Помоги проекту - поделись книгой:
Ларри Нивен
РАССКАЗЫ
Часть 2
Из цикла «Известный космос»
Самое холодное место
«Ну же, вперёд, искатель приключений, — сам-то хоть знаешь, зачем ты сюда притащился!» — так я преодолевал желание оставаться ближе к кораблю. Ведь неуклюже-громоздкая груда остывающего металла хранила в себе тепло Земли! Мне так будет не хватать, этого тепла здесь, в самом холодном месте Солнечной системы.
— Видишь что-нибудь? — поинтересовался у меня в наушниках голос Эрика.
— Разумеется, нет. Тут слишком жарко — из-за корабля. Помнишь, как они бросились врассыпную от зонда?
— Да. Хочешь, чтобы я тебя за руку держал или уговорами занимался? Ступай!
Я вздохнул и сделал несколько шагов, тяжёлый коллектор подпрыгивал у меня за плечами.
Во время приземления вокруг корабля образовался неглубокий кратер из почти мгновенно превратившегося в лёд газа, и теперь я карабкался по его скользкому склону. Шипы на ботинках не давали мне упасть. Наконец подъём закончился, и теперь вокруг вздымались утёсы — огромные массы замёрзшего газа с гладкими округлыми краями. Они отливали мягкой белизной там, где свет от моего нашлемного прожектора касался их. Всё остальное было пугающе-чёрным, как вечность. Яркие звёзды сияли над плавными очертаниями утёсов, но этот свет был недосягаем для чёрной поверхности. Я несколько раз оглядывался, не желая расставаться с привычным силуэтом корабля, но он становился всё меньше и темнее, пока не исчез из виду.
Предполагалось, что здесь есть жизнь, но и только. Два года назад зонд «Посланника-6» приземлился где-то поблизости отсюда, и на Землю были переданы кадры с изображением поверхности планеты. Какие-то чёрные загогулины извивались на снегу, на границе света и тени. Должен сказать, столь чёткое изображение получается крайне редко. Естественно, некоторые мудрецы предположили, что это были всего лишь… дефекты съёмки!
Мне лучше знать. Это была жизнь. Что-то огромное, ненавидящее свет.
— Эрик, ты здесь?
— А куда ж я денусь? — насмешливо ответил он.
— Послушай, — сказал я, — если я буду следить за каждым словом, которое произношу, то скоро замолчу навсегда.
Всё равно я был бестактен. Эрик попал в аварию, очень серьёзную. И теперь он никуда не сможет уйти, потому что он — это корабль, или корабль — это Эрик — выберите сами, что вам больше нравится.
— Ладно, проехали, — миролюбиво произнёс мой приятель. — Кстати, у тебя большая утечка тепла из скафандра?
— Очень маленькая. — И действительно, замёрзший воздух даже не таял под моими подошвами.
— Наверное, для них и этого более чем достаточно… или они, должно быть, боятся света твоего прожектора.
Эрик знал, что я ничего не вижу. Ему было проще, потому что он смотрел через объектив на моём шлеме.
— Ладно. Поднимусь выше, вот на эту гору, и отключу ненадолго свет.
Я повернул голову, чтобы Эрик смог увидеть упомянутый мною холм, и затем запрыгнул на него. Совсем несложное физическое упражнение — можно прыгнуть практически так же высоко, как на Луне, не боясь, что какой-нибудь острый камень повредит скафандр: вокруг был лишь слежавшийся снег.
Достигнув вершины холма, я выключил свет — и мир исчез. Моё воображение снова разыгралось, населяя окружавшую меня темноту чудовищами, которые протягивали ко мне жадные щупальца… Почему-то темнота и этот холод рождают самые отвратительные и страшные образы. Неужели нельзя представить себе более дружелюбных существ?
Я надавил кнопку на своём шлеме, и во рту оказался черенок трубки. Потрясающие теперь делают скафандры! Обновитель воздуха сдувал с моего подбородка выдохнутый воздух и дым. Я курил и ждал, дрожа от осознания холода, пока наконец не понял, что потею. Скафандр был, пожалуй, даже слишком хорошо изолирован.
