Крик

– А кто главный злодей? Профессор Грунд, ваш директор?

– Нет, он, по сути, тоже ни при чем. Выполнял то, что ему приказывали, так же как и я.

– Объясните наконец.

Сандвик испустил долгий вздох.

– В семьдесят девятом году я закончил медицинское училище, и нужно было выплатить кредит на учебу… Мне повезло – удалось получить работу в психиатрической больнице «Гёустад», я и не мечтал попасть в такое престижное место… Но зарплаты на приличную жизнь все равно не хватало. – Санитар с трудом сглотнул и сокрушенно покачал головой, словно проклинал себя за решения, принятые в молодости. – В декабре того же года со мной связался какой-то человек. Он предложил мне за ежемесячную плату наличными присматривать за одним пациентом, который должен вскоре поступить на содержание в «Гёустад». Я согласился, хотя сейчас понимаю, какая это была глупость с моей стороны… Согласился, потому что не увидел в том предложении ничего рискованного или незаконного. Меня всего лишь попросили лично ухаживать за больным с амнезией и следить за тем, чтобы он получал регулярный курс лечения препаратом ЛС-34 и проходил тесты на каком-то странном аппарате. Я должен был каждый месяц составлять отчет о его состоянии, описывать рисунки, которые увижу у него в палате, и звуки, которые он будет издавать. Пациента привезли в сочельник. Мне велели не задавать лишних вопросов, не пытаться понять, что с ним происходит, и никому о нем не рассказывать. Еще меня заверили, что директор в курсе и не будет чинить препятствий.

– Что вы знаете о человеке, который сделал вам это предложение? – поинтересовалась Сара, смерив санитара задумчивым взглядом.

– Ничего. Я даже лица его не видел.

– Как же вы общались?

– Сначала по почте, до востребования, а в последние годы – по мобильной связи. Он давал мне номер, на который я должен был звонить раз в месяц и отчитываться.

– Диктуйте номер, Леонард, я записываю.

Санитар замялся.

– Могу продиктовать, но этот номер уже недействителен. В конце каждого разговора я получал от него новый. А в прошлый раз я сказал ему о смерти пациента Четыре-Восемь-Восемь, и на этом все закончилось.

– Давайте тот номер, который у вас есть.

Леонард Сандвик покорно полез в задний карман брюк и протянул Саре скомканную бумажку.

– Прошу вас, не звоните по нему, тот человек поймет, что номер вы получили от меня, и… – Санитар перешел на шепот: – Я боюсь за свою семью.

Сара, взяв бумажку, молча вышла из камеры и заперла дверь. Она сразу направилась в кабинет, где за компьютером сидел эксперт по телекоммуникациям – худой парень с покрасневшими глазами. По монитору перед ним ползли колонки цифр, время от времени он быстро барабанил по клавиатуре. Сара протянула парню бумажку и попросила отследить номер, по возможности осторожно; тот пообещал управиться побыстрее.

Вернувшись к Сандвику, Сара привалилась спиной к дверной створке и скрестила руки на груди:

– Пока специалисты вычисляют владельца номера, расскажите мне, как ваш собеседник отреагировал на известие о смерти пациента Четыре-Восемь-Восемь.

Леонард молчал, покусывая ноготь на большом пальце.

– Господин Сандвик, ответить на мои вопросы – это единственное, что вы сейчас можете сделать, и единственное, что может вам помочь. Что сказал ваш собеседник, услышав о смерти старика?

– Сначала в трубке была тишина. Потом он заявил, что моя миссия окончена и, соответственно, денежные переводы прекратятся.

– Откуда у старика шрамы на лбу?

– Меня это тоже интересовало. Поначалу я думал, что он преступник… но цифры на лбу – это странно даже для бывшего заключенного…

– Послушайте, если вы хотите, чтобы я сообщила в суде о вашем сотрудничестве со следствием, того, что вы рассказали, будет недостаточно.

Сандвик уставился в пол, нервно выкручивая пальцы. Сара дала ему время подумать, сделав вид, будто читает эсэмэски в телефоне.

– Э-э… возможно, я могу еще кое-что добавить, – произнес наконец санитар тихим голосом.

– Слушаю вас внимательно.

– Вчера, обнаружив, что пациент мертв, я, конечно, сразу понял, что денег мне теперь не видать, и… испугался, представив себе, как скажу жене, что нам придется продать дом…

– Ну и?..

