Крылья черепахи (сборник)

- За креслом. За тем, что справа от телевизора. В нем вот он сидел. - Палец мальчишки уставился на меня. - Там не видно.

- Ну! - Феликс даже приоткрыл рот в восхищении. - И мы трое тебя не заметили?

Мальчишка засмеялся.

- Ха! А зачем вам по сторонам смотреть, когда у вас бутылка была? А Матвеич так врал, так врал - я думал, у меня кишки лопнут…

- Викентий! - строго сказала Мария Ивановна.

- Нет, правда, ба! Самое трудное было не засмеяться. Попробовала бы ты, когда он так врет…

- Викентий!

- Викентий, - сказал Феликс, - замнем. С этим ясно. Теперь еще одно маленькое дельце. Все эти открытые двери, взломанные замки и дурацкие следы на стенах и прочем… Твоя работа?

Викентий сразу замкнулся и промолчал.

- Я же знаю, что твоя.

- Феликс! - со стоном проговорила бедная Мария Ивановна. - Ну сколько можно! Ведь вы же сами говорили, что еще до нас…

- Я соврал, - спокойно объяснил Феликс. - Как Матвеич, только с умыслом. Вот его пожалел. Леня ввел вас в заблуждение, а я ему подыграл. До вашего приезда ничего подобного не наблюдалось. Ни разу. Викентий, ты?

- Нет! - выкрикнул мальчишка. - Не я!

- А кто?

- Не знаю! Ба, чего он?..

- Послушай, парень, - сбавил тон Феликс. - Мария Ивановна, вы, пожалуйста, помолчите одну минуту… Послушай, парень. Тут человека убили. Дело серьезное. По сравнению с этим пара взломанных замков такая ерунда, что об этом и говорить не стоит. Мелочь. Но мы должны разобраться и в мелочах. Никто не станет тебя ругать, тем более я. Ты нам просто помоги. Мы тут с дядей Виталием решили заглянуть в шестой номер, а дверь открыть не можем. Может, ты попробуешь?

- Ха! - презрительно сказал мальчишка. - Чего там пробовать. Гвозди надо выдернуть. А замок открыт.

- Откуда знаешь?

Викентий насупился. Он понял, что Феликс его поймал, и злился.

- Чем хоть открывал-то? - улыбаясь, спросил Феликс, - Бабушкиной шпилькой?

Молчание.

- А с крыши далеко видно?

- Да не знаю я! С какой еще крыши?

Мария Ивановна смотрела на нас с ужасом. Милена Федуловна - с высокомерным презрением. Убежден, что существа, подобные Викентию, не раз подкладывали ей на стул кнопки и натирали доску парафиновой свечой. А те, что постарше, - звонили в милицию насчет заложенной бомбы как раз накануне сочинения о «лишних» людях в творчестве русских классиков. У подростков свое понятие о том, кто лишний, и, по-моему, правильное.

- С обыкновенной крыши, - пояснил Феликс. - Бабушке рассказать, а?

Мальчишка шмыгнул носом. Он сдавался.

- Так чем ты открывал замки? Мне просто интересно.

- Скрепкой. - Викентий наконец сдался. - И еще гвоздиком, только его подточил немного…

- Умелец. Обо что точил-то?

- О стенку в подвале. Я подвал первым открыл… ну, когда меня поймал этот… хранитель. То есть я сначала открыл дверь в башенку, а потом уже в подвал.

Мы с Феликсом озадаченно переглянулись. В «Островке» был подвал, куда можно проникнуть, и мы не знали о его существовании. А шустрый Викентий узнал в первые сутки после приезда.

- Зачем отпирал-то? - с любопытством спросил Феликс.

- Так… Интересно.

- Ну ладно. А следы нанопитеков чем делал? Давай показывай, не стесняйся.

- А не отберете?

- Не отберем.

- Честно-честно? - Физиономия Викентия выразила сомнение.

- Даю слово.

Рука мальчишки нырнула в карман и вынырнула с небольшим предметом, тщательно вырезанным из обыкновенного ластика. Под тяжкий вздох Викентия Феликс взял предмет с его ладони, повертел в руках, хмыкнул и передал мне.

Маленькая резиновая пятерня с пяткой и оттопыренным большим пальцем. Макай в грязь нужной стороной и ставь следы, хоть правые, хоть левые.

- Вы только отдайте, ладно? - загнусил мальчишка, не сводя взгляда со своего сокровища. - Я эту вещь два часа резал…

- Чем резал?

- Бритвой. Только это еще дома было. Вы отдайте…

Я отдал.

- Заранее готовился, значит? А зачем?

