно поражены решимостью своего противника.

Рис. 4. Центральный Хиджаз в начале VII в.

В пятницу 19 рамадана (15 марта 624 г.) на рассвете Мухаммад выстроил свой отряд так, чтобы восходящее солнце слепило мекканцев. Стремительному натиску мекканской конницы он противопоставил неподвижный строй пехоты с плотно сомкнутыми щитами. В отличие от вождей племен, которые сражались впереди своих воинов, Мухаммад остался с Абу Бакром позади в шалаше из пальмовых листьев. Знамена мекканцев держали по наследственной привилегии знаменосцы из рода абдаддар, знамя мухаджиров нес брат одного из знаменосцев мекканцев.

Бой, как обычно, начался поединками. Защитить свое доброе имя перед соплеменниками выехал Утба ибн Раби‘а со своим старшим братом Шайбой и сыном ал-Валидом. Их вызов приняли Али, Хамза и Убайда ибн ал-Харис. Соперники разделились по возрасту: самый младший, Али, схватился с ал-Валидом, а самый старый, Убайда, с семидесятитрехлетним Шайбой. Али и Хамза быстро справились со своими соперниками, а Убайде его противник отрубил ногу в голени. Подоспевшие ему на помощь Али и Хамза зарубили Шайбу и унесли Убайду с поля боя.

Как протекало развернувшееся после этого сражение, сказать невозможно, так как память участников сохранила лишь эпизоды индивидуальных схваток, в которых отличились они сами или их родичи. Видимо, конная атака мекканцев не прорвала стойкий пеший строй мусульман, это обескуражило мекканцев, не слишком-то рвавшихся в бой, и когда наиболее рьяные бойцы из абдшамс и махзум во главе с Абу Джахлем были убиты, а знаменосцы взяты в плен, то остальные, несмотря на численный перевес, побежали от отчаянно сражавшихся мусульман. На поле боя осталось лежать более полусотни убитых мекканцев, не меньше этого попало в плен. Мусульманам досталась богатая добыча, масса оружия, кольчуг, 10 или 30 коней и 150 верблюдов. Потери мусульман на фоне одержанной победы были совершенно ничтожны: 6 мухаджиров и 8 ансаров. Наибольшие потери меканцы понесли от мухаджиров, и, что примечательно, ни один мухаджир не пал от рук противника из своего рода – все искали встречи с чужими.

Такой разгром более сильного противника поразил обе стороны. Для его объяснения позже родилась легенда о тысяче ангелов, присланных на помощь мусульманам в ответ на молитву Мухаммеда. Это объяснение вполне устраивало и побежденных, для которых поражение переставало быть позорным: одно дело – быть взятым в плен слабосильным врагом, и совсем другое – ангелом, принявшим облик этого человека. Но этой легенде еще предстояло родиться и утвердиться в умах людей, а пока разгромленные мекканцы, наливаясь жаждой мести, бесславно возвращались домой навстречу воплям и проклятиям вдов. Абу Суфйан, оказавшийся теперь вождем курайшитов, поклялся отомстить за это поражение.

За несколько часов Мухаммад вырос в собственных глазах. Он и прежде искренне верил в свою миссию, но вся его убежденность смогла привлечь к нему несколько сотен верных последователей. Скептическое большинство требовало зримых доказательств истинности его миссии, требовало чуда. Напрасно уверял он их, что достаточно прежних знамений и чудес прежних пророков, чтобы поверить во всемогущество Аллаха, – ему не верили, и сам он в глубине души не мог не жаждать чуда. И вот оно совершилось! Втрое более многочисленный противник разгромлен, одни его злейшие враги убиты, и тела их брошены в старый колодец, а другие со связанными на затылке руками понуро бредут за победителями навстречу неизвестной судьбе. Кто теперь усомнится, после того как Аллах провел «явное различение» (алфуркан – Коран XXV) между верующими и неверующими? Теперь он мог не увещевать, а приказывать, не грозить неведомыми карами в час Страшного суда, а казнить. Вчерашний проповедник милосердия превратился в воинствующего политика.

На следующий день, миновав ущелье ас-Сафра, за которым можно было чувствовать себя в безопасности от возможного контрнападения мекканцев, мусульманское войско приступило к приятному процессу раздела добычи. Мухаммад получил лучший меч, имевший собственное имя Зу-л-Факар, и рыжего верблюда-скорохода, принадлежавшего Абу Джахлю. Трофеи с убитых, по-видимому, сразу забирали себе победители в схватке, а остальная добыча была поровну разделена между всеми, кроме нескольких рабов, участвовавших в сражении. Получили долю даже те, кто отсутствовал по уважительной причине: Усман ибн Аффан, оставшийся в Йасрибе при умиравшей жене, воин, сломавший ногу по пути к Бадру, разведчики, не участвовавшие в бою. Два владельца коней получили на них по две дополнительные доли.

Здесь же, у ас-Сафра, Али по приказанию Мухаммада обезглавил ан-Надра ибн ал-Хариса, которого Мухаммад ненавидел за язвительные насмешки. На следующий день казнили еще двух преследователей Мухаммада. На пятый день после сражения в Йасриб прибыл сам Мухаммад, а за ним пригнали пленников. Воздержавшиеся от похода оказались посрамленными и стали объяснять отказ тем, что думали – дело идет о набеге на караван, а не о сражении за веру.

