Помоги проекту - поделись книгой:
Государь! Сокровище похитил тот, кто, подобно пище, должен был служить на пользу многим людям. Зачем спрашивать о воре, если я вернул тебе драгоценности?" — "Коли ты способен, любезный, назови мне вора". Но бодхисаттва, надеясь вразумить царя, привёл ещё один пример: "Государь! Давным-давно на склонах Гималаев росло огромное раскидистое дерево, и жило на нём много сотен птиц. Но вот две его ветви начали тереться одна о другую, разогрелись, задымились и стали сыпать искры. Увидел это вожак птичьей стаи и промолвил:
"Мы жили в ветках дерева, Теперь оно грозит огнём. Летите, птицы, кто куда, — Благое обернулось злым!"
Государь! Как дерево — прибежище для птиц, так царь — защита людям. Если уж он пойдёт на воровство, кто сможет ему противостоять? Ты меня понял, государь?" — "Подавай мне вора, любезный!" Бодхисаттва же в ответ рассказал новую притчу: "Государь! Однажды у нас в городе одного человека продуло. У него разболелись суставы, и он сказал:
"В последний месяц засухи Мы ветра ждём — он дождь несёт. Меня же он теперь продул — Благое обернулось злым!"
Словом, государь, беда пришла к нему с нежданной стороны. Понятно, государь?" — "Ты мне вора назови, любезный!" Но бодхисаттва не терял надежды вразумить царя и рассказал ещё историю: "Государь! Некогда в одной деревне в царстве Каши стоял дом, а позади него, за огородом, текла река, кишевшая голодными крокодилами. В том доме жила семья, и был в ней только один сын. Когда отец скончался, престарелая мать осталась на попеченье сына и против его воли привела ему жену. Та поначалу старалась угодить свекрови, но потом, обзаведясь сама детьми, надумала сжить старуху со свету. Стала она наговаривать на свекровь мужу всякую напраслину, чтобы поссорить его с матерью, а под конец сказала:
"Мне за твоей матерью ходить невмоготу, убей её!" –
"Убийство — дело непростое. Как нам это сделать?" –
"Когда она заснёт, возьмём её тихонько вместе с кроватью, отнесём к реке и бросим крокодилам — пусть сожрут". –
"А твоя мать, где спит?" –
"С нею рядом". –
"Сходи-ка подвяжи верёвку к кровати моей матери, а то как бы нам их в темноте не спутать". Жена сходила в дом, вернулась и говорит:
"Всё в порядке, привязала". –
"Подождём пока, пусть весь народ уснёт", — сказал ей муж и лёг, будто соснуть, а после незаметно встал и перевязал верёвку к кровати тёщи. Потом он разбудил жену; вдвоём они снесли кровать к реке и бросили старуху в воду. Крокодилы её тут же разорвали и сожрали.
Наутро жена увидела, что произошло, и сказала мужу:
"Господин, убили-то мы мою мать. Давай теперь твою прикончим". –
"Ладно", — сказал тот.
"Тогда сделаем вот как: на поле, где сжигают трупы, сложим погребальный костёр, а ночью отнесём её туда, да и подпалим — она и сгорит".
Когда старуха заснула, они унесли её на кровати и поставили на костёр. Там муж спросил жену:
"А где огонь? Ты его взяла?" –
"Нет, господин, позабыла". –
"Сходи-ка принеси!" –
"Нет, одна я не пойду, да и оставаться мне одной здесь тоже страшно. Пойдём вместе". Ушли они оба, а старуха проснулась от ночной прохлады, увидела, что лежит на костре, и догадалась:
"Так они же сжечь меня хотят, за огнём пошли! Ну ладно, я им покажу, что рано они меня похоронили!" Нашла она чужое мёртвое тело, взвалила его на кровать, прикрыла одеялом, а сама убежала и спряталась в пещере. Сын с женой вернулись и, ничего не заподозрив, сожгли труп.
Тем временем в пещеру, где пряталась старуха, явился вор, он хранил там краденое и как раз пришёл его забрать. Увидел он старуху и принял её за ведьму — подумал, что награбленное им добро пришла стеречь нечистая сила. Побежал он за заклинателем. Появился заклинатель; читая заговоры, он полез в пещеру, а старуха и говорит:
"Никакая я не ведьма. Иди сюда, мы с тобой это добро поделим пополам". –
"А чем ты докажешь, что ты не ведьма?" –
"Подойди ко мне, давай лизнём друг другу языки". Заклинатель поверил, высунул язык, а старуха его тут же откусила.