- Так интересно же! Скучно просто так…

Да, ему было скучно. Мальчик развлекался. Я припомнил, как меня в детстве родители отправляли в зимний лагерь, каждый раз со скандалом. Скучища смертная. Но там я хотя бы находился среди сверстников, а тут одни взрослые рыла со своими нудными нотациями, надоевшая бабушкина опека, высокомерное брюзжание Милены Федуловны, идиотские взрослые правила поведения, и никто не расскажет ужастик на ночь…

Я его понимал. Хотя сам в его возрасте предпочел бы, наверное, скуку.

- А почему дверь в подсобку все еще заперта? - с видимым интересом спросил Феликс. - Не справился, что ли?

- Ха, не справился! - ухмыльнулся Викентий. - Да там самый простой замок! Я его открыл и снова запер. Что я, ненормальный - подсобку открытой оставлять? Уборщица бы разоралась, что барахло пропадет, у нее там швабры всякие…

Ишь ты, подумал я. Развлекающийся рационалист. Расчетливый романтик. Детки-цветики…

- Ваш внук вырастет либо великим взломщиком, либо великим сыщиком, - кисло сказал я бедной Марии Ивановне. - Но добром он не кончит, не надейтесь. В любом случае лучшую часть своей жизни он проведет в различных помещениях с решетками на окнах, беседуя с уголовниками всех мастей. Я вас не поздравляю.

- Виталий шутит, - сказал Феликс. - Ну, мы пойдем к себе. Запритесь на всякий случай, хорошо?

- Собаке гулять пора, - надменно произнесла Милена Федуловна своим обычным надтреснутым голосом, а я ни к селу ни к городу вспомнил, что один из ростовских колоколов и посейчас носит имя «Козел». Как бы поняв смысл слов, бульдожка тявкнула и заскулила. - Быть может, мне и выйти нельзя? Быть может, собака должна делать свои дела прямо здесь?

- Вам лучше выйти с нами, - сказал Феликс.

- Как-нибудь обойдусь без таких защитников. Не утруждайте себя.

- Тогда мы подождем вас в холле. Пожалуйста, не отходите далеко от крыльца.

Милена Федуловна не удостоила нас ответом.

- Что еще за история с крышей? - спросил я, когда мы стояли в холле перед дверью, слушали счастливые взвизги облегчавшейся бульдожки и, вероятно, оба думали о тяжком кресте Марии Ивановны. Мне было жаль старую географичку. Милена Федуловна непременно выскажет ей свое мнение о преступных наклонностях молодого поколения, наверняка имеющих наследственную природу.

- С крышей? - переспросил Феликс и махнул рукой. - А, ерунда. Здоровое мальчишеское любопытство и наличие шила в заднем месте. Помнишь, мы сидели внизу, а Викентий куда-то делся. Потом появился весь продрогший, но при этом из корпуса не выходил. Где был, спрашивается? Из правого коридора в башенку, там по двум лестницам на чердак, а дальше через слуховое окно на крышу. Я еще тогда догадался.

- Мегрэ, - кисло прокомментировал я. - И к тому же шантажист. Мог бы и помягче с ребенком. А зачем было провоцировать словесницу? Я думал, она коньки отбросит.

- Так у нее почки шалят, а не сердце, - резонно возразил Феликс. - Ну, покричала немного. Зато, когда выдохлась, с ней удалось поговорить. Почти человек.

Я озадаченно почесал за ухом. В чем-то Феликс был прав. Сомнительно, чтобы Милена Федуловна согласилась вести с нами беседу без предварительной встряски. Кто мы для этой надутой спесью верблюдицы? В лучшем случае подозрительные типы и алкоголики, в худшем - грязь под ногами. С Другой стороны, такие эксперименты до добра не доводят» Здоровое сердце есть здоровое сердце, однако старость есть старость, а с бригадой реаниматоров у нас нынче туго.

- Деструктивный метод раскрытия преступлений - это не Холмс и даже не Лестрейд, - съязвил я. - Это Скуратов.

- Который? - заинтересовался Феликс.

- Который Малюта.

По-моему, Феликс хотел что-то ответить на мой выпад. Но он не ответил. Только усмехнулся.

Мы сидели в моем номере и пили пустой чай. Было девять часов вечера, а мы только и сделали, что разоблачили мнимых нанопитеков. Инициатива сделать перерыв в следствии исходила от Феликса. Он же самовольно перетащил оба чайника ко мне в номер. Я удивился - по-моему, надо было шпарить по горячим следам, раз уж взялись, - но согласился. По-видимому, у него имелись какие-то свои соображения.

- Хорошо, что заслуженная учительница на нас собаку не натравила, - сказал он, прихлебывая чай и обжигаясь. - Знаешь, каково себя чувствует рука, когда на ней висит бульдог? Не питбуль, конечно, но все равно неприятно…

- Зачем бы ей натравливать? - пожал плечами я. - Она же ни в чем не виновата.

Феликс коротко рассмеялся.

- Ты уверен? Хм… по-моему, ты просто людей не знаешь, уж не обижайся. Некогда присматриваться, верно? Сидишь за компьютером, гонишь листаж…

- Заткнись, - посоветовал я.

- Все-таки обиделся? Ну-ну, я пошутил. Не сердись. Но я-то… ты пойми, Виталий, я-то с людьми общаюсь постоянно! Таких, как эта Милена Федуловна, я десятки видел. Пожилые женщины устроены в общем-то довольно просто. Жизнь сложилась не так, как она хотела, честолюбие не удовлетворено… да-да, не удовлетворено. Эка фигура - завуч да заслуженный учитель! Ей в жизни хотелось добиться большего, а не вышло. Личная жизнь, видимо, тоже не удалась, для учительниц это в порядке вещей. В таких ситуациях нормальное здоровое честолюбие зачастую превращается в болезненное властолюбие со всеми вытекающими… И ей уже мало разумно властвовать, ей хочется подавлять и унижать. Обычная болезнь среднего и низшего управленческого звена, а школа, согласись, самая благодатная почва для развития этой болезни. Разве нет?

- Пожалуй. - Я припомнил свои школьные годы. Наверное, в каждой школе есть своя Милена Федудовна,а то и две-три сразу.

- Конечно, и ей приходится сгибаться перед вышестоящими, - продолжал Феликс предаваться психоанализу, - но их не так много, и все они внутри школьно-образовательной системы. Их она готова терпеть. Но вот рядом с ней появляется тот, кого она сразу определила как «мафиозо» - ты заметил? - и кто на нее попросту плевать хотел. Не только он, но и его телохранители находятся вне привычной ей системы и относятся к ней примерно так же, как она к нам. Как к грязи. Не поздороваются, не пропустят вперед, могут толкнуть, чтобы освободить проход, причем без всякой злобы, просто отодвинуть, как мешающую вещь… Что, кроме ненависти, могла она испытывать по отношению к нашему покойнику? Причем я убежден, что с каждым днем она ненавидела его все сильнее…

- Это что, мотив? - перебил я. - Я, кстати, покойника тоже не любил.

- До исступления? Настолько, что мог убить?

- Нет. - Я покачал головой.

- Тогда молчи. Это не твой случай. Я говорю о патологии, то есть о том, что, по-моему, является патологией, а в милицейских протоколах записывается как убийство на почве неприязненных личных отношений. Очень нередкая вещь, и не обязательно в нетрезвом виде.

- Аффект?

Феликс поморщился.

- Никто толком не знает, что такое аффект. Я бы сказал, исступленная ненависть, но не до потери способности соображать, а совсем наоборот. А если Милена Федуловна видела камешек, то на один мотив мог наложиться другой и непосредственно подтолкнуть к убийству.

- Как Раскольникова? - улыбнулся я.

- Примерно. И нечего скалиться. Ты не Порфирий, она тебе признание на блюдечке не принесет. Тут ненависть хладнокровная и расчетливая. Ударить один раз, но насмерть, и уйти безнаказанной.

- Амонтильядо, - сказал я. Феликс не понял. Оказалось, что он не читал Эдгара По, Пришлось объяснить.

- Вроде того, - согласился он. - Только твой Монтрезор не выворачивал у Фортунато карманы, а Милена Федуловна вывернула. Звучит убедительно?

- Не очень. Но как гипотеза - ладно уж; сойдет.

Феликс засмеялся, - Конечно, гипотеза. Не хуже и не лучше остальных. Как, по-твоему, Мария Ивановна могла убить?

- Нет, - сразу сказал я.

- Но мотив был, верно?

- Слабенький. Какой это мотив. Подумаешь - внука взяли за шкирку. Не убили ведь и не изнасиловали.

- А изумруд?

- Вряд ли она его видела. И потом, она, по-моему, бессребреница. Идеалистка.

- Положим, никто тебе не скажет, что видел у жертвы крупный изумруд, - резонно возразил Феликс. - Стоп!..

- Что? - спросил я.

- Ничего. - Он махнул рукой. - Мысль пришла. Но это потом… Так вот, никто тебе этого не скажет, а убийца в первую очередь.

- Как раз убийца может сказать - если он хитрый убийца, - возразил я. - А невиновные люди, случайно знавшие о камешке, будут молчать из опасения, что их обвинят в убийстве из корыстных побуждений. Логично?

- Ты бы молчал? - спросил Феликс.

- Если бы прямо не спросили - молчал бы.