Скептикам и насмешникам стало не до шуток; вскоре после возвращения победителей ночью была убита в своем доме арабка-иудаистка Асма бинт Марван, сочинившая насмешливые стихи о Мухаммаде, а немного спустя – Абу Афак, один из старейшин группы амр ибн ауф, упорно противившийся исламу.

Формирование мусульманской догматики и обрядности

Мухаммад прибыл в Йасриб с общей идеей покорности Аллаху и неизбежности наказания тем, кто противится ей, которую он проповедовал враждебно настроенным к курайшитам. Она не мешала ему совершать традиционный обряд поклонения Ка‘бе и существовать в рамках привычного жизненного уклада. В Йасрибе же, где значительная часть жителей признала его пророческую миссию, требовались не общие призывы, а конкретные действия по организации новой религиозной общины, разработка догматики и права.

Первым новшеством, как мы видели, было создание специального места для коллективного моления, которое не имело бы ничего общего ни с Ка‘бой, ни с синагогой, ни с церковью, оно должно было вмещать всех мусульман и быть по возможности простым для сооружения. Первая мечеть в Куба была, видимо, ориентирована на восток, как христианские храмы, а главная мечеть Йасриба, построенная к концу первого года хиджры, была ориентирована на север, на Иерусалим. Призыв к молитве был организован очень просто – вольноотпущенник Мухаммада и один из первых мусульман, Билал, отличавшийся сильным голосом, стал с крыши соседнего с мечетью дома, а затем с крыши дома Мухаммада громко возглашать призыв, состоявший из величания Аллаха и формул исповедания веры: «Свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад – посланник Аллаха!» Этот призыв стал называться азаном, а человек, возглашающий его, – муаззином.

Вторым новшеством было предписание еще одной, четвертой, молитвы в середине дня. Кроме того, было удвоено число рак‘атов, а молитва в два рак‘ата разрешалась только в дороге. Эти мелочи, не имевшие принципиального значения, играли большую роль в самоопределении религии, осознании ее самостоятельности и непохожести на другие, поскольку внешняя, обрядовая сторона религии всегда воспринимается особенно остро ее адептами и противниками, порой даже оказывается важнее для основной массы верующих, чем догматические тонкости.

Накопление новых черт обрядности и вероучения происходило в условиях постоянной прямой или косвенной дискуссии с иудеями. Как уже отмечалось в договоре, заключенном Мухаммадом с жителями Йасриба, иудеи считались частью одной общины с мусульманами. При первых же контактах выяснилось, что, признав Мухаммада верховным арбитром, пришедшим со стороны, иудеи совершенно не желали принять его как вероучителя. Более того, путаные представления Мухаммада о библейских сюжетах могли только вызвать насмешки людей, знакомых с ними с раннего детства.

Первоначальное почтение к «людям Писания» и неразработанность обрядности новой религии побуждали Мухаммада перенимать некоторые культовые установления. Так, он одновременно с иудеями держал пост «дня очищения» 10 тишры, (ашура). С этим же, вероятно, связано и предписание обращаться при молитве к Иерусалиму. Не исключено, что тогда же появились предписания относительно пищи, которые по краткой формулировке самой поздней суры Корана сводятся к тому, что «пища тех, кому даровано Писание, разрешается вам и ваша пища разрешается им» (Коран, V, 7).

Но постепенно происходит отрезвление: оказалось, что иудеи не отождествляют его проповеди с учением, заключенным в их Писании, и он им бросает раздраженно: «Те, кому дано было нести Тору, а они ее не понесли, подобны ослу, нагруженному священными книгами… Скажи: "О вы, которые исповедуют иудаизм! Если вы утверждаете, что вы ближе к Аллаху, чем прочие люди, то пожелайте смерти, если говорите правду"» (Коран, LXII, 5–6).

Вскоре после этого Мухаммад неожиданно для его сторонников меняет ориентировку при молитве: в качестве киблы предписывается направление на Ка‘бу. (Коран, II, 139). Это неожиданное решение вызвало насмешки иудеев над незадачливым пророком, который даже не знает, куда поворачиваться во время молитвы. Ответом на эти упреки был стих Корана: «Вот скажут глупцы из этих людей: "Что отвратило их от киблы, которой они держались?" Скажи: "Аллаху принадлежит и восток и запад. Он ведет, кого хочет, к прямому пути"» (Коран, II, 136).

Одновременно с этим возникает историко-религиозное обоснование особой роли Ка‘бы. Главной фигурой, предшествующей истории взаимоотношений Аллаха и человека, становится Ибрахим, библейский Авраам. Оказывается, что Аллах заключил союз с Ибрахимом именно в Мекке и приказал ему построить "дом" (ал-байт), т. е. Ка‘бу, установить законы и призвать людей совершать паломничество к Ка‘бе.

Ибрахим оказывается одновременно и предвестником ислама, и отцом Исма‘ила, прародителем арабов. Правомочность ислама как религии, равной иудаизму и христианству, приобретает любезное сердцу арабов того времени генеалогическое обоснование. Учение Авраама-Ибрахима древнее Торы, а сам он, как прадед арабов и евреев, принадлежит не только последним, и вера его не иудаизм и не христианство. «Неужто вы скажете, что Ибрахим и Исма‘ил, и Исхак, и Йа‘куб, и потомки были иудеями или христианами? Скажи: "Вы больше знаете или Аллах? Кто же нечестивее того, кто скрыл у себя свидетельство Аллаха? Поистине, Аллах не небрежет тем, что вы делаете!"» (Коран, II, 134).

Таким образом, иудаизм, христианство и ислам – три проявления одного божественного завета, который открывается каждому народу через пророка, избранного из его среды. Мухаммад послан к арабам, которые до сих пор не имели завета. Коран не позволяет понять, как в представлении Мухаммада сочеталось его посланничество к арабам и призыв к иудеям принять ислам как единственно правую веру.

Следующим этапом ритуального обособления ислама было введение особого поста, который отличался от христианского воздержанием от пищи и питья весь день от темна до темна в течение месяца рамадан, без ограничения в выборе пищи после наступления темноты (естественно, кроме запретной для мусульманина).

Первоначально предписания относительно поста касались только еды и питья, другие проявления воздержания в течение рамадана не требовались: «Разрешается вам в ночь поста сближение с вашими женами: они – покров для вас, и вы – покров для них. Узнал Аллах, что вы обманываете сами себя, и снизошел к вам и простил вас. Так что совокупляйтесь с ними и домогайтесь того, что предписал вам Аллах… И не прикасайтесь к ним, когда вы благочестиво пребываете в местах поклонения» (Коран, II, 183).

Мусульманская традиция относит установление поста в рамадан к середине ша‘бана 2 г. х., перед походом на Бадр, однако некоторые исследователи полагают, что он был введен в ознаменование победы при Бадре, но сразу же по возвращении в Медину или на следующий год – единого мнения нет.

Во всяком случае, можно сказать, что за два года пребывания Мухаммада в Йасрибе его вероучение приобрело идеологическую самоосознанность и внешние формы отличия в проведении молитвы, поста и выборе центральной святыни. Победа Мухаммада при Бадре подкрепляла его правоту в глазах окружающих лучше любых логических аргументов. Йасриб из обычного селения стал для мусульман столицей пророка, Мадинат ан-наби, или просто Мединой.

Воодушевленный победой при Бадре, Мухаммад обратился с призывом принять ислам к самому богатому иудейскому племени бану кайнука. Они ответили отказом, даже с некоторым вызовом. Сложилась напряженная обстановка, при которой достаточно было малейшего толчка, чтобы началась война. И он произошел около 10 апреля 624 г. После уличной стычки бану кайнука отступили в свой укрепленный квартал, где их осадили мусульмане. Никто из прежних союзников не поддержал их, а собственных сил, видимо, было мало. Через две недели им пришлось сдаться. Мухаммад будто бы решил перебить всех поголовно, но Абдаллах ибн Убайй, один из самых влиятельных йасрибцев, умолил сохранить им жизнь. Мухаммед согласился заменить избиение выселением. Они покинули Медину, бросив все, что нельзя было унести на себе, и переселились в Хайбар и Азриат (Южная Сирия).

Выселением руководил Убада ибн ас-Самит, один из предводителей хазраджитов, прежний союзник бану кайнука. При разделе оставшегося имущества Мухаммад впервые воспользовался традиционным правом вождя получать особую долю добычи, но в отличие от прежней мирба («четверти») выделил лишь пятую часть, хумс, который составил страховой фонд общины, находившийся в неограниченном распоряжении ее главы.

Выкуп пленных и набег Абу Суфйана

Ценнейшую частью добычи, полученной при Бадре, составляли пленные мекканцы, так как выкуп за пленного равнялся цене нескольких верблюдов. Здесь же в плен попали представители всех богатых мекканских семей, и выкуп за каждого был положен в 100 укий (серебра), т. е. 4000 дирхемов, или примерно 400 динаров, а это равнялось цене 80 взрослых верблюдов. Естественно, что многие были не в состоянии внести такой выкуп, некоторых из них по просьбе Мухаммада освободили без выкупа, другие взамен выкупа обучали грамоте детей мусульман.

Ситуация была щекотливой: в плену оказались ближайшие родственники мухаджиров и самого пророка, среди них были его дядя ал-Аббас, двое двоюродных братьев, Науфал ибн ал-Харис и Акил ибн Абу Талиб (родной брат Али), Сухайл ибн Амр ал-Джумахи, и Абу-л-Ас ибн ар-Раби, муж Зайнаб. Мухаммад потребовал от ал-Аббаса заплатить выкуп не только за себя, но и за племянников и халифа (союзника) его рода, попавшего в плен, сказав: «Ты человек богатый». Ал-Аббас пытался сослаться на то, что втайне он мусульманин, но скрывал это от родичей, на что Мухаммад резонно ответил: «Аллах лучше знает о твоем исламе. Если то, что ты говоришь, – правда, то Аллах тебя вознаградит за это, а по тому, что всем видно, – ты был против нас – так выкупай себя». Тогда ал-Аббас попросил зачесть в счет выкупа отобранное у него золото (800 динаров) и снова получил ответ: «Это то, что дал нам от тебя Аллах, великий и славный». В других случаях Мухаммад оказался добросердечнее: отпустил без выкупа двух несостоятельных пленников из бану ал-мутталиб и одного из джумах. Когда любимая дочь Зайнаб прислала в выкуп за своего мужа ожерелье, подаренное Хадиджей, растроганный Мухаммад отпустил Абу-л-Аса безвозмездно.

Целый месяц в Медину приезжали родственники пленных, чтобы их выкупить. Только после того как основная масса пленников вернулась в Мекку, Абу Суфйан решил исполнить свою клятву отомстить за Бадр. С четырьмя десятками всадников он приехал в ночь на 12 июня в восточную часть оазиса к горе Сайб. На рассвете мекканцы совершили набег на ал-Урайд, убили на поле одного мусульманина и его работника, подожгли пальмы или посевы и сразу же повернули в Мекку.

Мухаммад, спешно собрав двести человек, бросился в погоню и почти настиг мекканцев на второй день пути, но они, чтобы освободиться от лишнего груза, бросили мешки с савиком (походная пища из вареной пшеницы с финиками) и оторвались от погони. Подобрав эти трофеи, по которым набег вошел в историю как «день савика», мусульмане через день вернулись в Медину, и 10 зу-л-хиджжа Мухаммад зарезал традиционное жертвенное животное, как было принято во время хаджжа в Мекке.

Победа при Бадре придала Мухаммаду решимость распространить свое влияние за пределы оазиса, на районы восточнее и северо-восточнее Медины, где в 80 км от Медины должны были собраться племена бану сулайм и гатафан, но, никого не встретив, через 15 дней возвратился в Медину со стадом в 500 верблюдов, захваченных по пути. Через три месяца также закончились два похода на другие группы тех же племен. По-видимому, истинной причиной организации этих походов было стремление нарушить сирийскую торговлю мекканцев, которые после поражения при Бадре пытались использовать пути восточнее Хиджаза. В этом случае такие бесплодные на первый взгляд походы могли оказать определенное воздействие на мекканцев.

Во второй половине ноября мекканцы под большим секретом снарядили небольшой караван с серебром, которое добывалось в Йемене. Он должен был выйти на иракскую дорогу необычным безводным путем, проходимым лишь в зимнее время, и обойти зону, досягаемую для мусульман. Он, несомненно, и прошел бы незамеченным, если бы один из бедуинов племени гатафан, знавший об этом, не проговорился спьяна в винной лавке мединского иудея, куда захаживали и мусульмане. Мухаммад тотчас послал на перехват сотню всадников во главе с Зайдом ибн ал-Харисой. Около ал-Карады, на пути к ар-Рабазе, Зайд внезапно напал на караван. Немногочисленное сопровождение разбежалось, только проводник и один курайшит попали в плен; мусульманам досталась солидная добыча, около 100 тыс. драхм (около 500 кг), из которых 20 тысяч поступило в распоряжение Мухаммада как главы общины.

Изменения в образе жизни

Как мы видим, за один год Мухаммад не только поднял свой авторитет политического главы Медины благодаря нескольким победам, но и стал заметно состоятельнее. В Медину он прибыл с тем, что было на нем, и долго не имел собственного жилища. Все семь месяцев, что строились мечеть и дом при ней, Мухаммад жил у Абу Аййуба Халида ибн Зайда, одного из 70 мединцев, присягнувших в Акабе. Абу Аййуб предоставил ему верхнюю часть дома, а его жена носила пищу, приготовлявшуюся для семьи, и, как вспоминала потом, Мухаммад был не привередлив и все хвалил.

Только весной 623 г. Мухаммад послал Зайда ибн ал-Харису в Мекку за семьей. С этого момента ему пришлось содержать жену и двух взрослых дочерей и одного или двух рабов. Какими денежными средствами Мухаммад располагал в это время, мы не знаем. Ал-Балазури сообщает, что для перевозки семьи он дал Зайду двух верблюдов и 500 дирхемов, которые, по свидетельству Аиши, ему ссудил Абу Бакр. Участок для дома около мечети ему подарил один из мединцев. Видимо, единственным надежным источником средств были помощь Абу Бакра и добровольные подношения состоятельных мусульман. Образ жизни главы общины был совершенно спартанский, и гораздо скромнее, чем у многих его последователей.

Первым шагом отступления от прежнего аскетизма была женитьба на младшей дочери Абу Бакра Аише. Она была сговорена еще в Мекке, когда ей было лишь 6 лет. Мать девочки осмелилась заметить, что у них есть дочери и постарше, но Абу Бакр дал ему согласие. Такие ранние сговоры были обычными, а вот была ли обычной женитьба на девятилетней девочке – сказать трудно.

Никакого свадебного торжества при этом не было. По рассказу самой Аиши, все происходило следующим образом: «Мы приехали в Медину, и Абу Бакр поселился в ас-Сунхе у бану ал-харис ибн ал-хазрадж. Пришел посланник Аллаха и вошел в наш дом, и собрались к нему мужчины из ансаров и женщины. Моя мать пришла ко мне, а я качалась на качелях между двумя ветками, она меня сняла, поправила мою прическу, сполоснула мне лицо водой, потом повела меня, а когда я оказалась около двери, остановилась со мной, потому что я немного запыхалась, потом ввела меня, а у нас в доме на сиденье сидит посланник Аллаха… Она посадила меня в его комнате и сказала: "Вот твоя семья, пусть они будут благословенны Аллахом для тебя и ты благословенна для них". Тут мужчины и женщины встали и вышли. И вошел посланник Аллаха ко мне в моем доме, и не закололи жертвенное животное и не зарезали ради меня овцу. А было мне тогда девять лет. Только прислал нам Са‘д ибн Убада блюдо, которое обычно присылал посланнику Аллаха». Следует добавить, что ни один источник не упоминает свадебного подарка Мухаммада Аише. Мухаммад, несомненно, любил Аишу и как первую жену-девственницу, которую познал на склоне лет, и как дочку, милого, проказливого ребенка, которого любили и появившиеся позже другие, взрослые жены. Мухаммад баловал ее и делал подарки, но в тот момент, видимо, у него просто ничего не было.