"Ведьма, ведьма!" — завопил заклинатель и убежал, отплёвываясь кровью. Старуха же наутро оделась в чистое, нацепила всяких украшений из тех, что вор хранил в пещере, и пошла домой. Невестка увидела её и изумилась:
"Матушка, ты где всё это раздобыла?" –
"Такие украшения, дочка, всем на том свете достаются, кого сжигают на нашем погребальном поле". –
"Я тоже таких хочу!" –
"Сожгут тебя, так и получишь". У невестки от алчности глаза загорелись; не сказавшись мужу, она тут же попросила себя сжечь. На следующий день муж, видит, что жена не появляется, и спрашивает у матери:
"Пора бы, матушка, жене моей и вернуться! Что же её не видать?" –
"Ах ты, злодей, ах, дурень! — ответила старуха. — Да разве с того света возвращаются?" И добавила:
"Весёлую, нарядную Невестку в дом я привела, Она ж готовила мне смерть — Благое обернулось злым!"
Государь! Как невестка — опора свекрови, так и царь — опора народа. Что поделать, если опасность исходит от него? Ты понял меня, государь?" — "Не желаю я понимать твои примеры, любезный! Подай мне вора!" Но бодхисаттва всё пытался уберечь царя от позора и рассказал ещё один случай: "Государь! Когда-то в нашем городе некоему человеку его молитвами дарован был долгожданный сын. Отец очень обрадовался наследнику, воспитал его и женил; а сам с течением времени состарился, одряхлел и работать больше не мог. Тут сын ему и сказал: "Раз ты теперь не работник, ступай вон", — и выгнал отца прочь из дому. И тот, с трудом и в крайней нужде добывая себе пропитание милостыней, однажды пожаловался:
"Как радовался сыну я, Как бережно его растил, И вот меня он выгнал вон — Благое обернулось злым!"
Государь! Как сын должен защищать и содержать своего старого отца, если только он в состоянии это сделать, так и царь должен защищать свою страну. А теперь опасность пришла как раз от царя — от того, от кого все ждут защиты. Теперь ты понял, государь, кто же вор?" –
"Не понимаю я, любезный, твоих намёков и скрытых смыслов. Либо говори прямо, кто вор, либо сам будешь вором". Видит юноша, что царь упрямится и знать ничего не желает, и спросил в последний раз:
"Итак, государь, ты по-настоящему хочешь, чтобы вор был пойман?" –
"Да, любезный". –
"Что же, мне так прямо его и назвать при всем народе? Вот, мол, кто вор?" –
"Именно так, любезный!"
"Ну что же, — подумал бодхисаттва. — Раз царь сам не даёт себя защитить, придётся вора назвать". И он во всеуслышание объявил:
"Внемлите, горожане, мне, Послушай, деревенский люд! Река у нас огнём горит, Благое обернулось злым. Царь и его придворный жрец — Вот похитители казны. Постойте за самих себя, Коль грабят вас защитники!"
Подданные выслушали эти слова и возмутились: "Царю надлежит всех защищать, а наш владыка своё преступление готов взвалить на невиновного! Сам украл у себя драгоценности, спрятал их в пруду и ещё требует, чтобы ему вора назвали! Покончим-ка мы с этим преступным царём, чтобы ему впредь воровать было неповадно!" Тут же повскакали все с мест, набросились на царя со жрецом и палками забили их до смерти, а на царство помазали бодхисаттву".
Закончив это наставление в дхарме, Учитель повторил: "Неудивительно, о мирянин, что можно прочесть следы на земле, ведь в прошлом умные люди различали следы даже в воздухе", а затем изъяснил арийские положения и отождествил перерождения: "Отцом был тогда Кашьяпа, а брахманом-следопытом — я сам". Отец и сын, вняв изъяснению, обрели плод прорезавшегося слуха.
Джатака о Бхаддасале
«Одетый в дорогое платье...» — это Учитель произнёс в роще Джеты по поводу своих действий на благо соплеменникам. Случилось это так. В Шравасти, в доме у Анатхапиндады, было что ни день готово угощение для пятисот монахов; столько же готовили и в доме у Вишакхи, и во дворце царя Кошальского. Монахам на царской кухне готовились превосходные кушанья, но доверенного, близкого человека при дворе у них не было, а потому угощение они брали, но есть уходили либо к Анатхапиндаде, либо к Вишакхе, либо в другие дома, где у них были знакомые.
Однажды царь приказал: — Отдайте монахам гостинцы, что принесли мне, — и послал со слугами в трапезную отменное угощение. Те, однако, воротились с вестью: — Государь, в трапезной ни души! Царь удивился и после завтрака пришёл к Учителю с вопросом: — Почтенный, что самое важное в трапезе? — Самое важное, государь, — это доверие к тому, в чьём доме ты её вкушаешь. Ведь если хозяин приятен гостю, тому и рисовый кисель покажется отменно вкусным. — А у монахов, почтенный, к кому возникает доверие? — Либо к своим же родичам, либо к выходцам из клана Шакьев.
