Ведьма с серебряной меткой. Книга 1

Оливия Штерн

Ведьма с серебряной меткой

Книга 1

Глава 1

Узник замка Энц

Его привезли на закате, когда чернильные тени стекали вниз, к подножию замка Энц, а багровое солнце тонуло в море. Тетка Джема как раз начала готовить ужин и погнала Дани за водой. Единственным источником пресной воды был колодец посреди замкового двора, и вот оттуда-то Дани и наблюдала за тем, как нового узника почти волоком тащили два дюжих инквизитора, и еще один чеканил шаг следом. В сером свете сумерек взгляд выхватил слипшиеся от крови темно-русые волосы, аккуратную щегольскую бородку, что само по себе казалось неуместным, как будто узник только что вышел от цирюльника. Она не успела разглядеть его лица, да и не важно это было… наверное, не важно. Через несколько минут процессия скрылась из виду, Дани вздохнула, заправила под платок выбившиеся пряди, и подхватила тяжелое ведро.

Раз-два-три-четыре… восемь. Десять.

Десять ступеней, скользких от оседающего осеннего тумана, истертых сотнями и сотнями башмаков. Десять ступеней, чтобы дотащить тяжеленное ведро до кухни. Поворот налево, еще пятнадцать шагов. Толкнуть дверь, вдохнуть запах дыма, пригоревшего жира и мясного бульона. Дани всегда считала шаги. Ведро было большим и тяжелым, а она — тщедушной и слабой. Никчемной, как говорила Джема. Кто б тебя еще подобрал, помойную крысу. Скажи спасибо, что в такое замечательное место тебя взяли.

Дани всегда молчала в ответ и опускала взгляд.

Ну да, прекрасное место. Замок на островке, тюрьма для магов с темным даром. Или для тех, кто оказался неугоден Его Величеству, но кого решили не казнить прилюдно, а спровадить на тот свет без лишней суеты. Все необходимое привозят раз в месяц на лодке. Бежать некуда. И ни одного механоида в округе, на которых темный дар мог бы повлиять, выдернуть из-под власти подчиняющей магии.

…Джема готовила ужин. В тот момент, когда Дани распахнула дверь и заволокла внутрь ведро, Джема крошила капусту, энергично постукивая ножом по толстой доске и смешно вытягивая при этом жилистую шею. Она до жути была похожа на гусыню, такая же нескладная, носатая и злая. Несвежий чепец покрывал седеющую жидкую шевелюру. Рукава серого платья были закатаны по локоть, открывая взгляду худые, перевитые толстыми венами и очень сильные руки — синяки после щипков тетки сходили очень долго.

Дядька Фольм, смотритель замка, сидел тут же, за столом, и ел простоквашу, черпая ее ложкой из треснувшей миски. Он был гораздо толще Джемы, а оттого несколько добрее, но эта его доброта казалась Дани наигранной и лживой. Фольм улыбался, а сам так и норовил то по берду погладить, то к стене прижать, как будто невзначай, и тогда приходилось уворачиваться от его слюнявого рта. Чего нос воротишь, маленькая дурочка? Не обижу, будешь как сыр в масле кататься. Ему и в голову не приходило, что Дани совсем не хотелось быть сыром, и уж совсем не хотелось кататься в масле предлагаемым образом.

— Явилась? — глубоко посаженные глазки Джемы впились в Дани, буравя, почти ощутимо царапая кожу, — небось, Эльвина ждала, потаскуха?

Дани промолчала и опустила глаза.

Эльвин был четвертым — и последним жителем замка Энц. Его приставили выполнять тяжелые работы по хозяйству, он был молод и силен, и время от времени помогал Дани выносить помои и таскать поленья для растопки. У Эльвина голубые глаза искрились весельем, а густая вьющаяся шевелюра цветом напоминала спелую пшеницу. Дани как-то заметила, что тетка Джема в присутствии Эльвина дышала чаще обычного и как будто случайно приспускала сорочку с плеча. Эльвин ничего странного в поведении Джемы не замечал, а вот на Дани тетка взъелась. Ей постоянно мерещилось, что та заигрывает с молодым и привлекательным мужчиной.