Над горизонтом взошла наша секция с ионной тягой — блестящая звезда, которая катилась по небу слишком быстро и исчезла, войдя в тень планеты. Шло время; запас табака в трубке выгорел.
— Попробуй свет, — сказал Эрик.
Я включил прожектор — и вокруг мгновенно возникла волшебная зимняя страна. Медленно поворачиваясь кругом, я пристально вглядывался в сказочно-белый, оживший под лучом света пейзаж… и увидел!
Даже на таком близком расстоянии это походило на тень. А ещё — на плоскую, чудовищно большую амёбу… или на лужицу нефти. Оно текло вверх по склону, пытаясь сбежать от резкого света прожектора.
— Коллектор! — скомандовал Эрик.
Я поднял коллектор над головой и нацелил его, как телескоп, на убегающую загадку, чтобы Эрик мог найти её объективом. Коллектор прыгнул вверх и в сторону, плюнув огнём в оба конца. Теперь его контролировал Эрик.
Через секунду-другую я спросил:
— Мне возвращаться?
— Конечно же, нет! Оставайся там, где стоишь. Я же не могу принести коллектор на корабль. Тебе придётся подождать и забрать его с собой.
Лужица-тень скользнула через край холма. Пламя, вырывавшееся из дюз коллектора, преследовало её, взлетая всё выше. Коллектор, уменьшаясь в размерах, скрылся за гребнем. Через секунду я услышал бормотанье Эрика:
— …Готово!
Яркое пламя снова появилось, его скорость стремительно росла. Изгибаясь, оно направлялось ко мне, и когда коллектор опустился передо мной на две горизонтальные дюзы, я поднял его за «хвост» и понёс на корабль.
— Да ты не беспокойся, — по голосу приятеля чувствовалось, что он доволен. — Я только отделю ложечкой кусочек от его бока, если можно так выразиться.
Осторожно неся в руке коллектор, я поднялся по посадочной опоре к воздушному шлюзу. Эрик совсем недолго изображал дотошного привратника. Наконец-то можно стянуть с себя заиндевелый скафандр в благословенном искусственном свете бортового дня!
— Неси в лабораторию и не вздумай трогать его!
Всё-таки Эрик иногда сильно действует на нервы.
— У меня мозги есть, — прорычал я. — Пусть даже ты их и не видишь.
Наступила звенящая тишина, пока мы оба пытались придумать извинения. Эрика осенило первым.
— Прости.
— И ты меня.
Едва я оказался в лаборатории, как Эрик принялся руководить:
— Клади контейнер вот сюда. Нет, не закрывай. Поворачивай, пока вот эти линии не совпадут с линиями на коллекторе. Хорошо. Подвинь чуть-чуть. А теперь затвори дверь… Дальше я сам. Иди выпей кофе.
— Лучше проверю твоё оборудование.
— Идёт. Смажь мои протезы.
— «Протезы»? Здорово. Жаль, что не я сам это придумал.
Я нажал на кнопку «Кофе», чтобы он уже был готов к моему приходу, и открыл дверь в передней стенке кабины. Эрик очень похож на электрическую сеть, за исключением его мозга — серой массы в сосуде в верхней части отсека. Во всех направлениях от позвоночника, также помещённого в сложной формы сосуд из стекла и мягкой пластмассы, нервы Эрика протянулись повсюду и управляют кораблём. Что касается приборов, с помощью которых можно управлять моим приятелем, — правда, к этому делу он относится очень болезненно, — то они размещены по бокам сосуда. Насос ритмически качает кровь, семьдесят ударов в минуту…
— Как я выгляжу? — поинтересовался Эрик.
— Превосходно. Напрашиваешься на комплимент?
— Придурок! Я ещё жив?
— Приборы считают, что да. Но я лучше немного понижу температуру твоей жидкости. — С тех пор как мы приземлились, я держал температуру достаточно высокой. — Всё остальное в норме… кстати, пищи в резервуаре маловато.