Когда же Мухаммад после Бадра выдал свою младшую дочь Фатиму за Али, то прямо сказал ему: «Сделай ей подарок». Услышав от Али, что у него ничего нет, Мухаммад посоветовал: «Продай кольчугу, которую я тебе подарил». У Али в доме тоже было пусто, как передавали с его слов, у них была только кожаная подстилка, на одном конце которой они спали, а на другом – Фатима месила лепешки.

Но успехи года, последовавшего за Бадром, явно оказали влияние на аскетического проповедника, который стал входить во вкус некоторых излишеств. Конечно, не следует думать, что весь хумс превращался в собственность Мухаммада. Он им распоряжался, а не пользовался: богатство в тех условиях только тогда было основой власти, когда его раздавали, а не накапливали. Но даже доля рядового воина была заметной при той скудной жизни. Во всяком случае, в феврале – марте 625 г. Мухаммад смог взять в жены сначала дочь Умара, Хафсу, первый муж которой заболел и умер во время похода к Бадру, а через месяц Зайнаб бинт Хузайма, муж которой скончался от раны на обратном пути из Бадра.

Не будем подходить к этому с точки зрения христианской морали и сразу обвинять Мухаммада в сластолюбии, как это иногда делают европейские исследователи: многоженство существовало задолго до него и в значительной степени было проявлением престижа, одним из атрибутов власти, способом скрепления политических союзов. С такой точки зрения женитьба на дочерях Абу Бакра и Умара могла иметь чисто политические причины, быть продиктованной желанием сплотить наиболее близких сподвижников (в том же году Мухаммад выдал свою дочь Умм Кулсум за Усмана). Даже женитьбу на Зайнаб, не курайшитке, можно объяснить благим желанием устроить вдову сподвижника, которая иначе осталась бы без средств к существованию.

Однако некоторые детали свидетельствуют не в пользу Мухаммада. Буквально через несколько месяцев после описанных выше браков Хафса застала Мухаммада со своей служанкой и возмущенно сказала: «Эй, посланник Аллаха! Что же это – в моем доме и на моей постели?!» Тот ответил: «Молчи! Клянусь Аллахом, никогда не приближусь к ней, только никому не рассказывай об этом». Но Хафса все-таки рассказала о случившемся Аише, и Мухаммад объявил Хафсе, что разводится с ней. Умар стал выяснять, чем провинилась его дочь, и все это вызвало неблагоприятный отклик в общине. В конце концов, Мухаммад объявил, что Джабраил запретил ему разводиться с Хафсой из-за ее благочестия.

Теперь, когда в доме появились четыре жены со служанками, весь образ жизни Мухаммада должен был измениться, хотя быт оставался скромным. Прежняя его сосредоточенность на одной цели неминуемо должна была исчезнуть. В коранических проповедях начинают появляться отклики на семейные неприятности, которые никак не объяснить особым экстатическим состоянием пророка.

Битва при Ухуде и ее последствия

Набег на Йасриб с целью отмщения за Бадр не мог удовлетворить ни Абу Суфьяна, ни мекканцев, и они начали подготовку к более серьезному нападению. Ясно понимая, что одними собственными силами с Мухаммадом не справиться, Абу Суфйан привлек к походу сакифитов Таифа и союзные мекканцам племена. Общая численность войска составила примерно 3 000 человек с 3000 верблюдов и 200 коней; 700 воинов имели кольчуги. Можно думать, что курайшитов, составлявших ядро войска, было около 1000 человек. Вместе с войском отправились жены многих воинов и некоторые вдовы погибших при Бадре.

Это войско двинулась на Медину дорогой паломников и утром десятого дня, в четверг 21 марта 625 г., достигло Зу-л-Хулайфы в 10 км юго-западнее Медины. Видимо, только в этот момент Мухаммад узнал о появлении противника. Положение создалось критическое: мекканцы могли оказаться у Медины через 2 часа. Но мекканцы обошли город с запада, встали севернее его и, переночевав там, утром потравили посевы скотом. Только теперь Мухаммад собрал в мечети совет. Ибн Убайй, ссылаясь на опыт предков, советовал собрать всех в центральное поселение, спрятать женщин и детей в домах-башнях, откуда они могли бросать в противника камни, а самим встретить врага в узких улицах. Мухаммад склонялся к тому же. Но горячая молодежь жаждала отличиться в победоносном сражении и убедила встретить врага в поле и разгромить его.

Вечером мусульманское войско, насчитывавшее до 1000 человек и только на 1/10 обеспеченное кольчугами, вышло из Медины и, чтобы не столкнуться на марше с мекканцами, двинулось на север к вади Канат по восточной харре, и встало на ночевку. Разведчики мекканцев подходили к краю харры, но подняться на нее не решились. Утром Мухаммад спустился в долину и пошел навстречу мекканцам, занимая позицию к северо-западу лицом к Медине, имея в тылу вади Канат. Во время утреннего перехода от мусульманского войска отделился и ушел в Медину Ибн Убайй с 300 своими сторонниками, сильно ослабив его перед самым боем. Свой уход он будто бы объяснял обидой на Мухаммада, послушавшегося юнцов.

Мухаммад расположил свое войско на север от Медины, лицом к ней. Левый фланг прикрывали 50 лучников, правый упирался в крутой берег вади. Лучники получили приказ ни в коем случае не покидать свою позицию. Мекканцы располагались южнее, между мусульманами и Мединой.

Сражение начали рабы. Они кидались камнями, а мекканки, стоявшие за рядами воинов, улюлюкали и подстрекали воинов к мести за убитых при Бадре. Затем Абу Суфйан отослал рабов на охрану лагеря, сказав: «Не дело рабов – сражаться». Тогда на поединок вышли Талха ибн Абу Талха и Али ибн Абу Талиб. Победителем оказался Али, и тогда мусульмане бросились в атаку. У знамени курайшитов завязалась ожесточенная схватка, в которой были убиты один за другим семь знаменосцев. Когда знамя упало, мекканцы пустились в бегство, а мусульмане бросились грабить лагерь. Поражение мекканцев, казалось, неизбежным. Все решила жадность стрелков, оставленных на фланге. Увидев соблазнительное зрелище разграбления лагеря, большинство из них, забыв все наставления Мухаммада, бросилось туда. Тогда Халид ибн ал-Валид повел за собой конницу, стоявшую в резерве, легко смял десяток лучников и врезался в рассыпавшийся строй мусульман, которые стали беспорядочно отступать. Упорно сражались лишь отдельные группы, в одной из которых был Мухаммад. Он получил такой сильный удар мечом по голове, что несколько колец бармицы впились в щеку, кровь залила ему лицо, он пошатнулся и упал. Кто-то сгоряча закричал, что посланник Аллаха убит. Это еще больше усилило беспорядок: одни побежали по вади к Медине, преследуемые конницей, другие (в основном мухаджиры) укрылись на труднодоступных склонах горы Ухуд. Среди них был и Мухаммад. Абу Суфйан, объезжавший поле боя, узнав, что Мухаммад жив, предложил еще раз встретиться в Бадре через год.

Когда победители покинули поле боя на верблюдах, ведя коней на поводу, а значит, не намереваясь продолжать сражение, мусульмане стали подбирать убитых и раненых. Из 700 мусульман, участвовавших в сражении, погибло от 70 до 74 человек (10 мухаджиров, в том числе дядя Мухаммада, Хамза, 23 аусита и 40 хазраджитов). Чтобы скорее похоронить убитых, их клали по двое-трое в одну могилу, без саванов и обмывания – Мухаммад сказал, что павшие в бою за веру (шахиды) не нуждаются в этом. Мухаммад с остатком войска ехал к Медине, сопровождаемый воплями женщин, оплакивавших убитых. У мечети он с трудом сошел с коня, уединился в своей комнате и появился только к предзакатной молитве.

Мекканцы потеряли убитыми всего 24 человека (20 курайшитов и 4 союзника-кинанита). Причина непонятного отступления мекканцев объясняется тем, что они побоялись нападения Ибн Убаййа со свежими силами, находившимися в его распоряжении в Медине.

Ночь в Медине прошла беспокойно, в мечети всю ночь дежурили ансары, а утром Мухаммад призвал всех участников битвы, и только их, преследовать Абу Суфйана. Далеко не все откликнулись на этот призыв. Вместе с ранеными набралось около 250 человек. Из этого следует, что поход должен был лишь реабилитировать авторитет Мухаммада.

Преследователи захватили двух отставших мекканцев, и стали лагерем недалеко от Медины. Простояв там четыре дня, Мухаммад вернулся в Медину. Мухаммаду, несомненно, пришлось выслушать в эти и следующие дни немало упреков. Они упоминаются в Коране и комментариях к нему. Основным доводом Мухаммада было то, что его решение, как и любое другое, исходит от Аллаха, который один знает, для чего все делается, а если искать виновных на земле, то виноваты только те, кто не проявил повиновения посланнику Аллаха и твердости веры.

В этом случае, как и с откровениями, возглашенными после Бадра, наблюдается одна закономерность: накануне сражения, когда так необходимо воодушевить бойцов, идущих на превосходящего их врага, Мухаммад не обращался к ним со словами, ниспосланными свыше, а довольствовался толкованием вещего сна, который он видел минувшей ночью. Соответствующие айаты Корана появляются после сражения как доказательства в споре. В конце концов, поражение не умалило авторитет Пророка, оно оказалось наказанием за ослушание лучников, нарушивших его приказ.

В это время отмечаются первые обращения соседних племен с просьбой прислать им наставников в исламе. В конце 3 или начале 4 г. х. в Медину прибыли несколько представителей племени хузайма, сказавших, что племя приняло ислам, и они просят прислать наставников в вере. Мухаммад направил 6 или 10 человек. По пути хузаймиты изменили решение, призвали бедуинов соседнего племени и вместе напали на мусульман. Трое сдались, а остальные пали с оружием в руках. Один из сдавшихся пытался бежать, но был забит камнями, а двух других продали в рабство курайшитам.

