Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: К повороту стоять! (СИ) - Борис Борисович Батыршин на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

- Воля ваша, а наш канцлер Горчаков - форменная тряпка! - кипятился Греве. - Стоило англичанам пригрозить своим флотом, как почтенный старец перетрусил и пошел на попятную. Да ведь тот же Египет - часть Османской Империи, египетские войска воюют против нас. Так нет, там, видите ли, замешаны интересы британской короны, а потому - ни-ни!

- Да, позицию канцлера принять непросто. - отозвался Сережа Казанков. - Ведь как наше морское ведомство готовилось к этой войне! Взять хоть Средиземноморскую эскадру Бутакова - зря она, что ли, перед самой войной ушла в Атлантику? Ей бы теперь войти в Средиземное море, парализовать крейсерскими действиями всю прибрежную турецкую торговлю...

- И не говори, братец! - скривился барон. – «Петропавловск» и «Светлана» могут на равных драться с любым турецким броненосцем. Бомбардирование прибрежных городов вызвало бы в Османской империи панику, а там, глядишь, восстали бы угнетенные народы – те же греки-киприоты или аравийские племена. А наши крейсера, господствуя на Средиземноморском театре, доставляли бы повстанцами оружие и припасы, а при необходимости поддерживали огнем пушек!

- Верно! - поддакнул Сережа. - Да и об отряде контр-адмирала Лузина забывать не следует! «Баян», «Всадник», «Гайдамак», «Абрек» - что им стоит добраться до Персидского залива и наделать там шороху? Вместо этого наш канцлер одним росчерком пера пускает все это псу под хвост. 29-го апреля бутаковская эскадра получает приказ вернуться на Балтику; отряд Лузина остается на Тихом океане и никакого влияния на ход боевых действий оказать не сможет.

- Я слышал, Великий Князь Константин Николаевич, уже не заикаясь о Средиземном море, попросил разрешение у Государя послать хотя бы пару крейсеров в Атлантику, в район Бреста. И знаешь, Серж, что ответил ему управляющий Морским министерством? «Государь не согласен на Ваше предложение, он опасается, чтобы оно не создало неприятностей и столкновений с англичанами по близкому соседству с Брестом»! Яснее ясного, что англичане блефуют - они сами до смерти боятся войны с Россией, поскольку в этом случае, Германия немедленно нападет на Францию. И теперь за горчаковскую нерешительность придется платить кровью нашим солдатам на Балканах - кто знает, насколько затянется кампания без полноценного участия флота?

Война с Турцией стала главной темой споров, бесед, слухов не только в Петербурге, но и в любом городе Российской Империи. Войну обсуждали все - и студенты в московских трактирах и лабазные сидельцы, и приказчики где-нибудь в Нижнем Новгороде, и гимназисты казенных гимназий, и певчие церковного хора. И, уж конечно, война была в центре внимания только что выпустившихся из Морского корпуса мичманов, Карлуши Греве и Сережи Казанкова. Это была война их поколения, их шанс начать карьеру морских офицеров со славных дел, их возможность послужить Отечеству. Как остро завидовали они мичману Остелецкому, получившему назначение в Севастополь и уже отбывшему к месту службы, пока они ждут приказов о назначении и вынужденно бездельничают в Петербурге! А дело меж тем затягивалось: в Адмиралтействе царил первозданный хаос, как в первый день творения; приходилось неделю за неделей обивать пороги начальственных кабинетов, задавая один и тот же вопрос: «Когда»? «Погодите, молодые люди, - отвечали им - имейте терпение, видите, что у нас творится? Все бегают, как наскипидаренные, на уме одно - Балканы, Черное море! А вы пока отдохните, никуда ваши бумаги не денутся...»

Особенно переживал по поводу непредвиденной задержки барон Греве. Клипер «Крейсер», на который он был назначен на должность вахтенного офицера, застрял в Североамериканских Штатах на ремонте. Случись сейчас конфликт с Англией, именно он первым вырвется на судоходные линии, кишащие жирными британскими «торгашами». Но что толку, если мичмана Греве не будет на борту?

Но все когда-нибудь заканчивается. Бумаги о назначении, наконец, получены: мичману Казанкову предписывалось незамедлительно явиться на борт монитора «Стрелец», стоящего в Гельсингфорсе. А вот мичману Греве, прежде чем вступить в должность вахтенного офицера клипера «Крейсер», предстояло еще пересечь Атлантику.

- Как же теперь добираться до Филадельфии? - беспокоился за друга Сережа. - Раньше все было просто - из Одессы пароходом общества РОПиТ в Марсель, а оттуда в Америку, трансатлантическим рейсом французской пароходной компании. Но теперь война, Проливы перекрыты. Можно, конечно, по сухому пути: поездом, через Варшаву, в Берлин, а там и до Франции рукой подать. Но это сколько времени уйдет!

