Помоги проекту - поделись книгой:
— Ну, вот так, вот так, мой милый! Не надо ссориться. Будем лучше друзьями. О, мой Принц, мой милый Принц!
Арабелла погрузила свои руки в его черную гриву и прижала морду к своей груди. Ее глаза лукаво косились в мою сторону, когда она целовала его в лоб, щеку, в толстые, как прутья, белые усы.
— Ну, теперь довольно. Adieu, Принц! Adieu!..
Лев сейчас же вскочил.
— Как тебе нравится моя новая шляпка, Принц? Хороша? Это ты мне заработал, понимаешь? — Арабелла вертелась перед зверем во все стороны. — До свиданья, мой милый… Будь умным и не заставляй меня ходить к тебе по три раза в день… особенно в присутствии храбрых молодых людей…
Медведь опять ее обнял. Арабелла равнодушно хлопнула его по щеке, нырнула под лапу и через несколько мгновений была уже на лесенке.
— Фу! Какой вы нервный! — расхохоталась она, глядя на мое лицо.
Она стояла передо мной, перекалывая шпильку в шляпе, слегка возбужденная, с покрасневшими щеками и острым запахом клетки, с львиными волосами на груди.
Если бы не служитель, я, вероятно, последовал бы примеру Робинзона и заключил ее в объятия, но при служителе я нашелся только спросить Арабеллу:
— Скажите, Принц действительно опасен?
— А вот попробуйте войти к нему.
— Я знаю, что меня он разорвет, по почему он вас не трогает?
— Скоро, скоро, погодите, и до меня доберется.
— Почему вы это знаете?
— Кому же знать? Я вижу. Если бы публика знала, она наполнила бы зверинец. А она все не верит, думая — нарочно… Дура!
Я вспомнил желтые глаза Принца, когда он смотрел вслед уходящей хозяйке. Этот мрачный огонь, этот взгляд, полный ненависти, поразил меня не меньше, чем грозное рычание.
— Вы знаете — и все-таки ходите к нему?
— Чего бы я стоила иначе? Вся надежда, что он загрызет меня не до смерти!
— Почему?
— Это мой секрет.
Открылся секрет очень скоро. Все свободные дни я посвящал Арабелле. Принц, попрежнему, буйство вал. Еще через барьеры и обручи он прыгал, но ложился с большим трудом.
КАК-ТО, перед началом представления в зверинце, я зашел в уборную к Арабелле.
Она сидела перед маленьким зеркалом в короткой синей юбке, в бархатном корсаже-декольте, с голыми, мускулистыми руками и прикалывала к груди медали. Лицо ее было бледно и серьезно.
— Голова болит, — нехотя ответила она на мой вопрос о здоровьи; потом сердито отшвырнула ногой тамбурин, с которым танцевала в клетке. — Надоело мне все это! Чорт их побери!
— Кого?
— Да всех, все надоело, и звери, и люди!
— И я?
— Да, и вы тоже. Продам зверинец, не хочу больше. Открою пивную на родине или выйду замуж…
— Неужели вы могли бы всех своих зверей бросить?
Она задумалась.
— Ну, Робинзона оставлю, я с ним выросла, — как бы извинилась она за свою сентиментальность. — Который час?
— Восемь.
— О, пора.
Из мест для публики доносилось топанье ног и нетерпеливые аплодисменты. Лицо Арабеллы стало злобным.
— Сейчас, сейчас! Иду! Скоты поганые. Ну, до свиданья.
— А ведь мы после представления поедем за город?
— Не знаю, может быть…
— Как так, почему?
— Ах, не приставайте!
Она нетерпеливо повела плечом и пошла к клеткам. Я с недоумением последовал за ней.
Арабелла с такой уверенностью всегда покоряла Принца, что, признаться, я уже начинал думать, что их борьба в сущности не опасна, что так, значит, полагается.
Публики было порядочно. Арабелла с улыбкой кивнула ей головой. Представление началось. Сверх обыкновения, Принц не забился в угол, а стал метаться у решетки с таким видом, словно говорил: «Лучше пустите меня, а то я такого натворю!..»
Хлопнув бичом и заставив его отойти в глубину, Арабелла начала по обыкновению с волка и гиены, потом проделала все штуки со львицей, потом… вместо того, чтобы перейти на упражнения с Принцем, подозвала Робинзона. Робинзон подошел на задних лапах. Его номер, как комический, обыкновенно бывал последним.
— «Неужели она пропустит сегодня Принца?» — подумал я и с усиленным беспокойством продолжал наблюдать.
Робинзон с удовольствием все показал: и как хорошенькие барышни гуляют, и как пьяный мужик валяется. Арабелла ласково потрепала его за ухом и посадила возле себя.
— Принц!
А! Вот начинается, начинается что-то страшное. И публика поняла это и притаила дыхание.
— Ну? Принц!
Тот, сидя в глубине клетки, отвернул свою громадную морду, как будто ничего не слыхал. Арабелла села на пол и прислонилась спиной к Робинзону. Тот, вытягивая и морща губы, не замедлил внимательно обнюхать ее голову.
— Ну, Принц, поди сюда, поди! Будь умник!
Принц только уши прижал и показал зубы.
— Stock!
Служитель просунул трезубец. Арабелла, как шпагу, вытянула его вперед… Никакого впечатления.
— Ein, zwei, drei!
Трезубец впился в мохнатую гриву. Лев взревел, шерсть его стала дыбом. Он подогнул лапу и яростно завертел хвостом. Вдруг Арабелла бросила трезубец… Краска гнева залила ее лицо С безумной отвагой она подошла вплотную к Принцу, схватила его за баки и с силой рванула к себе. Лев стал на дыбы. Огромная лапа мелькнула в воздухе, но Арабелла, как змея, ловко уклонилась от удара и со всего розмаха ударила Принца кулаком в нос.
Тот попятился. Он был смущен. Это странное существо с голыми руками и грудью, мощное своей отвагой, гибкое, как пружина, с гневно горящими глазами — еще парализовало его волю.
В это мгновение гиена, всегда злобная, всегда противно ревущая от страха, подвернулась под ногу Арабеллы и старческим, бессильно беззубым ртом щипнула ее за икру. Арабелла обернулась, чтобы наказать дерзкое животное, и тут произошло то, чего все ждали, на что надеялись…
Принц прыгнул вперед. Его лапа опустилась на плечо Арабеллы — и та слетела на пол, как скошенная. В следующее мгновение лев насел на нее, его зубы бешено впивались в ее бедро, вырывая целые куски мяса, когти рвали бок и спину…
— Робинзон! — раздался задушенный крик.
Не успела публика охнуть, как картина переменилась. В свою очередь с страшным ревом Робинзон навалился на льва и смял его своими могучими лапами.
Этого Принц не ожидал. Он с недоумением и злобой поднял окровавленную морду, но Робинзон не дремал: — он загреб Принца в охапку и сдвинул с места. Оба гиганта сплелись в одном объятии.
Пришедший в себя служитель успел из прихожей протянуть Арабелле кочергу. Она была еще в сознании. Она схватила кочергу и через секунду была вытащена из клетки.
В публике началась паника. Все почему-то в глупом животном страхе бросились к выходу, крича:
— Полицию! Доктора! Спасайтесь! Женщины и дети истерично рыдали.
Какая это была жалкая картина! До чего эта толпа, за минуту перед тем жаждавшая крови, оказалась гнусно трусливой, пошлой, ничтожной— когда кровь, наконец, была ей показана!
Нести на руках окровавленный кусок мяса, бывший еще недавно молодой, красивой женщиной, оказалось невозможным. Арабеллу положили на лесок и побежали за ковром.
Борьба в клетке велась между тем ожесточенно. Кто победит? Через несколько секунд стало ясно. Как ни отважен и силен был старый Робинзон, ему трудно было справиться с могучим молодым львом…
Оглушительный рев стоял в воздухе, клетка трещала, раскачиваясь на рессорах, как шлюпка в море.
Я схватил револьвер из рук подбежавшего полицейского и направил его на Принца.
— Не стреляйте, не стреляйте в Принца! — раздался за моей спиной знакомый голос.
Я оглянулся. Это кричала Арабелла. Бледная, как снег, вся залитая красными полосами и пятнами, она приподнялась на локте и с искаженным от боли лицом смотрела на борьбу зверей. В ту же секунду силы ее оставили, и она упала навзничь.
— Брандсбойт! — крикнул кто-то.
Вытащили пожарный рукав. Струя воды влетела в клетку, но дерущиеся звери не обратили на нее никакого внимания.
Принц уже подмял под себя Робинзона и с ожесточением рвал его кожу. Кровь, смешиваясь с водой, сбегала по наклонному полу целыми каскадами.
Один из служителей открыл сообщение с соседней клеткой, пустой. Другой схватил железный крюк, на конце которого была привязана тряпка, облитая керосином, поджег ее и сунул под самую морду Принца.
Тот оставил медведя. Рев затих. Уклоняясь от огня, лев был наконец оттиснут в соседнее помещение, куда давно уже забились остальные дрожащие звери. Перегородка задвинулась.
Робинзон попытался встать, но не мог. Он жалобно мычал, зажимая лапами особенно сильно пораненные места.
Служитель вошел к нему, стал на колени, осмотрел страшные раны и покачал головой. Затем он попросил полицейского передать ему револьвер. Тот передал. Дуло спряталось в ухе — и выстрел прервал мучения Робинзона навсегда.
Его морда близко склонилась к решетке, глаза были открыты. Их покрывала какая-то влага… Вода или слезы?
Я смотрел на бельмо от удара бичом, на старые шрамы от трезубца, бороздившие щеки, на рваные, облезлые уши — и не помнил, что тут же, рядом, лежит прекрасная женщина, которой я увлекался, — умирающая, может быть, мертвая…
ЧЕРЕЗ три дня я увидел Арабеллу в больнице. Первые дни к ней не пускали. Арабелла была вся забинтована, в лихорадке, но в памяти. Увидев меня, превозмогая боль, опа улыбнулась.
— Дождались?
Я махнул рукой.
— Безумная вы! Если вы знали, что он бросится в тот день, зачем было ходить?
Она сморщилась и спросила:
— Зверинец открыт?
— Нет.
— Как нет, почему?
— Не знаю.
— А Принц жив?
Поделиться книгой: