– Ты думаешь, они продать нас полиции хотят?
– А ты думаешь нет?
– Ни в жисть! Гусь на это не пойдет!
– Ой, смотри!
– Полно дурака валять! С какой стати?! Мы ведь мирные громилы, мы крови не проливаем! Чем мы рискуем? Посидеть несколько месяцев?! Эка важность. Стоит ли из-за этого заговор делать?! Нет, пустое.
– Чего же Гусь постоянно таскается к хозяину?
– Тогда бы он нам сказал. Нет, тут есть какая-то тайна. Надо разнюхать.
– Что-то есть, только нам не все ли равно?
– Извини. Гусь играет у нас слишком видную роль, чтобы для нас было безразлично его поведение. Мы не имеем от него секретов, и он не должен иметь от нас!
– А не спросить ли прямо его?
– Спрашивал я, а он ответил «не суй свой нос, куда тебя не зовут». Так ничего больше и не сказал!
– Что Гусь преданный нам товарищ и простой человек, в этом мы имеем тысячу доказательств. Стыдно было бы подозревать его в чем-нибудь.
– Ах, как ты не понимаешь, что иногда обстоятельства заставляют делать то, чего и сам не хотел бы. Ты тоже хороший товарищ, а прижмут тебя и выдашь брата родного.
– Что он застрял там? Митрич, пошли мальчика узнать, скоро ли Гусь вернется?
Буфетчик побежал сам.
– Однако одиннадцатый час. Пора нам будить наших да трогаться в путь. Надо ведь еще предварительную разведку сделать.
– Эй, молодцы! По-ли-ция!..
Все разом вскочили и, протирая глаза, бросились к выходу.
– Стойте, стойте! Ха-ха-ха… Никакой полиции нет, это мы пошутили, чтобы разбудить вас. Пора в путь собираться. Кто с кем?
– А где же Гусь?.. Митрич! Ты посылал за Гусем?.
– Сейчас мальчик ходил. Хозяин сказали, что Артамон Ильич давно уж ушли от них. Иван Степанович уж спать ложатся!..
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – произнес Рябчик. – А что я говорил? Есть тут какая-то тайна! Неспроста это! Куда же он мог уйти, не простившись? Ему сегодня нужно было работать с другими. Куда же он мог пойти?
– Рябчик, сходи к хозяину, узнай, – предложил Тумба.
– Митрич, пошли-ка за хозяином, скажи – очень нужно.
– Они легли спать и не велели никого принимать.
– Пошли! Скажи, очень нужно. Куда делся Гусь?
– Никак не могу беспокоить хозяина, когда они легли. Извините… Артамон Ильич давно ушли, хозяин сказал…
– Ты слушай, ослиная голова, что тебе говорят, а то мы сами пойдем! Живо…
Митрич побежал сам и через минуту вернулся.
– Спит… Не могут принять…
Товарищи переглянулись.
– Плохо, ребята! Надо грозы ждать. Собирайтесь-ка скорей, – заявил Тумба.
– Чего собираться? Гуся нельзя так оставить. Может, хозяин ловушку ему устроил. Пойдемте-ка все к нему на квартиру.
– Господа, – откликнулся Митрич, – хозяин велел за полицией послать, если вы его тревожить станете.
– Слышите? Что я говорил, – произнес Рябчик, – значит, Гуся он предал! Ах ты ракалия! Ну, постой же, мы тебе покажем! Митрич, говори правду, или сейчас тебе капут!
– Ей-ей, господа, я ничего не знаю. Ведь я все время здесь был, вы сами видели.
– Идемте искать Гуся! Придется работу на сегодня отложить! Вот оказия-то, спишь да выспишь.
У громил весь хмель пропал. Положение осложнилось.
– Западня, западня, – говорили они.
4
У Коркина
Богатый купеческий особняк у самой заставы занимал Илья Ильич Коркин, женившийся недавно на владелице этого дома, вдове Елене Никитишне Смулевой. Оба они молодые еще люди, лет тридцати с небольшим, казались довольными и счастливыми. У Елены Никитишны, кроме дома, был кругленький капиталец, а у Ильи Ильича несколько мелочных лавок и пекарня. Они, по-видимому, были счастливы в своей семейной жизни, хотя редко случается, чтобы супруги не сходились так характерами, привычками, вкусами и взглядами на жизнь. Илья Ильич веселый, разбитной, любил в приятельской компании подвыпить, а Елена Никитишна серьезная, сосредоточенная, сумрачная. Она любила мужа, но не понимала его поведения, когда он спешил пьяненький скорее домой, тихонько пробирался спать в свой кабинет и на утро выпрашивал прощение у своей благоверной.
Однажды после такого «покаяния» Илья Ильич прибавил:
– Сегодня, Леночка, я пригласил вечером на стуколку Куликова, содержателя «Красного кабачка». Хороший малый.
– Разве ты сегодня стуколку устраиваешь? Кто же еще будет? Ты мне ничего и не сказал!
– Да никого нового не будет, кроме Куликова. Все свои, церемониться нечего!
– Надо же все-таки холодный ужин приготовить! А я собиралась сегодня в оперу. И к чему ты все это выдумываешь?! Ты знаешь, как я не люблю карт; только смотри, по-крупному не играй, а то опять продуешься! Тебе не везет ведь в карты!
– А в любовь? Вишь какая у меня жена красотка! Ну, дай я тебя обниму! Ты на меня не сердишься?
– Не сержусь, только ты не думаешь никогда обо мне… Пусти, я пойду распорядиться на кухню.
– А я поеду лавки осмотреть, да, кстати, проеду на Калашниковскую пристань, муки надо купить, к концу подходит… Вели заложить шарабан.
– Только не пей, пожалуйста, с ними, не ходи в трактир! Скажи, что тебе доктор запретил! Тебе ведь в самом деле вредно!.. Я ненавижу, когда ты пьян. Не будешь пить? Обещаешь?
– Обещаю, обещаю… Сегодня вечером придется еще выпить несколько рюмок…
Илья Ильич строго держал свои обещания, и как господа калашниковцы ни тащили его в трактир, он ни за что не пошел… На него даже обиделись и нашли, что он «не коммерческий человек» и с ним «нельзя дела делать».
К 8 часам вечера стали собираться гости. Куликов пожаловал в числе первых. Он был в отличном расположении духа. Илья Ильич представил его жене.
– Я так давно хотел с вами познакомиться, – произнес он, целуя ручку хозяйки.
– Очень приятно, – ответила Елена Никитишна и мило улыбнулась. Куликов завязал разговор сначала о погоде, потом о торговле и не отходил от хозяйки. Видимо, она не тяготилась этим разговором и охотно беседовала с новым знакомым. Гости продолжали собираться. Елена Никитишна извинилась и ушла распорядиться по хозяйству, а Илья Ильич составил стол для стуколки. Все уселись, кроме Куликова.
– Я после, господа, мне что-то не хочется…
– Садитесь, что ж вам зевать! Полно ломаться!..
– Нет, не хочу… Играйте… Еще время будет… Успею вам проиграть!
Куликов умышленно не сел. Он хотел продолжить прерванную беседу с хозяйкой, но она не появлялась. Пришлось заняться рассмотрением картин, альбомов. Перелистывая большой альбом, Куликов увидел карточку седого господина и вдруг, страшно побледнев, чуть не выронил альбома из рук.
– Что с вами, – удивилась Елена Никитишна, появившаяся в зале. – Отчего вы не играете?
– Так, не хочется. Я сегодня не совсем здоров. Скажите, Елена Никитишна, чья это карточка, – указал он на седого господина.
– Это мой первый муж. Отчего вы спрашиваете?
– Очень умное, выразительное лицо; он напомнил мне одного знакомого. – Куликов положил альбом в сторону. – Скажите, Елена Никитишна, вы ведь не в Петербурге жили с первым мужем?
– Нет, в Саратове. Я там первый раз вышла замуж, но после смерти мужа переехала в Петербург и купила вот этот дом.
– Извините за нескромный вопрос. Ваш муж чем занимался?
– Он был агентом американских машин.
– И умер в одну из поездок в Нью-Йорк?
– Вы почему знаете?! – воскликнула Елена Никитишна.
– Слышал. Это было лет восемь тому назад. Тогда писали, кажется, в газетах.
– Но что же вы могли слышать? Корабль «Свифт», на котором он находился, погиб в открытом океане, и никто из пассажиров не спасся. Спустя шесть лет я вышла второй раз замуж за теперешнего своего мужа.
– Если память мне не изменяет, вашего первого мужа звали Онуфрий.
– Да, но как вы могли все это запомнить?! Вы что-то не договариваете!
– Помилуйте, Елена Никитишна, смею ли я! Уверяю вас…
Коркина слегка побледнела.
– Вы бывали когда-нибудь в Саратове?
– Я, собственно, уроженец Орловской губернии, но бывал и в Саратове…
– Вы, может быть, знали моего мужа или встречали его? – произнесла она, и голос ее дрогнул.
– Нет, не имел удовольствия. Даже фамилию не помню.
– Откуда же вы знаете, что его звали Онуфрием?
– Тогда, при крушении, подробный список погибших был приведен, и я запомнил это имя, потому что оно стояло отдельно. Присутствие его в числе пассажиров никем не было констатировано… Так, кажется?
Елена Никитишна тряслась точно в лихорадке.
– Да, но после это было удостоверено русскими властями… Простите, я не понимаю, к чему весь этот разговор?
– Ах, извините, я так только к слову. Я никак не думал, что эти воспоминания могут быть вам неприятны.
– Они вовсе не неприятны, но мне странно слышать их от человека, которого я в первый раз в жизни вижу. – И она встала, чтобы выйти из комнаты.
– Позвольте еще один только вопрос… Не знавали ли вы там, в Саратове, некоего Серикова?
Елена Никитишна побледнела, как полотно, и чуть не упала.
– Нет, – резко произнесла она и вышла из комнаты. Куликов пристально посмотрел ей в глаза, усмехнулся и прошептал:
– Ага. Я не ошибся! Наконец-то…
– Иван Степанович, – послышался голос хозяина, – что ж, вы так и не будете играть?
– Иду, иду…
– Вы почем играете?
– По шести гривен обязательных.
– Ну, наживайте деньги! Я ведь плохо играю!
– А я отлично, – засмеялся Илья Ильич, – только жена не хвалит.
– У него нет жены, некому журить, – вставил кто-то.
Куликов был рассеян и играл невнимательно. То стучал на простого короля, которого принял за козырного, то брал второго «гольца» за первого. Над ним смеялись, но он нехотя только улыбался и выглядел очень расстроенным.
– Что с вами, Иван Степанович, – удивлялся Илья Ильич, – я не узнаю вас сегодня. Неприятность какая-нибудь?
– Нет, ничего, так, не совсем здоровится.
– Пойдемте, господа, по маленькой пропустим, веселее будет.
Все поднялись. Куликов искал глазами хозяйку, но ее не было. Выпили в столовой, закусили и опять уселись.