— Ничего, до конца экспедиции я протяну.
— Эрик! Кофе готов.
Единственная вещь, которая меня всегда беспокоила, это его «потроха». Они слишком сложные, поэтому их очень просто повредить. А если он умрёт, участь приятеля придётся разделить и мне, потому что Эрик — это корабль. Если же в ящик сыграю я — Эрику грозит смерть из-за потери рассудка: он не сможет спать, если некому будет проверять его «протезы».
Я почти допил кофе, когда услышал:
— Эй!
— Что случилось? — Я был готов бежать в любом направлении.
— Это всего лишь гелий!
В голосе Эрика явно чувствовалось удивление и возмущение.
— Я его расшифровал, Хоуи. Это гелий-два. Вот каковы наши монстры. Чушь собачья!
Гелий-два — супержидкость, текущая в гору. Дважды чушь!
— Эрик, проверь на примеси.
— На что?
— На примеси. Моё тело — окись водорода плюс куча всяких примесей. Если имеются примеси достаточно сложного состава, то это организм.
— Разумеется, тут уйма других веществ, — ответил Эрик, — но я не могу их проанализировать достаточно точно. Ладно, придётся везти эту гадость на Землю, пока наши холодильники смогут хранить её замороженной.
— Стартуем сейчас?
Думаю, да. Можно воспользоваться другим образцом, но с таким же успехом ждать здесь, пока испортится этот.
— Ладно, тогда я пристёгиваюсь. Эрик!
— Что?
— Отправление через пятнадцать минут — ждём ионно-двигательную секцию. Можешь готовиться.
И всё же я не мог не поделиться своими мыслями с приятелем.
— Эрик, надеюсь, что он всё-таки не живой. По мне, гелий-два должен вести себя так, как полагается гелию-два — и не более того.
— Почему? Не хочешь стать знаменитым?
— Отчего бы нет? Но меня, скажу честно, пугает сама мысль о том, что здесь есть жизнь. Она слишком чужеродна, слишком холодна. Эта тень, амёба… словом, кто угодно — кочует, перебирается на ночную сторону перед появлением предрассветного полумесяца… Хотя ты прав, тут не может быть холоднее, чем где-либо между звёзд.
— К счастью, у меня недостаточно воображения, по сравнению с тобой.
Через пятнадцать минут мы стартовали. Под нами была кромешная темнота, и только Эрик, подключённый к радару, мог видеть, как ледяной купол становится всё меньше, пока от него не осталась только большая многослойная ледяная шапка, которая покрывала самое холодное место в Солнечной системе.
Штиль в аду
Я прямо-таки чувствовал жар, нависший снаружи. В кабине было светло, сухо и прохладно, едва ли не чересчур прохладно, как в современном кабинете в разгар лета. За двумя маленькими оконцами было так черно, как только может быть черно в Солнечной системе и достаточно жарко, чтобы потёк свинец, при давлении, равняющемся давлению в трёхстах футах под поверхностью океана.
— Вон там рыба, — сказал я, просто, чтобы как-то нарушить однообразие.
— И как же она приготовлена?
— Трудно сказать. Кажется, за ней оставался след из хлебных крошек. Не зажаренная ли? Представь себе только, Эрик! Жареная медуза.
Эрик звучно вздохнул.
— Это обязательно?
— Обязательно. Это единственный способ увидеть что-нибудь стоящее в этом… этом… Супе? Тумане? Кипящем кленовом сиропе?
— Опаляющем мёртвом штиле.
— Верно.
— Кто-то выдумал эту фразу, когда я был ещё ребёнком, сразу после известий от зонда «Маринер-II». Бесконечный опаляющий чёрный штиль, горячий, как печь для обжига, прикрытый достаточно толстой атмосферой, чтобы поверхности не могло достигнуть ни одно дуновение ветерка и ни самой малости света.
Я вздрогнул.
— Какая сейчас температура снаружи?
— Тебе лучше не знать. У тебя слишком богатое воображение, Почемучка.
— Ничего, я справлюсь, док.
Поделиться книгой: