Связанные честью. POV Лука

— Можешь. И я возненавидела бы тебя за это до конца своих дней.

Из того, что я знал, ненависть была преобладающей эмоцией в большинстве браков в нашем мире.

— Думаешь, меня это волнует? Это брак не по любви. И ты уже меня ненавидишь. Я вижу это по твоим глазам.

В любом случае, этот спор был пустой тратой времени. У нас существовали обычаи, и мы с Арией были ими связаны. Я кивнул на белые простыни.

— Ты слышала, что сказал мой отец о нашей традиции?

Это была дурацкая традиция. Не все женщины кровили в первый раз, если мужчина не был груб специально. Так что некоторые мужья действовали именно так, чтобы гарантировать ожидаемое пятно крови. Ария отошла от меня и приблизилась к кровати, глядя на нее так, как будто та станет ее погибелью. Она думала, что могла бы отговорить меня от нашей брачной ночи, если бы не этот обычай? Тогда она не очень хорошо меня знала.

Я подошел к ней. Она была похожа на богиню. Мне не терпелось вытряхнуть ее из этого платья, чтобы попробовать на вкус каждый ее дюйм. Я положил руки на ее обнаженные плечи. Она была теплой и мягкой, но не обернулась ко мне. Пришлось подавить досаду на то, что она не обращала на меня внимания. Но я буду терпелив, даже если она меня спровоцирует. Я провел рукой по ее ключицам к мягким холмикам груди и почувствовал, как мой член реагирует на ощущение ее идеальной кожи, на ее соблазнительный аромат. Блядь, я плавился от желания быть в ней.

Что-то мокрое упало мне на руку. Мне не нужно было смотреть, чтобы понять, это была слеза, гребаная слеза. Она плакала. Я схватил ее за плечи, развернув, взял пальцем за подбородок и поднял вверх ее лицо. Слезы катились по ее щекам. Я знал, что некоторые женщины могли заплакать, когда захотят, но выражение в глазах Арии выдало мне все, что нужно знать: она была испугана и отчаялась. Я был хорошим знатоком человеческого характера, это было необходимо для того, чтобы держать моих людей под контролем. Ария не будет бороться со мной, если я подтолкну ее к кровати, сорву с нее одежду и возьму ее. Она ляжет и позволит этому случиться. Будет плакать, но больше не откажет мне. Она была в моем распоряжении. Надо было взять ее, заставить стать моей. Слезы никогда не ослабляли мою решимость. Но раньше эти слезы никогда не принадлежали моей жене, женщине, с которой я должен провести всю оставшуюся жизнь. Черт возьми, я поверить не мог, что меня заденет вид моей испуганной жены.

Выругавшись, я отскочил в таком бешенстве, что почти ничего не видел. Я вмазал кулаком по стене, радуясь наказывающей меня ослепляющей боли, прорвавшейся через костяшки моих суставов. Через несколько лет я собирался стать Капо. Я убивал, шантажировал, пытал, но не мог взять невинность собственной жены вопреки ее желанию. Кем это делало меня? Отец сказал бы, что я тряпка. Может, он решил бы, что я не могу быть его наследником, если не в состоянии даже трахнуть свою жену. Но я знал, что в целом не размяк. Я мог бы сейчас выйти и без толики раскаяния убить всех членов гребаного Чикагского Синдиката.

Конечно, нам все равно нужно было сделать так, чтобы все поверили, будто я трахнул Арию. Был только один способ сделать это. Я повернулся к своей трясущейся жене и вытащил нож. Сегодня вечером я не только отказывался от удовольствия побывать в узкой киске Арии, но еще и собирался истекать кровью ради нее.

Эта мысль меня не порадовала; не потому, что мне было дела до пореза. Я страдал и от гораздо более серьезных травм, однако не мог не чувствовать, что мой поступок даст Арии слишком много власти надо мной. Но я уже принял решение. Ария смотрела на меня с нескрываемой тревогой, и, когда я подошел к ней, она вздрогнула. Опять.

Она ожидала худшего, потому что я был монстром. Я сделал порез у себя на руке, положил нож на стол и взял стакан, чтобы собрать несколько капель крови. Изумление Арии было бы забавным, если бы я по-прежнему не был зол на себя. Направился в ванную, чтобы добавить в кровь несколько капель воды так, чтобы это выглядело убедительно. У меня не было девственниц прежде. Мои вкусы всегда тяготели к грубости, так что опытные женщины казались подходящим выбором. Но за эти годы я несколько раз был свидетелем презентации простыней и знал, что от нас ожидают.

Ария не двинулась с места и когда я возвращался в спальню, и когда подходил к кровати, где разлил несколько капель розовой жидкости. Краем глаза увидел, как Ария осторожно подходила ко мне. Она остановилась в нескольких футах, на ее прекрасном лице надежда смешалась с замешательством. Некоторые девушки становились некрасивыми, когда плакали, но сомневаюсь, что Ария могла когда-либо выглядеть изумительнее. Густой румянец на ее щеках заставил меня еще сильнее ненавидеть себя за свою слабость. Сегодня ночью подо мной могло быть ее прекрасное тело, а вместо этого я своей кровью рисовал гребаную картину для чертовых фурий моей семьи.

— Что ты делаешь?

— Они хотят крови. Они ее получат.

— Почему вода?

— Кровь не всегда выглядит одинаково.

— Крови достаточно?

Что рассказали ей о первом разе женщины ее семьи?

— Ты ожидала кровавую баню? Это секс, а не поножовщина.

Она снова закусила губу, и образ того, как она делает это в порыве страсти, промелькнул у меня в голове.

— Они не узнают, что это твоя кровь? — тихо спросила она.

Она выглядела так чертовски великолепно с этим румянцем и маленькой робкой улыбкой. Хотел бы я посмотреть, распространился ли этот прекрасный румянец по всему ее телу. Мне нужна гребаная выпивка. Если я сегодня не трахнусь, то, по крайней мере, напьюсь. Чертова пустая трата ночи.

— Нет. — Я налил себе виски в стакан с кровавой смесью.

Ария не отводила от меня глаз, когда я откинул голову назад и проглотил свой напиток. Она посмотрела на меня с отвращением.

— Что насчет теста ДНК?

Она серьезно?

— Им будет достаточно моего слова. Никто не усомнится в том, что я забрал твою девственность, когда мы остались наедине. Они не станут, потому что я тот, кто я есть.

У меня была определенная репутация. Я никогда не уклонялся от того, что должен был сделать. Так почему же не вытряхнул Арию из ее платья, чтобы трахнуть? Страх отразился у нее на лице, и она сделала шаг назад, как будто могла прочесть мои мысли и думала о побеге.

Именно поэтому, блядь. В то время как я наслаждался страхом на лицах своих врагов, а иногда и моих собственных солдат, мысль о том, что Ария лежит подо мной с похожим выражением, совершенно не заводила меня. Я не хотел испугать ее.

— Нет, — произнес я. — Ты сегодня уже пятый раз шарахаешься от меня. — Я поставил стакан и взял со стола свой нож, прежде чем подойти к ней. Она выглядела так, словно готова была сбежать. — Отец никогда не учил тебя скрывать страх от монстров? Они пускаются в погоню, если ты бежишь.

Она ничего не ответила, но я видел, как она начала дрожать, когда взглянула на меня. Неужели она думала, что я порежу ее? Если бы я действительно был таким монстром, мы бы здесь не стояли. Она бы раскинулась на кровати, вся в слезах, потому что я бы затрахал ее.

— Этой крови на простынях нужна история, — пояснил я ей, надеясь, что она, нахрен, успокоится, но она вздрогнула, снова. — Это уже шестой раз. — Я поднес нож к краю ее платья, следя за тем, чтобы лезвие не касалось ее безупречной кожи. Затем медленно разрезал ткань, пока платье, наконец, не распалось, упав лужицей вокруг ее туфлей. — В нашей семье существует традиция раздевать невесту подобным образом. — На Арии не осталось ничего, кроме узкого корсета и белых кружевных трусиков. Проклятье. Да она гребаный ходячий секс. И опять она вздрогнула. — Седьмой, — прохрипел я, не в силах оторвать глаза от великолепного тела. Вершины ее идеальной небольшой грудки, узкая талия, тонкая ткань трусиков, едва скрывающая киску.

— Повернись.

Блядь. Сзади Ария была еще соблазнительней, чем спереди. Что это за штука была на ней надета? У нее был гребаный бантик над великолепной круглой задницей, практически приглашавший меня распаковать ее. Было бы так легко разорвать ее хлипкие трусики и вонзиться в нее. Она источала сладость и совершенство, и она была моей, только моей. Я потянул за бантик. Это было бы так легко.

— Ты уже пролил за меня кровь, — тихо прошептала она. — Пожалуйста, не надо.

Моя жена умоляла меня не причинять ей боль. Может, я и правда был монстром. Я провел пальцами по шелковистой коже спины, нуждаясь в прикосновении к ней до того, как порежу е корсет.

Она схватилась за свой корсет, прежде чем я смог мельком увидеть ее грудь. Я обернул одну руку вокруг нее и притянул к себе. Она ахнула и замерла, когда мой член впился ей пониже спины, и ее щеки заалели румянцем ещё сильнее.

— Сегодня ты молишь меня о пощаде, но однажды будешь умолять трахнуть тебя. Только лишь потому, что я сегодня не заявил на тебя свои права, не думай, будто ты мне не принадлежишь, Ария. Ни один мужчина никогда не получит то, что принадлежит мне. Ты моя. — Она быстро кивнула. — Если я застану мужчину, целующим тебя, я отрежу ему язык. Если увижу, как мужчина прикасается к тебе, я отрежу ему пальцы по одному. Если я поймаю мужика, трахающим тебя, я отрежу его член и яйца, а затем скормлю их ему. А тебя заставлю смотреть. — Она знала, что я не шутил. Она видела, что я сделал с ее ублюдком кузеном несколько лет назад. И это еще цветочки.

Я отпустил ее. Ее близость подкидывала идеи, которые прямо сейчас мне были не нужны. Я подошел к столу и еще раз наполнил свой стакан, в то время как Ария исчезла в ванной. Я услышал, как щелкнул замок и чуть не расхохотался: моя жена спряталась от меня за закрытой дверью. У кого угодно в этом гребаном особняке, вероятно, сегодня вечером будет больше приключений, чем у меня. Проклятье.

Я опустошил еще три стакана виски, когда Ария наконец появилась. Это была чертова пытка. На ней была тонкая, прозрачная ночная рубашка, которая ничего не скрывала. Да она, блядь, шутит?

— И эту одежду ты выбрала, не желая, чтобы я тебя трахнул?

Ее глаза метнулись от кровати ко мне. Мне не нужно было читать ее мысли, чтобы понять, она все еще мне не доверяла. В таком наряде она, наверное, и правда не могла никому доверять.

— Не я ее выбрала.

Конечно, нет.

— Моя мачеха? — Эта женщина была сующей всюду свой нос садистской сукой.

Ария быстро кивнула. Меня тошнило от ее испуганного лица. Я поставил стакан и встал. Как всегда, Ария вздрогнула. Я даже комментировать не стал, но был до чертиков раздражен. Не так должна была пройти наша брачная ночь. Не говоря ни слова, я направился в ванную, и дал двери закрыться за моей спиной. Раздевшись, я встал под душ. Под струями теплой воды я дрочил на картинки соблазнительного тела Арии и чувствовал себя как чертов подросток. Но никогда, даже в то время, мне не приходилось использовать свою руку, когда я делил комнату с великолепной девушкой. Выплеснув сперму на кафель душевой, я не получил никакого удовлетворения, но, по крайней мере, мои яйца уже не грозились вот-вот лопнуть.

Когда через пятнадцать минут я вернулся в спальню, Ария лежала, почти полностью укрывшись одеялом, только золотые волосы ореолом рассыпались на подушке. Я выключил свет и лег рядом. Ария лежала так тихо, как будто ее там и не было вообще. Я знал, что она не спала. Она затаила дыхание. В ней говорил страх.

Я закинул руки за голову и уставился в темноту, а затем услышал это, рыдание. Вскоре оно усилилось, и я почувствовал, как матрац вибрирует из-за Арии, зашедшейся в сильном плаче. Хоть я и был в ярости, но, помимо этого, почувствовал эмоцию, на которую и не думал, что был способен: сострадание. Я хотел утешить ее и ненавидел эту слабость в себе. Витиелло никогда не проявляет сочувствия, и он, конечно, никогда не опустится до смешных женских прихотей. Так мой отец учил меня и Маттео.

— Ты будешь плакать всю ночь? — резко спросил я, выпустив на свободу свой гнев. Это был хорошо знакомый выбор.

Ария не ответила, но я по-прежнему слышал ее приглушенные рыдания.

— Не представляю, как бы ты плакала, если бы я все-таки взял тебя. Может, я должен тебя трахнуть, чтобы дать реальную причину для слез? — Во мне говорил истинный сын своего отца. Когда я выпускал пар, мне всегда становилось лучше, так почему же на этот раз не так?

Ария шевельнулась, но ее рыдания только усилились. Я включил свет и сел. На какое-то мгновение меня ошарашила представшая передо мной картина: моя жена, сжав плечи в защитном жесте, свернулась в позе эмбриона рядом со мной и сотрясалась от рыданий. Мне тяжело далось сдержать свою злость, видя ее такой. Были мужчины, которых возбуждало, если женщина плакала. Но я никогда их не понимал.

Проблема в том, что я понятия не имел, что делать с плачущей женщиной, ведь за всю свою жизнь я никогда никого не утешал. Я прикоснулся к ее руке. Очевидно, это было неправильным решением, потому что она вздрогнула и скатилась бы с гребаной кровати, если бы я не схватил ее за бедро и не притянул к себе.

— Довольно, — сказал я, пытаясь скрыть разочарование от неудачной попытки. Она уже была напугана, и, если я позволю ей заметить свой гнев, ситуация, определенно, не улучшится.

Я перевернул ее на спину. Она лежала неподвижно, закрыв глаза, словно ожидая, что я сделаю дальше.

— Посмотри на меня. — Ее огромные голубые глаза распахнулись, наполнившись слезами. — Я хочу, чтобы ты перестала плакать. Хочу, чтобы ты перестала дергаться от моего прикосновения.

Она моргнула один раз, затем кивнула. В этот момент она согласилась бы на что угодно. Я и раньше видел такое выражение в глазах других людей

— Этот кивок ничего не значит. Думаешь, я не узнаю страх, когда он на меня смотрит? Когда я выключу свет, ты снова будешь плакать, как будто я тебя изнасиловал. — Изнасилование было одним из тех весьма немногочисленных отвратительных поступков, в которых меня нельзя было обвинить, и у меня совершенно не было намерения это менять. — Знаешь, чтобы подарить тебе душевное спокойствие и заткнуть тебя, я дам клятву.

Ее лицо озарила надежда, сделав ее еще прекрасней. Сам не понял, почему я даже заволновался. Мне нельзя. Она облизнула губы, и я чуть не застонал.

— Клятву?

Я взял ее маленькую ладошку и прижал к татуировке на своем сердце. Ее ладонь была теплой и мягкой, и это было очень приятно. Я произнес несколько слов, которые говорил когда-то давно во время своего посвящения.

— Рожденный в крови, поклявшийся на крови, я клянусь, что сегодня не буду пытаться украсть твою невинность и не причиню тебе вреда. — Если бы Маттео увидел меня сейчас, он бы не позволил мне закончить. Я кивнул на свой порез. — Я уже пролил кровь, так что это скрепит клятву. Рожденный в крови. Поклявшийся на крови. — Я накрыл ее руку своей, а затем подождал, пока она произнесет слова.

— Рожденная в крови, поклявшаяся на крови, — негромко сказала она.

Ее губы тронула едва заметная улыбка, и, увидев ее, я не должен был почувствовать себя таким... довольным. Я отпустил Арию и выключил свет. Больше она не плакала. Наконец ее дыхание стало размеренным. Конечно, я бодрствовал, но не мог даже выйти из комнаты. Если кто-то увидит меня разгуливающим вокруг, в то время как я должен вдалбливаться в собственную жену, это добром не кончится. Никто никогда об этом не узнает.