– И решил немного подзаработать… возместить потери. Когда мне тут разрешили позвонить жене, я ей велел немедленно продать ЛС-34 на черном рынке. Знал, что вы все равно докопаетесь до моей связи с этим делом, и подумал, что надо избавить семью хотя бы от финансовых проблем. В общем, я сказал жене зарегистрироваться на интернет-форуме, известном среди медицинских работников. Там можно… э-э… Короче, ЛС-34 должен вызвать интерес у торговцев наркотиками.

– Вы правильно сделали, что рассказали мне об этом, господин Сандвик. Но возможно, вы знаете что-то еще? Например, о рисунках, которыми покрыты стены в палате пациента Четыре-Восемь-Восемь? Они имеют какое-то отношение к людям или событиям, из-за которых он оказался в «Гёустаде»?

– Не знаю… Но сейчас вспомнил кое-что другое. Однажды я плохо себя чувствовал и забыл сделать ему инъекцию ЛС-34. А когда на следующий день зашел в палату, он уставился на меня так, будто увидел в первый раз. И взгляд у него был ясный, осмысленный, против обыкновения. Он сразу спросил по-английски, где находится и сколько времени здесь провел. Я ответил, что он в психиатрической больнице, а попал сюда после того, как его подобрали на улице Осло в полном беспамятстве. Он посмотрел на меня задумчиво, отвернулся и сел на кровать, так ничего и не сказав. Я поинтересовался, помнит ли он что-нибудь… о своем прошлом, о родственниках. Но он промолчал.

– Больше вы ни о чем не говорили?

– Ну, меня все-таки разбирало любопытство. Так что, пока колол ему очередную дозу ЛС-34, я спросил, почему он каждый день так кричит. Это и правда было очень странно – он издавал какие-то нечеловеческие звуки. Я хоть и привык к ним, все равно всякий раз делалось не по себе…

Сара изобразила на лице вежливое участие, побуждая санитара к дальнейшим откровениям. Тот, помолчав еще немного, продолжил едва слышно:

– И тут он повернулся ко мне и сказал, что кричит потому, что пытается вспомнить. Я спросил – о чем? А он… Никогда не забуду, какой у него был взгляд, когда он сказал: «Вам лучше не знать». – Леонард Сандвик тряхнул головой, будто хотел отогнать неприятные мысли. – Знаете, я ни разу в жизни не видел, чтобы в глазах человека так четко отражался страх. Мне этот его взгляд и сейчас в кошмарах снится. Не знаю, что он там видел, но ни за что на свете я не согласился бы оказаться в его шкуре. Ни за что на свете…

Голос Сандвика растворился в тишине. Даже Сара была взволнована услышанным.

В этот момент у нее зазвонил мобильник. Опасения оправдались: эксперт по телекоммуникациям сообщил, что номер, полученный от Сандвика, одноразовый и срок его действия истек. Отследить местоположение телефона, на который звонили, невозможно, потому что сим-карта, судя по всему, уничтожена. Сара невозмутимо поблагодарила парня и сунула мобильник в карман. Оставалось выяснить еще кое-что, и она, не в силах устоять на месте, прошлась по камере.

– Господин Сандвик, ваш коллега Элиас Лунде сказал мне, что в последнее время пациент Четыре-Восемь-Восемь все чаще впадал в буйство. Вы не знаете почему? Может, что-то изменилось в его курсе лечения? Вы увеличили дозу ЛС-34?

Леонард Сандвик, сидя на койке, уперся локтями в колени и уронил голову в ладони.

– Если б я знал, что все закончится именно так, ни за что бы этого не сделал… Да, я увеличил дозу ЛС-34, потому что мне приказали.

– Ваш таинственный собеседник, я полагаю?

– Да.

– А зачем?

Санитар умоляюще посмотрел на Сару снизу вверх:

– Вы обещаете защитить моих жену и дочь?

– Отвечайте на вопрос.

– Нет, сначала поклянитесь, что защитите их!

– Их возьмут под охрану как свидетелей по делу, если возникнет необходимость.

– Дайте слово!

– Хорошо, даю вам слово, – уступила Сара. – А теперь скажите мне, зачем понадобилось увеличивать дозу ЛС-34.

– Я думаю, это его и убило… Они зашли слишком далеко…

– Господин Сандвик! – нетерпеливо окликнула Сара замолчавшего санитара.

– Все началось с того посетителя.

У нее по венам прокатилась волна адреналина.

– С посетителя? Кто это был?

– Я соврал вам о том, что пациента Четыре-Восемь-Восемь никто не навещал. Чуть больше года назад в «Гёустад» пришел один человек и попросил о встрече с ним. Мужчина лет тридцати пяти. Сказал, что работает в лаборатории, которая поставляет в «Гёустад» ЛС-34, и что он хочет обследовать пациента, получающего инъекции этого препарата, – мол, им нужны данные для исследований в области психотропных веществ.

– Что за лаборатория?

– Французская. Довольно известная фармацевтическая фирма. Но я ему не разрешил увидеться с Четыре-Восемь-Восемь – сослался на внутренний распорядок и правила безопасности. Тогда он забросал меня вопросами, очень точными и конкретными, о поведении пациента. Я отвечал уклончиво. Его это раздосадовало, он пытался настаивать, но я не уступил, и ему пришлось убраться восвояси. Я немедленно позвонил своему… работодателю. Тот спросил, как звали гостя, велел немедленно убрать его имя из журнала регистрации и никому о нем не рассказывать.

– Как его звали? – Теперь в голосе Сары уже не было притворного сочувствия – она говорила жестким, официальным тоном. – Господин Сандвик, назовите мне имя посетителя.

На протяжении всего разговора пожилой санитар нервно стискивал и мял руки, так что кисти покраснели. Теперь у него задергалась нога. Тишина, воцарившаяся в камере, давила на нервы все сильнее, Сара не сводила тяжелого, немигающего взгляда с его лица.

– Кончена моя жизнь, – пробормотал он уныло. – Все кончено…

– Назовите мне имя, и я обеспечу охрану вашей семье. Леонард Сандвик со вздохом опустил голову еще ниже.

– Он представился как Адам Кларенс, француз из фармацевтической компании «Жантикс».

Глава 11

Старик проснулся, внезапно открыв глаза. Лицо было липким от пота, сердце бешено колотилось о ребра, всполошенное ночным кошмаром.

Он медленно выровнял дыхание и повернул голову к окну. Солнце искрилось в листве огромной липы, ветерок мерно покачивал ветви, протянутые к оконному стеклу, и что-то шептал убаюкивающе; ему вторил стрекот цикад.

– Все хорошо. Сегодня понедельник, пятнадцатое февраля. Вы дома, Лазарь, и я о вас позабочусь.

Молодая блондинка ласково улыбалась старику, держа его за руку. Старик поблагодарил ее, прикрыв и подняв веки – на большее сейчас был неспособен. Уже два года он не вставал с постели, не мог долго обходиться без аппарата искусственного дыхания, а питание получал внутривенно. Взгляд, замутненный сном, обежал комнату, скользнул по потолку с лепниной и задержался на одной из картин, украшавших стены. На самой любимой. Почти идеальная копия портрета Пушкина кисти Петра Кончаловского. Поэт держит в руке перо, задумчиво покусывая кончик, словно вот-вот на бумагу вместе с легким дыханием творца повеют стихи.

– Вам нравится эта картина, да? – спросила белокурая медсестра, надевая ему на руку какую-то медицинскую штуковину – браслет на липучке. – Напоминает о родной стране?

«Если б ты знала, милочка, сколько крови было пролито, чтобы добыть оригинал, – подумал Лазарь. – Если б ты знала, за кем сейчас ухаживаешь, сбежала бы отсюда со всех ног, бедняжка. Хотя, может, и нет. Может, ты такая же, как те бабы, которых я немало повидал на своем веку, – они готовы притворяться слепыми и глухими, лишь бы им было тепло и не дуло».

– Шесть целых три десятых. Лучше, чем вчера! Ну просто очень хорошо! – радостно сообщила блондинка.

– Ничего хорошего. Но вы не дадите мне умереть до тех пор, пока я не найду ублюдков, которые со мной это сделали. Вам ясно?

Сорванный, скрипучий голос потонул в приступе кашля, и медсестра тотчас заботливо склонилась к больному:

– Тише, тише, вы так себе только навредите.

– Да вы хоть понимаете, во что они меня превратили?! – просипел Лазарь.

Возле кровати, на тумбочке, заваленной лекарствами, стояла черно-белая фотография в рамке: молодой человек в ладном костюме, очень красивый, статный, с чеканным лицом и пронзительным взглядом. Глядя на него, медсестра каждый раз думала, что в ту пору, когда был сделан этот снимок, Лазарь показался бы ей не просто привлекательным, а прямо-таки неотразимым.

Теперь же от него остался скелет, обтянутый бледной желтоватой кожей, и виной тому была не только старость. Глубокие морщины словно свидетельствовали о том, что это лицо долгое время кривилось от боли. Скрюченные пальцы, будто начавшие сжиматься в кулаки и застывшие в таком положении, хранили память о мучениях, от которых когда-то его не могли избавить ни крики, ни мольбы. А глаза, подернутые белесой дымкой, казалось, принадлежали человеку, мечтающему ослепнуть, чтобы даже мысленным взором не видеть собственных страданий.

Но в самой глубине мутных светло-голубых, почти белых глаз ярко горел огонек ненависти – единственного топлива, которое поддерживало в нем жизнь.

– У них поначалу было много подопытных… – заговорил Лазарь сдавленным голосом, схватив медсестру за руку. – Они искали тех, кто это выдержит, а когда находили, ставили на лоб клеймо, как скотине. Им нужны были люди, которые смогут сопротивляться их машине, вытерпят эксперимент до конца… Вот я таким и оказался. Не потому, что хотел, просто у меня была хорошая подготовка… специальные навыки…

В общем, как дурак, попал в круг избранных. Очень узкий круг. Я был вторым и, видимо, последним… – Он привычным, механическим жестом поднес руку ко лбу и принялся остервенело чесать его скрюченными пальцами. – Мы не узнали, почему с нами это делали! А теперь я сдохну, так и не вырвав у них правду!

– Перестаньте, сейчас опять до крови расчешете. – Медсестра ласково отвела руку старика, погладила его лоб ладонью, смахнув слипшиеся от пота волосы, и смазала кремом толстые покрасневшие рубцы, которые складывались в число «488». – Ну вот, так лучше. А теперь вам надо подкрепи… – Она осеклась, потому что в этот момент раздался звонок в холле на первом этаже. – Вы кого-нибудь ждете?

Лазарь, не менее удивленный, взглянул на монитор видеонаблюдения, стоявший рядом с кроватью.

Медсестра, увидев, что больной сверхчеловеческим усилием пытается подняться, поняла, что происходит нечто важное.

– Помогите же мне! – просипел Лазарь.

Девушка поспешно обхватила его за плечи и приподняла, подсунув под спину большую подушку, чтобы он мог сидеть.

– Встретьте гостей и проводите сюда. Потом можете быть свободны.

– А кто это?

– Поживее, милочка!

Через минуту в комнату вошли двое мужчин – широкоплечие, с грубыми, будто вырубленными из дерева лицами. Первый, тот, что пониже, с черными волосами и короткой бородкой, жевал жвачку и тотчас принялся шарить цепким взглядом по комнате. Второй, мускулистый бритый верзила с выдающейся челюстью, обернулся вслед выходившей медсестре. Несмотря на такую разную внешность, у гостей было общее выражение глаз, в которых читались равнодушие и презрение к жизни.

– Ну? – уставился на них Лазарь. – Нашли что-нибудь? Бородатый, устало отдуваясь, закатал рукава рубашки.

– Жарковато у вас тут, на юге Франции, – пожаловался он со славянским акцентом.

– Да уж, не Москва, товарищ, – хмыкнул Лазарь.

Бородатый ответил едва заметной улыбкой и еще раз придирчиво оглядел комнату, словно оценивал стоимость обстановки. Лазарь молча ждал, внешне сохраняя невозмутимость, и это было тяжким испытанием для надорванного сердца.

– ЛС-34 толкнули в теневом Инете, – наконец проронил бородатый, перейдя на русский.

Лазарь вздрогнул. Наконец-то! Известие, которого он ждал столько лет больше всего на свете, только что прозвучало!

– Кто толкнул? Где?

– Один из наших спецов проследил продавца до Норвегии. Короче, жена санитара из психушки «Гёустад» решила срубить бабла на продаже препарата после смерти пациента, которому его кололи много лет.

– Стало быть, он мертв… Я последний, – взволнованно пробормотал Лазарь. – Откуда взялся этот ЛС-34?

– К счастью для нас, женушка оказалась в курсе делишек мужа.