В поисках мальчишеского бога

По моим ощущениям, проснулся я в ту же секунду. На голову что-то капало. Я закричал.

Оказалось, это дождь. Он пошёл ночью и, естественно, протёк сквозь крышу. Мой крик перешёл в стон: и это называется отпуск?!

Я хотел спросить, где справедливость, но отец перебил:

– Чем вопить, сбегай-ка лучше за ведром! Проку больше будет.

И ещё полночи мы затирали лужи и подставляли под воду тазики и прочую тару.

На следующий день от бессилия и тоски хотелось то возмущаться, то плакать, и я ничего не мог с собой поделать. Чувство юмора не помогало.

Когда я первый раз пошёл в туалет, то даже не смог спустить воду. Предательская кнопка сначала никак не хотела нажиматься, а потом никак не хотела вставать на место. Унитаз был с ржавыми подтёками и качался, потому что неровно стоял на плохо выложенном коричневым кафелем полу.

Душ поначалу тоже не работал, но в итоге я всё-таки смог повернуть рычаг. Хотя напор воды оказался таким слабым, что назвать это устройство душем было бы большим преувеличением.

– Ты не мог оставить меня в городе? – спросил я отца, вернувшись в комнату.

– Мог, но ты должен знать, что так тоже бывает, – ответил он. – А пока берись за тряпку, и давай наводить порядок. Это верный способ разобраться в окружающем тебя мире.

Подпустить немного философии – это тоже в отцовском стиле.

На вес золота

Всё время отец проводил в разъездах по Среднему и Рыбачьему. Возвращался он поздно. Особенно поначалу. К тому времени я уже часто лежал в кровати. Иногда спал, иногда делал вид, потому что не хотел лишних разговоров. Но отец и сам ни о чём не спрашивал. Утром он уезжал вновь, а я оставался дома один, не зная, чем себя занять.

Сказать по правде, была ещё одна мысль, не дававшая мне покоя. Дело в том, что мой день рождения – летом. И так-то я всегда провожу его без школьных друзей, но хотя бы родители обычно придумывали что-нибудь интересное. А что может быть такого уж необычного здесь, на этих забытых Богом островах? Только скалы да ветер. Да ещё геологи. Но это не та компания, на которую я рассчитывал. От мыслей про потерянный день рождения становилось совсем мрачно.

После пары-тройки тоскливых дней, проведённых в четырёх стенах, я вышел на улицу. На ту самую – единственную. По ощущениям это можно было сравнить чуть ли не с вылазкой в открытый космос.

С момента нашего приезда здесь ничего не изменилось. Время явно жило в этих краях по особым законам и никуда торопиться не собиралось.

Я вышел из единственного подъезда и огляделся. Посёлок казался частью забытого и затерянного в неизвестности мира. И в его центре находился я. Рядом – ни души. Только собака лениво прошла мимо, не обратив на меня никакого внимания.

Я сделал несколько осторожных шагов, точно опасаясь, что из-за угла выскочит монстр или под ногами откроется люк, в который я улечу. Но в реальной жизни такого не бывает. Впервые я подумал, что это, пожалуй, хорошо. Лишних неожиданностей не хотелось.

– Заходи в гости! – вдруг прозвучало за спиной.

В этот момент я стоял под вывеской несуществующей бани, боязливо заглядывая внутрь строения. Вздрогнув, я обернулся. Передо мной был бородач в камуфляжной куртке, спортивных штанах и резиновых сапогах. Оказавшись на чужой планете, плохо понимаешь, как надо реагировать на подобные приглашения. Я растерялся. Но незнакомец по-своему понял моё смущение:

– Не сюда, конечно, – ко мне, в радиорубку. Вон она. Дождь начинается, а ты в кроссовках. Промокнешь…

Я кивнул. Оказывается, инопланетяне тоже стараются спрятаться от дождя. Это нас сближало.

Мы пошли по грунтовке в сторону обитого железом зелёного фургона, который бородач назвал радиорубкой. Судя по спущенным и обмякшим колёсам, посёлок был местом его вечной стоянки.

Хозяин открыл дверь, поднялся в фургон. Изнутри раздался щелчок, а следом ещё один. В каморке появился свет.

– Напряжение надо сбрасывать, чтобы на приборы не влияло, – пояснил он.

Я тоже вошёл в радиорубку.

– Сейчас на связь выйду, и будем чай пить… – он сел перед здоровой радиостанцией, щёлкнул тумблером туда-сюда и повернулся в мою сторону. – Меня вообще Борисом зовут, – он улыбнулся и протянул руку.

– А я Ваня… – я тоже протянул руку.

– Ну, вот и познакомились!

Он вскипятил электрический чайник, достал с полки большие оранжевые кружки в белых кругах по бокам, коробку с кусковым сахаром, маленькую миску с печеньем и конфетами.

– Ну, как тебе тут у нас?

Я не знал, что ответить.

– Как-то грустно, разруха кругом, всё ржавое и старое…

Бородач немного помолчал.

– Да, с непривычки тоску нагоняет. Я, когда сюда приехал, тоже загрустил. Ну, да мне особо выбирать не приходилось… А потом привык.

Борис налил чая. Такого густого, что я даже поморщился от горечи.

– Извини, это я по привычке. Налил, как себе… Добавь сахара, тогда вкусно будет.

Мы сидели за его рабочим столом. Со всех сторон нас окружали приборы с широкими пучеглазыми экранчиками, дрожащими стрелками, бегающими жёлтыми волнистыми линиями. Иногда в приборах что-то переключалось, и они начинали урчать, как живые.

Чай действительно оказался вкусным.

– Тут вообще-то много всякого интересного. Человек, конечно, погадил вокруг. Такая уж у него натура. Но природа здесь необидчива. Всё принимает, всё прощает…

В радиорубке было тепло. Дождь за окном начался и уже прошёл.

Борис поставил чашку на край стола, собрал ладонью крошки и аккуратно ссыпал их в рот.

– Так что ты погоди грустить, ещё освоишься…

После дождя наступила весна. Это произошло внезапно, в один момент, словно по волшебству. Я это сразу почувствовал, когда вышел из радиорубки. Весна, и всё тут. И вот уже ветер, не утратив своей силы, стал тёплым и мягким. Земля точно вздохнула, не боясь заморозков. И действительно, уже на следующий день на кустиках появились осторожные листочки. Они ещё чуть медлили, словно не верили до конца, что можно выбираться на свет, но в считанные дни сопки начали превращаться в зелёный ковёр, а серые скалы и грязные снежники в ложбинах уже не казались приговором всей моей жизни.

Нигде так не ждут весну, как на Севере, говорил Борис. И нигде её так не ценят – хрупкую, робкую и мимолётную. У неё на всё про всё неделя-две. Это максимум. А потому каждый день – на вес золота.

Обои и унитаз

Наконец у отца выдался выходной. Он вошёл в мою комнату (к тому времени из-за протекающей крыши мы переехали с третьего этажа на первый), держа в руках рулоны обоев.

– Давай переклеим, а?

– Мы ведь через три месяца уедем. Зачем тратить время? – спросил я.

– Ну, не жить же в грязи. Пусть даже день или неделю. А уж тем более три месяца. Это большой срок.

– Не знаю… А на что мы будем клеить? Клей-то у нас есть? – я искал причины, чтобы не заниматься ремонтом.

– Не проблема. Сварим клейстер. Будет лучше любого клея держать. Проверенная технология!

Отец принёс откуда-то муки, в эмалированном ведре вскипятил воду, замешал густую жижу. Выглядело как-то не очень… Я даже поморщился.

– Тебе же не есть её предстоит, а обои клеить, – пожал плечами отец. – Давай-ка лучше раскатывай рулоны. Пусть отлежатся.

Обои мы клеили целый день. Сначала обдирали старые и даже соскребали пожелтевшие газеты под ними. Были там «Правда», «Советская Россия», какие-то страницы на немецком языке. Отец сказал, что, видимо, живший здесь человек до этого служил в Германии. Я попытался почитать, но по-немецки у меня ничего не вышло.

Когда за окном всего одна улица, даже поклейка обоев приобретает свой смысл и не кажется потерей времени. С каждым рулоном я всё глубже вникал в особенности подгонки кусков, сохранения рисунка и даже запомнил, что начинать работу надо всегда от окна. Иначе всё пойдёт вкривь и вкось. А с углами возиться – самое муторное. Но тут важно не торопиться, делать спокойно.

О чём-то говорили с отцом: про обои, разметку рулонов, кантики и кромки. Ничего особенного не сказали, но откуда-то появилось чувство близости, на которое дома никогда не хватало времени. Всегда куда-то бежали, торопились, и не было получаса просто вместе помолчать.

Когда мы закончили, действительно получилось хорошо. В комнате стало светлее. На обоях не было никаких подтёков и жирных пятен. Ошмётки старой бумаги больше не свисали сверху и не пузырились внизу.

– Ещё бы унитаз заменить, – проговорил отец. – Чтобы уж совсем по-человечески стало. Как думаешь?

На следующий день отец вернулся поздно. Зато счастливым-счастливым. Он стоял на пороге в обнимку с белым унитазом.

– Новый! На складе валялся. Говорят, лет пятнадцать назад привезли, когда тут ремонты собирались делать. А потом всё бросили…

Отец поставил фаянс посреди комнаты и с любовью посмотрел на него:

– Удивительно, что уцелел… А вот теперь пригодится…

От этой картины мне стало весело. Как-то по-дурацки всё выглядело. Мы с отцом на краю земли. Холодно, дождь за окном. А мы в центре комнаты унитаз поставили и радуемся.

Отец нагнулся к коробке, пытаясь что-то прочитать на гофрированном картоне:

– Я же говорил – классная вещь! Всё-таки умели раньше делать!

Мой котёл

Постепенно мои прогулки по посёлку и его окрестностям вошли в привычку. Я уже не сидел дома в тоскливом и бесполезном унынии.

Выйдя на улицу в очередной раз, тут же столкнулся с молодым парнем из геологов. Я поздоровался.

– Слушай, ты топить умеешь? – спросил он.

– Топить? Печку? Нет! – испуганно ответил я.

Парня это не смутило:

– Не печку, а котёл. Значит, самое время научиться! Мужик ты или нет?

– Мужик… – неуверенно ответил я.

– Тогда выручай. Я там один сейчас, остальные на выезде, а разорваться не получается: и еду готовить надо, и огонь поддерживать.

Я плотнее застегнул бушлат, с которым теперь не расставался, и пошёл за парнем в котельную.

Наклонившись вперёд и опершись на колени, парень смотрел в топку:

– Короче, следи, чтобы, во-первых, не погасло, а во-вторых, сильно не разгоняй, а то я там наверху ничего не смогу сделать.

Я кивнул:

– Попробую!

Парень ушёл, а я остался один на один с огнём и топкой. Я очень нервничал. Для начала взялся за лопату – тяжёлую, с широким совком, покрытую слоем чёрной пыли. Зачерпнул уголь из кучи, сваленной рядом со входом, и кинул в огонь. Уголь вспыхнул, обдав меня волной жаркого воздуха. Я быстро пошёл за следующей партией. Потом ещё, и ещё, и ещё. По лбу и щекам потекли струйки пота. Я скинул бушлат и остался в одной рубашке. Мне очень не хотелось услышать, что я не справился, не смог сохранить огонь.

– Эй, хорош! Тормози, а то взлетим! Ты же не на паровозных гонках! – парень стоял в дверях и размахивал руками.

Я вдруг почувствовал, что в его словах нет ни капли высокомерия, хотя он и разговаривает с младшим. Это мне очень нравилось. Парень заглянул в топку:

– Раскидай немного уголь, а то в одном месте под котлом шпарит!

– Может, водой залить? – предложил я.

– Не надо, потом не разожжём! Замучаемся!

Я улыбнулся в ответ и взялся за длинную кочергу, чтобы выровнять пламя по всей топке. После этого замечаний сверху не поступало. Я аккуратно поддерживал необходимый уровень огня. Спустя час парень спустился, посмотрел в печку и хлопнул меня по плечу.

– Молоток! – он протянул руку. – Я Анатолий! Пошли за стол.

Мы поднялись в столовую, где сидели вернувшиеся из похода геологи. Они приветствовали меня дружным гулом. Я даже смутился, опасаясь розыгрыша или подвоха.

– О, да это же наш старший менеджер! – воскликнул толстяк в тельняшке, которого я видел по дороге сюда, на базе.

Все обращались к нему «Сан Саныч». Он встал из-за стола, подошёл ко мне и протянул руку.

– Вот это человек! Это я понимаю! Не только двери ломать умеет!

Другие согласились:

– Народ без обеда не остался!

– Теперь будем знать, к кому обращаться…

Я улыбался. А потом взял тарелку с круто сваренным на моём огне борщом, чёрный хлеб с холодным маслом и большой стакан чая с сахаром. В общем, было вкусно.

– А что вы вообще ищете? – спросил я геологов.

Они помолчали, словно уступая друг другу слово. Потом кто-то из сидевших за столом ответил: