Крылья черепахи (сборник)

Утешив себя этим соображением, я посмотрел на часы: половина первого. Прислушался: в холле продолжали орать. Выждать полчаса и поплестись на обед? Я в сомнении пожевал губами. Пожалуй, ну его. Представляю себе здешний питательный бобовый суп. Лучше чай с печеньем, одна сигарета перед сиестой - но только одна! - и баиньки. С настежь распахнутой форточкой для окончательного просветления головы.

Так я и сделал.

На этот раз сон ко мне пришел какой-то левый, посторонний и никчемушный. В этом сне я ездил на экскурсионном автобусе по асфальтированной Москве-реке, расположенной почему-то выше кремлевских стен, и вполуха слушал болтовню гида. Глупый сон и предельно прозрачный в толковании. Вон за окном замерзшая Радожка, насмотрелся, а остальное - шутки урбанизма. Пренебрежем.

Зевнув и сказав себе «агу», я почувствовал себя бодрым и готовым к трудовым подвигам, после чего столь решительно вогнал в розетку шнур ноутбука, будто собирался ее дефлорировать. Мои силы вторжения в неизведанную область копились у границы, тылы подтягивались, танковые армии начинали выдвижение из глубины, а стратегическая авиация раскручивала моторы. Ну, вперед!..

Многие не любят писать начало романов, а я люблю. Вариантов - сотни, бери любой, кроме занудных, и не прогадаешь. Вот дальше - сложнее, потому что чем ближе к финалу, тем больше всякой всякости, тобою же написанной, приходится держать в памяти, тем больше шлагбаумов неожиданно опускаются перед самой физиономией: того уже нельзя, этого тоже, и в конце концов широкая, как аэродром, дорога, превращается в узенькую кривенькую тропинку… бр-р. Нет, начало - лучше. Каких персонажей захочу, таких и выдумаю, и сделаю с ними то, что мне левая пятка подскажет. Пока можно. Эх, веселись, душа!..

Скажем, стоят на мосту двое влюбленных (где ж им и стоять, как не на мосту?). Тридцать семь лет на двоих, в головах сквозняк, в желудках немного пива, в карманах - шиш. Обалдуй и обалдуйка. Или даже не влюбленные, а так, допустим, он к ней клеится, не очень умело, но старательно. Холодно. Ветер. На воде - рябь. На обоих - куртки, обширные такие, как с поддувом от компрессора. Она, дура, естественно, романтическая… или нет, пусть изображает дуру из спортивного интереса: будет ли парень ей подыгрывать и насколько далеко зайдет в имитации кретинизма… так вот она, понимаете ли, вслух любуется мерцанием звезд, динамистка, а парень-то уже понимает ее игру и, ясное дело, злится. И - хлоп! - одной звездой на небе меньше. Вдруг. Стухла. Это мой Гордей поглядел на нее дурным глазом. Померещилось? Очень может быть. Оба так и подумали. Да и звездочка была так себе, не Сириус. Ну и ладно. Девчонка динамит, Гордей доходит до белого каления, ссора, «катись отсюда» и другие милые словечки, мысль прыгнуть в воду, зябко, много чести стерве (стервецу), проще выбросить ее (его) из головы - и разошлись, как в море корабли. Сколько-то времени спустя повзрослевший Гордей в сходное время суток случайно оказывается на том же самом мосту (непременно на том же - реперный знак в памяти!), что-то припоминает и, усмехаясь, вперяет взгляд во-он в ту звездочку. Хлоп - нету. Как корова языком. А ну-ка еще эксперимент! Хлоп - еще одной звезды нету. Место такое аномальное, да? Гордей стремглав бежит с моста на набережную. Хлоп - третьей нету! «А если так же на Солнце поглядеть?!» - здравая деструктивная Мысль. Энтропийный гений Гордей бредет по ночным улицам, ничего не замечая, зачерпывая ботинками осенние лужи, колени дрожат, на лице - безумная улыбка… Стоп. Достаточно. Конец пролога. Кстати, насчет моста - это я хорошо придумал. Мост пригодится. Вот при прыжке с этого самого моста моего Гордея впоследствии и подстрелят в коленный мениск…

Текст лился на магнитный носитель ровно и солидно, как нефть из удачно пробуренной скважины. Дважды я совал в кружку кипятильник и сыпал в кипяток растворимый кофе. Грыз сахар, полезный для извилин. Нефть шла хорошо, насос не надрывался и не захлебывался. Самое оно. Я дописал пролог и приступил к первой главе.

Обсерватория на плато в пустыне Атакама. Жара, адова сушь. Почта. Почтальон-индеец в гигантском сомбреро, клетчатом пончо и верхом на облезлом гуанако. Не гуано, а гуанако. Местный колорит. Не уверен, что бывают верховые гуанако, ну да потом проверю, а пока поставлю в скобках знак вопроса. Письма. Бумажные, в конвертах. Электронную почту - отринуть, потому что тогда не будет колоритного почтальона. Сразу два послания от взволнованных любителей астрономии - куда, черт подери, девалась звезда Гемма из созвездия Северной Короны (В скобках вопросительный знак - проверить принадлежность звезды указанному созвездию!) Аспирантка с тяжким вздохом велит студенту-практиканту разобраться, что там с этой Геммой… Ночь. О ужас!!! Где Гемма? У всех тихо едет крыша. Нет Геммы, ни визуально, ни телескопически…

Тут моя нефтяная вышка закапризничала, нефть пошла нерегулярными толчками и вскоре иссякла. Ну и ладно. Завтра восполнится и еще накачаю, а на сегодня достаточно. Я почувствовал такой голод, будто неделю не ел. Ну да, конечно, прозевал ужин! Так мне и надо, нефтяному магнату, арабскому шейху…

Посмеиваясь, я умял банку шпрот с хлебом и запил крепким чаем. Полегчало. Вытряхнул в корзину полтарелки окурков, достал из сумки новую пачку сигарет и раскрыл пошире форточку.

Я улыбался. Текст пошел, и живой текст. По-настоящему книга живет только до тех пор, пока ее пишешь. Вышла из печати - умерла, превратилась в зомби. С виду вроде живее всех живых, а души в ней уже нет, и начинает она постепенно умирать, пока тихо и неприметно не уляжется где-нибудь сухой мумией. Кто о ней вспомнит через десять лет? Разве что какой-нибудь дотошный библиограф… А бессмертные книги я делать не умею и, похоже, уже не научусь…

Интересно знать: чего ради редактор серии «Абсолютное убийство» в издательстве «Бомбарда» подбил меня написать не просто детективный, а детективно-фантастический роман? Если исключительно в целях расширения читательской аудитории, то бога ради, какой автор сдуру станет возражать? В таких делах у автора и издателя всегда трогательный консенсус. А может, задумана новая серия, чисто фантастическая, без громких имен, кои давно расхватаны конкурентами, и мне уготована роль паровоза? Тут надо было серьезно подумать, прежде чем брать аванс: а на кой это мне? Вместо сомнительных экспериментов писал бы и дальше о разборках «братвы» и в ус не дул. Продолжил бы цикл о Перееханном Дрезиной, типаж себя еще не исчерпал. Покупают ведь. Что еще надо, кроме ноутбука, крепкого кофе, коньячка по вечерам да штанов, устойчивых к истиранию? Талант? Не смешите. Только желание работать, каковое желание все чаще замещается банальной необходимостью. Больше ничего. А то, что сам себя не можешь перечитывать, не говоря уже о текстах коллег, - кого это интересует? Никого. Еще не спекся? Нет. Ну и пиши.

За праздными мыслями надо следить и не давать им воли, иначе они непременно схватят тебя за шиворот и окунут мордой в пессимизм, я себя знаю. Поэтому я взял себя в руки, проделал несколько физкультурных упражнений, умылся холодной водой и без жалости растер физию жестким полотенцем. Так ей и надо.

Стояла тишина. Безусловно, отвратная склока в холле завершилась до моего пробуждения, иначе черта с два я смог бы работать. Начать - точно не смог бы. Это потом меня несет и все посторонние звуки исчезают. Нечто подобное, если верить Джеку Лондону, происходит с ездовыми собаками: самое главное не свезти нарты, а стронуть их с места.

Теперь душе хотелось общества, разговора и, может быть, толики спиртного, но именно толики, не больше. Прислушался. В холле вроде кто-то был. Ну вот и хорошо.

Уже уходя, я бросил взгляд на свои апартаменты. Нет, свину - свинское, а мне не чуждо ничто человеческое. Я собрал с пола пустые бутылки и запихнул их в мусорную корзину. Поправил простыню на кровати и аккуратно застелил ее одеялом. Взбил подушку, перевернул ее другой стороной вверх - и разом утратил хорошее настроение. На белоснежной наволочке темнело грязное пятно. В виде маленькой, с пятирублевую монету, пятерни.

Глава 3

- Значит, в Радогду все еще не проехать? - сокрушенно спросила Мария Ивановна. - Только через Юрловку?

Снявши свой старушечий платок, она больше не выглядела бабкой. Очень сухая, очень подтянутая пожилая женщина вполне интеллигентного вида. Тоже, кстати, учительница, как и отсутствующая Милена Федуловна, которой, по правде говоря, куда больше подошло бы называться Марь-Иванной. Географичка с непогасшим энтузиазмом в глазах. Наверняка таскает своих недоразвитых оболтусов по музеям и походам, учит их не блудить, то есть не заблуждаться… тьфу, не блуждать в лесу и определять минералы по внешнему виду. Примерные ученики к таким учителям равнодушны, шпана их ненавидит, зато середнячки с кое-какими мозгами под черепной крышкой от них без ума. По себе помню, у нас в школе был такой типаж, только преподавал тот типаж не географию, а физику. Магия личности. После школы я чуть было не решил поступать в физтех, даже подавал документы… Интересно, что бы я делал сейчас с физте-ховским образованием?

Хм… Возможно, то же самое.

- Прямо - никак, - подтвердил Феликс и развел руками. - Озеро. Пар от него, как от Везувия…

- От Везувия - дым, едреныть, - поправил Матвеич и был сам тотчас поправлен Марией Ивановной. По ее словам выходило, что вулканы выбрасывают в основном водяной пар, а вся остальная гадость идет к пару примесями. Надо же, не знал.

Мы уже давно исчерпали запас дежурных тем, как то: погода, природа, литература, целебные качества местной минеральной воды, налимы и их ловля на живца, а я также выяснил, что Феликс живет в восьмом номере, толстый Леня - в пятом, а Марию Ивановну с внуком, оказывается, подселили в четвертый, к Милене Федуловне, очень недовольной этим обстоятельством, тем более что седьмой номер уже три дня никем не занят.

По сведениям Лени, Милена Федуловна уже ходила в административный корпус жаловаться и качать права. Кроме того, я узнал, что номер первый, а равно находящийся над ним шестой также пустуют и вообще заколочены по причине аварийности не то водопровода, не то канализации, так что неведомый мне Борис Семенович с двумя молодыми людьми фактически занимают все левое крыло на первом этаже и очень не любят, когда кто-нибудь заходит в тот коридор - однако мальчишка есть мальчишка, у них у всех шило в одном месте… Весь этот малосущественный информационный массив я принял вполуха, попивая хорошо заваренный чаек из эмалированной кружки и сочувственно поддакивая. Негодяй Феликс успел меня представить как известного писателя, но разговоры о ремесле я пресек на корню. Имею я право отдохнуть или нет?!

Теперь же мы выслушали краткий рассказ Феликса о том, как он спозаранку, даже не позавтракав, надел лыжи и, пока наст еще не подтаял на солнышке, совершил десятикилометровый бросок через леса и поляны. О причинах столь трогательной заботы о своем здоровье Феликс умолчал, а я, вспомнив себя утреннего и содрогнувшись, с уважением подумал, что он железный человек. По словам Феликса, он и дальше бы бежал, но наткнулся посреди снежной целины на море разливанное и вынужден был повернуть. Матвеич тут же снова встрял, на этот раз к месту, и со смешком сообщил, что утреннего автобуса, едреныть, не было а дневной, едреныть, пришел с опозданием, и негодующие пассажиры, опаздывающие на поезд, впихнулись в него что сельди, едреныть, и сломали заднюю дверь. Толстый Леня хрюкнул. Мария Ивановна вздохнула.

- Жаль… Хотела с Кешкой в Радогду съездить, народные промыслы там знаменитые. И наличников таких нигде больше нет. Знаете, их посмотреть издалека приезжают…

- А здесь разве не такие? - спросил я.

- В этом корпусе? - Она махнула на меня крепенькой желтой ладошкой. - Что вы, Виталий. Разве это искусство? Это кич. Да вы завтра взгляните сами. А это панно? Разве искусство?

Мы все посмотрели на попорченное резное панно. Как и положено в охотничьем домике, оно изображало сцену охоты. Деревянные собаки азартно кусали за лапы деревянного орущего медведя, а одна вроде бы целилась вцепиться медведю в деревянное ухо. Правда, ухо это было отбито, и вцепиться было некуда. Очень может быть, что в это панно спьяну швырялись бутылками, а возможно, судя по некоторым следам, и томагавками, как ирокезы. Народные чиновничьи забавы.

Или мне показалось, или на медвежьей морде и в самом деле темнел грязный след - небольшой такой, не более пятирублевой монеты. Не утерпев, я поставил на стол свою кружку с недопитым чаем, покинул обширное кожаное кресло, где полчаса назад так уютно устроился, и ринулся проверить.

На меня посмотрели с интересом. Пухлый Леня заколыхался, как будто желая что-то сказать, пожевал толстыми губами, но не издал ни звука. Зато Феликс произнес заинтересованно:

- Что там, Виталий?

- Если кто-то привез сюда макаку, - медленно закипая, проговорил я с нарастающей угрозой, - то пусть сам моет ей ноги. - И, снова плюхнувшись в кресло, добавил: - А если это чьи-то дурацкие шутки…

В последнем я был убежден. Откуда взяться макаке? Явно кто-то шутил с дурна ума, и я догадывался кто.

- Кеша! - спохватилась Мария Ивановна. - Куда он пошел, вы не видели? Несносный ребенок. Кеша!

- Какой я тебе Кеша, ба? - донесся сверху обиженный дискант, и над балюстрадой показалась возмущенная лопоухая физиономия. - Называй как надо, а то меня нет. - И возмущенная физиономия убралась вместе с ушами.

- Викентий! Сейчас же спустись!

Внучек Марии Ивановны соизволил вновь явить свою физию из-за балюстрады и вызывающе шмыгнул носом.

- Другое дело. А мультики по телику скоро?

- Не знаю я, когда мультики! Лучше скажи: это ты следов понаставил? Только не врать!

- Каких следов, ба? - невинно поинтересовалось дитя.

- Обезьяньих!

- Не-а. А где следы?

- Вон, - показала Мария Ивановна. - И на нашей двери - тоже. Милена Федуловна уже возмущалась. Скажешь, не ты?

- Не-а, - уверенно отрицал внучек Викентий.

- А кто?

Мария Ивановна кипела. Марии Ивановне было мучительно стыдно перед нами за своего внука и за свое раздражение. Вот тебе и педагог-любимец, подумал я. А впрочем, сапожник всегда без сапог.

- Позавчера я такой след видел у себя в номере, - густо проклокотал Леня. - Утром умылся, хотел лицо вытереть и все такое - и на тебе. Прямо на полотенце.

- А у меня на оконном стекле, - проворчал Феликс. - Только не позавчера утром, а вчера. - Он потянулся к панно посмотреть, щелкнул по носу безухого медведя и уверенно кивнул. - Ага. Точно такой же грязный след и, что любопытно, с внешней стороны. На втором-то этаже. Что делать - не люблю грязи. Пришлось, знаете ли, открывать окно и оттирать, номер выстудил совсем. - Он покосился на меня и поправился: - То есть комнату…

Я усмехнулся про себя. Знаем ваши штучки. Покои, мол.

Апартаменты. Но кто же в них, апартаментах, комнатах, покоях и так далее, наставил обезьяньих следов, если не мальчишка?! Больше-то некому. Разве что незнакомый мне Борис Семенович на почве шизофрении подбирает ключи к чужим номерам, а также карабкается по наружным стенам, чтобы посадить отпечаток на стекло… а два телохранителя его, значит, подсаживают. Угу. Замечательная гипотеза, как раз годилась бы скрасить промежуток между двумя рюмками…

Стоп! Сегодня никаких рюмок. Стаканов - тем более. Феликс с Матвеичем - пусть пьют хоть вдвоем, хоть с толстым Леней, если возьмут к себе третьим эту двуногую клокочущую цистерну с эндокринными проблемами, а я - пас.

Что я, пить сюда приехал?

Пластмассовый чайник на краю стола закипел, забулькал и выключился. Феликс захлопотал:

- Еще чаю? Вам кофе, Леня? Сахар берите. А вам, Виталий? Чаю? С коньячком?

- Коньячку чуть-чуть, - предупредил я.

- А я знаю, кто следы оставляет, - донесся сверху дискант. - Нанопитеки.

А Толстый Леня хрюкнул в чашку и набрызгал.

- Кто?

- Нанопитеки, - последовал ответ сверху. - Маленькие такие обезьяночеловеки, они в сугробах живут. Им там хорошо, когда зима, А когда снег тает, они выползают и начинают всюду лазать. Это их следы, чесслово. Значит, и сюда уже залезли.

- Ты их видел? - не без иронии улыбнулась Мария Ивановна и обернулась к нам, - Вы, пожалуйста, не об внимания, он такой выдумщик…

- А они маленькие и прозрачные. Их нельзя увидеть. Они только следы оставляют.

Мария Ивановна погрозила внуку пальцем.

- Ладно, Викентий, за выдумку ставлю тебе пять, и иди сюда. Чаю хочешь?

- С конфетами? - немедленно вопросил внук.

- С печеньем.

Реабилитированный Викентий, не отзывающийся на имя Кеша (но не Викой же его звать, в самом деле), дождался еще одного, уже третьего по счету зова бабушки и съехал вниз по перилам винтовой лестницы. Вряд ли он принял в расчет центробежную силу, поскольку его сразу начало кренить набок так что, проехав от силы полвитка, он мелькнул ногами и остаток пути проделал в свободном падении. Мария Ивановна слабо охнула. Было слышно, как внучек с сухим стуком грохнулся о паркет. Из-за лестницы он появился, имея вид страдальца и хромая, кажется, на обе ноги. Мария Ивановна судорожным движением приложила ладонь к сердцу. Бездушный Леня гыгыкнул.

Я механически начал вставать, еще не успев сообразить, что мне надлежит сделать в этой ситуации, и очень сердясь как на Леню с его гнусной ухмылочкой, так и на индифферентного Матвеича, - а Феликс уже действовал. Во-первых, он крякнул. Во-вторых, длинной ручищей сграбастал мальца, поставил его перед собой, как новобранца, и принялся мять колени. Помяв, развернул Викентия афедроном к себе и отвесил звучного шлепка.

- Симулянт. Марш отсюда, нанопитек.

- Ба, чего он дерется! - завопил Викентий, шустро отбежав от Феликса на безопасное расстояние и потирая ушибленное место.

- В самом деле все в порядке? - У Марии Ивановны был голос узницы, получившей известие о помиловании.

- Мослы целы, связки целы, - проворчал Феликс. - Хитрец и симулянт Иных детей можно с парашютной вышки кидать без парашюта, лишь бы не на гвозди, а иной и в песочнице ногу сломает. Ваш - из первых.

- Ба чего он дерется!

- Викентий! - строго сказала Мария Ивановна: - Смотри, все расскажу маме.

- Ну и рассказывай. А чего он дерется? И обзывается.

Ответом его никто не удостоил. Матвеич покряхтел, помялся, сказал, что пора сходить проверить донки, однако с места не сдвинулся. Мария Ивановна тайком от внука быстро положила что-то в рот - валидол, наверное. Толстый Леня шумно пил кофе, нависая щеками над чашкой. По-моему, он потешался про себя и едва сдерживался, чтобы не фыркнуть прямо в кофе Я заметил, что Феликс на всякий случай отодвинулся от него подальше. Викентий подулся немного и очень скоро убедился в бесперспективности этого занятия.

Пить чай просто с печеньем он не пожелал. Он пожелал пить чай с печеньем и телевизором, вожделея, очевидно, мультиков. Мультики были, но, во-первых, они шли по такому каналу который ловился с ужасными помехами, а во-вторых, то, что с трудом пробивалось сквозь помехи, оказалось древним «Лошариком», однозначно презираемом всеми мальчишками, особенно теми, кто остается невредим при падении с парашютной вышки. Если, конечно, не на гвозди.

Викентий тут же зашипел и принялся щелкать кнопками. По всем каналам дружно шла реклама, один лишь раз на экране возник диктор теленовостей и успел сказать об очередном наводнении на юге Британии. Мелькнул джип, чинно плывущий по мутной улице-реке, после чего телевизор был выключен, а Викентий обиженно заявил, что не хочет ни чаю, ни печенья. Уговаривать его не стали.

Матвеич все-таки решился, вздохнул и, сказав «пойду донки проверю», нахлобучил треух и затопал к выходу. Леня, хлюпнув, допил кофе.

- Между прочим, - сказал Феликс, никому специально не обращаясь, - в моем замке сегодня кто-то ковырялся. Кто бы это мог быть, как вы думаете?

- Пропало что-нибудь? - с интересом спросил я. Феликс пожал плечами.

- Ничего не пропало, да, по-моему, никто и не влез. Замок только изуродовали, теперь открывается с трудом. Никто, случайно, ничего не видел?

Я развел руками, а Леня отрицательно замычал. Мария Ивановна переспросила, в каком номере живет Феликс, и услыхав, что в восьмом, а стало быть, на втором этаже, высказала уверенность в том, что неудачливый взломщик должен был пройти через холл. Феликс возразил, что в холле почти всегда кто-то сидит и чужого человека заметили бы. Вслед за тем повисла тишина: каждый сообразил, что ковыряться в замке мог и не чужой. Не очень-то приятное умозаключение, доложу я вам, и тишина нехорошая.

- А пятипалых следов на двери не было? - поинтересовался я.

- Нет, а что?

- Да так, - сказал, я мрачно. - У меня в номере таким следом наволочку изгадили. Какой-то нанопитек дверь отпер, пока я гулял… Нет, ничего не пропало, - поспешно добавил я навострившей уши компании. - По-моему, кому-то здесь просто скучно, развлекается кто-то, шутит, как умеет…

- Едрен пельмень! - свирепо всклокотнул Леня, сделавшийся вдруг очень похожим на перекормленного людоеда. - Драть за такие шуточки и все такое! По филею. Папиным ремнем.

По-моему, он притворялся, изображая ярость, и немного перебарщивал.

Мария Ивановна моргала, переводя взгляд с меня на Феликса, а с Феликса на Леню.

- Но простите…- вымолвила она. -Я понимаю, шутки эти глупые. Послушайте, Феликс, и вы, Леонид, но вы же сами говорили, что следы появились не сегодня и даже не вчера, а значит, Викентий никак не мог…

- А на Викентия мы баллон и не катим, - великодушно пробулькал Леня. - Нанопитеки, гы. Смешно придумал.

Взвизгнула входная дверь, по паркету часто застучали собачьи когти. Нагулявшийся бульдог, вывалив от усердия язык, натужно буксировал к нам Милену Федуловну. По-видимому, ее собственные планы этим нарушались, поэтому она дернула поводок и провезла за собой собаку юзом, пока та, жалобно подскулив, не смирилась с хозяйской волей и не засеменила следом, виляя обрубком хвоста. Было слышно, как в левом крыле лязгнул замок, затем резко хлопнула дверь.

Мария Ивановна вздохнула. Как видно, не без причины. Похоже, две учительницы, поселенные в один номер, не нашли общего языка.

Тут же в очередной раз потерялся и сейчас же вновь нашелся Викентий-Кеша. Выглядел он как с мороза, хотя я мог поклясться, что из корпуса он не выходил - входная дверь была у всех на виду, - и сразу потребовал чаю с печеньем. Мария Ивановна встревоженно привстала, пытаясь потрогать его лоб, в ответ на что внук очень ловко увернулся и, обежав стол, показал бабушке язык. Толстый Леня хрюкнул и забулькал горлом - я не сразу понял, что он так хихикает. «Пофигист и вообще странный», - вспомнил я и согласился с этим определением, Э, а уж не он ли тут над нами шутки шутит? Жизнерадостный больно. Такому подошло бы быть угрюмым флегматиком…

- А я нанопитека слышал, - объявил Викентий. - Вон там, в коридоре. Я иду, а он мимо пробежал по стене. Только следов не оставил, наверное, ноги вытер…

- Викентий, - строго сказала бабушка, - не выдумывай.

- Не, правда, ба! Я вот так иду, а он вот так мимо - тук-тук-тук, а потом - фр-р-р!