Греве кивнул.

- Поспею как раз к шапочному разбору. Но, к счастью, в поезде трястись не придется: мне предписано сесть на пароход британского Ллойда, идущий из Петербурга в Ливерпуль. А там рейсом какой-нибудь американской или британской судоходной компании за океан, в Североамериканские Штаты.

- Смешно! - хмыкнул Казанков. - Собираешься воевать с англичанами, но к месту назначения отправляешься через Англию, на английском же судне!

- Да будет ли еще эта война... - отмахнулся барон. - Сам видишь, наше правительство и в особенности, канцлер, пуще смерти боятся раздразнить англичан. Так что шансов поучаствовать в боевых действиях у меня немного.

- Ну, все же побольше, чем у меня на Балтике. С «Крейсером» и другими кораблями эскадры Бутакова еще неизвестно, как обернется: может, Великий Князь все же, уговорит Государя, и вы отправитесь в Средиземное море? А нам в Маркизовой луже, участие в войне никак не светит - разве что королева Виктория, в самом деле, решит вступиться за турецкого султана, и пришлет флот на Балтику. А до той поры остается только ждать. Ни до Атлантики, ни до Средиземного моря нашим мониторам добраться не под силу. И пока ты будешь кейфовать в пассажирской каюте, мне предстоит трястись на поезде до Гельсингфорса.

- Невелик крюк. - хмыкнул Греве. - Мы еще не пройдем Готланд, а ты уже будешь на своем «Стрельце», чаек прихлебывать. От Петербурга до Гельсингфорса по рельсам всего ничего; ночь проспишь в вагоне - и вот тебе столица великого княжества Финляндского!

IV.Гельсингфорс

Финская столица встретила мичмана Казанкова ярким солнцем, веселеньким небом, отражающимся в выскобленных от мусора мостовых голубого финского камня, ярко-зеленой майской зеленью бульваров, по которым бегали зеленые же вагончики конки, гомоном чужой речи с подножек. Русский язык звучал здесь нечасто; говоривший обыкновенно носил либо офицерский сюртук, либо матросскую фланельку или солдатскую рубаху. Ведь в Гельсингфорсе стоит флот, в Свеаборге - крепость; в городе полно семей флотских и гарнизонных офицеров, таможенных и портовых чиновников. И это они здесь хозяева, сколько ни вешай на фасадах домов вывески на финском и шведском языках.

От вокзала, куда в 7-30 утра (точно по расписанию, минута в минуту) прибыл петербургский скорый, Сережа добирался на извозчике. В списке кастовых правил, на которых строится жизнь флотского офицера, имелся строжайший запрет на поездки в конке. Да и в поезде следовало приобретать плацкарту не ниже второго класса – иначе никак, ущерб чести мундира! Так что из Петербурга Сережа ехал в желтом вагоне[4], в обществе студента-финна, возвращавшегося домой после экзаменов.

Попутчик не относился к малоимущей студенческой братии, зарабатывающей на жизнь уроками. Место во втором классе, новый, английского сукна сюртук, дорогой несессер в сафьяновой коже с серебряными уголками давали понять, что их владелец не испытывает недостатка в средствах. И верно, когда попутчики разговорились, выяснилось, что студент - сын промышленника, владеющего сыроварнями и молочными фермами.

Сынок сыровара мало походил на знакомых Сережи по Петербургу студентов. Например, по поводу Балканской войны, принятой в студенческой среде с энтузиазмом, он отзывался скептически, даже пренебрежительно: «Мало вам, русским, своей земли, еще и других жить учите!» А на Сережины возражения насчет православных братьев-славян, страдающих под османским игом, процедил: финны-де не славяне, да и вера у них другая, лютеранская, как у шведов.

Ответ Сережу озадачил. По-хорошему, надо было немедленно бить собеседника в харю, после чего давать унизительные объяснения сначала вагонному кондуктору, а потом и в полиции на ближайшей станции, где его, несомненно, высадят за дебош. Либо - сделать вид, что ничего не произошло.

Мичман так и поступил, но намерения видимо, отразились на его физиономии, потому как попутчик умолк, поперхнувшись очередной язвительной репликой. Остаток пути они провели в молчании, нарушаемом лишь шорохом газет, да позвякиванием серебряных ложечек в стаканах с чаем, что исправно таскал в купе вагонный служитель. И вот теперь новоиспеченного мичмана мучили сомнения - а стоило ли оставлять наглого финна безнаказанным? Любой павлон[5] или выпускник Николаевского кавалерийского училища, не раздумывал бы ни секунды. Но подобает ли морскому офицеру устраивать скандал, да еще и в поезде?