— Что молчишь? Отвечай! — Джема отложила нож и двинулась вперед, угрожающе наклонив голову и еще больше вытягивая шею.

— Я не ждала Эльвина, — пробормотала Дани и попятилась, — простите, ведро тяжелое.

— Никчемная потаскуха, — пробормотала Джема, — только и умеешь, что ноги раздвигать. Когда тебя уже Всеблагий приберет?

— Перестань, — подал голос Фольм, — не о том думаешь. Я ж тебе утром приказ показывал.

Взгляд Джемы отлепился от Дани и неохотно переполз на багровую физиономию благоверного. Пышные усы и брода Фольма были измазаны простоквашей, и Дани едва не хихикнула в кулак, но опомнилась и, воспользовавшись моментом, ускользнула в свой уголок. Присела на край деревянной кровати и стала дышать на замерзшие пальцы. Вода в колодце была студеной.

— А что я должна делать теперь? — сварливо отозвалась Джема, — это дело инквизиции, кого они сюда привозят. Привезли и привезли. Годик посидит в холоде, кровью начнет харкать, а там и Всеблагий приберет…

— Ты не понимаешь, — в голосе Фольма появилось раздражение, — это же принц. Кровный наследник. Случись что с Маттиасом, или с Шедаром, приедут за этим. Кровь не водица.

— Так а я при чем?

— Тьфу, дура! — посуда жалобно звякнула. Это Фольм в сердцах жахнул кулаком по столу. — Жратву ему надо теперь самую лучшую подавать, не просекла еще? А ну как станет следующим королем, после Маттиаса? В петлю захотела?

— Не станет, — буркнула тетка Джема.

— А нам не знать воли Всеблагого, — прошипел Фольм, — так что… мяса больше ему клади. Его, конечно, сюда инквизиция приволокла, значит, делов он наворотил ого-го. Но все-таки это брат нынешнего наследника. Беречь его надо. Топить хорошенько, чтоб не простудился… ну, ежели не будет прямого приказа в подземелье держать.

Дани показалось, что тетка Джема вздохнула. Потом снова раздалось мерное постукивание ножом о доску.

— Я ему жратву носить не буду, — заявила Джема, — он со злонесущим даром. Еще навредит мне.

— Чем это он тебе навредит? — Фольм хмыкнул, — ты ж не механоид.

— Все равно не буду. Пусть вон, эта… носит.

— Да и пусть носит, — согласился Фольм, — а ежели потом в подоле принесет?

— Ты совсем дурак? Кто на нее посмотрит? Она ж как доска…

Молчание.

— Если и принесет, пусть рожает. Утопим ублюдка, да и все.

Дани внезапно ощутила резкий приступ тошноты.

Пальцы сами собой сжались в кулаки, и она едва удержалась, чтобы не соскочить со своего места, не ринуться в кухню и не вцепиться ногтями в бледное лицо тетки. Тва-арь… какая же тварь…

Дани спешно заморгала, чтобы не расплакаться. Плакать можно было только глубокой ночью, когда никто не слышит… Вот тогда — вцепиться зубами в набитый соломой тюфяк, и заходиться в немом вопле, в беззвучном проклятии Всеблагому, за то, что попустил смерть родителей. А сейчас стиснуть зубы, и молчать, делать вид, что ее здесь нет, стать бледной тенью самой себя…

Скрипнула дверь.

— Фольм Эрве? — низкий мужской голос. Не старый, но и не молодой. Как будто очень усталый.

Загрохотал упавший стул.

— Мастер…

— Я зашел вернуть вам ключи, — сказал неизвестный, — а заодно оставить распоряжения насчет заключенного. Поскольку он здесь до конца своих дней, думаю, нет необходимости постоянно держать его в подземелье. Через пару недель можете перевести его в одну из башен.

— Да, мастер!

— Надеюсь, вы осознаете всю степень ответственности.

— Да, мастер!

И столько в голосе Фольма было подобострастия вперемешку с почти животным ужасом, что Дани не выдержала, неслышно поднялась и осторожно выглянула из своего закутка.

Перед обеденным столом стоял инквизитор. Из своего укрытия Дани могла видеть лишь его спину, затянутую в мундир из добротного черного сукна, и такие же черные волосы, вьющиеся, ниспадающие на плечи.

— Я хочу, чтобы его хорошо кормили, — тем временем процедил инквизитор, — он должен прожить здесь долго… так долго, как сможет. У Его Величества не должно возникнуть вопросов, понятно?

— Да, мастер, — выдохнул дядька Фольм, — не извольте беспокоиться, все будет сделано в лучшем виде.

— Хорошо, — мужчина кивнул.

В этот миг взгляд Дани непроизвольно скользнул вниз. Воздух застрял в горле, захотелось превратиться в тоненькую струйку дыма и выскользнуть прочь. Левая рука инквизитора… ее не было, руки. Из узкого рукава мундира выглядывала механическая кисть, матово блестящая.

Наверное, он почувствовал ее взгляд и резко обернулся. Дани остолбенела. Лицо у него… тоже было совершенно черным и глянцевым. Только неправдоподобно светлые глаза обожгли злым и каким-то загнанным взглядом, так, словно Дани была в чем-то виновата.

Все внутри мгновенно заледенело и резко ухнуло в стылую пропасть.

Крик замер на губах, и Дани, хватая ртом воздух, все смотрела, смотрела и смотрела… В это страшное не-лицо.

Из столбняка ее вывел окрик тетки.

— Дани! Тьфу, дура, вы уж простите ее, мастер. Живет с нами, кормим-поим, да толку нет, и не будет. Дани, кланяйся мастеру, кланяйся!

Кухня качнулась в сторону, и Дани вцепилась леденеющими пальцами в стену.

— Нет, ну вы только посмотрите на нее, — Джема картинно всплеснула руками, — вы уж простите великодушно дурочку, мастер… выгнала бы, да жалко.

«Это маска, — вдруг поняла Дани, и сразу стало легче, — всего лишь маска из черной кожи».

Она спешно опустила взгляд и кое-как сделала книксен.

Кажется, чудовище с механической рукой хмыкнуло.

— Будьте осмотрительны, господин Эрве, — произнес он неторопливо, — мне очень бы не хотелось, чтобы этот маг отсюда сбежал. Вы отвечаете за него головой, понятно?

— У нас даже лодки своей нет, — выпалил Фольм, — а по периметру замка поставлены охранные печати. Сбежать невозможно.

— Я знаю про печати, коль скоро я их и ставил, — голос инквизитора потеплел, — но это не решает все вопросы, Фольм. Если кто-то снимет с него ошейник, то никакие печати не помогут. Будьте осмотрительны. Еще раз подчеркну, отвечаете головой. Это же касается и вас, госпожа Эрве.

Он вышел, аккуратно прикрыв дверь. Дани показалось, что камень с сердца свалился, она судорожно втянула воздух и тут же ойкнула. Щипалась тетка Джема на славу.

— Ну ты и дура, — прошипела она, — и когда тебя Всеблагий приберет-то? Так нас опозорить перед мастером!

— А кто это… был?

— Верховный инквизитор, мастер Аламар Нирс, — пропыхтел Фольм, — все, хорош трепаться. Ты, Джема, заканчивай с ужином, а ты, Дани, умойся, и патлы свои спрячь, нечего ими трясти. Чепец одень, в конце концов. Понесешь ужин нашему… хм… гостю. И чтоб не смела ему глазки строить, поняла? Он принц, а ты — крыса помойная. Усвоила?

— Да, господин Фольм, — еще один книксен, — я могу идти?

— Катись, — цыкнула Джема, — да помойся, чтобы не воняло. Все ж таки к принцу пойдешь.

* * *

Когда-то замок Энц не был тюрьмой. Когда-то здесь жили счастливые люди. Они устраивали приемы, ездили в столицу по тонкой перемычке суши, что соединяла Энц и большой Столичный остров. Потом море поднялось, воды как будто стало больше, и замок оказался отрезанным от всего мира. Некоторое время хозяева еще жили в своем родовом гнезде, а потом сгинули. Куда — никто не знал. Возможно, они просто умерли здесь от старости и были похоронены верными слугами на крошечном кладбище у часовни. Слуги собрались и уехали, и несколько десятилетий замок Энц ветшал, обдуваемый морскими ветрами, утопая в туманах, а летом замирая под раскаленным солнцем. А потом он стал местом, куда король ссылал особенных преступников. Узники не задерживались надолго в Энц: холод, сырость, туманы делали свое дело, и маленькое кладбище у часовни быстро росло.

Все это Эльвин рассказал Дани в один из вечеров, когда с моря накатывает туман, пахнет солью и немного сладостью. Можно просто бродить по кромке воды, смотреть, как темные волны лижут гальку, грызть орешки — у Эльвина нашлась целая пригоршня, и он поделился. Эльвин нравился Дани, хотя бы потому, что никогда не пытался залезть под юбку. Они просто бродили по берегу и болтали. Потом Эльвин ссыпал ей в карман передника остатки орехов, усмехнулся.

— Как ты сюда попала, малышка? У тебя такое милое личико, как будто сошла с портрета в каком-нибудь дворце. Где твои родители?

Дани зябко поежилась. Посмотрела в веселые глаза Эльвина.

— Я едва их помню. Кажется, что-то с ними случилось. В общем, внезапно прибрал их Всеблагий. Меня воспитывала тетка, а потом и она… Еще некоторое время я жила на улице, а потом меня поймали и продали господину Фольму. Он как раз искал прислугу, которая бы не была ведьмой и могла бы выполнять любую работу.

Эльвин хмыкнул, и взгляд сделался серьезным.

— А ты точно не ведьма, а? Откуда такая уверенность?

— Конечно, не ведьма. Была бы ведьмой, устроилась бы куда лучше. Механоидами бы управляла. Или стала целительницей. Я одну такую видела, разодета она была в меха и парчу… И золота столько, что в кошелек не помещается, небось.

Помолчала, раздумывая, не слишком ли жалко выглядит ее безобидная ложь, и спросила:

— А ты, ты-то как сюда попал? Ведь мог бы и получше работу найти. А то бы… и на богатой девице женился. Могу поспорить, что у тебя от них отбою не было.

Эльвин присвистнул.

Потом поднял плоский камешек и ловко пустил его прыгать по темной воде.

— Как раз папаша одной такой девицы меня и разыскивает, — сказал, не глядя в глаза, — видишь, как оно вышло… только здесь и спрятался, да и то не знаю, надолго ли.

И, наверное, чтобы сменить тему разговора, спросил:

— Хочешь, покажу тебе кое-что? Не бойся, здесь недалеко.

— Джема… — поморщилась Дани.

— Эрве туда не ходят, не найдут, — категорично заявил Эльвин, — ну так что, идем, малышка?

— Я не малышка.

— Хорошо, куколка. Дани. Имя какое-то… странное.

— Данивьен.

— Ну во-от. И зовут тебя как благородную барышню. Надо будет узнать все же, кто твои родители. Идем?

— Идем.

И они поспешили в то самое чудесное место, о котором говорил Эльвин, так быстро, как будто каждый из них хотел поскорее скрыться от собственной лжи.

Идти пришлось долго, остров затопило туманом, волокнистым, пропахшим солью и водорослями. Чтобы не потеряться, Дани ухватила за руку Эльвина, его пальцы были сухими и приятно-шершавыми. Эльвин тащил ее сквозь туман, она оскальзывалась на влажных камнях, и они долго шли вдоль замковой стены, туда, где она уже начала осыпаться.

— Дальше придется лезть, — сказал Эльвин, — осилишь?

Она кивнула, подоткнула за пояс длинный подол.

— А куда мы? Далеко еще? — в груди неприятно кольнуло тревогой. Что там у Эльвина на уме? Она и знает-то его от силы пару месяцев, время от времени сталкиваясь во дворе.

— Уже близко, — он протянул руку, — давай же, не пожалеешь.

И потянул за собой, наверх по осыпавшейся кладке, к черной трещине, что змеилась по южной башне.

— Мы прямо туда, что ли? — Дани почти сердилась.

За каким Темным он тащит ее в развалившуюся башню?

— Да ладно тебе, — рассмеялся Эльвин, — потом спасибо скажешь!