В начале 625 г. к Мухаммаду с той же просьбой обратился Амир ибн Малик, один из глав племени амир ибн са‘са‘а. К нему была послана группа в 14 человек. В дороге было получено какое-то настораживающее известие, и глава группы попросил у Мухаммада подкрепления. Вслед им были посланы еще 4 человека, в том числе Са‘д ибн Абу-л-Ваккас. Первая группа без всяких опасений прибыла к колодцу Бир Ма‘уна. Среди сулаймитов был брат убитого при Бадре, жаждавший отомстить мусульманам, по наущению которого сулаймиты напали на мусульман и всех перебили. Са‘д ибн Абу-л-Ваккас и его спутники узнали об этом и возвратились в Медину.

Мухаммад был достаточно дипломатичен в отношении бедуинов, проявивших коварство. Показательно, что когда возвращавшиеся из Бир Ма‘уны под горячую руку убили двух человек из амир ибн са‘са‘а (имевших гарантию безопасности от Мухаммада), и вождь этого племени, допустивший избиение мусульман в Бир Ма‘уне, потребовал платы за кровь, то Мухаммад уплатил виру и возвратил трофеи, хотя, казалось бы, это убийство можно было расценить как ответ на нарушение гарантий безопасности со стороны амиритов. Такой жест Мухаммада подчеркивал его моральное превосходство над вождем, не выполнившим своего долга.

Со сбором средств для уплаты виры каким-то образом связан конфликт с иудейским племенем бану надир, находившимся в союзнических отношениях с амир ибн са‘са‘а, который кончился их изгнанием из Медины. До этого момента они соблюдали условия договора с Мухаммадом и не проявляли враждебности даже в тяжелый для него момент, когда мекканцы подошли к Медине. Это не исключало контактов отдельных лиц с мекканцами, которые могли рассматриваться как нелояльные. Один из старейшин бану надир, Ка‘б ибн ал-Ашраф, был казнен, за то, что принимал у себя Абу Суфйана. Все кончилось изгнанием бану надир. Мухаммад пришел с десятком близких сподвижников в дом собраний бану надир, чтобы договориться об уплате их доли виры за убитых амиритов. Старейшины ответили, что сейчас соберут, и предложили подождать. Мухаммад со своими спутниками присел к стене в тени одного из домов. Один из старейшин задумал сбросить с крыши жернов на Мухаммада и этим решить все проблемы. Тут же нашелся доброволец, но, когда он поднялся на крышу, Мухаммад получил откровение об этом и быстро ушел. Покушение сорвалось, а Мухаммад через посланца потребовал от бану надир в десятидневный срок покинуть Медину.

По другой версии бану надир предложили Мухаммаду провести диспут о вере, намереваясь при этом заколоть его и его спутников. Об этом узнала женщина из бану надир и предупредила своего брата-мусульманина. Как бы то ни было, Мухаммад узнал о готовящемся покушении, получил повод наказать изменников и выселить из Медины. В дело вмешался Ибн Убайй, пообещавший встать с 2000 воинов на их защиту. Бану надир понадеялись на это, ответили Мухаммаду отказом и приготовились к обороне.

Мухаммад с отрядом мусульман встал лагерем между Куба и поселением бану надир и начал постепенно, дом за домом, захватывать поселение, тут же разрушая захваченные дома. Схватки, происходившие при этом, видимо, не были серьезными, так как нигде мы не находим сведений об убитых мусульманах.

Длительность лагерного стояния, томительного для людей, привыкших к коротким схваткам, приводила к ослаблению дисциплины, вином стали злоупотреблять даже ближайшие сподвижники Мухаммада. Поэтому на шестой день осады последовало запрещение вина и азартных игр.

Надежда осажденных на помощь Ибн Убаййа оказалась напрасной. Когда осада затянулась, Мухаммад распорядился срубить лучшие пальмы, принадлежавшие осажденным. Эта крайняя мера сломила дух сопротивления, и на 15-й или 21-й день бану надир вступили в переговоры. Им была гарантирована личная безопасность и право вывезти все что угодно из имущества, кроме оружия, из расчета один верблюд на трех человек. Выселяемые разрушали дома, выламывали наиболее ценные деревянные детали, прежде всего двери, и грузили на верблюдов, которых будто бы оказалось 600. Караван переселенцев двинулся в сторону Хайбара. Часть бану надир вместе с их вождем осталась в Хайбаре, а остальные уехали в Палестину, оставив за собой в Медине одни развалины.

Мусульманам досталось значительное количество оружия: 50 кольчуг, 50 шлемов и 340 мечей, но главной добычей были обширные хорошо орошаемые земли. Мусульманская община впервые столкнулась с проблемой распоряжения таким имуществом. Можно понять участников осады, которые ожидали раздела и этой добычи в соответствии с установившимися нормами. Однако Мухаммад поступил иначе: разделил эти земли между первыми мухаджирами, из ансаров долю получили только двое совершенно неимущих. Это вызвало возмущение ансаров. Очередное откровение объяснило, что поскольку эта добыча досталась не в бою, а по договору, на который неверующие пошли только по воле Аллаха, то распоряжение добычей – дело его посланника. «Ради того, что возвратил Аллах от них своему посланнику, вам не пришлось гнать [в бой] своих лошадей и верблюдов, ведь Аллах наделяет своих посланников властью над кем хочет. Аллах может все. Что возвратил Аллах своему посланнику от жителей селений, то принадлежит Аллаху и посланнику, и его близким, и сиротам, и беднякам, и путникам, чтобы это не было распределено между вашими богачами. То, что дает вам посланник, – берите» (Кор., пер., LIX, 6, 7).

Решение, принятое Мухаммадом, определило в последующем несколько важнейших принципов мусульманского государственного права. Поскольку все в мире – собственность Аллаха, как творца всего сущего, то люди только временно владеют тем, что им даровал Аллах. Если же он пожелает, то отнимет у недостойных и отдаст достойным. Глагол фаа («возвратить»), употребленный в начале цитированного отрывка, породил термин фай («возвращенное») – то, что возвращено от недостойных владельцев более достойным – Мухаммаду и следующим за ним главам мусульманской общины. Фай – это та часть добычи, которая не поступает в раздел, а становится общей собственностью всех мусульман. Но при жизни Мухаммада фай – недвижимая собственность побежденных, распоряжение которой принадлежит ему как посланнику Аллаха.

Это решение коренным образом изменило экономическую базу существования общины. Если до этого момента стремление к имущественному равенству и справедливости предполагалось решать личной благотворительностью, помощью богатых мусульман бедным, то теперь верховным распорядителем всей недвижимой собственности становился глава общины: с этого момента уже не приходится говорить о каких-то уравнительных принципах, хотя наделы получили безземельные пришельцы – мухаджиры. Принцип большего вознаграждения тех, кто имеет большие заслуги перед религией, неминуемо должен был создать новую землевладельческую аристократию. Но все это было еще впереди, а пока можно было считать, что справедливость восторжествовала: изгнанники получили достойное вознаграждение за имущество, потерянное ради дела веры. Сам Мухаммад не стал собственником доставшейся ему земли – он довольствовался частью доходов, необходимых его разросшейся семье, остальное предназначалось на закупку оружия и верховых животных для мусульманского войска.

Большой проблемой оказалось право наследования. Насколько мы можем судить, в Мекке и Медине сохранялись значительные пережитки большесемейной собственности, распоряжение которой находилось в руках главы большой семьи: деда, старшего из дядьев, старшего из братьев; строгого правила, кто ее возглавлял, кажется, не было. Наследование шло по мужской линии. Дочери получали приданое и свадебный подарок от жениха, и это было их единственной собственностью. В случае смерти мужа вдова без собственных средств не могла прожить самостоятельно. Мы уже видели, как без средств к существованию оказалась мать Мухаммада. Да и сам Мухаммад, живя у деда, до женитьбы не имел собственного дома. Иначе, видимо, обстояло дело с денежным капиталом, который был более индивидуализирован, прибыль с личного капитала оставалась личной собственностью, в том числе и женщин. В Мекке они были независимее.

Сложнее обстояло дело в Медине, где важнейшим видом собственности, главным богатством была земля. Здесь, как кажется, существовало твердое правило: женщина не наследует своему мужу – она или выходит замуж снова, или какое-то время живет у родичей покойного.

Появление ислама внесло новые элементы в функционирование этой системы. До тех пор, пока среди мединцев были немусульмане, не исключены были случаи, что овдовевшая или разведенная мусульманка оказывалась без средств к существованию, так как не могла вернуться к родичам-язычникам. Поэтому в откровениях, появившихся в первые два года после хиджры, в установлениях, касающихся вступления в брак и развода, имеются рекомендации относительно обеспечения вдов и разведенных: бывший муж при разводе не должен отбирать свой брачный дар, а вдове предоставляется право пользоваться имуществом мужа в течение года (Коран, II, 229, 241). После битвы при Бадре появились вдовы иного социального статуса – вдовы (и матери) павших за веру. По некоторым (не вполне надежным) сведениям, уже тогда возникли недоразумения, но число вдов было невелико. Со всей остротой эта проблема встала после Ухуда.

Формальным поводом для вынесения решения об изменении системы наследования было будто бы то, что вдова Са‘да ибн Абу Раби‘а, одного из накибов, назначенных в Акабе, беременная и с двумя маленькими дочерьми, обратилась к Мухаммаду с жалобой на деверя, который забрал все имущество ее покойного мужа. Мухаммад призвал брата Са‘да и приказал в соответствии с новым откровением выделить вдове 1/8 наследства, дочерям – 2/3, а оставшееся (5/24) взять себе.

В Коране это положение сформулировано следующим образом: «Завещает вам Аллах относительно ваших детей: мужского пола – долю, подобную доле двух [детей] женского. А если их – женского пола – больше двух, то им – две трети того, что он оставил, а если одна, то ей – половина. А его родителям – каждому из двух по одной шестой того, что он оставил, если у него есть сын. А если нет у него ребенка и ему наследуют родители, то матери – одна треть. А если есть у него братья, то матери – одна шестая из того, что останется после завещанного по завещанию или долга…/ И вам – половина того, что оставили ваши супруги, если у них нет ребенка. А если у них есть ребенок, то вам – четверть того, что они оставили после завещанного по завещанию или долга…/ А им – четверть того, что оставили вы, если у вас нет ребенка. А если у вас есть ребенок, то им – одна восьмая из того, что вы оставили, после завещанного по завещанию или долга…/ А если мужчина или женщина будет наследником по боковой линии – и у него есть брат или сестра, то каждому из них обоих – одна шестая. А если их больше этого, то им всем вместе – треть после завещанного по завещанию или долга» (Коран, пер., IV, 10–15).