За этими мыслями Сережа не заметил, как пролетка, свернула с Михайловской улицы, миновала Северную Эспланаду и выкатилась на Рыночную площадь, откуда открывался великолепный вид на Южную гавань. Это был исторический центр города; брусчатка мостовых обрывается здесь гранитными набережными, к которым швартуются большие торговые суда под датскими, шведскими, и бог знает еще какими флагами. Отсюда финские пароходики, построенные на коммерческих верфях в Або, расползаются в Свеаборг, на острова и дальше, по всему Финскому заливу до Трогзунда, Риги, Ревеля, Санкт-Петербурга. Веселое апрельское солнце играет на легкой ряби акватории, то тут, то там испятнанной парусами прогулочных яхт и шхун местных рыбаков. А посреди залива, напротив Обсервационного холма лежит, черная на серо-стальной воде, глыба броненосного фрегата «Адмирал Грейг».

Вдоль западного берега гавани стоят на бочках мониторы «Единорог», «Вещун» и двухбашенный «Смерч»; мористее островка Блекхольмен несет бандвахтенную службу деревянная канонерка «Отлив», простроенная еще во времена Крымской войны.

«Стрельца» мичман обнаружил не сразу - приткнувшийся к свайному пирсу монитор скрывало длинное кирпичное здание пакгауза. Туда и направился Сережа, расплатившись с извозчиком непривычной финской маркой и получив на сдачу горсть медных пенни.

Над трубами мониторов курились дымки - машинные команды разводили пары, готовясь к выходу в море. На пирсе суетились фигурки в форменках; белая шлюпка отвалила от берега и полетела, подгоняемая взмахами весел, к «Адмиралу Грейгу». Даже на таком расстоянии до слуха мичмана долетал зычный рык шлюпочного старшины: «Два-а-а - раз! Два-а-а - раз!», в такт взмахам весел. Увидев, что на «Стрельце» стали убирать сходни, Сережа припустил рысцой. Сзади пыхтел на бегу финн, которого мичман подрядил донести до пирса, где стоял монитор, чемодан и портплед.

Не хватало еще и опоздать!

***

Торопился Сережа не зря. Приказом вице-адмирала Бутакова отряду предписывалось выйти на Кронбергс-рейд и в течение двух часов производить там практическое маневрирование. После чего, не возвращаясь в Гельсингфорс, следовать к Свеаборгу на соединение с основными силами эскадры. Задержись Сережа хоть на полчаса - пришлось бы ему добираться до крепости самостоятельно.

Не прошло и четверти часа, как отряд, выстроившись в две кильватерные колонны, двинулся с рейда. Ветер задувал с стороны моря, и черную угольную пелену относило за корму, застилая вид на оставленный позади город. С попадавшихся навстречу яхт, махали шляпами и платками; прогулочные пароходики приветствовали отряд пронзительными гудками. Железные черепахи, неторопливо ползли, не снисходя до штатской мелочи. В этом движении тысяч тонн брони, дерева, орудий было нечто столь величественное, что у Сережи перехватило дыхание. Он наблюдал за броненосными колоннами с площадки башни, куда пригласил его командир монитора, капитан второго ранга Повалишин. «Сейчас некогда, голубчик. - сказал он. - Вы уж поскучайте немного, присмотритесь, а как придем в Свеаборг - сразу поставлю вас в расписание вахт.»

Открытое море встретило их неласково. Волны прокатывались по палубам мониторов, ударяли, в наглухо запечатанную башню, окатывали шквалом брызг коечные сетки и укрывающихся за ними людей. Сережин штормовой плащ остался в багаже, и он сразу вымок до нитки, но предложение спуститься в низы, стоически отверг. Повалишин не стал настаивать, лишь усмехнулся в усы и отвернулся, оставив мичмана на растерзание стылому балтийскому ветру.

К полудню ветер и волнение усилились; небо посмурнело, стал накрапывать мелкий дождь. Несмотря на это, отряд исправно выполнил все положенные экзерциции: мониторы перестраивались, держа интервалы, поворачивали последовательно и «все вдруг», выписывали циркуляции и коордонаты[6].

Когда пробили седьмую склянку, с «Адмирала Грейга» просемафорили флажками: «Приготовиться к повороту. Идем к Свеаборгу». У Сережи к тому времени уже зуб на зуб не попадал и Повалишин, в очередной раз покосившись на промокшего и иззябшего подчиненного, скомандовал: «Ступайте-ка, мичман, вниз да велите буфетчику сообразить адмиральский чаек. И не думайте отказываться, не хватало еще в первый день службы подхватить простуду и слечь в горячке!»

Спорить было бесполезно, да и не хотелось. Сережа, испытывая немалое облегчение, полез по скобам трапа вниз, в жаркое, удушливое чрево монитора, гадая, куда вестовой мог засунуть его чемодан. Нестерпимо тянуло переодеться в сухое и отведать, в самом деле, «адмиральского чаю». Этот напиток приготовляется из двух компонентов - коньяка и крепко заваренного чая. Для правильного употребления следовало отпить чаю из кружки примерно на четверть, после чего долить доверху коньяком. Процедура эта повторялась желаемое количество раз - незаменимо после штормовой вахты!

Правда, мичман Казанков вахты еще не стоял; строго говоря, он даже не считается зачисленным в команду, пока капитан не сделает соответствующую запись в судовом журнале. Но молодой человек полагал себя вправе отведать этот сугубо флотский нектар, прелести которого человеку сухопутному понять не дано. Тем более, что имелось прямое указание начальства, которому, как известно, виднее.

Морская служба началась.

V. Пушки, снаряды, броня

Две недели Сережа осваивался на «Стрельце», заглядывая в самые укромные уголки, от угольных ям до подшкиперской. Командир «Стрельца», капитан второго ранга Иван Федорович Повалишин снабдил его пачкой номеров «Морского вестника» со статьями о проектировании, постройке и испытаниях первых русских мониторов.

Мичман знал, что необходимость в судах этого класса появилась в 1863-му году, когда замаячила на горизонте угроза войны с англо-французской коалицией. Современных боевых кораблей в составе Балтийского флота не было вовсе, что и подтолкнуло правительство срочно предпринять меры к защите Финского залива и морских подступов к столице. Крымская война оставила чахлое наследство в виде десятка-другого деревянных винтовых канонерок, но эти скорлупки, неплохо послужившие в кампанию 1854-55-го годов, теперь уже никуда не годились. Заказанные броненосные плавучие батареи находились в постройке. И тогда внимание Адмиралтейства привлекли американские башенные броненосные лодки конструкции шведского инженера Эриксона.

Для их изучения в САСШ спешно откомандировали двух офицеров. По возвращении они представили подробные чертежи и спецификации монитора типа «Пасаик». В докладе указывалось, что корпус такого корабля практически полностью погружен в воду и представляет малозаметную цель; к тому же скромные размерения позволили бы ему с легкостью действовать в мелководных стесненных районах Финского залива.

Может, американский проект и был далек от совершенства, но времени у русских кораблестроителей не было. Не имелось так же и собственного опыта постройки броненосных кораблей, не говоря уже о вечной стесненности в средствах. Так что в марте 1863-го года морское министерство утвердило так называемую «мониторную кораблестроительную программу». За основу была принята все та же конструкция Эриксона, несколько доработанная в модельной мастерской Петербургского порта.

Для ускорения работ заказы на постройку судов разделили. Броненосные башенные лодки «Ураган», «Тифон», «Стрелец», «Единорог», «Броненосец», «Латник», «Перун» и «Лава», были заложены на казённых заводах и частных верфях Санкт-Петербурга. Еще две, «Колдун» и «Вещун», строились на заводе Кокериля в Бельгии и по частям были доставлены в Санкт-Петербург, где их и собрали. Машины для «Урагана», «Тифона», «Стрельца» и «Единорога» изготовили на заводе Берда, для «Броненосца» и «Латника» — на заводе Карра и Макферсона, для «Лавы» и «Перуна» — на Ижорском заводе, для «Колдуна» и «Вещуна» — на фабрике общества «Кокериль». Слойчатая броня была российская, Ижорского завода. Все десять лодок закончены постройкой необычайно быстро, всего за год, и приняты в казну в 1865-м году.

Вот что писал «Морской вестник» о конструкции башенных броненосных лодок:

«...суда эти составлены изъ двухъ частей: нижняя, менѣе длинная, имѣетъ форму плоскодонныхъ судовъ, а верхняя длиннѣйшая представляетъ плотъ съ заостренными оконечностями. Борта верхней части прикрыты наделкой изъ дубовыхъ и сосновыхъ брусьевъ, толщиной въ 39 дюймовъ, которая одѣта броней изъ однодюймовыхъ желѣзныхъ листовъ, въ пять рядовъ. Надводная часть возвышается надъ горизонтомъ воды всего на 14 дюймовъ и представляетъ огню противника весьма незначительную цѣль; носовая же оконечность можетъ служить тараномъ. Внутри каждая лодка раздѣлена непроницаемыми переборками, на шесть отдѣленій. Въ первомъ съ кормы батарея электрическаго телеграфа и помѣщеніе для механическихъ припасовъ; во второмъ механизмъ съ котлами; въ третьемъ — уголь; въ четвертомъ — механизмъ для вращенія башни, камбузъ и штульцы; въ пятомъ — помѣщеніе для команды и офицеровъ и крюйтъ-камера; въ шестомъ, носовомъ, брашпиль. На верхней палубѣ, не имѣющей фальшбортовъ помѣщается вращающаяся башня съ двумя орудіями, а надъ ней неподвижная рубка для рулевого и командира. Башня и рубка состоятъ изъ желѣзныхъ листовъ, толщиной въ 1 дюймъ: первая изъ 11, вторая изъ 8, Палуба покрыта двумя рядами желѣзныхъ листовъ; труба на высоту 8 дюймовъ отъ палубы покрыта блиндированнымъ кожухомъ, изъ 6-рядовъ дюймовыхъ листовъ...»

Серёжа тщательно изучил все, что относилось к артиллерийскому хозяйству «Стрельца». Ему, как второму артиллерийскому офицеру, были поручены подбашенное отделение, бомбовый и пороховой погреба. В пороховом погребе, или крюйт-камере, хранились полузаряды дымного пороха в хлопчатобумажных картузах, уложенные в деревянные, обитые от сырости свинцом ящики. В бомбовом погребе на дубовых стеллажах покоились чугунные бомбы и заряды латунной картечи. Все это надлежало содержать в строжайшем порядке, постоянно заботясь о борьбе с сыростью. Трюмов, как таковых, на «Стрельце не было; вода, попавшая внутрь корпуса, скапливалась в льялах, в трех-четырех футах под рабочими, жилыми и складскими помещениями, отчего там царила самая промозглая сырость. В результате, хлопчатобумажные картузы приходилось постоянно перебирать и перекладывать для просушки, а бомбы и картечи осматривать на предмет следов ржавчины, меняя время от времени покрывающий их густой слой сала.

Орудиями ведал старший артиллерист, лейтенант Онуфриев. По первоначальному проекту «Стрелец», как и остальные мониторы «американской» серии, нес два девятидюймовых гладкоствольных дульнозарядных орудия Круппа образца 1864-го года. Позже, в 1868-м, их заменили на пятнадцатидюймовые чугунные пушки, так же заряжающиеся с дула. К каждому из этих монстров полагалось по полсотни чугунных бомб с начинкой черного пороха. В 1872-74-м годах мониторы перевооружили заново. На этот раз они получили по две девятидюймовки образца 1867-го года.

Башня, массивное цилиндрическое сооружение из клепаных многослойных броневых листов, вращалась на вертикальном штыре, с приводом через зубчатое колесо и цепь, от вспомогательного паровичка в восемьдесят индикаторных сил. В стенке башни имелись две вертикальные прорези амбразур; при плохой погоде их задраивали железными заслонками.

Старший артиллерист прочел Сереже целую лекцию об орудиях «Стрельца». Оказывается, когда в июле 1868-го года встал вопрос об очередном перевооружении, Крупп предложил использовать для этого старые девятидюймовые орудия, которые изначально стояли на мониторах. В 1863-м году, когда они были изготовлены, Крупп не брался отливать стальные пушки такого калибра, а потому на казенные части стальных стволов весом в четыре с половиной сотни пудов набили 330-типудовые чугунные оболочки. Теперь же стальные стволы старых орудий переделали: сделали в канале ствола нарезы, приспособили клиновые цилиндропризматические замки и усилили казенники под более мощные пороховые заряды. Для этого чугунные оболочки с казенных частей снимали, заменяя двумя рядами массивных стальных колец.

К обновленным орудиям полагалось два вида снарядов: чугунные бомбы, с начинкой в четверть пуда черного дымного пороха, и латунная картечь. Имелось и небольшое количество стальных снарядов со свинцовой оболочкой или с тремя медными поясками, но ими разрешено было стрелять лишь в военное время; свинец и медь направляющих поясков быстро забивали нарезы, отчего возникала опасность разрыва ствола.

От недостатка места на «Стрельце» страдали все десять офицеров и сотня унтер-офицеров и нижних чинов, составлявших экипаж монитора. Внутренние помещения были такими низкими, что человеку среднего роста приходилось пригибаться, чтобы не задевать макушкой подволок. Офицерские каюты, кают-компания смотрелись сущими клетушками, на камбузе было бы тесно и кошке.

Но, несмотря на все неудобства, «Стрелец» Сереже понравился. Монитор представлялся юноше воплощением механической и броневой мощи нового флота, не беда, что ему недоставало лихой парусной красоты клиперов и винтовых корветов. Не зря «броненосники» пренебрежительно называли команды этих судов «марсофлотами», полагая свои корабли предвестниками новой эпохи в военном судостроении. Откроем снова «Морской сборник»:

«...намъ пріятно засвидѣтельствовать, что мониторы наши суть вполнѣ дѣйствительныя суда, какъ нельзя болѣе соотвѣтствующія цѣли, для которой предназначаются, т. е. прибрежной защитѣ Кронштадта и русскихъ береговъ Балтійскаго моря и Финскаго залива. Они надежный оплотъ противъ непріятеля и, вооруженныя 9-дюймовыми стальными нарѣзными орудіями, могутъ смѣло выжидать въ своихъ водахъ броненосцевъ другихъ націй.»

VI.Нам пишут с войны

В середине июня эскадра броненосных судов вернулась в Кронштадт, и «Стрелец» встал на ремонт. Длительное практическое плавание истощило силы стареньких механизмов, но ремонтные бригады были все наперечет, и командир монитора, капитан второго ранга Повалишин для сбережения времени решил произвести работы своими силами. Так что вместо загула на берегу команду ожидал очередной аврал. Сережу Казанкова, как младшего из офицеров, гоняли пуще других. На его долю, кроме нудных стояночных вахт и наблюдений за текущими судовыми работами, выпало помогать в переборке котлов старшему инженеру-механику Малышеву. «Вас, юноша, в навигации натаскивали, в теории кораблевождения, в морской тактике. Механические премудрости в Морском Корпусе не в почете, а на флоте теперь повсюду паровые машины и прочие механизмы. Приобретете навык, подучитесь, да и службе от этого прямая польза - мало ли как может обернуться, будет, кому заменить выбывшего инженера-механика...»

Сережа до того уставал, что не съезжал по вечерам на берег, ночуя на мониторе, в тесной, узкой как пенал гимназиста, каютке, которую он делил со штурманом, мичманом Прибыловым. Довольно скоро он познакомился с проверенной веками флотской службы истиной: «если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте». К сожалению, на «Стрельце» это золотое правило срабатывало редко; это на клипере или фрегате, вестовому непросто отыскать офицера, решившего добрать свои законные пару часов часа после вахты в каюте приятеля. На мониторе офицерских кают было всего шесть, и располагаются они по соседству. Так что опостылевшее - «вашбродие, хас-спадин мичман, сей же час к командиру!» - проникало через тонкие переборки, не разбирая, где чье обиталище.

Во время ремонта освященные традицией порядки кают-компании соблюдались не так строго. Офицеры постоянно были либо в разгоне, либо заняты каким-нибудь неотложным ремонтом. Перекусывали, когда придется, чаще всего всухомятку, запивали бутерброды крепчайшим чаем, выкраивая для этого четверть часа между текущими работами и авралами. Сережа, по примеру других, завел обыкновение просматривать за столом свежие газеты, благо их регулярно доставляли на борт с почтой. На первых полосах всех изданий красовались непременные сводки с театров военных действий.

Кампания 1877-го года началась для России благоприятно и на суше и на море. Несмотря на то, что на Черном море господствовал многочисленный турецкий флот, русским морякам удалось задать османам перца. Особенно отличился пароход «Великий князь Константин» под командованием лейтенанта Степана Макарова. Это судно, переоборудованное с началом войны в матку минных катеров, совершило несколько дерзких рейдов против турецких сил, пытавшихся установить блокаду русского побережья. Вот как описаны события тех дней в популярном еженедельном журнале «Нива»:

«...наши моряки произвели отважный поискъ. Пароходъ «Константинъ» подошелъ къ Батуму, остановился въ 7 миляхъ отъ берега, выслалъ на рейдъ 4 миноносныхъ катера, которыя атаковали встрѣтившійся турецкій пароходо-фрегатъ. Подведенная мина, къ сожалѣнію, не разорвалась; но на фрегатѣ и на рейдѣ поднялась тревога, открытъ ружейный и картечный огонь, такъ что наши катера должны были разойтись въ разныя стороны. Два ихъ нихъ, «Чесма» и «Синопъ» явились въ Поти, а другіе два успѣли возвратиться къ пароходу «Константинъ», который благополучно пришелъ 3 мая съ разсвѣтомъ въ Севастополь...»

Неуспех батумской вылазки не смутил Макарова. Месяца не прошло, как катера «Константина» произвели новую атаку, взорвав в румынском порту Селин броненосный корвет «Иджлалие».

И все же судьба кампании решалась не на море. В середине июня войска, пройдя по территории Румынии, в нескольких местах навели переправы через Дунай. Но сначала надо было нейтрализовать речные силы турок, несколько мониторов и канонерских лодок. Для этого переправы прикрыли береговыми батареями и минными постановками; по железной дороге доставили минные катера, которые и начали охоту за турецкими речными судами.

Газеты пестрели рассказами о том, как катера лейтенантов Шестакова и Дубасова атаковали и подорвали шестовыми минами турецкий монитор «Хивизи Рахман»:

«...экскурсія съ цѣлью взрыва монитора предпринята была ими 14-го мая добровольно. Дубасовъ отправился съ 14-ю добровольцами на катерѣ «Цесаревичъ». Лейтенанты гвардейскаго экипажа Петровъ и Дубасовъ подвели подъ броненосецъ торпедо, который, приподняв одинъ бортъ броненосца, обдалъ турокъ водою. Раздались крики и послѣдовали выстрѣлы; но Шестаковъ подошелъ къ другому борту и подведя на значительной глубинѣ торпедо, взорвалъ броненосецъ. Иниціатива и руководство предпріятіемъ принадлежали Дубасову. Онъ первый, подъ выстрѣлами пушекъ и ружей, взорвалъ торпедо, подведенное подъ лѣвый бортъ турецкаго монитора. Послѣдній сталъ медленно погружаться въ воду, причемъ и катеръ залило водою. Шестаковъ, подъ огнемъ двухъ турецкихъ мониторовъ и парохода, подошелъ къ тому же борту, противъ котораго дѣйствовалъ Дубасовъ и подведя второе и третье торпедо, произвелъ взрывъ. Нападеніе четырехъ катеровъ продолжалось 20 минутъ, при слабомъ огнѣ команды, производившемся съ такимъ хладнокровіемъ, какъ бы на ученьѣ. Большимъ мужествомъ и находчивостью отличились майоръ Муржеску и лейтенантъ гвардейскаго экипажа Петровъ. Броненосецъ, взорванный ими, назывался «Хивзи-Рахманъ» и приналежалъ къ типу башенныхъ, покрытыхъ броней мониторовъ. Такіе подвиги нашихъ молодцовъ артиллеристовъ и моряковъ повѣли между прочимъ къ тому, что англійское правительство, въ распорядилось пріостановить работы по постройкѣ новыхъ мониторовъ.»

Еще один монитор отправила на дно реки тяжелая мортирная батарея. Лишившись господства на реке, турки не решились на активные действия, чтобы воспрепятствовать форсированию Дуная. В результате первый рубеж на пути к Константинополю был сдан без серьёзных боев.

Один из русских военных корреспондентов так освещал эти события:

«По своимъ результатамъ этотъ удачный выстрѣлъ стоитъ большого выиграннаго сраженія. Кромѣ матеріальнаго ущерба, турки понесли другой ущербъ, моральный, гораздо болѣе чувствительный, чѣмъ первый. Еще и прежде турецкія матросы недолюбливали панцырныхъ судовъ и боялись ихъ - теперь у нихъ окончательно подорвана вѣра въ свои броненосцы. Онѣ не называютъ ихъ иначе, какъ пловучими желѣзными гробами, а послѣ взрыва «Люфти-Джелиля» матросы начинаютъ дезертировать съ панцырныхъ судовъ. «Намъ говорили, ссылаются они, что мы со своими мониторами разгромимъ русскихъ, что мы непобѣдимы, а выходить совсѣмъ другое дѣло - мы еще ничего русскимъ не сдѣлали, а они однимъ выстрѣломъ посылаютъ насъ на дно сотнями.

Дѣйствительно, неудобство имѣть мониторы въ рѣкѣ, берега которой заняты непріятельскими батареями, стало очевидно. Запертыя, стѣсненныя всюду турецкія панцырники стоятъ въ жалкомъ бездѣйствіи и не рискуютъ померяться силами съ нашими батареями».

Сережа испытал легкий укол зависти, обнаружив в списке офицеров, представленных за потопление турецкого монитора к ордену св. Анны, мичмана Остелецкого. Выходит, Венечка, первым из троих приятелей, понюхал пороху и даже сумел отличиться, пусть и на сухом пути! На какой-то миг Сереже захотелось снять мундир и, позабыв о вахтах, авралах, прогоревших котельных трубках, отправиться за Дунай простым волонтером. А то ведь просидишь всю войну в душных, пропитанных угольным смрадом и машинным маслом низах «Стрельца», пока другие геройствуют и получают кресты!

Однако, перечитав еще раз заметки о поражениях турецкого флота, Сережа задумался. Конечно, хорошо, что русские моряки и артиллеристы легко разделывают под орех мониторы османов. Но ведь и он, мичман Казанков несет службу на мониторе и, доведись им принять бой - не окажется ли «Стрелец» столь же уязвимым?

В конце мая пришло письмо от Греве. До Англии барон добрался без помех, а вот дальше случилась задержка. Барон изъяснялся обиняками, и Сережа понял лишь, что его друг обосновался в Портсмуте, где наблюдает за перемещением броненосных судов Королевского флота.

Но жизнелюб Греве не унывал. Клипер «Крейсер», на который он рвался со всем пылом мичманской души, все еще отстаивался в Филадельфии, в сухом доке судостроительной фирмы «Уильям Крамп и сыновья», так что, торопиться пока резона не было. А вот увидеть своими глазами корабли, с которыми, может статься, скоро придется встретиться в бою, свести знакомство с офицерами британского флота, подлинными «законодателями мод» в военно-морской науке, осмотреть верфи и заводы, где куется мощь владычицы морей - когда еще выпадет такой случай?

Лязгнула железная дверь и на пороге возник командир. Сережа, было, вскочил, чтобы вытянуться перед начальством в струнку, но вовремя спохватился - в кают-компании традиционно обходились без чинов.

Повалишин уловил Сережину растерянность и усмехнулся - едва заметно, уголком рта.

- Вы, Сергей Ильич, когда в последний раз сходили на берег? - небрежно поинтересовался он у мичмана. - Кажется, позавчера, или третьего дня?

Сережа в замешательстве уставился на командира и начал загибать пальцы, что-то беззвучно шепча одними губами. Повалишин только покачал головой.

- Да, дюша мой, так вы скоро о комингсы начнете спотыкаться. Так нельзя, мы же с вами не в океанском походе; безвылазно под броней сидя, вконец одичаете!

- Очень много работы в котельном отделении. - принялся оправдываться мичман. - Арсений Петрович торопит, хочет поскорее закончить замену прогоревших трубок во втором котле...

- Да, я уже говорил с ним. Вы славно поработали, Сергей Ильич, теперь в котельном и без вас управятся к сроку. А вы, пожалуй, составьте мне компанию в Петербург? У меня, видите ли, в столице неотложные дела, а тут, как назло, надо забрать в Морском техническом комитете новые таблицы для стрельбы. Дело это небыстрое, боюсь, вовремя не управлюсь. А таблицы нужны, кровь из носу - на двенадцатое намечены показательные стрельбы, сам Великий князь будет! Хорошо бы заранее поупражняться в стрельбе с установками по этим таблицам. Вы уж не откажите, Сергей Ильич, возьмите на себя хлопоты в комитете. Заодно и развеетесь - прогуляетесь по Невскому, в театр сходите, с барышнями полюбезничаете...

Сережа слегка покраснел. Как признаться, что он до сих пор испытывает необъяснимую робость перед представительницами прекрасного пола? Впрочем, предложение командира пришлось как нельзя более кстати - мичман только теперь осознал, до какой степени он вымотался. Захотелось ощутить под ногами тротуары Невского проспекта, вымощенные шестиугольными дубовыми плашками, попить кофе во французской булочной на углу Литейного, куда он захаживал еще в бытность гардемарином. Тесное помещение кают-компании наполнилось пряным ароматом кофе с корицей, кориандром и мускатным орехом, которое подают в крошечных, китайского полупрозрачного фарфора, чашечках. Сережа невольно сглотнул, отгоняя восхитительное видение прочь.

- Спасибо, Иван Федорович, с удовольствием, как прикажете!

- Вот и хорошо, дюша мой. «Ижора», отвалит часа через полтора; вы прока собирайтесь, а я пришлю за вами вестового. Да, и не забудьте зайти к судовому ревизору, возьмите сколько-нибудь из причитающегося вам жалования. Слишком много брать не советую, вам, мичманам, лишь бы погусарствовать! Оглянуться не успеете, как спустите все до полушки.

VII.«Чижик-пыжик» и другие

Против ожидания, таблицы удалось получить без особых проволочек. Упрятав тощие, в картонных переплетах папки в портфель, мичман Казанков покинул здание Адмиралтейства и направился в сторону Невского. На часах - пять пополудни, в Кронштадте его ждут только завтра, к первой ночной вахте[7] - так почему бы не последовать совету начальства? Право же, он честно заслужил отдых, копаясь в закопченных кишках водогрейного котла системы Мортона.

К тому же Сережа успел порядком проголодаться - Повалишин сдернул его в Петербург, не дав толком пообедать. На «Ижоре», колесном пароходике, раз в сутки бегающим из столицы в Кронштадт и обратно, буфета не оказалось. Не беда - время есть, можно где-нибудь посидеть, насладиться хорошим обедом, подумать, где с толком провести вечер. Надо только пристроить где-нибудь портфель с треклятыми таблицами, чтобы не таскаться с ним по всему Петербургу.

Сережа свернул на набережную Мойки, миновал зеркальные двери ресторана «Данон» возле Полицейского моста. Не зашел он и в кофейню «У Жоржа» на углу набережных Фонтанки и Крюкова канала. Кофе - это замечательно, но меренгами и бисквитами сыт не будешь. Так, в раздумьях, Сережа и дошагал до «Латинского квартала», расположенного в Ротах Измайловского полка. Здесь была вотчина студентов - Императорского Университета, Технологического института, Путейского, Института Гражданских инженеров и Бог весть еще каких.



Поделиться книгой:

На главную
Назад