Аналитика как интеллектуальное оружие

В западной управленческой практике очень распространено проектирование, когда проектируется будущее в широком смысле – также как проектируются будущие здания, машины, проектируется и социум. В целях эффективного противодействия возникающим в обществе негативным явлениям, в том числе таким, как терроризм, необходимо проектировать систему превентивного противодействия ему. Это возможно при наличии у руководителей органов власти и управления навыков системного мышления и системного видения проблем, алгоритмов поведения в сложных ситуациях. Когда у руководителя модель принятия решений вообще в голове отсутствует, когда вместо чёткости, продуманности одна спонтанность и хаотичность, тогда и получаются такие результаты, как в Беслане. Отсутствие развитого интеллекта и навыков самостоятельного принятия решений компенсируется жизнями людей.

Считаю принципиально важной эту мысль – нужно всемерно усиливать интеллектуальную и аналитическую составляющую в процессах управления и государством и социумом и активно отстаиваю свою позицию в печати, см., например, [Курносов 08Б]. Президент России В.В. Путин, выступая в МИДе на совещании послов (2006), особо подчеркнул: информационно-аналитическая работа по своей оперативности и качеству не должна отставать от требований времени. Важнейшими её аспектами должны являться органичное сочетание классического инструментария добывания и обработки информации, а также квалифицированное применение современных информационных технологий.

Да, наша страна располагает богатейшими природными ресурсами, но если мы по-прежнему будем забывать о том, что в современных условиях интеллектуальный ресурс является самым главным, Россия превратится в страну без будущего. Общая ситуация в мире постоянно усложняется. Сокращаются запасы природных ресурсов, увеличивается разрыв в оплате между квалифицированным и неквалифицированным трудом, обостряется борьба за рынки сбыта. Не надо строить иллюзий, что что-то будет по-другому. Жизнь заставляет всех думать и действовать более эффективно. Наступает время интенсивной интеллектуализации всех сфер жизни общества. Но интеллект не может рассматриваться как некая абсолютная ценность. В отрыве от практической деятельности интеллект бесполезен. Однако способность действовать наиболее целесообразным способом – это не единственный признак наличия интеллекта. Главная его особенность: он опирается на рациональное научное мировоззрение и способен применять мыслетехнологии. Эту научную основу следует закладывать не только в школе или вузе, но даже ранее, возможно, с детского сада.

Каждый имеет право на собственное суждение. Но сила интеллекта – в грамотном суждении, умном оригинальном решении и доведённом до конца правильном действии. Большая часть проблем в условиях становления новой России будет решаться на уровне развития креативных способностей людей производить, накапливать и использовать знания, разрабатывать новые идеи, создавать новые смыслы. Роль аналитической составляющей в обработке информации будет неуклонно возрастать. Стране нужны новые поколения квалифицированных аналитиков. Успешное решение стоящих перед органами государственной власти и управления задач невозможно без адекватного кадрового ресурса. Большой отток сотрудников из системы госуправления в первой половине девяностых болезненно отразился на процессе смены поколений. В эти годы действительно ушли многие сильные профессионалы, считающие, что им не удаётся реализовать свой потенциал на государственной службе. Однако сейчас ситуация начала меняться к лучшему, об этом свидетельствуют, в частности, растущая популярность среди молодёжи, выпускников вузов карьеры по линии госслужбы. Нельзя забывать, что главные критерии – это качество новых кадров, их готовность к долгосрочной работе на госслужбе, поэтому государственным структурам следует активнее использовать все возможности для привлечения и удержания лучших специалистов.

Работа аналитика по своей сути – это работа со смыслами. Умение получать новое знание – это умение получать новые смыслы и/или умение менять местами смыслы в своём информационном пространстве. Работа по получению нового или изменению старого требует интеллектуальных затрат, и, возможно, вещественных затрат информационной системы (субъекта).

Говоря высоким стилем, сегодня умение работать с информацией есть высшее достижение эволюции Homo sapiens. Я всё более убеждаюсь в том, что информация – это такое же проявление материи, как энергия и вещество и, в принципе, закон сохранения энергии и вещества должен быть дополнен и звучать как закон сохранения информации, энергии и вещества. Тогда работа практического аналитика должна заключаться в извлечении и использовании информации в соответствии с заданными целями, то есть в умении работать со смыслами.

На этом пути много препятствий как интеллектуального, так и психологического плана. Главное в том, что аналитиков нужно отбирать, привлекать и специально обучать. А делать это – некому. Как преодолевать эти препятствия, об этом чуть ниже, здесь же отметим: важным инструментом может служить рабочая модель информационной системы, созданная Ю.Л. Шередеко [Шередеко б/г, 95, 96А, 96Б, 98, 99/05, 10А, 10Б].

На Западе, в первую очередь в США, проблема взращивания молодых аналитиков, в частности, решается следующим образом – там социолог Карл Поппер предложил для школ Программу проведения дебатов [Поппер б/г] для развития критического мышления и коммуникативных навыков. По Правилам Поппера устраиваются турниры между школами и даже странами (при поддержке, в первую очередь Д. Сороса, чего нельзя не одобрить, как бы плохо я к нему ни относился [Сорос б/г, 96]). В продолжение классический Курс парламентских дебатов читается в университетах. Уже на школьном уровне дебаты реально взращивают очень пытливую молодёжь, за полгода занятий двоечники становятся стабильными хорошистами. Однако, сами по себе, будучи оторванными от общекультурного контекста, аналогичные дебаты в России и СНГ взращивают болтунов-нигилистов, которым безразлично, какую позицию отстаивать. Этот пример ещё раз подтверждает невозможность применения инструментов западной аналитики в чистом виде, без адаптации к нашей Традиции.

На Западе процессу рекуперации, самовоспроизведения элиты придаётся ключевое значение. Отбор начинается со старшеклассников, среди них целенаправленно проводят селекцию и прошедших отбор направляют в университеты по различным грантам и программам предоставления стипендий. Как правило, западный университет – это отдельный городок, где студенты постоянно живут вне семьи, в особом микромире. Многим университетам законодательство штата предоставляет привилегии экстерриториальности. Вырванные из контекста своего прежнего окружения, студенты подпадают под контроль студенческих корпораций типа «Череп и кости», «Ключ и свиток», «Три креста» и т. д., где производятся дальнейший отбор и «юстировка». Эти студенческие корпорации, по своей сути эзотерические, сами контролируются другими структурами.

Если молодой человек отвечает всем требованиям, ему делают предложение, от которого невозможно отказаться – вступить в элитный клуб, ложу. Таким образом, формируется принадлежность к настоящей элите, в своей массе тайной, что обеспечивает карьеру на всю жизнь благодаря мощи данного объединения. Члены этих корпораций масонского толка занимают практически все ключевые посты в США (по некоторым данным их число составляет около 5 млн человек). В отношении президентов США, насколько нам известно, было всего два исключения – Кеннеди и Клинтон. Но даже на нижний этаж элитного сообщества невозможно пробиться профану, человеку низшего сословия. В России такой собственной структуры выращивания элиты, включая «социальные лифты», как мы думаем, нет. Первым ростком в этом плане была, пожалуй, президентская тысяча Д.А. Медведева. Следовательно, у нас подобные отборы проводят филиалы соответствующих зарубежных структур в собственных интересах, а не в интересах национально-государственной элиты России. Прошедшие начальную обработку «неотёсанные камни» становятся либо профессиональными болтунами, либо агентами влияния, либо просто эмигрируют.

Целесообразно обозначить несколько концептуальных проблем, иллюстрирующих ущербность чужеродной аналитики (её отправных точек, подходов, аксиоматики) при решении наших отечественных проблем. Одной из важнейших является проблема реформирования государственного сектора, традиционных (архаичных, если смотреть по современным западным экономическим понятиям) предприятий. Эта проблема постоянно вызывает интеллектуальный спор учёных, политиков, экономистов. Нередки при этом взаимоисключающие ответы по этому реальному вопросу. Если отбросить предвыборную политическую демагогию и оговорки, все советы можно свести к следующему (по степени реальной применимости).

1. Сторонники кризис-менеджмента утверждают, что директора вовсе не стремятся к большей капитализации своих предприятий, важных объектов (промышленной) инфраструктуры. Поэтому разумный путь выживания производств – это дифференциация, передача государству или муниципалитетам всей «социалки», освобождение от всех прямо не предусмотренных производственным циклом функций. Затем создание на избыточной технологической инфраструктуре высокотехнологичных частных сервисных предприятий, включённых в технологические цепочки Предприятия. Здесь отсутствует понимание наличия и роли так называемого «общественного блага» (экономический термин). Эта проблема уже решена в современной экономике.

2. Позиция других экономистов заключается в создании прозрачности и универсальности (общедоступности) существующих «правил игры» в бизнесе, что эволюционно приводит к росту богатства общества, предсказуемости и эффективности бизнес-среды. Такая схема может работать и морально приемлема, однако она недоучитывает неизбежность экспансии мирового капитала, транснациональных компаний (ТНК), обладающих огромными возможностями влияния извне на внутрироссийскую экономическую и иную политику. Наличие существенных «трансакционных издержек» сводит на нет благие пожелания. Эта проблема уже решена в современной экономике.

Термины трансакция и транзакция от одного англ. слова transaction различны. Так, первый имеет смысл завершённой сделки вообще, например, багажная авиатрансация – это, когда багаж сдают перед вылетом и получают обратно по прилёте, и применяется в политике, экономике и т. д., а второй используют в банковской сфере (перевод денег со счёта на другой), в ИТ-технологии (транзакция баз данных).

3. С.Ю. Глазьев как теоретик сосредоточивает внимание на применении схем природной ренты, изымаемой бюрократическим государством, что приводит к стагнации, свёртыванию национальных эффективных корпораций, современного анклавного сектора. Реализация этих схем, наряду со схемами раздела продукции или ещё какими-то изощрёнными способами ограбления государств с преобладанием сырьевого сектора в экономике, ведут лишь к существеному ослаблению государства. То, что сотворили с российскими нефтегазовыми ресурсами наши политические деятели типа Г.А. Явлинского, подписав с американцами кабальные соглашения по разделу продукции на Сахалине, согласно которым США будут выкачивать нашу нефть до 2054 года, иначе как прямым предательством национальных интересов и назвать-то нельзя. В прессе стараются не поднимать шум по этому поводу, хотя ситуация вполне сравнима с продажей Россией США в своё время Аляски. Удивительно только, как после всего этого г-н Явлинский ещё претендует на пост Президента России!

Согласно нефтегазовому проекту «Сахалин-2», где англо-голландской компании Royal Dutch Shell принадлежит 55 %, а двум японским, Мицуи и Мицубиси 25 и 20 %, Россия ещё очень долго ничего не будет получать. Соглашение о разделе продукции составлено высокопрофессиональными западными юристами таким образом, что Россия не будет получать доходы до тех пор, пока рентабельность добычи не выйдет на определённый уровень. В результате хитроумных схем мы сейчас ничего не получаем, хотя нефть уже добывается несколько лет, а если они увеличат свои расходы, то ещё десятилетие наш доход будет нулевым.

4. Финансирование (да ещё через бюрократическое государство) архаичных предприятий без их внутренней реструктуризации приведёт к громадному разбазариванию средств, которые не пойдут на пользу и отстающим – при открытых границах (без протекционизма) они не найдут сбыта на свою продукцию (опять необходимость госзаказа, замкнутый круг). Такое финансирование неприменимо, иначе как в рамках мобилизационной экономики.

5. Многие деятели экономической науки (если только это не сознательная пятая колонна) твердят как о панацее для лечения всех наших социально-экономических проблем о прозрачности, западной корпоративной культуре, IPO (Ай-Пи-О), тенденциях глобализации, плохом бизнес-климате (непредсказуемость законодательства, коррупция госаппарата) и т. п. Активными их последователями является молодёжь, обучающаяся в НИУ Высшая школа экономики, ориентирующаяся более на запад.

Опять мы приходим к тому, о чём уже упоминалось выше: в России отсутствует качественная экономическая и финансовая аналитика. Если это не высокооплачиваемая профессиональная демагогия, а, например, солидные статьи в «Эксперте», профессиональный аналитик легко опровергнет содержащиеся в них многие ложные посылы или заблуждения.

Суть IPO состоит в том, что когда какой-либо частной компании требуется поднабрать деньжат для расширения своего бизнеса, то у неё есть два выхода: либо взять кредит, либо… и вот здесь тонкий предпринимательский гений прошлых веков придумал неординарный выход – акционировать свою компанию, т. е. передать часть прав на компанию совершенно посторонним людям через предложение купить акции, а ещё лучше облигации, или так называемые привилегированные акции (они не дают голосов в совете акционеров). Таким образом, IPO есть передача акций в открытую продажу на западные рынки. Так сложилось, что к IPO в развитых капстранах Запада, где этот механизм успешно действует уже достаточно долго, относятся очень и очень хорошо. IPO, если сравнить бизнес с деревом – это распускание цветущего бутона, на запах которого мгновенно сбегаются со всех сторон биржевые спекулянты и не только. Что будет дальше, окупят ли себя акции (поднимутся ли они в цене?) никто не знает. Но запах стоит первые дни… чудесный. Потому что IPO знаменует собой возникновение нового многообещающего бизнеса, в котором активно предлагают поучаствовать своими денежными жертвами всем желающим. В российских условиях IРО часто не только лишает бизнес коммерческой привлекательности, но и сужает пространство управленческого манёвра, делает его неконкурентоспособным.

Оценка экономической эффективности различных проектов – важнейшая задача финансовой аналитики. По данным ЦБ России в 2010 году 250 тыс. компаний, с суммарный оборотом 4,2 трлн руб., не перечислили в бюджет страны ни копейки. Ещё у 123 тыс. коммерческих организаций доля налоговых платежей в обороте составила менее 0,1 %.

Понятно, что в основном это фирмы-однодневки, создаваемые для увода «в тень» прибылей предприятий. Однако у олигархов есть множество и вполне законных способов укрытия своих доходов. Общеизвестно, что даже некоторые законы у нас создаются и принимаются по их заказам. Не платят они и НДС. Практически все наши олигархи «зарабатывают» свои миллиарды на экспорте сырья и других товаров из России. А экспорт этим налогом не облагается. Его им «возмещают». Причём, как ежегодно докладывает депутатам Государственной Думы Председатель Счётной палаты РФ С.В. Степашин, «возмещается» НДС олигархам в размере, в разы превышающем фактически уплаченный ими налог. Понятно, что таким способом высшие госчиновники с помощью своих олигархов доят госбюджет.

Для того чтобы избавиться от этой средневековой практики – когда бедные несут непомерное налоговое бремя, а самые богатые не платят практически ничего, недостаточно предлагаемого введения прогрессивной ставки налога на доходы физических лиц (НДФЛ). Надо менять всю нашу «прекрасную» налоговую систему, которую, по словам бывшего директора-распорядителя Международного валютного фонда (МВФ) Мишеля Камдессю, его «специалисты» разработали специально для России. Поэтому, если у нас ещё существует хоть какое-то производство, кроме экспортного, то лишь благодаря мерам по снижению налоговой нагрузки на предприятия. Так, ставка НДС в несколько приёмов была снижена с 28 %, установленных по требованию МВФ, до 18 %, а ставка единого социального налога – с 50 до 26 %. Многие из предусмотренных заокеанскими разработчиками налогов вообще были в разное время отменены. Всё больше критиков появляется и у плоской 13-процентной шкалы НДФЛ, который мы привыкли называть подоходным, она тоже нуждается в корректировке.

Однако «ещё не вечер». Давление МВФ продолжается, и вот вновь вынашиваются планы по увеличению налогового бремени на предприятия, то есть на бедных, которые на них работают. И ничего не делается для повышения налогов на богачей. Государство всё никак не может создать механизмы для эффективного пресечения казнокрадства, осуществляемого путём «возмещения» неуплаченного НДС.

Существует реальное качественное отличие Российского общества от Западного, включая роль денег, механизм принятия решений, характеры рынка (спрос-предложение, национальный менталитет, потребление). У нас фактически нет среднего класса, имеющего практические навыки предпринимательства (человек потребляющий, человек экономический), свободно вкладывающих свои небольшие деньги в акционерные компании и умеющих посредством государства контролировать свои миноритарные интересы в корпорациях. А ведь именно тогда любое общество является устойчивым, когда численность класса предпринимателей и высокооплачиваемых специалистов, занятых в бизнес-секторе, составляет примерно 50 %. В сегодняшней России этот показатель – 17 %, в крупных городах – гораздо выше, в Москве, например, около 44 %. Естественно, средний класс и владельцы-руководители малых и средних предприятий – не одно и то же. Все владельцы и менеджеры указанных предприятий относятся к среднему классу, но не все представители среднего класса являются предпринимателями и менеджерами.

Ставка банковского процента у нас в два-три раза выше, чем на Западе (понятно, что это связано с инфляцией), поэтому введение элементов внешнего финансового контроля (корпоративная культура, прозрачность процедур, IPO) поставит наши предприятия в заведомо проигрышные положения по сравнению с западными, что быстро приведёт нашу экономику к полному контролю со стороны Запада. По моему личному мнению, многие из хорошо известных деятелей последнего времени – М.С. Горбачёв, А.Б. Чубайс, Е.Т. Гайдар, А.В. Козырев, М.Е. Швыдкой – на самом деле не могут быть причислены к элите. Настоящая элита – интеллектуальная, на это указывал ещё Аристотель. Государство должно управляться не просто аристократией, но аристократией разума. Выход один: пока не будет устранена от рычагов власти эта так называемая «элита» и не поставлена по жёсткий контроль, она будет продолжать разносить страну на части, что сейчас и делается. Ещё в 1970 году Дж. Акерлоф, будущий Нобелевский лауреат по экономике (2001), выступил со статьёй [Акерлоф 94], где ясно показано, что нужно делать. Проблемы, связанные с неопределённостью качества и неполнотой информации возникают во многих сферах нашей жизни. Ключевое слово в статье – доверие. Именно от того, насколько удачливо будет общество в восстановлении доверия к системе государственной власти, и будет зависеть конечный исход дела. Со времени осознания этой проблемы человечество выдумало немало способов создавать взаимовыгодные отношения между продавцом и покупателем. Имеется немало положительных примеров из разных стран об оптимальных системах контроля гражданского общества за госструктурами. Но «нет пророка в своём отечестве», это давно известно.

Можно привести такой пример. Наши власти не покупали евро, когда надо было покупать, не покупали дешёвого золота, а спохватились только в 2008 году, когда начался системный мировой кризис, и покупают сейчас золото по 1000 долларов за унцию и дороже [Стариков 09]. А могли бы покупать по 250. Все заверения чиновников, мол, мы являемся островом стабильности, что у страны есть подушки безопасности в виде Стабилизационного фонда, и кризис нам не очень страшен, останутся лишь обещаниями. Не хочу даже обсуждать этот идиотизм – дна нет. Голоса разумных людей, конечно, никто не услышал. Среди тех, кто ещё в 2006 году прогнозировал взлёт цен на золото, впрочем, рассчитывая, что нынешние уровни будут достигнуты лишь к 2016 году, был главный аналитик МДМ-банка М.И. Зак.

Открытая система управления, во-первых, противоречит нашей византийской управленческой традиции (по принципу схватки бульдогов под ковром); во-вторых, общей управленческой культуре. В силу юридической незащищённости личности, труда, капитала, собственности наши капитаны индустрии, как правило, волки-одиночки, харизматичные иррационалисты, чей капитал не столько в финансах и объективном знании управленческих процедур (хотя востребованность знаний о бизнес-администрировании, современном менеджменте растёт), сколько в неформализованном живом знании, неформальных связях, знании нестандартных входов и выходов, то есть знаниях скорее иррационального плана, если их рассматривать с точки зрения западной терминологии. Поэтому, они даже при желании не могут по-другому капитализировать свои управленческие навыки, сделать их прозрачными (общедоступными).

Принято считать, что западные рынки более устойчивы и предсказуемы, и помимо государственного протекционизма, проводимого прямыми и косвенными методами, на них давно, устойчиво и синергетично существует многообразная потребительская культура. Они внутренне открыты, демонополизированы. Но такое положение существует не всегда и не везде. Это, в частности показывают события последнего времени с разрастающимся экономическим кризисом в США и Евросоюзе.

У нас только мощный креатив директора (владельца), подкреплённый волей, может оставить предприятие на плаву, организационно-управленческий капитал стоит недорого. Формальные процедуры вторичны и всегда подчинены стратегическому планированию (в действующем бизнесе). Многоплановые вертикально интегрированные холдинги становятся доминирующей формой организации крупного бизнеса. Естественно, операции внутри них (внутрифирменный учёт, расчёты между филиалами) качественно отличаются от взаимоотношений с внешней средой (с налоговиками, поставщиками, потребителями), приближаясь по своей льготности (эффективности) к деятельности транснациональных корпораций (ТНК).

Западные структуры по ряду очевидных причин уже научились эффективно контролировать подобных многопрофильных спрутов, у нас эти подходы – государственного контроля, аудита эффективности, стратегического аудита и т. д. только начинают развиваться при значительной роли в этих процессах Счётной палаты РФ. Так, в книге [Степашин 08] исследуется роль государственного аудита как одного из инструментов государства и общества в решении сложной оптимизационной задачи – обеспечении модернизационного прорыва в российской экономике с использованием всех позитивных эффектов глобализации и при одновременном сохранении национальной идентичности, государственного суверенитета и конкурентоспособности нашей страны. Анализируя изменение подходов к оценке успешности экономического развития различных стран, автор показывает возрастание значения таких «неэкономических» критериев, как субъективная удовлетворённость людей качеством жизни, экологичность технологий, открытость, ответственность и моральность государственного управления. Приводя факты, предвещающие постепенное вхождение глобализирующегося мира в период нестабильности и кризиса, автор показывает: развитый институт государственного аудита может стать для национальных государств своеобразным страховочным механизмом, способным ограничивать опасные колебания социально-экономической системы.

Существующая в России юридическая практика у нас пока скорее авральная – суды и арбитражи по полной программе наказывают попавшегося (или назначенного) провинившегося, а их всегда хватает, особенно если под контрольные мероприятия попадают банки, таможни, торговые сети, и он вынужден отвечать причём и за всех неназванных. Во избежание подобных провалов, грозящих самому существованию группы фирм, целого крупного бизнеса группа администраторов (исполнительный директорат) часто не посвящает в свои серые управленческие схемы даже акционеров, и, как правило, содержит специальные аналитические и иные группы сопровождения бизнеса, как правило, не предусмотренные в аналогичных западных корпорациях с сопоставимыми оборотами. Их клановая структура, нередко опирающаяся на этническую преступность и имеющая интересы, нередко выходящие за пределы чисто бизнеса, также не имеют аналогов в традиционном западном бизнесе. Свои особенности имеет также бизнес дальневосточных «Тигров», Латинской и Центральной Америки, Индии, исламских стран Ближнего Востока, Италии, Швейцарии, – это преимущественно бизнес семейный. И эти бизнесмены обычно идут до конца в отстаивании своих интересов.

Приведённые выше аналитические соображения иллюстрируют полное несоответствие российской бизнес-практики предлагаемым советниками из-за рубежа западным аналитическим инструментам.

Необходимо высказать несколько тезисов по поводу мифа о глобализации.

ТНК возникли не сегодня, они имеют большую историю (Британская империя и Голландская, Ост-Индийские, империя Ротшильда и т. п.). Когда пишут о ТНК, то обычно стыдливо умалчивают, что за ними всегда стоит мощь государства, поскольку они осуществляют межгосударственную деятельность. Здесь очевидно нет ничего позорного и необычного, кроме режима экономических капитуляций, часто практикуемого в России на государственном уровне. Практика всех самостоятельных стран (от Ирана, Венесуэлы до Франции) показывает разумность подобного сотрудничества, с его упорядочиванием, встраиванием в национальные приоритеты развития (не только экономического) на принципах большей справедливости (долей, иных услуг и выплат). Международная практика давно доказала, что, если тактика поддержки ТНК выгодна различным государствам, то они это делают и будут делать в дальнейшем.

Вызывает сомнение другой вопрос: чем «наши» естественные монополии хуже или лучше их ТНК, чем они менее эффективны, и почему их надо разукрупнять в угоду трансатлантическим интересам? Давно надо понять и нашему государственному руководству и простому российскому народу, что сейчас втихую идёт мировая экономическая война. Этим мирным путём с помощью той хозяйственной мощи, которой достиг Запад, он покорил абсолютно весь мир. Все хотят в любой точке земного шара иметь либо доллары, либо евро, и на них покупать товары и жить развлекаясь. Однако понятно и то, что Запад идёт по тупиковому пути. Вне всяческих сомнений, экономический кризис Запад собирается преодолевать с помощью уже не только экономической, а настоящей войны мирового масштаба. Также ясны объекты нападения – Сирия, Иран.

Гораздо разрушительнее другая сторона мифа о глобализации, будто капитализм и мировое разделение труда создаёт оптимальные и эффективные формы конкурентоспособной продуктивности, фильтрующей отжившие и стагнирующие формы. С этим можно согласиться, лишь добавив – исключительно в интересах ТНК и мировой плутократии. На это утверждение и эту проблему можно посмотреть и с другой стороны, под другим углом зрения. Не производство (которое на однотипном современном предприятии может быть столь же эффективно, как и в любой другой сопоставимой точке Земли), а именно специфика распределения, продаж, сервиса, ухода от всех вообще налогов, использование оффшорных зон и серых схем, нарушения выделенных квот, политико-экономическое лоббирование, товарный и финансовый демпинг, технологическая экспансия и ведение промышленного шпионажа – вот те истинные цели, которые преследуют прокламаторы глобализма. Пользуясь разностью (несостыковкой) национальных законодательств, промышленных и технологических стандартов, громадной финансовой помощью своих государств и соответствующим административным ресурсом, прикармливая ключевые фигуры политической элиты иных государств через разнообразные фонды, они получают в своё распоряжение организационную мощь и ресурсы, позволяющее занять доминирующее, монопольное положение на чужих рынках, при этом зачастую находясь вне чьей-либо юрисдикции вообще, т. е. их преимущество – помимо своих масштабов и финансовой мощи – в заведомо выигрышных условиях по сравнению с любым национальным капиталом. Со вступлением России в ВТО все мы в скором времени станем свидетелями получения Западом колоссальных преимуществ с помощью вышеуказанных механизмов и технологий.

Мне иногда кажется, что никто нас вообще «сознательно» не давит. Просто пользуются нашей «умственной убогостью». Да ещё тем, что читать не любим даже то, что открыто выставлено в Интернете. А вот беда наша в том, что у наших аналитики вследствие забот о хлебе насущном нет времени для того, чтобы поддерживать свою квалификацию и повышать её. Ведь для этого требуется усилия и нужно ресурсы от дома отрывать! Поэтому любым управляющим структурам нужно учитывать жизненные интересы аналитика, в экономике есть для этого термин «информационная рента». Пока аналитик не будет иметь возможность эту ренту получить «в наличке» – до тех пор все разговоры о надлежащей постановке аналитики в нашем государстве или за рубежом в интересах России – это не более чем болтовня. К сожалению.

Сегодня ТНК в Москве платят в бюджет города порядка 6 % налога, получают сверх того льготные кредиты на развитие (например, ИКЕА в своё время получила около $100 млн от московского правительства), имеют возможность свободно конвертировать любую прибыль, международные гарантии своих капиталовложений и особые отношения на межправительственном двустороннем уровне, включая льготные режимы и отмену НДС. Их деятельность сопровождается поддержкой группы лучших европейских юристов, лоббированием на всех уровнях. Надо ли говорить, что без всего этого никакой национальный бизнес в России (от частной лавочки до государственной монополии и крупнейших частных российских корпораций) не имеет хороших перспектив.

При рассмотрении эзотерических истоков традиции необходимо затронуть вопрос о масонстве. Ряд конспирологов [Платонов 12], [Бегунов 02] отмечают громадную роль масонства в дореволюционной России, в том числе и, прежде всего, в подготовке и свержении Царской власти, немалой его роли на современном Западе. По телевидению часто проходит какая-то анекдотическая информация о возрождении масонства в Чили (полоумные старики хранят оккультные реликвии), тут же сообщается информация о том, что монархист О.Н. Брумель, брат известного в прошлом спортсмена В.Н. Брумеля, возглавляет какой-то Высший монархический совет и является главой возрождённого масонства в России. Как-то это всё склизко и невразумительно. Знакомство с работой семинаров в одной из сетевых пирамид натолкнуло меня на одну интересную мысль – возрождение исторического масонства привело к прямому восстановлению его подходов в новых формах социального взаимодействия в виде безликих интернациональных наукообразных сетевых пирамид, где коммерция, дистрибуция играют второстепенную роль на фоне модифицированных символов-брендов, и тут же все эти эликсиры и снадобья: Гербалайф, «пальмовое масло», Тянь-ши, или волшебные гигиенические прокладки, или же псевдоэзотерическое знание саентологов.

Главное здесь – создание (самогипнозом, самоподбором) послушной интернациональной паствы, чьи высшие отличительные маркировки («Золотой мастер продаж Востока», «Бриллиантовая карточка мастера продаж») выходит далеко за географические пределы и ментальные характеристики отечественной традиции. Если же ещё и послушать некоторые полумистические цифровые параметры – 21, 33, 666 и т. п., являющиеся вожделенными пределами (барьерами) роста адепта (сколько он своих друзей привлёк/обманул) сходство становится буквально тождеством. В мире постоянно идут поиски новых форм и методов скрытого влияния на людей, создания ситуаций для получения односторонних преимуществ. Эти заняты и религиозные структуры, и адепты многочисленных оккультно-мистических объединений и бизнес.

Действительно, мы в основном изучаем историю по действиям, но не бездействию. Так, у аспиранта (научного работника) может возникнуть тенденциозное ощущение, что царская Россия и оттоманская Турция всегда находились в военном противостоянии, что совсем неверно, скорее правильно обратное – несколько общеизвестных войн отнюдь не отменяют столетия сотрудничества, обмена военно-политической информацией стратегического характера на государственном уровне, в том числе и особенно в новейшее время, в период правления Ататюрка и т. д.

В изученный мною эзотерической литературе нет прямого ответа на вопрос, как соотносятся такие важнейшие категории смыслового поля аналитики, как энергия и информация.

В самом грубом смысле – информация реализует себя во времени через энергию (потраченную, запущенную), это классическая триада. Частично этот вопрос рассмотрен в [Шмаков 08], [Ровнер 02]. Структуры, контролирующие массовое сознание, используют многие положения эзотерики для своей практической деятельности.

В самом общем плане (что не отрицает современная наука) мы живём в троичном мире как действительно практической системе, отражающей Нечто. Есть энергия формы (внешней среды – по сути, это предметное поле современной науки), внешних воздействий и обстоятельств. Скорее эта энергия выступает как совокупность интегрированных факторов (привлечённых ресурсов), которые делают одного человека монахом, другого – миллиардером, третьего диктатором, кого-то купцом-лавочником.

Как бы то ни было, приверженцы эзотерики полагают: есть тонкие энергии, практические не регистрируемые приборами, но оказывающими реальное воздействие на людей. Я полагаю, что далеко не всегда информация переходит в энергию, но Г.И. Гурджиев, их духовный отец, утверждал Доктрину о 4 ипостасях (комнатах) как основных видах раскрытия потенции человека – лошадь, всадник, повозка, возничий… Это глубокое эзотерическое учение, глубоко освоенное современной управленческой мыслью Запада. Суть его в том, что траекторию мысли можно проконтролировать (придав импульс энергии) и вовсе не всегда это достойное занятие. Из учения Гурджиева явствует, что развитие личности (субъекта) проходит через совокупность ограничений (тоннель), так или иначе связанный с качеством восприятия, рефлексией и изначальной жизненной энергией. Да, высокая жизненная энергия ведёт к получению человеком адекватной информации (и часто они выражаются через Миссию, Судьбу, определяют человека на своём месте). В истории это происходит довольно редко, тут срабатывает фактор времени – Александр II, Наполеон, Гитлер, Бисмарк. Но чаще мы видим примеры руководителей (таких, как известные из советской истории К.У. Черненко и Ю.В. Андропов), уже знающих всю информацию и структуру управления, но не имеющих больше жизненных сил для реализации своих планов. Ещё более распространённой является практика аутсайдеров типа Салмана Рушди – тот изящно стравил Запад с миром ислама, дабы сделать себе имя и денег заработать [Рушди 12].

У этой триады – энергия, информации и время – есть ещё одна скрытая составляющая (которую отрицают атеисты) – карма, которая в самом общем плане выступает как заслонка, регулирующая скорость проходимости энергии через наши мозги и получение значимой для личного развития информации.

Эта проблема, хотя она лишь обозначена и выходит за рамки данной книги, является ключевой для понимания многих тонких вещей в аналитике. И не только в ней.

1.2. Западная аналитическая традиция

Сегодняшние западные плюралистические концепции мира (в основном построенные на идеях постмодернистской культурологии) делают попытку представить все исторические артефакты народов, культур, прошедших эпох, цивилизаций равноценными, равноположенными. Между тем, ещё до I Мировой войны общим местом культурософий было строительство иерархии по принципу: лучше – хуже, перспективно – на обочине (о безнадёжно отставших, вырождающихся – М. Нордау).

В трудах мыслителей Запада (Ш. Летурно, Э. Рекю, М. Эллиаде, О. Шпенглер, А. Тойнби), и русской школы (П.А. Сорокин, Н.Я. Данилевский), даны убедительные попытки развести понятия культуры и цивилизации, показать разнокачественность, разнонаправленность ценностных векторов развития разных цивилизаций, когда развитие Разума (линейный принцип развития новоевропейской и отчасти Русской цивилизации) является не единственно возможной и даже не доминирующей тенденцией мирового развития. Я согласен с Н.Я. Данилевским в том, что фундаментальные цивилизационные элементы не пересаживаются, как редька с одного национального поля на другое. Научно-технические достижения передаются достаточно легко, а вот «культурное ядро» (например, Русское Православие) в основном остаётся в национальных границах (если его специально не разрушают) и распространяется лишь при особых условиях [Данилевский 91]. Эти главнейшие научные принципы, социологические наработки историософии и культурологии никто доказательно не опровергает, однако в угоду политкорректности, выгодам текущего момента, другим популистским клише массовой культуры в целях «промывки мозгов» постоянно искажаются, забиваются, передёргиваются, подвергаются коррекции.

Весьма перспективным представляется развитие социальных технологий с использованием современных подходов к построению основанного на примате науки непротиворечивого и полного способа социального кодирования индивида. Здесь уместно упомянуть о социокодах по А. Шияну [Шиян 02]. Это – объективно лучшее, что есть в мире по этому поводу. Ниже будут приведены отдельные положения, характеризующие эти подходы.

Для понимания сути западной аналитической традиции целесообразно выстроить некоторую концептуальную линию с целью выявления приоритетов того, что мы сопоставляем и изучаем – общекультурные традиции, религиозные клише, массовые стереотипы и социальные институты, их обеспечивающие и поддерживающие. В современном атеистическом западном обществе (несмотря на всё его пропагандистско-религиозное прикрытие) их место занимает демократический консенсус, позитивистский культ Разума (науки) и процедуры его эффективной реализации. Западные учёные исследуют объективные факторы, связанные с прогнозом и верификацией полученных результатов. Ответ на вопрос: «А можно ли при помощи результатов исследования изменить Реальность, прогнуть её в выгодную для себя сторону?» как раз всё ставит на свои места. Прагматизм очевиден и убедителен.

К числу наиболее существенных моментов, определяющих саму суть и силу западной аналитической традиции, является наличие смыслового системного ядра, создание разветвлённой аналитической инфраструктуры сбора и обработки информации на базе современных информационных технологий (IT), наличие признанных авторитетов, имеющих свои школы и приоритетов рационализма и индивидуализма как важнейшей духовной ценности Западного мира.

Западная аналитическая традиция сохраняется, прежде всего, благодаря принципам поддержания её сущностных элементов, сохраняющих основные методы, приёмы, способы, подходы работы со Знанием в целом как культурно-историческим феноменом. Например, Внутренняя партия в чёрных утопиях [Оруэлл 09], принципы функционирования данного общества, управления государством и т. п., включая рационализированную систему ценностей, геополитические, церковные и все иные прочие доктрины, сумма идеологий и технологий их осуществления. От ранее существовавших цивилизаций – Египта, Греции, Европы, Евразии – всегда оставалось некое культурное ядро, которое постепенно передавалось другим народам. Интересная книга [Ван Рейзема 08] посвящена теоретическим вопросам социальной прогностики, экологическим, социальным, духовным последствиям для нашей цивилизации инновационного, массово-информационного ускорения, вызванного современным развитием.

Автор далёк от мысли представить аналитиков в качестве некоего «ордена меченосцев», некоей «интеллектуальной школы каратэ», которая существует только до тех пор, пока жив мастер – учитель и координатор наивысшего уровня. Однако совсем отрицать роль лидера, создателя и носителя традиций тоже нельзя. В науке это также имеет место, например, школа теоретической физики Ландау, которая распалась после его смерти.

В западной аналитической традиции всегда присутствовала эзотерика или некоторое смысловое сакральное ядро. Эзотерическая часть весьма трудно поддаётся вербальному анализу, но, тем не менее, реально существует [Курносов 97Б, В]. Этот культурно-исторический феномен был распространён на всём протяжении человеческой истории в любой культуре – будь то русское православие, исламские и суфийские ордена, тайны Израиля (все его Пророки, мистики, архивы). Концептуальное отличие европейской аналитической традиции от всех других состоит в том, что она, в основном, строилась на рационализме, легко считывающемся в древнегреческой культуре, римском государственном строительстве (римское право), западноевропейских университетах и Реформации, поступательном развитии европейской цивилизации на протяжении последних 450 лет. Она достаточно открыта, рациональна, антропоцентрична, ориентируется на единичного человека, его права, интересы, ценности. Арийско-языческие культы, известные нам, также достаточно открыты, рационалистичны, предсказуемы и нам понятны.

Говоря о средневековой аналитике, в первую очередь необходимо упомянуть астрологию и алхимию. Весьма интересна эзотерика средневековых орденов, системные элементы и знаки-символы для посвящённых в декоре готических соборов, системные элементы в символике европейских эзотерических структур и эзотерической геральдике. Но главным в контексте нашей темы является изобретение прообраза современной финансовой системы тамплиерами: они ввели долговые расписки, своеобразные векселя, систему «денежных переводов», кредитования и т. д. Интересны также «аналитика» инквизиторов на процессах ведьм, теологическая софистика средневековых европейских университетов и т. д.

На рубеже XIX–XX вв. в ряде ведущих европейских стран: Германии, Франции, Великобритании, России была создана «толща» национальной культуры, позволявшая экстраполировать аналитику как вполне самостоятельную сферу прикладного инструментального знания в востребованную научную дисциплину. Хотя по формальным признакам этого не произошло, тем не менее, важнейшие составные части аналитики уже появлялись. Фрагменты этого знания в виде концептуализации идей, планирования, в том числе стратегического, прогностики, дезинформации, использовались целенаправленно и раньше, например, банкирской конторой Ротшильдов в битве при Ватерлоо (1815), германским Генеральным штабом (1866–1871) при Бисмарке, однако здесь можно говорить о качественном отличии – публичной аналитике, общедоступной, самоорганизующей социальную ткань национального государства. Впервые, пожалуй, государственная потребность в аналитике (как национальный проект, императив) возникла для упорядочения, рационализации, планирования организации общественной жизни, прежде всего, в целях вооружений и совершенствования военной государственной службы, но далее и шире – как меры предотвращения социальных беспорядков (сохранения классового мира). Усиление науки, появление учёных как социальной группы во Франции в период последних Людовиков и Бонапарта было вызвано потребностями укрепления централизованного государства, армии. Мобилизационные усилия всех вовлечённых в I Мировую войну (1914–1918) государств показали возможность и неизбежность подобной мобилизации, включающую и интеллектуальные усилия. Россия явила множество примеров ассиметричного ответа, хорошей координации госаппарата, военных мощностей (усилий) и земств (элементов мобилизационного самоуправления). Германия (в меньшей степени Австро-Венгрия [Исламов 02]), создала эффективную военную экономику, основанную на централизованном распределении заказов, сырья, рабочей силы, мобилизации продовольствия, транспорта и всех иных ключевых ресурсов, принципиально (кроме идеологии национал-социализма и рабского труда) не изменившихся и во время II Мировой войны при Гитлере. Мобилизационные усилия Великобритании и в особенности Франции были гораздо более скромными, они почти полностью исчерпывались новыми информационными отделами спецслужб (использование пропаганды и контрпропаганды), техническими новшествами (качественное развитие техники). По-видимому, до начала 30-х годов XX в. эти новые веяния лишь косвенно затронули США, что сказалось в Новом Курсе Рузвельта, в том числе в создании ФБР, и частично описано в концептуальной работе Г. Форда «Моя жизнь, мои достижения» [Форд 04].

При всей очевидности роста управляемости социально-экономической жизни, особенно её мобилизационной и внутриполитической составляющих, на рубеже веков, вовсе не очевидна их концептуальная составляющая, в том числе влияние выдающихся умов, «мозговых трестов», неявна востребованность качественно новой всеобъемлющей системной аналитики. Расщепление сложнейших реальных цивилизационных процессов на лабораторные социологические дефиниции неизбежно сталкивается со схематизмом и субъективизмом, которые не предотвращаются ни системным, ни иным методом моделирования, направленным на устранение прогнозируемых ошибок анализа [Ван Рейзема 08].

В числе работающих методологических приемов, применяемых в западной аналитической традиции, следует отметить принцип семеричности. В статье «Магическая семёрка плюс-минус два: о некоторых ограничениях нашей способности обрабатывать информацию» психолог Джордж Миллер задаётся вопросом о том, почему нам так нравится группировать вещи по семь: семь чудес света, семь смертных грехов, семь дней недели [Миллер 56]. По мнению автора, в этом отражается структура нашего познания: семь – то количество «порций» информации, которое человек безтруда удерживает в краткосрочной, «оперативной» памяти.

В царской России 1914–1916 годов, по сравнению с другими государствами, был самый крупный государственный сектор, включавший большую часть железнодорожного транспорта, военную промышленность и многое другое. Идея государственного регулирования (пусть косвенного) в виде национального госкапитализма носилась в воздухе, её приверженцами и носителями были многие промышленники, технические специалисты, вовсе не только большевики. Наверное, это и была смутно осознаваемая идея государственного социализма, позднее практически развитая в Госплане, ГОЭЛРО, первых пятилетках. Н.А. Кондратьев и его коллеги по Госплану дали первые адекватные математические модели сбалансированного сосуществования госсектора и мелкотоварного производства в рамках НЭПа (1921–1928). Но потом по экономической науке так «шарахнули», что не осталось ничего, кроме марксизма. Конечно, здесь всё не так просто, это отдельная тема для анализа. Главное состоит в том, что у нас пресекли все источники развития. До 1917 года российская наука занимала достойное место. Представители интеллектуальной элиты России учились за границей, знали по 5-7 языков, были в курсе основных достижений по своему предмету. Можно для примера привести книги Этьена Кандильяка: как только они появлялись во Франции, следом издавались в России.

Кондильяк (Condillac), Этьен Бонно де (1715–1780), французский философ, католический священник, основоположник сенсуализма и один из основоположников ассоциативной психологии. Член Французской академии (1768). Основные работы: «Опыт о происхождении человеческих знаний» (1746), «Трактат о системах, в которых вскрываются их недостатки и достоинства» (1749), «Трактат об ощущениях» (1754), «Логика» (написана для средних школ по просьбе польского правительства, 1780), «Язык исчислений» (1798) и др. Отвергая картезианскую теорию врождённых идей, стремился объяснить все психические процессы (воспоминания, мышление, волю) преобразованиями чувственных ощущений (sensations), считая их единственным источником познания. По его мнению, изначально каждый человек – некая «статуя», постепенно оживающая под воздействием эволюционирующих ощущений. Существование первичных качеств материального мира как некой определённой посылки философ исключал из своей системы миропонимания; по его мнению, телесная и духовная субстанции могут сосуществовать, но обе принципиально непознаваемы. Разделяя сенсуализм Локка, Кондильяк тем не менее отрицал роль рефлексии в качестве специфического источника знаний людей. Его творчество оказало существенное воздействие на французский материализм XVIII столетия. Логика мыслителя, трактуемая им как общая грамматика всех знаков и включавшая также и математику, была весьма распространена в интеллектуальной традиции Западной Европы рубежа XVIII–XIX веков.

В разработках и практической деятельности русских учёных этой поры было много новых концептуальных подходов, это было не повторение морально устаревших идей, выработанных до 1914 года, а выдвигались вполне новые креативные идеи, во многом опережавшие и превосходившие тогдашние мировые научные идеи управления социумом. Причём, в отличие от концептуально важных, но практически не применимых теоретических построений Ф.М. Достоевского, Д.И. Менделеева, В.А. Обручева, они имели технико-экономическое обоснование, что давало в руки тогдашнего политического руководства реальный инструмент органического роста народного благосостояния. К слову сказать, позже, до самого конца советской власти, все другие попытки подобного рода, хотя и не столь глобальные, но носящие концептуальный характер (локальные, ограниченные экспериментом) оказались недовостребованными и провалились при идеологической доминанте коммунизма (Г.М. Маленков, Н.С. Хрущёв, А.Н. Косыгин, Н.И. Рыжков, школа А.Г. Аганбегяна). Наверное, при всём этом нельзя отрицать, что национальные потребности реструктуризации в период 1914–1929 годов породили блестящую плеяду высших управленцев, администраторов-практиков, учёных, аналитиков, научные школы мирового уровня (Н.И. Вавилов, Н.Н. Крестинский, А.В. Чаянов), увы, непревзойдённые до сих пор.

По окончании I Мировой войны страны Антанты получили многомиллиардные контрибуции, сохранили колонии, им не было большого смысла что-то коренным образом менять в своём политико-управленческом бытии. По-настоящему пришлось «напрягаться» только России и Германии, поэтому именно они в последующие годы оказались способными сделать индустриально-технологический рывок. После поражения своей страны в 1918 году один известный немецкий профессор практически в одиночку составил убедительный план технического переоснащения Германии (сопоставимый с разработками нашего Госплана СССР), были и другие высококлассные специалисты-экономисты Веймарской Республики, они в целом удачно начертали планы преобразований, которые потом во многом осуществил Гитлер. После военного поражения в 1945 году Германия развивалась по стратегическим разработкам Людвига Эрхарда. В его книге [Эрхард 93] вопрос стоит о благосостоянии для всех, о социализации прогресса и прибыли, фактически он является отцом социальной рыночной экономики. Любопытно в этом отношении сравнить Германию и СССР. Когда говорят о «германском чуде», обычно вспоминают великого экономиста Эрхарда, но забывают, что главную роль в восстановлении ФРГ сыграл великий германский политик Конрад Аденауэр. Его заслугой является то, что он не позволил разогнать генералов немецкой промышленности. Судили лишь политических и уголовных преступников, но не специалистов. Германский крупный бизнес, монополии не пострадали даже в результате Нюрнбергского процесса, специалисты работали.

Несмотря на два крупнейших общегосударственных поражения (1918, 1945) в Германии оставалась профессиональная национальная элита, сохранявшая аналитическую традицию эффективного госуправления, невзирая на любые трансформации. Её никто тотально не истреблял (как это произошло в нашей стране), она могла функционировать даже часто вопреки тоталитарной идеологии. Это касается деятельности Генерального штаба, касты высших управленцев, директората крупнейших промышленных монополий, академической профессуры университетов, выдающихся инженеров, изобретателей, в том числе этнических немцев, живших за пределами рейха (США, Швейцария, Швеция, Восточная Европа). Что касается русской эмиграции первой волны, она также сохраняла и приумножала культурную традицию – свою, Серебряного века, однако никакого реального воздействии на СССР она не оказала.

В Германии оставались также общественные институты и соответствующая инфраструктура социального взаимодействия, а не только элита. Именно через эти институты и происходила социализация аналитического продукта.

В СССР, к сожалению, такие структуры были настолько узко направленными, что это исключало действительно междисциплинарный системный анализ проблем. С распадом великой державы в 1991 году стало ещё хуже: даже такие «эрзац-институты» были деструктурированы в России за 5-7 лет, а в ряде стран СНГ, например, в Украине, ещё быстрее – всего за год.

Германская аналитика всегда была стратегична, нацелена на ключевые внешние звенья, а не только на планомерный подъём всей социальной ткани общества, как это делалось в США и декларировалось в СССР. Общеевропейский Синдикат угля-стали-электроэнергии – вот та заветная ключевая цель, которую немцы дважды пытались осуществить, и лишь теперь, в XXI веке, им это вполне удалось сделать. Экономическая доминанта в Европе означает политическую интеграцию на германских условиях и во имя их национально-политических интересов. На воплощение этих планов всегда была заострена их аналитика. Кризис в Греции, Испании, Португалии – во многом рукотворный результат такой политики.

Наиболее яркими представителями немецкой аналитической школы, которая проявила себя, прежде всего, в военной сфере, являются Герхард Шарнхорст, Август Гнейзенау, Альфред Шлиффен, Х. Мольтке Старший, К. Клаузевиц. Подходы, близкие к системному анализу, практиковались спецслужбами кайзеровского генштаба под руководством полковника Николаи, а позже в «Отделе армий востока» Гелена в вермахте. Есть смысл напомнить также об отце германской геополитики Карле Хаусхофере и его «Журнале геополитики» (основан в 1924 году), первом периодическим издании, учреждённом представителями данной отрасли знания специально для развития и пропаганды геополитических идей [Хаусхофер б/г]. Вполне естественно, что вокруг этого журнала сформировалась группа видных теоретиков, это К. Хаусхофер, Э. Обет, О. Маулль, Э. Банзе, В. Зиверт, К. Росс, И. Кюн, Р. Хенниг и К. Вовинкель. Идеи А. Хаусхофера и ряда его единомышленников отражены в их статье (1928), предваряющей сборник «Основы построения геополитики» (Bausteine der Geopolitik). Суть их в следующем: «геополитика является учением о связи политических событий с земными пространствами»; она является «оружием для политического действия и путеводителем в политической жизни». Благодаря этому геополитика «становится нормативной наукой, способной направлять практическую политику». Вокруг «Журнала геополитики» сплачивались его сторонники, чтобы при помощи статей, сообщений, критики описывать происходящие в мире политические события. В 1924 году также было создано «Геополитическое общество», во главе которого встал Адольф Грабовски. Был принят устав Общества, который определил его цели и задачи, а также организационную структуру и процедурные вопросы. Таким образом, ещё в период Веймарской республики в Германии был создан своеобразный аналитический центр, преимущественно занимавшийся вопросами геополитики.

Г. Шарнгорст (Scharnhorst) – прусский военный деятель, генерал (1807), начальник Берлинского военного училища. Во время войны с Францией в 1806 был начальником штаба главнокомандующего герцога Брауншвейгского, участвовал в сражениях. С 1807 начальник Генштаба и председатель комиссии по реорганизации армии. С 1808 возглавлял вновь созданное Военное министерство. Вместе с А. Гнейзенау и К. Клаузевицем значительно улучшил организацию армии и подготовку офицеров, осуществил прогрессивные изменения в тактике, сокращение срока службы (в результате был создан обученный резерв) и подготовил введение всеобщей воинской повинности в 1814 году. Был сторонником войны против Франции и по требованию французского правительства в 1811 году уволен в отставку. Во время Освободительной войны 1813 года был начальником штаба Силезской армии генерала Г. Блюхера.

Август Гнейзенау (Gneisenau), прусский генерал-фельдмаршал (1825). После разгрома Пруссии Наполеоном он вместе с Г. Шарнхорстом работал над реорганизацией прусской армии. В 1813 генерал-квартирмейстер, а затем начальник штаба Силезской армии. С 1817 член прусского Государственного совета, с 1830 главнокомандующий прусской армией.

Альфред Шлиффен (Schlieffen) германский военный деятель, генерал-фельдмаршал (1911). Один из идеологов германского милитаризма. Автор германского плана войны (1905). Свои взгляды на способы ведения войны и боя изложил в уставах, наставлениях и др. официальных документах германской армии, а также в ряде военно-теоретических и исторических работ [Шлиффен 11, 38]. Будучи последователем К. Клаузевица и X. Мольтке Старшего, Шлиффен отстаивал идею быстротечной войны, окружения армий противника путём стратегического охвата и разгрома его в большом генеральном сражении. Шлиффен преувеличивал роль полководцев в войне, отрицал возможность фронтального прорыва. Поражение Германии в I Мировой войне вскрыло несостоятельность идей Шлиффена, однако его взгляды оказали большое влияние на формирование германской военной мысли в межвоенный период (1918–1939) и ныне имеют сторонников в ФРГ.

Несколько отдельно стоит сказать о системе Аненербе (Ahnenerbе), Наследие Предков, охватывающей до 50 Институтов Третьего Рейха [Васильченко 05], [Гросс 06], [Катер 97]. Финансовые затраты на их создание, как отмечают многие специалисты, были сопоставимы с затратами на создание атомной бомбы в Штатах. Вопрос о степени «научности» Аненербе достаточно спорный. С одной стороны, можно констатировать, что это была целая система научных трестов, в целом отвечавшая требованиям времени (целям обеспечения управляемости социума в многомерном контексте) и формам организации научного исследования – они были междисциплинарными, прикладными, включали полевые исследования и т. п. Именно это обстоятельство, выражающееся в организационной силе этой структуры, вызывает восхищение простаков. Тайная организация Аненербе благодаря воле Гитлера и невиданным стараниям Гиммлера стала научно-исследовательской структурой в рамках СС. Эта организация занималась поиском следов древних цивилизаций и их знаний, которые верхушка Третьего рейха хотела использовать против всего человечества. Приоритетными задачами для Аненербе считались управление сознанием людей с помощью магических манипуляций и разработка новых технологий для генетического создания «сверхчеловека». Второе Управление Аненербе, занимавшееся проблемами магии Востока и Запада, изучало осуществимость предвидения и возможного изменения будущего, а также уничтожения и воскрешения недочеловека колдовскими методами, зомбирования и оборотничества.

Справедливости ради скажем, что параллельно в то же самое время в СССР создавались структуры для занятий похожими вещами. Так, в 1934–1946 годах А.Н. Леонтьев (будущий академик-психолог, а тогда ещё не известный никому энтузиаст) осуществлял эксперименты, притом успешные, по кожному зрению. Результаты этих экспериментов опубликованы в сборнике его трудов только в наше время (1988).

В 1919 году П.П. Лазарев создал в Москве институт биологической физики, где вели работы по ионной теории возбуждения, кинетике реакций, идущих под действием света, исследовали спектры поглощения и флуоресценции биологических объектов, а также процессы первичного действия на организм различных факторов внешней среды. Позже такие институты были созданы и в других странах. В 20-е годы. Н.К. Кольцов сформулировал концепцию о молекулярной структуре гена и матричном механизме передачи наследственной информации. С 1920 по 1940 год вышел ряд книг, оказавших глубокое влияние на последующее развитие биологии в СССР: «Биосфера» В.И. Вернадского (1926), «Теоретическая биология» Э.С. Бауэра (1935), «Физико-химические основы биологии» Д.Л. Рубинштейна (1932), «Организация клетки» Н.К. Кольцова (1936), «Реакция живого вещества на внешние воздействия» Д.Н. Насонова и В.Я. Александрова (1940).

Моё экспертное мнение об Ананербе сложилось во время длительной служебной командировки в Берлин на основе бесед с различными отечественными и немецкими учёными и специалистами. В целом, если судить объективно, исходя из имеющейся информации, то научные результаты Аненербе незначительны. Это была очень своеобразная форма саботажа интеллектуалов, пытавшихся использовать возможности Третьего рейха в личных целях. Долгое время Аненербе не входил в структуру СС и существовала, главным образом, на пожертвования. Но Гиммлер очень хотел иметь собственную академию наук, поэтому уделял этому институту большое внимание. Состоявшие в нём учёные либо продолжали научные исследования, либо разрабатывали завиральные идеи рейхсфюрера о… полой Земле (!). Постепенно возникла мощная бюрократическая структура, где нашлось место и археологам, и геофизикам, и фольклористам, ну и, естественно, аферистам от науки.

Аненербе дублировал научные структуры Розенберга, конкурировал с грабящими европейские музеи зондеркомандами Геринга, открывал школы, подобно Министерству просвещения, и занимался выведением новых сельскохозяйственных культур и пород животных. Кроме того, он обслуживал и СС – придумывал новую религию и ритуалы, гербы, атрибутику и т. д. Сейчас от всего этого сохранились только новогодние глиняные светильники с прорезями в стенках и свечкой внутри.

Короче говоря, Аненербе занимался тем же, что и все прочие научные организации Германии. В первую очередь боролся за собственное существование: добывал госфинансирование, уничтожал конкурентов, подгребал под себя научные ценности. И очень быстро превратился в неповоротливую многоступенчатую структуру, все звенья которой были озабочены только одним – доказать военную ценность своих исследований, чтобы их не закрыли, а персонал не отправили на Восточный фронт. Вот и придумывали историки, филологи, растениеводы и специалисты отдела по изучению средневековой латыни оборонный смысл своим изысканиям.

Одним из важнейших направлений в деятельности Аненербе было исследование «мирового льда». Гиммлер считал эти исследования важнейшими и проповедовал, мол, интуитивная доктрина (!) «мирового вечного льда» утверждает, что никакого вакуума в космосе нет, а всё пространство заполнено водородом и кристаллами льда; звёзд на небе всего несколько, а мы видим лишь во множестве куски льда, освещённые немногочисленными солнцами, так что вся астрономия – еврейский обман, и его требуется разоблачить.

Масса мифов ходит об экспедиции СС в Тибет в поисках Шамбалы. Возглавлял её Эрнст Шефер, талантливый учёный, ранее дважды побывавший в Тибете в составе американских экспедиций. Именно он открыл, что легендарный «бамбуковый медведь», он же «медведь Давида», к настоящим медведям отношения не имеет, это крупный барсук. С тех пор это животное называют большой пандой. В СС Эрнст вступил еще в студенчестве, а после удачных экспедиций Гиммлер присвоил ему сразу звание унтерштурмфюрера (лейтенанта). Шефер рассчитывал, что протекция рейхсфюрера поможет ему в организации экспедиций, но у СС элементарно не было на это денег. Учёный сам нашёл богатых спонсоров для экспедиции на период 1938– 1939 годов и категорически отказался осуществлять её как мероприятие Аненербе. Единственную уступку сделал, согласившись на официальное название «Экспедиция СС под руководством Шеффера». Стоит ли говорить, что настоящий учёный и не думал искать никакую Шамбалу, а занимался лингвистическими исследованиями и изучением природной среды. Вера Гиммлера в чудеса открывала дорогу в Аненербе разным шарлатанам. Некий полковник люфтваффе Шрёдер-Штранц предложил ему своё чудо-оружие – «радиоактивный аппарат», способный не только истреблять врагов, но и находить нефть под землёй. И, естественно, получил не только «добро», но и целый исследовательский отдел. Шизофреническая мысль самого Гитлера, что в германских недрах просто обязано быть золото, побудила верного Гиммлера создать целый эсэсовский батальон лозоходцев, а в Аненербе вплотную занялись рудознатством и… алхимией (!). Некоторые эсэсовские «старатели» так всю войну и провели в поисках разного рода легендарных кладов и сокровищ, разумеется, тщетно.

Наибольших результатов достиг Аненербе в археологических раскопках. Не только на территории Германии, но и на оккупированных землях эсэсовские историки искали свидетельства превосходства и первородства арийской расы. Они смело выдвигали теории первичности всего германского. Конечной целью исследований было доказательство, что все древние цивилизации, включая египетскую и древнеримскую, возникли из немецкой. И что вообще вся Земля раньше принадлежала германцам. В существующих сегодня мифах об Аненербе отправной точкой служит так называемое Памятное издание (1939). Это фолиант в тысячу страниц, изданный небольшим тиражом с рекламной целью. Его подносили потенциальным спонсорам, а потому содержание его имело мало общего с действительным положением дел. Тут расписывалась работа несуществующих отделов и рассказы о несостоявшихся экспедициях в Южную Америку и Персию. Огромное место занимали описания работ по ландшафтной символике, исследованиям рун и древней письменности, родовых эмблем и геральдики. Всё это создавало ощущение погружения в тайные мистические глубины. Оказывается, в условиях хронического безденежья исследования по проекту Аненербе умудрялись проводить в Англии, Швеции, Италии, Норвегии, Голландии, Бельгии, Греции и Малой Азии. На цветную карту мира были нанесены 122 точки на территории Америки и Азии, где якобы побывали эсэсовские исследователи. И этот блеф до сих пор туманит мозги нынешним журналистам и кинематографистам. Многие люди искреннее увлекаются таинственным, не зная оборотной стороны медали. Справедливости ради скажем, что и в других странах шарлатанов от науки всегда хватало. Чем «научнее» были деятельность советского академика Т.Д. Лысенко, почти вся наша гуманитарная наука-пропаганда до конца 80-х годов и официальный запрет Президиума АН СССР подвергать сомнению теорию относительности А. Эйнштейна?

Впрочем, среди учёных и лжеучёных Аненербе нашёлся и настоящий людоед доктор Рашер, проводивший в Дахау изуверские опыты над людьми. По иронии судьбы он закончил свои дни заключенным в этом же Дахау. Так же и проект Аненербе, порождённое гитлеровским режимом, умер вместе с ним. Осталась поучительная история, её сильная сторона в организации процесса, слабая – целеполагание. Лидеры фашистского движения в Германии были мистиками и метафизиками, а аналитика строится преимущественно на логических построениях, разработанных в рамках диалектического метода познания мира. Я написал про Аненербе лишь для того, чтобы показать пример организационных усилий руководителей государства по достижению поставленных целей. В современной аналитике тоже следует учитывать эту организационную сторону, которая играет существенную роль. Приведенный пример показывает: что при определенных условиях можно консолидировать большие интеллектуальные силы на решении каких-либо целей и задач, актуальных для общества и государства, но при этом по сути абсурдных. Естественно, эти задачи из-за своей мистической основы всегда нереальны.

Если попытаться абстрагироваться от интеллектуальных спекуляций на эту тему, политической идеологии и обвинительных ярлыков, и выйти на более высокий уровень обобщения, то можно сказать, что в 30–40-х годах прошлого века в США, Германии, СССР, Великобритании, несмотря на их специфику, были развернуты полномасштабные научно-аналитические структуры, обеспечивавшие сопровождение государственной политики и экономики, военного дела.

Интересно проследить динамику становления аналитики как научной школы на примере США. Первый мощный блок идей, вошедших в мировую аналитику, появился еще в XIX веке и был связан с геополитикой. Американская геополитическая школа сформировалась под влиянием разработок военно-морского историка адмирала Альфреда Мэхена (конец XIX – начало XX вв.). В работах «Влияние морской силы на историю (1660–1783)» и «Заинтересованность Америки в морской силе» Мэхен выдвинул концепцию «морской силы» как фактора, обеспечивающего безусловное геополитическое превосходство. Именно обеспеченность страны морскими базами и торговым флотом, а также мощь военного флота делают её великой державой, решающей судьбы мира, а морская цивилизация обеспечивает более благоприятные условия для развития. Видя в истории противостояние морских и сухопутных держав, Мэхен предложил использование в качестве глобальной геополитической стратегии принципа Анаконды – удушения противника путем морской блокады его стратегических объектов.

После I Мировой войны западная аналитика развивалась, прежде всего, в русле новых геополитических представлений. Дальнейшее развитие было связано с именем английского учёного X. Маккиндера (конец XIX – середина XX вв.), его иногда называют отцом-основателем геополитики, хотя сам он этого понятия не употреблял. В период 1903–1908 он возглавлял престижное учебное заведение – Лондонскую школу экономики и политической науки, является автором многих терминов понятийного аппарата геополитики. Идеи Маккиндера сначала воспринимались как некие абстрактные схемы, не имеющие, на первый взгляд, практического значения. Однако с течением времени они легли в основу многих геополитических теорий и аналитических школ.

История американской армии это отдельная тема, здесь же обратим внимание на ряд моментов. В XVIII в. привлечение сотен французских офицеров помогло реформировать американскую армию.

История США и их армии покоится на мифах с самого начала возникновения этого государства и его Вооружённых Сил. Независимым государством США стали не 4 июля 1776 года, а 10 лет спустя. В 1776 году начался мятеж, а затем партизанская война части североамериканских колоний против британских властей. А избранный непонятно кем президентом США бывший полковник британской армии Джордж Вашингтон скитался по сельской местности, скрываясь от крупных частей британских войск. В конце концов, британские войска победили бы разрозненные шайки мятежных колонистов, но в 1783 году войну с Англией начала Франция. Французский флот доставил в Северную Америку значительные силы французской армии. Действиями французской армии и флота английские войска в Северной Америке были разгромлены и капитулировали. И только тогда на политической карте мира появились США, отблагодарив своих французских друзей весьма своеобразно: в 1803 году, воспользовавшись занятостью Франции войнами в Европе, американцы отобрали у неё Луизиану – последнюю французскую колонию в Северной Америке. На территории этой бывшей французской колонии было создано несколько североамериканских штатов. Но когда американцы захотели проделать аналогичный фокус с Англией – отобрать у неё Канаду, также воспользовавшись её занятостью войной с Францией, то эта война для американцев чуть было не закончилась потерей недавно полученной независимости. В 1814 году английская армия сожгла американскую столицу вместе с Белым Домом. И после этого в течение 84 лет американцы не рисковали сталкиваться с армиями европейских государств, отводя душу на индейцах и мексиканцах, да ещё истребив друг друга числом 1 млн человек во время Гражданской войны (1861– 1865). Эта война оказалась столь кровавой (население США в то время составляло около 30 млн человек), потому что генералы и офицеры северян и южан имели очень смутные представления не только об оперативном искусстве, но и об элементарных основах тактики. А дисциплина в обеих армиях была, пожалуй, ниже, чем у действовавшей в России в годы гражданской войны армии Махно.

Накануне II Мировой войны США были слабы в военном и разведывательно-информационном плане, они были вторичны, фактически копировали европейские методы и приёмы организации, да и в целом были весьма провинциальны. Кризисы в периоды 1929–1933 и 1934–1937 гг. потрясли американское здание до основания, вполне оправиться от них они смогли только в ходе глобальной войны. Но сам ход событий и географическая удалённость от основных театров военных действий сделали США лидером Западного Мира и, наряду с СССР, лидером антигитлеровской коалиции. Новые задачи в Европе и Тихом океане, а также необходимость координации действий с союзниками (Францией, Великобританией, Китаем, СССР – планирование, поставки по ленд-лизу, обмен развединформацией, развёртывание многомиллионной армии со всеми необходимыми вооружениями, а также и флот), в конце войны атомный проект, а также послевоенное устройство Западной Европы и Азии, отбрасывание коммунизма, план Маршалла – резко изменили характер государственного управления Штатов, грандиозно усложнили характер и форматы решаемых задач. На место провинциального изоляционизма, доктрины Монро, пришла многовекторная наступательная политика во всём мире, где Америка определилась со своими интересами. Оказались востребованными геополитические подходы и стратегические ориентиры, разработанные ещё в самом начале XX века, до I Мировой войны, советником президента США Вудро Вильсона полковником Э. Хаузом [Хауз 43] о превращения США в мирового лидера, идеи Дж. Кейнса о приоритетном (вместо меркантилизма) росте государственных затрат, вложений в инфраструктуру, технологические инвестиции, заработали инвестиционные механизмы развития науки.

В этих условиях опережающими темпами росли научно-аналитические, управленческие структуры разного порядка, создавались спецслужбы. В годы войны, как никогда, стало ясно, что наука может внести огромный вклад в дело обеспечения безопасности страны, и с тех пор американское правительство стало считать науку и технику областями, заслуживающими его поддержки. По окончания II Мировой войны (в отличие от армии и флота) эти структуры не только не сократились, но и стали главным инструментом американской внешней политики. С тех пор, примерно с 1948 года, «фабрики мысли» образовали сложную многомерную ткань, сеть центров, фондов, лабораторий, СМИ, учебных заведений разного профиля, адвокатских контор, неформальных объединений государственных чиновников, сенаторов, групп лоббирования – они-то и реализуют на сегодня потенциал экспертно-аналитического сообщества в США [Диксон 86].

Наибольший рост этих структур происходил в период с конца 40-х до конца XX столетия. Основы национальной научной политики США в XX веке сформулировал выдающийся организатор научных исследований Ванневар Буш, он представил в июле 1945 года президенту США Трумэну доклад «Наука – безграничные рубежи», приравнявший завоевание новых границ человеческого познания к важнейшим стратегическим целям развития американской цивилизации «в пространстве и времени».

«Модель науки» по Ванневару Бушу включала три элемента: (1) федеральное правительство, (2) университеты и колледжи, (3) промышленность, за которыми были закреплены и расписаны конкретные роли. Федеральное правительство должно было финансировать большую часть фундаментальных исследований в университетах и колледжах, а частные промышленные компании – доводить разработки до коммерческого использования.

В мае 1950 года был создан Национальный научный фонд США (НФ), а после запуска советского «Спутника» в ноябре 1957 года законодательно учреждён пост Советника по науке и Совет научных консультантов при президенте США. В 1961 году было создано Управление по науке и технике, преобразованное в 1973 году в Управление научно-технической политики (советник по науке при президенте США является его директором). Окончание «холодной войны» позволило впервые с 1940-х годов переориентировать науку на сугубо мирные цели. В 1994 году Клинтон и Гор объявили об отходе от «модели Ванневара Буша» и переходе к «коммерциализации науки» путём сокращения федеральных расходов на военные НИР и предоставления «полной свободы рук» частному сектору. Главным научным приоритетом стало не расширение фундаментальных знаний, а увеличение «доли корпораций на мировых рынках».

Эта попытка выстроить эффективную национальную научную политику на принципах «коммерческой модели» потерпела неудачу, потому что проявилась «органическая» несовместимость науки с рыночным функционированием современной экономики США. Демилитаризация научной деятельности лишь на первый взгляд освободила науку от «ауры сверхсекретности», так как коммерческое использование результатов научных исследований обернулось установлением ещё более жёсткого режима коммерческой тайны.

В США всё чаще стали встречаться учёные-предприниматели, совмещающие преподавание и научные исследования с работой в коммерческой фирме, нередко специально созданной ими же (иногда с коллегами из своего или других академических центров) для практической реализации собственных научных открытий.

В период 1991–2000 гг. число академических центров, активно занимающихся патентованием своих изобретений и выдачей лицензий, увеличилось на 42 % количество вновь основанных фирм для использования запатентованных изобретений и открытий более чем вдвое, число полученных патентов в 2,5 раза (с 1,3 до 3,2 тыс.), а нетто-доходы от их использования в 5 раз (с 200 млн до 1 млрд долл.). Федеральные расходы США на НИР в 1940 году составляли 250 млн долл., в 1948 – чуть менее 1 млрд, в 1957 достигли 3 млрд, в 1960 году подскочили до 8 млрд, а впериод 1967–1971 годов уже превышали 16 млрд долл. в год.

США вступили в новое тысячелетие, уверенно сохраняя своё мировое лидерство в сфере НИР. Расходы на проведение НИР в 2000 году в абсолютном выражении вышли на рекордный уровень в 276,2 млрд долл.; в относительном выражении они составили 2,64 % ВВП США. В абсолютном выражении Соединённые Штаты тратят на НИР больше, чем остальные шесть стран «Большой семёрки» (Великобритания, Германия, Италия, Канада, Франция и Япония), вместе взятые, это 40 % общемировых расходов на НИР. В мире из около 240 млн лиц с высшим образованием, которых международная статистика относит к категории «учёные и инженеры», около 22 % – самое большое их число – трудятся в США.

В 2011 году государственным и частным секторами было потрачено на НИР 405,3 млрд долл., что составляет 2,7 % ВВП страны.

В формирующемся многополярном мире складываются 4 главных центра научного прогресса, это США (35 % мировых расходов на НИОКР по паритету покупательной способности), Евросоюз (24 %), Япония и Китай (примерно по 12 %). К сожалению, Россия в группу лидеров не входит – на нашу долю приходится менее 2 % мировых расходов на НИОКР по паритету покупательной способности и 1 % по обменному курсу. Таким образом, мы отстаём от США по расходам на НИОКР в 17 раз, от Евросоюза – в 12 раз, от Китая – в 6,4 раза, от Индии – в 1,5 раза [Рогов 10], [Решетняк 05].

В 2002 году за счёт средств американского федерального бюджета финансировалось 28,3 % всех проводимых в стране НИР, тогда как на долю американских корпораций и фирм – приходилось 65,5 %. При этом на фундаментальные научные исследования направлялось 18 % совокупных расходов на НИОКР (в 2002 году это составило почти 50 млрд долл.), на прикладные исследования 24 % средств, на опытно-конструкторские разработки 58 %. Федеральное правительство финансировало свыше 60 % всех академических научных исследований (на средства промышленности проведено 18 % НИР).

В целом федеральное финансирование НИР характеризуется исключительно высокой степенью концентрации расходов по федеральным министерствам и ведомствам: 96 % всех федеральных расходов на фундаментальную науку поступают в 6 федеральных учреждений, это Министерство здравоохранения и социальных услуг (Национальный институт здравоохранения), Национальный научный фонд, Министерство обороны США, Национальное управление по исследованию и освоению космического пространства (НАСА), Министерство энергетики и Министерство сельского хозяйства.

Возможно, именно стремлением диверсифицировать базу проведения академических НИР следует объяснить наблюдающуюся с начала 1980-х годов тенденцию прямого политического финансирования академических исследований по линии Конгресса США. Общий смысл новой практики состоит в том, что при утверждении проекта федерального бюджета на очередной финансовый год Конгресс США, правильнее сказать, лоббирующие эти расходы сенаторы и конгрессмены, исходя из принципов политической целесообразности и необходимости, включает по своему усмотрению в научно-исследовательские бюджеты федеральных министерств и ведомств дополнительные средства на реализацию различных научных проектов или программ. Расходы Конгресса США на академические НИР уже достигли 1,8 млрд долл. в год и составляют 5-6 % всех расходов на фундаментальную науку.

Интересен характер изменений в структуре финансирования различных научных дисциплин. В начале XXI в. первое место с большим отрывом занимали медицинские науки – 31,1 % средств и биологические науки – 27,5 %. Доля технических наук составила 15,3 %, физических наук (физика и химия) 8,6 %, наук о Земле (включая атмосферные и океанические науки) – 5,6 %. Социальные науки (экономика, политология и психология) находились на пятом месте – 4,4 %. Доля компьютерных наук, несмотря на их бурный рост на протяжении последних 25 лет, в начале нового столетия составила скромные 2,9 %, а доля физиологии как отдельной научной дисциплины 1,8 %. На последнем месте оказались математические науки: 1,1 %.

Финансовая поддержка федеральным правительством США различных научных дисциплин тесно коррелируется со степенью их значимости и приоритетности. В начале XXI в. средства федерального бюджета обеспечивали 67–70 % всех НИР в сфере физических наук, математики, компьютерных наук, физиологии, около 65 % исследований в области наук о Земле, почти 60 % медико-биологических исследований и разработок технических наук, однако в сфере социальных наук поддержка федерального правительства была заметно слабее и составляла не более 38 %, в том числе экономики 33,3 %, политологии 29 % и социологии 45 %.

Поддержка федеральным правительством экономической науки резко сократилась. Глубинные причины этого изменения коренятся в том, что с конца 50-х по конец 80-х годов главным направлением академических экономических исследований был осуществлявшийся ЦРУ США проект по изучению экономики СССР крупнейший в сфере социальных наук, когда-либо финансировавшийся федеральным правительством. Как отметил в своём письме весной 1991 года в Конгресс США видный американский экономист Д. Йоргенсон: «Принимая во внимание всю значимость экономических оценок Советского Союза, представляется просто невероятным, что правительство США установило внутреннюю монополию на эти оценки… Но модель, разработанная рыцарями плаща и кинжала, в новой экономической ситуации после окончания холодной войны больше не подходит. Главный урок на будущее состоит именно в необходимости иметь большую прозрачность. Правительство США должно… создать условия для интенсивной интеллектуальной конкуренции…».

Если говорить о каких-либо кризисных или острых проблемах в развитии современной американской академической науки, то в программном докладе администрации Буша о национальной научной политике США в XXI в., опубликованном в июле 2004 года, в самом общем виде эти проблемы были сформулированы как «падение интереса к научно-технической карьере во всех слоях населения». Первый тревожный индикатор падения относительной роли и значения науки в современном американском обществе – сокращение численности высококвалифицированных специалистов, занимающихся НИР; во-вторых, – это тенденция к «постарению» академических кадров. Пик численности академической «рабочей силы» высшей квалификации в США достиг рекордного уровня в 2001 году – 245,5 тыс. докторов наук. Но если в 1975 году средний возраст докторов наук составлял 42,4 года, то к 2001 он увеличился до 47,4 лет; за этот же период доля «молодёжи» сократилась с 25,9 % до 12,0 %, или более чем вдвое (!), тогда как доля «мудрецов» старше 65 лет увеличилась с 2,0 до 4,0 %, то есть тоже вдвое.