«Возьму-ка я себе в главные супруги девушку из рода Шакьев! — подумал тут царь. — Тогда монахи увидят во мне словно своего родственника и станут мне доверять».
Вернувшись во дворец, он послал гонца к Шакьям в Капилавасту: «Я стремлюсь с вами породниться. Выберите для меня невесту из ваших девушек». Шакьи выслушали гонца и собрались на совет:
«Власть царя Кошальского распространяется и на наши земли. Не дадим ему невесту — наживём себе заклятого врага. А коли дадим, то поступимся чистотою нашего рода. Как же нам быть?» — Стоит ли беспокоиться? — сказал им Маханама. — У меня же есть дочь Васабхакхаттия от рабыни Нагамунды. Ей уже полных шестнадцать лет, ей суждено счастье, а по отцу она — кшатрийского рода. Давайте выдадим её за царя под видом настоящей кшатрийки! Шакьи согласились с ним, призвали послов и объявили своё решение: «Мы согласны дать царю невесту. Сегодня же можете её забирать».
Послы усомнились: «Шакьи — известные гордецы, они свой род ставят превыше всего. А вдруг они под видом девушки, равной себе, дадут нам иную, худородную? Пока не увидим, как она ест с ними вместе, не поверим». И они ответили:
— Пусть она на наших глазах поест с вами — тогда мы её заберём. Шакьи отвели послам покои для ночлега и опять собрались на совет: «Что же нам теперь делать?» — Не беспокойтесь! — опять сказал Маханама — Послушайте, что я придумал. Я сяду за стол, а вы принарядите Васабхакхаттию и приведите её ко мне. Только я возьму в рот первый кусок, пусть кто-нибудь войдёт и скажет: «Князь! Соседний властитель прислал нам письмо. Взгляни-ка и ты, о чем он пишет». Шакьи обещали так и сделать.
И вот Маханама сел есть; девушку тем часом наряжали.
— Приведите ко мне мою дочь! — сказал Маханама
— Я хочу поесть с нею вместе.
— Она ещё не одета, — отвечали ему. Выждав немного времени, дочь привели к нему.
Девушка обрадовалась, что будет есть вместе с отцом, протянула руку к его блюду и взяла оттуда кусок. И Маханама одновременно с нею тоже взял кусок и положил его в рот. Но едва он потянулся за вторым куском, как вошли слуги с вестью:
— Князь! Соседний властитель прислал нам послание. Тебе надобно знать, о чем оно.
— Ты ешь пока, дочка, — сказал Маханама. Правая его рука так и осталась лежать на блюде, в левую же он взял письмо и углубился в чтение. Покуда он сидел над письмом и думал, дочь уже успела поесть. А когда она поела, он вымыл руки и прополоскал рот. Не заметив ничего необычного, послы пришли к убеждению, что Васабхакхаттия и в самом деле дочь Маханамы, и увезли её со всеми служанками, что дал ей отец.
Вернувшись в Шравасти, послы объявили: «Мы привезли дочь самого высокородного Маханамы!» Польщённый царь велел убрать по-праздничному весь город и на груде драгоценностей помазал Васабхакхаттию в главные супруги. Она стала мила и любезна его сердцу.
Прошло немного времени, и она забеременела. Царь приставил к ней нянек и мамок. Через десять месяцев она родила царю светлокожего сына. Надо было давать ему имя, и царь решил посоветоваться с тестем. Он послал в Капилавасту советника с вопросом: «Васабхакхаттия, дочь князя Шакьев, родила сына. Каким именем его наречь?» Советник же тот был туговат на ухо. Когда он приехал в Капилавасту и передал вопрос царя, Маханама сказал:
— Васбхакхаттия и прежде была царю милее прочих его жён, теперь же у неё и подавно не будет соперниц. Она теперь — его любимица. Тугому на ухо советнику вместо «любимица» — валлабха — послышалось «видудабха», с чем он и воротился:
— Государь! Дед предлагает наречь внука Видудабхой.
— Ну что же, Видудабха — наше старинное родовое имя. Пусть так и будет, — согласился царь.
Воспитывать мальчика стали как наследника престола. Когда ему исполнилось лет семь, мальчик вдруг сообразил:
«Всем мальчикам дедушки подарки шлют — игрушечных слонов, лошадок, другие игрушки, а мне никто ничего не присылает». И он спросил мать:
«Матушка! Почему другим мальчикам от дедушек приходят подарки, а мне никто ничего не шлёт? Ты разве сирота?»
— Сынок, твой дедушка — из княжеского клана Шакьев. Просто он далеко, потому и не шлёт тебе подарков, — сказала мать полуправду. Прошло время, Видудабхе исполнилось шестнадцать лет, и он попросил:
— Матушка! Я хочу познакомиться с дедом и его родней. — Оставь, сынок, зачем тебе это? Но сын стоял на своём, и матери пришлось уступить: — Ладно, поезжай.
Видудабха отпросился у отца и выехал с большой свитой. А Васабхакхаттия уже заранее послала весть Шакьям: — Живу я здесь прекрасно. Смотрите, не вздумайте меня с сыном выдать царю. Узнав, что едет Видудабха, Шакьи отослали из столицы в деревни всех мальчиков, которые были младше его годами, чтобы тем не пришлось перед ним кланяться.
И вот юноша прибыл в Капилавасту. Шакьи приняли его в зале совета и стали представлять родичам:
— Вот твой дед по матери; вот твой дядя по матери. Видудабха шёл и каждому кланялся. Так он со всеми поздоровался, каждому поклонился — поясница даже заболела, — а потом заметил, что ему-то ни один человек не поклонился, и спросил:
— А мне, почему никто не кланяется? Где остальные?
— Все мальчики и юноши, что младше тебя, в разъезде, дорогой, — сказали Шакьи. Приняли его они с большими почестями. Видудабха побыл у них несколько дней и уехал.
После его отъезда некая рабыня пришла мыть разведённым молоком скамью, на которой он сидел, и сказала вслух: — Вот она, скамья, на которой сидел сын рабыни Васабхакхаттии! А в тот самый миг в зал вошёл воин из свиты Видудабхи: он позабыл своё оружие и вернулся за ним. Слыша такие пренебрежительные слова, он спросил, в чем дело.
— Да ведь Маханама прижил Васабхакхаттию с рабыней, — отвечала служанка. Воин нагнал своих и рассказал им о том.
— Как же так? — пришла в возбуждение свита.
— Выходит, что Васабхакхаттия — дочь рабыни! Царевич же, услыхав о происшедшем, твердо решил:
— Вот как, значит? Скамью, на которой я сидел, надо после меня отмывать разведённым молоком? Ну что же, стану царём — глотки всем им перережу, кровью их омою эту скамью!
Когда Видудабха вернулся в Шравасти, советники донесли все царю. — Ах, Шакьи! Дочь рабыни дали мне в жены! — разгневался царь. Он отнял у Васабхакхаттии с сыном их прежнее содержание и велел выдавать им на жизнь не больше, чем положено рабыне и рабу.
Но вот прошло несколько дней, и в царский дворец зашёл Учитель. Царь встретил его, поклонился и сказал:
— Почтенный! Оказалось, что твои родичи выдали за меня дочь рабыни! Я велел ни ей, ни сыну прежнего царского содержания более не давать, приравнял их к рабам.
— Шакьи, государь, и впрямь поступили дурно, — отвечал Учитель.
— Если уж они решили дать тебе невесту, надо было давать девушку, равную им самим по знатности. Но я тебе вот что скажу. Васабхакхаттия помазана была на царство по кшатрийскому обычаю, да и Видудабха родился сыном царя-кшатрия. Происхождение по матери мало что значит. Главное — это каков отцовский род. Ведь некогда древний мудрец на троне даже бедную дровоноску сделал царствующей супругой, сын же стал наследником престола и правил обширным городом Варанаси. Его так и звали Каттхаваханой — Дровоносом. И Учитель рассказал царю историю о Дровоносе. Царь внял ему, уверовал, что главное — это отцовский род, и охотно вернул жене и сыну их прежнее положение.
Полководцем у царя был тогда воитель Бандхула. Жена его Маллика оказалась бесплодной, и он решил отправить её обратно в родительский дом, в Кушинару. Маллике же захотелось повидать на прощание Учителя, и вот она пришла преклониться ему в рощу Джеты.
— Куда ты собралась? — спросил Учитель.
— Муж отсылает меня назад к родителям, почтенный.
— С чего же это? — Бесплодна я, почтенный. Не могу сына ему родить.
— Ну, тогда ты напрасно уходишь. Возвращайся-ка к мужу. Маллика обрадовалась, поклонилась Учителю и пошла домой.
— Ты за чем вернулась? — спросил муж.
— Меня Татхагата отправил назад к тебе.
— Должно быть, Учителю виднее, — подумал военачальник и не стал перечить.
И впрямь, Маллика скоро забеременела. Появились у неё и причуды. Однажды она сказала:
— Господин, меня одолевает странное желание.
— Его же тебе хочется?
— Хочу я в городе Вайшали напиться и омыться в священном пруду, где личчхавы свершают помазания правящих княжеских родов.
— Ну, поехали, — согласился военачальник. Взял он с собою лук, до того тугой, что пущенная из него стрела пробивала тысячу воинов насквозь, посадил жену на колесницу и поехал из Шравасти в Вайшали. Правил он сам.
Поделиться книгой: