Аллоген. Книга вторая. Сын Аллогена

В душевой он стоял я размышлял о том, как бы воспринял Давид известие о том, что к Мелисе ходят по ночам все кому не лень, если бы они действительно стали жить вместе. Потом ему в голову закралась мысль о том, что если бы Давид с ней жил, то, скорее всего, это было бы в их комнате и ему пришлось бы из элитного, по городским меркам, жилья перебираться в общую казарму к разведчикам. Однако все мысли из его головы моментально улетучились, после того как он включил кран и обжигающе холодная струя воды окатила его сверху из лейки душа.

Горячая вода постоянно в городе была только на кухне и в яслях. В остальное время из кранов в душевой шла вода прямо из подземного озера, расположенного на самом нижнем этаже бункера. Не хочешь ждать общей помывки, когда горячую воду раз в неделю давали в душевую – мойся холодной. Во время общей помывки мылись посменно. Сначала мужчины, а потом женщины с детьми. Это было вызвано тем, что нагреть воду в системе бункера было затруднительно. Во-первых, это занимало очень много времени, а во-вторых, уходило много топлива, пока ледяная вода в накопительном резервуаре достигнет нужной температуры. Хотя в ледяном душе Юрка видел некоторые плюсы: во-первых, сразу просыпаешься и становишься бодрым, а во-вторых, очень быстро моешься.

Юрка почистил зубы, пожевав кусочек смолы пихты, потому что зубной пасты у них не было, а запасы зубного порошка, хранившегося на складе, давно в городе закончились – видимо, когда строили этот бункер, считалось, что личная гигиена для солдата не главное, и пошел в лазарет, снедаемый тревогой за здоровье пленного акремонца. К этому времени у входа в лазарет дежурил разведчик по имени Алим, который был на два года младше Юрки.

– Привет, – поздоровался в Алимом Юра.

– Ага, – ответил тот.

– Мог бы и поздороваться.

– Чего мне здороваться, – сказал Алим: – мне очень радостно охранять эту синюю тварь.

– Он очнулся? – спросил Юра.

– Откуда я знаю. Мне не интересно. Сдохло то паскудство или нет – мне без разницы. Я исполняю свою обязанность.

– Тогда, пожалуйста, отойди в сторону и не мешай мне исполнять свои обязанности, – разозлился Юрка.

Он с легкостью оттолкнул невысокого Алима от двери и зашел в лазарет. Сначала он пошел в палату, где были раненные разведчики, но те еще спали и Юра решил их не будить. Затем по небольшому коридорчику он пошел в ординаторскую и по запаху, напоминающему разлагающегося акремонца, определил, что там, скорее всего, Кьет и Юхани пьют чай. Так оно и оказалось. Пытаясь не выдать на своем лице отвращение, которое он испытывал от запаха чая Кьета, Юра отправил их двоих на кухню за завтраком для раненных. Подготовив перевязочный материал и прокипятив на бензиновой горелке инструментарий для предстоящих перевязок раненных разведчиков, Юра пошел в операционную проведать акремонца.

II

Лицеклювый лежал в том же положении, в котором Юра его оставил несколько часов назад. Он откинул одеяла и с удовлетворением про себя отметил, что осаднения на теле акремонца начали затягиваться синей корочкой, что свидетельствовало о том, что он все сделал правильно и организм акремонца восстанавливается. Юрка положил руки на диафрагму акремонцу и слегка надавил, что бы проверить реакцию его организма на болевые симптомы. Неожиданно пурпурный бугорок между глаз лицеклюва дернулся и разошелся. Юрка оторопел от удивления – нарост оказался лиловым глазом с вертикальными веками, который уставился прямо в глаза Юре и он услышал у себя в голове голос:

– Лучше бы меня убила Сурья еще в яйце, и я давно бы уже ушел в гунураджас*, чем сейчас мучиться от пыток этих бестолковых герадамасов.

Юра моментально отдернул руки от тела акремонца, как от огня.

– Наверное, я не выспался, – подумал про себя Юрка: – вот и мерещится всякое.

В это время акремонец открыл два своих обычных глаза, сел и уставился на Юрку.

– Может быть, зря его не добили, – промелькнула мысль у Юрки в голове и он, на всякий случай, взял скальпель в руку.

Акремонец еще шире раскрыл свой третий глаз, и Юра отчетливо услышал внутри своей головы слова:

– Ты меня можешь слышать?

– Кто ты? – вслух спросил Юра у странного лицеклювого.

Тот покачал головой, что чирикнул и Юра опять услышал голос в голове:

– Герадамас, я не понимаю твою речь, но я понимаю твои мысли, а ты мои. Ты праджапати** своего рода?

Гуна раджас* – в современном индуизме одна из составляющих кинетической энергии наполняющей Вселенную. В данном случае синоним понятия Плерома (Вселенная).

Праджапати**– в индуизме божество, связанное с деторождением. Отец всех богов.

– Кого порвать? – привыкая к такому общению, в своих мыслях спросил Юра у акремонца: – я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я праджапати своего рода. Если я могу общаться с тобой, значит ты тоже праджапати.

– О чем ты? – опять вслух спросил Юрка.

В это время открылась дверь, и в операционную зашел Алим.

– С кем это ты разговариваешь? – спросил он у Юры, осмотревшись в помещении: – это что глаз у синей твари?

Акремонец повернулся к Алиму и еще шире раскрыл свой третий глаз, прикрыв веками два своих обычных глаза.

– Чего он на меня таращится? – спросил Алим: – Вот гадость. Сейчас дам раз в голову и будешь дальше таращиться – только уже мертвый, – адресовал свои слова Алим акремонцу.

Тот видимо понял, что общение с Алимом ничего хорошего ему не принесет и лег, закрыв все свои три глаза, на операционный стол обратно.

– Видишь, плохо ему, а мне надо его подготовить для повторного допроса, – попытался разрядить обстановку Юра: – иди, пожалуйста, мне надо его осмотреть.

Алим ничего не ответил, а лишь презрительно сплюнул на пол операционной и вышел за двери.

Юрка обернулся к акремонцу и мысленно спросил:

– Ты меня слышишь?

Тот по-прежнему лежал с закрытыми глазами и не шевелился.

– Кто ты такой? – еще раз мысленно спросил он.

– Я, Савитар, – открыв третий глаз, мысленно ответил акремонец: – мне очень больно. Твои бхакты* меня очень били, но я не понимал, что они от меня хотели.

– Какие бхакты? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Герадамасы, которые тебе подчиняются, меня били, а я не мог им ответить, потому что мой дамару** сломался, когда меня бил тот герадамас, который сейчас в нашем ашваттхе*** обещает Сурье оказать помощь в обмен на свою жизнь.

– Кто такая Сурья, – вслух спросил Юра.

Бхакт*(преданный) в индуизме – поклоняющийся богу. В данном случае представитель рода акремонцев. Термин перешел в религию с момента, когда инопланетные существа, после разгрома армии архонтов на планете, жили среди людей(см. «путь Аллогена»).

Дамару** – маленький двухмембранный ритуальный барабан в форме песочных часов. На изображениях бога Шивы, в индуизме, неотъемлемый атрибут божества. В данном случае техническое средство для перевода речи, используемое акремонцами.

Ашваттха*** – в индуистской мифологии священное дерево. Жилище богов.

– Я очень хочу, есть, – вместо ответа услышал у себя в голове Юра: – я себя плохо чувствую. Принеси мне поесть, и я тебе все объясню. Я не хочу быть против вас… Я хочу вернуться…

– Что тебе дать поесть? – спросил Юра.

– Еду.

– Понятно. Ляжь и лежи без движения пока я не вернусь.

Юра вышел из лазарета и прямиком пошел на кухню. Время завтрака уже прошло, но покормить на кухне могли в любое время суток. Он шел по тускло освещенным переходам города на верхний уровень и рассуждал, про себя, что он еще вчера чуть не погиб от рук акремонцев, а сейчас преспокойно телепатически общается с шестируким инопланетянином и его это ничуть не удивляет, как будто это вполне обыденное дело.

III

На кухне сегодня главной была тетя Поля – самая пожилая женщина их города. В лагерь к архонтам она попала в тридцать пять и успела родить двойню – двух мальчиков, которых она даже не успела подержать на руках. Пока она отходила от родов, детей унесли архонты. Ее, как и других опроставшихся матерей, готовили для перевода в другой лагерь, но акремонцы восстали, и она единственная осталась в живых из рожениц, находившихся в тот момент в медицинском корабле лагеря. Остальных порубили обезумевшие лицеклювы. Хоть ей и перевалило за полстолетие, тетя Поля по-прежнему несла на своем лице остатки былой красоты исконно кубанской казачки, несмотря на весьма раздавшиеся в ширину размеры фигуры.

Никита Сергеевич до сих пор был к ней не равнодушен еще с тех времен, когда выживших людей привел в бункер, однако он не смог смириться с тем, что вековые понятия моногамной семьи были разрушены и порядок установленный архонтами, касающихся полигамных сексуальных отношений поддерживался в городе, несмотря на неоднократные предложения Никиты Сергеевича вернуться к довоенному институту брака между мужчиной и женщиной. У нее была одна особенная черта – глаза были разного цвета. Один глаз был синий, а второй серый. С ее слов эта особенность организма передавалась у нее в семье от поколения к поколению. Детей у нее больше не было, но она с одинаковой любовью относилась ко всем отпрыскам бывших узников лагеря независимо от возраста и цвета кожи.

– Тетя Поля, – обратился к ней Юра: – дайте мне с собой что-нибудь покушать, а то я уже скоро сутки как ничего не ел.

– Конечно Юрочка, сейчас я наложу тебе картошки и мяска отрежу.

– Там и раненному надо тоже покушать.

– Девочки в лазарет уже носили завтрак, – удивилась тетя Поля.

– Там еще акремонец пленный.

На мгновение оба разноцветных глаза тети Поли потемнели от гнева, но почти сразу вернули свой цвет и она, немного помедлив, сказала:

– Он тоже живой и тоже, чей-то ребенок. Конечно, и ему покушать надо. – Линда, – обратилась она к высокой сухопарой кухарке: – Выдай Юрке с собой двойную порцию и чай налей во флягу.

– Спасибо, тетя Поля, – поблагодарил Юра и пошел за Линдой, которая уже нарезала сушеную оленину.

С двумя армейскими котелками и флягой чая заваренного на зверобое, Юрка бегом побежал в лазарет. К его удивлению в операционной он обнаружил не только акремонца, но и Кьет с Юхани. При этом акремонец с явным удовольствием тянул из кружки через свой совиный клюв, который у акремонцев, в отличие от птичьего, был пластичным и мог издалека сойти за человеческие губы, чай явно заваренный Кьетом. То, что чай именно Кьета, было понятно по запаху, витавшему в помещении – подванивало чем-то схожим между свежим навозом и ацетоном.

– Он что твой чай пьет? – спросил у Кьета Юра.

– Чего бы и не пить, он же с медом, – ответил за Кьета Юхани.

– Все, спасибо ребята, мне надо ему сделать перевязку, – сказал Юрка, одновременно выталкивая их из операционной в коридор: – а где Алим?

– Нас прислали вместо него, – опять ответил Юхани.

– Он не опасный, так что я сам справлюсь. Если что, я вас позову – кинул им уже через закрытую дверь Юрка.

Акремонец по-прежнему сидел абсолютно обнаженный на операционном столе и с интересом поглядывал на котелки в руках Юры.

– Я, Юра, – у себя в мыслях произнес он, обращаясь к акремонцу.

– Я, Савитар – праджапати бхактов, от которых, ты, меня спас.

– Я тебя не спасал, – мысленно возразил Юра.

– Есть хочу, – услышал он в ответ.

Юрка и сам хотел есть, но все-таки пообщаться с Савитаром ему хотелось больше. Однако тот закрыл свой третий глаз, который во время телепатического обмена мыслями прямо светился лиловой звездой на фоне двух его обычных глаз и протянул все свои шесть рук, пытаясь дотянуться до котелка с едой. Получив желаемое, Савитар вытянул в трубочку свой клюв и засунул его в котелок, начав с отвратительным чавканьем поедать картофельное пюре. Проглотив в несколько секунд немного жидковатое пюре, Савитар уставился на Юрку, который за это время успел съесть только три ложки своей порции.

– Есть хочу, – опять услышал у себя в голове Юра.

Он достал из кармана штанов два куска сушеной оленины и протянул их Савитару. У того при виде мяса открылся лиловый глаз и из клюва потекла слюна прямо на пол. Схватив куски мяса по одному в руку, акремонец хищно раскрыл клюв.

– О-о-о, – единственное, что услышал в голове Юрка со стороны Савитара и подумал, что, наверное, надо поторопиться со своей порцией пюре, а то возможно и это придется отдать шестируку, который в это время остервенело, рвал твердое мясо клювом и свободными четырьмя руками одновременно поглаживал себя по животу.

– Есть хочу, – опять услышал Юрка.

– На, попей чай, – ответил Савитару Юра и протянул ему открытую флягу с холодным чаем, сделав один глоток.

Тот запрокинул голову и залил себе в рот немного чая.

– У того герадамаса чай был вкусный, а это пить не буду, – отставив в сторону флягу мысленно произнес Савитар.

Юра к этому времени доел пюре и, облизав ложку, сказал акремонцу:

– Давай мы с тобой поговорим.

– Мы с тобой не говорим, а общаемся при помощи гунураджас.

– Что?

– Не знаю, как это правильно называется у вас герадамасов… Это то, что наполняет э…э.. – у вас это называется Вселенной.

– Откуда ты знаешь, как у нас это называется, – спросил у него Юра.

– Ну…, – замялся Савитар и опустил глаза в пол: – я видел некоторых герадамасов, которых приводили мой бхакты в ашваттхе.

– Куда? – перебил его Юрка.

– В ашваттхе. Мы живем в ашваттхе, а вы живете в своем ашваттхе, – ответил лицеклювый.

– Понял – это город, а бхакты – это кто?

– Мои бхакты охраняют мой ашваттхе, а твои твой.

– Понял – это воины, – подумал про себя Юра: – а как ты это слово узнал – Вселенная?

– У нас есть даммару, с помощью которых мы можем общаться с герадамасами, а я праджапати и могу иногда и без даммару понимать герадамасов, но не всех. А ты первый с кем я могу общаться через гунураджас. Таких как ты я еще не встречал.

– Я, таких как ты, тоже не встречал.

– А ты и не мог встречать.