Помоги проекту - поделись книгой:
Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова
Валентин Лавров
Глава I
РАСПУТИН В ТРЕВОГЕ
Огромная людная Москва была полна весеннего солнца, звона колоколов и конок. Снежные сугробы с поразительной быстротой успели превратиться в весёлые журчащие ручейки. Прозрачная вода, прежде чем скрыться в черноте решётчатых сливов, старательно омывала булыжники мостовых. Коляски и телеги уже вторую неделю сменили полозья на колёса.
Глядя на толпы нарядных пешеходов, заполнявших улицы, трудно было представить, что уже восемь месяцев где-то изрыгают пламя пушки. Мужья и сыновья, покинув под бабьи вопли отчий кров, навсегда ложились в землю. Под беснующиеся крики патриотизма, любви к фатерланду, или отечеству, шла человеческая бойня, мировая война.
Соколов, понятно, не стал отсиживаться в тылу. Поцеловав жену Марию и двухмесячного крепыша-сына Ивана, который радостно и беззубо улыбался отцу, гений сыска отправился на передовую. Воевал в Восточной Пруссии. Был командиром охотничьей команды, то есть разведчиков. Любил ходить за «языком» в одиночку. И с пустыми руками никогда не возвращался.
Однажды граф взял в плен германского пехотного генерала и двух его адъютантов. По этому случаю и для поднятия героического духа была выпущена листовка, в которой восхвалялся сей гераклов подвиг. С восторгом писали об этом и газеты.
Гений сыска был представлен к ордену св. Георгия 4-й степени.
Но награду получить не успел.
Однажды, незадолго до провала русских войск под Августовом, поход графа в тыл закончился печально. Враги обнаружили разведчика. И решили взять его живьём. Гений сыска бился отчаянно. Когда в револьвере кончились патроны, а нож был выбит из руки, Соколов продолжал крушить врагов кулаками — уложил с десяток человек. Результат: три сквозных пулевых ранения, резаная рана плеча — след вражеского штыка.
Графа Соколова, полуживого от потери крови, замкнули в подвале кирхи. Было ясно: пленный не только бежать — жить вряд ли сможет. Однако немцы, уважая порядок, приставили стражника.
Среди ночи вдруг оживший Соколов не только высадил дубовую дверь, но ещё пленил своего сторожа и заставил тащить себя в расположение наших частей.
Легендарный генерал Самсонов подписал ещё одно ходатайство — о награждении графа Аполлинария Соколова Георгиевским оружием — шашкой.
Соколов для излечения был эвакуирован в тыл.
Это случилось в начале января 1915 года, в канун несчастного наступления в Восточной Пруссии. Хотя Соколов быстро окреп, но медицинская комиссия вынесла решительный вердикт: «Отправить в действующую армию по состоянию здоровья не представляется возможным».
Теперь, сидя в своей просторной квартире, выходившей окнами на великолепной архитектуры Красные ворота, герой войны и гений сыска допивал чай и просматривал военные сводки в утренних газетах.
Солнце золотым снопом било в широкие окна. Графиня Мари приспустила тяжёлые шёлковые шторы. Потом поцеловала мужа в макушку и озабоченно произнесла:
— Пора кормить Ванюшку! — и отправилась в детскую, где тихо посапывал их крошечный сын.
Двери кабинета были распахнуты на обе створки. Грудастая Лушка, вооружившись перьевым опахалом на длинной палке, смахивала с массивных золотых рам несуществующую пыль. Рамы заключали картины Кипренского, Левитана, Перова, Клевера, Виноградова и вошедшего в большую моду Василия Поленова.
Зазвонил телефон.
Лушка сняла трубку, деловито полюбопытствовала:
— Але, кого вам прикажете? Как? Сей миг доложу! — Заторопилась в столовую. Она с удивлением произнесла: — Простонародный мужик какой-то. Дескать, скажи барину, что спрашивает Стенька Разин.
Соколов на краткое мгновение задумался, но тут же усмехнулся. Отложив газету, проследовал в кабинет, бодро произнёс:
— Ну, Стенька Разин, а я думал, что тебе давно голову отрубили!
В трубке он услыхал знакомый глуховатый голос:
— Типун тебе на язык, граф! Голова моя на месте, да кругом идёт. Узнал меня? Это я, Григорий Распутин. Не забыл, как с тобой шампанское пили у меня на Гороховой?
Соколов улыбнулся:
— С закуской тогда было скудно.
— Ты ещё немцем прикинулся, назвался Штакельбергом. А я как увидал, что ты под шампанское хрумкаешь солёные огурцы, вмиг тебя раскусил. Так только природный русский могёт, а немец бы конфеткой зажевал. — Вдруг с обидой произнёс: — Я тебе любимую женщину отдал — познакомил с Верой Аркадьевной. А мне горько, потому как в тебя влюбилась и меня сразу забыла.
— Для женщины прошлого нет! — философски заметил Соколов.
(Читатели «Железной хватки» помнят, что Вера Аркадьевна — супруга важного чиновника германского министерства иностранных дел. Она пылала страстью к Соколову и снабжала его секретными документами. Когда женщина любит, она и жизни своей не пожалеет, не то, что секретную информацию из сейфа постылого мужа.)
Распутин напористо продолжал:
— За моё доброе дело обещай подмогу…
Соколов удивился. Все свои делишки Распутин решал с помощью Императрицы. Та ни в чём отказывать ему не умела.
— Что стряслось, Гриша?
— По телефону объяснять несподручно. Ты, граф, приезжай нынче ужинать в «Яръ». Погуляем, и там я тебе всё в подробностях опишу. Только обязательно, слышишь.
— Постараюсь.
Распутин настойчиво повторил:
— Не подведи, милый человек, потому как дело самое сурьёзное. Горе такое, что хожу сам не свой.
— Хорошо, к полночи буду! — заверил Соколов, повесил трубку и крутанул ручку, дав отбой.
«Яръ», среди прочих московских ресторанов, выделялся не только шумными купеческими загулами, но и богатой историей. Название его шло от первого владельца, француза по фамилии Яр. Он открыл ресторан на Кузнецком мосту ещё в 1826 году.
Чем-то приглянулась москвичам французская задумка. Гулянки здесь такие начались, что пыль столбом завертелась. И всё на виду полиции и горожан — срам, да и только. Зато полицейские стручки не уставали протоколы корябать и деньги штрафные огребать.
Француз, ободрённый успешным ходом дел, для наиболее размашистых натур устроил в ближнем пригороде филиал «Яра» — в Петровском парке. А вскоре и вовсе тут обосновался: место для гульбы глухое, лесистое, от строгих глаз подальше.
Украшением «Яра» стал цыганский хор, а руководил им знаменитый Илья Осипович Соколов. Все поколения содержателей «Яра» любили показывать пушкинский кабинет с бюстом. Они живописали: Александр Сергеевич-де любил сюда заглянуть, хор послушать да с цыганками ночь прокутить. Так это или нет, неизвестно. Но стихи пушкинские остались:
Достоверно известно об анекдотическом происшествии, случившемся в 1843 году со знаменитым Ференцем Листом.
В Москве у него была гастроль. По приезде в белокаменную для начала заглянул маэстро в «Яръ» и… обо всём на свете забыл, заслушался — цыганское пение заворожило.
Давно известно, что под цыганскую песню и пьётся, и закусывается с особым аппетитом.
Ну и опоздал на свой же концерт.
В 1911 году «Яръ» был перестроен. Теперь тут возник настоящий дворец с громадными окнами, балконами, с изумительной красоты расписанным потолком, с летним садом, гротами, фонтанами, каскадами вод и с искусственной горой. Замечательно тут гулялось, душевно выпивалось!
Просторный зал «Яра» и его многочисленные интимные кабинеты заполнялись после театрального разъезда — около полуночи.
Богатые кутилы швыряли цыганкам ассигнации, с душевным восторгом били хрусталь и по счетам оставляли громадные капиталы.
Оборотистый ресторатор Судаков жаловался на скудность прибытков, но почему-то его банковские счета баснословно увеличивались.
И для прилипал газетчиков это было весьма хлебное место. Слава Господу, безобразия здесь случались ежедневно.
Гулёны, чтобы не попасть в скандальную хронику, выкладывали щелкопёрам не одну сотню рублей. Другие, у которых труба пониже, а дым пожиже, напротив — отстёгивали червонцы того ради, чтобы их имя промелькнуло на газетной полосе. Слава, как свеча мотыльков, тянет неудержимо…
Вот в это замечательное место и стремился ночной порой наш славный гений сыска Соколов.
Глава II
СТРАНА НЕУКЛЮЖАЯ
Когда Соколов появился в зале, тот был забит до предела. Среди сытых лиц в штатском то тут, то там выделялись невесть откуда припёршиеся в Москву восточные типы. Немало людей было в военной форме. У молоденького поручика с новеньким Георгием была забинтована голова.
На сцене неистовствовали сисястые цыганки. Всё шумело, двигалось, хрусталь звенел, стучали серебряные приборы, ловко скользили с подносами лакеи, которых теперь было положено называть официантами.
Гуляющие дружно повернули головы в сторону знаменитого графа. Как всегда в таких случаях по залу пронеслось:
— Соколов, сам Соколов! Гений сыска пожаловал…
Сыщика сопровождал метрдотель. Звали его Фока Спиридонович. Он угодливо семенил впереди, покачивая раскормленным брюхом:
— Сюда, прошу! Григорий Ефимович сидят за столиком вон под той пальмой…
— А почему не в кабинете?
— В кабинете их девицы дожидаются. А сам Григорий Ефимович приехали, увидали писателя Горького и вместе остались. Теперь, извольте видеть, старец развлекается…
И впрямь возле столика, на который указал метрдотель, по непонятной причине сбились посетители «Яра». Неслись дикий хохот и крики:
— Вот так! Поглубже ему, поглубже!..
Соколов поднял бровь:
— Что за веселье?
Фока Спиридонович выпятил нижнюю губу:
— Не извольте обращать внимания! Григорий Ефимович, как им положено, выпили и уже в кураже. Сначала публику веселили: привязали на верёвочку копчёного угря-с и — хи-хи! — в аквариум его опускали, а после того на чужие столы клали. А ещё по всей зале, как животное, по полу возили-с. Обычное явление! Публика ненужное любопытство проявляет, толпится. Нынче ресторану опять-с без протокола не обойтись.
Толпа вновь зашлась гомерическим хохотом, кто-то озорно свистнул.
Поделиться книгой: